Гой

Однажды Абрам принёс домой котёнка.
– Как мы его назовём? – спросила Сара.
– Давай Ёськой, как моего противного шефа.
– Ты что такое говоришь?! Разве можно животное человеческим именем называть?
– А как ты предлагаешь?
– Ну, как обычно все – Васькой или Тишкой…

Гой


XXI век. Россия.
Наступило постылое время.
Время утраченных надежд и ломки судеб миллионов людей, живших некогда одной интернациональной семьёй. Страна распалась на полтора десятка государств. Везде царит хаос и беспредел.
Интеллигенция и законопослушные граждане в одно «прекрасное утро» проснулись и поняли: они лишние. Культура, нравственность, вера в добро и справедливость стали синонимами бедности и бесперспективности жизни.
Но самое страшное, что выпало всем, это деление по социальным, национальным и религиозным признакам. Русские, государствообразующая нация, во всех без исключения бывших республиках, стали людьми третьего сорта.
Что ж, это можно было чем-то объяснить или попытаться оправдать, но то, что стало происходить на территории Российской Федерации и, в частности, в обеих столицах – уму непостижимо.
Вдруг, откуда ни возьмись, появились собрания почётных потомков дворян, многие из которых были обыкновенными гопника-ми; академии с лжедокторами и псевдопрофессорами, члены которых не имели даже высшего образования; союзики писателей, возглавляемые графоманами и зарабатывающие за счёт писателей-непрофессионалов дутые имена; сообщества отставных моложавых  генералов  и  адмиралов – героев Советского Союза и России, не нюхавших пороха и в своё время уклонившихся  от про-хождения срочной службы; врачевателей и экстрасенсов с напёрсточными способностями и финансовыми интересами;
И, что удивительно, во главе большинства этих весьма сомнительных организаций стали некто вчерашние Петровы да Ивановы, вдруг ставшие ныне Коганами и Капланами, «богоизбранными мессиями» и хозяевами, по их утверждению, истинной жизни на Земле, назначение которых определено в Талмуде: передавать от Бога все главные ценности рабам и тварям Божиим, то бишь гоям.

…Идут по миру, знанья в души сея
Народов многих, Израиля вои,
Но не способны мудрость Моисея
Постичь умишком примитивным гои…

Так, услышав впервые на одном из творческих вечеров, унизительное и оскорбительное прозвище «гой», я не придал ему особого значения, но, когда это слово стало нарицательным, и им кое-кто из русскоязычных авторов стал злоупотреблять в определённой среде литературного бомонда, в которой мне приходилось  вращаться, я ужаснулся: эти новоявленные «богоизбранные» поэтические особы, опираясь на талмудское мышление – умение вывернуть наизнанку любой факт и извлечь пользу из всего окружающего, стали навязывать собратьям по перу мнение о том, что славяне от рюриковичей и до наших дней: «иванушки-дурачки», пьяницы и тунеядцы, а все гении и светила это – современные наследники мудрости Соломона и Моисея. И не дай Бог, о них сказать плохо, это тут же русским национализмом будет объявлено.
…В сентябре месяце, каждый год я приезжаю на свою малую родину, что находится в Украине: в город Кировоград.
Встречаюсь с местной интеллигенцией, в том числе, и с членами Союза писателей Украины и с непрофессионалами, то есть с членами ЛИТО.
Традиционно навещаю людей близких моему сердцу, в том числе и друзей детства. Однажды, во время очередного застолья, однокашник и друг детства, Борис Моисеев, уговорил меня помочь местному дарованию, его племяннице, подготовить к печати томик её стихов.
Встретившись в глубине городского парка культуры и отдыха, мы с Соней Шмулевич расположились в тени на уютной скамеечке.
Редактировать слабенькие стихи всегда сложно, особенно, если они наполовину «женские», то есть, по сути, наивное лирическое словоблудие, наполовину с религиозно-этническим душком.
Мне понадобилось около шести часов, чтобы привести их в более-менее достойное состояние. Перевернув последнюю страницу, я дамочке посоветовал дать их ещё раз на просмотр какому-нибудь опытному редактору, а десяток виршей с явным сионистским уклоном категорически изъять из сборника.
Соня молча во всём соглашалась со мной и кивала в такт своей прелестной головушкой, но в глазах я что-то не улавливал ни радости, ни искренности. И вдруг она выпалила:
– Кстати, а как вы относитесь к евреям? И на ваш взгляд, настолько современные еврейские писатели обогатили русскую литературу?
Я опешил! Ну и вопрос? Попахивало всё тем же Талмудом и сионизмом.
– Дорогая Сонечка, – как можно спокойнее я произнёс, – к евреям я отношусь точно так, как они относятся к этническому населению государства, в котором они проживают. А, что касается второго вопроса, то на русском языке создаётся, независимо от национальности писателя, только русская литература так же, как на иврите только еврейская.
Недослушав меня, молодое дарование вскочило, впопыхах запихнуло стопку отредактированных виршей в сумочку и, ссылаясь на неотложные дела, поспешило в сторону выхода из парка.
Под стук удаляющихся каблучков у меня экспромтом родилось стихотворение:

Откровение

Мы встретились в тенистом парке с нею,
Я ей стихи отредактировать помог.
– Как, кстати, Вы относитесь к евреям? –
Меня застала дамочка врасплох.

Оторопел вначале:
– Врать не стану
И мудрствовать Вам о добре и зле:
Так, как они, относятся к славянам
И к прочим всем живущим на Земле.

Она вдруг покраснела и смутилась,
Вскочила, наспех сумку собрала.
– Простите, я немножко припозднилась,
А дома – неотложные дела…

Ей долго вслед глядел я с сожаленьем, –
Что мог ответить на вопрос такой,
Отредактировавший том стихотворений,
Бестактной дамочке,
Простой российский гой?!

По пути домой я заскочил на работу к Борису и, прочтя это стихотворение, в двух словах обрисовал наш с Соней разговор, на что друг моего детства с огорчением произнёс:
– Ты что думаешь, только у вас в России подобное творится? И здесь многие мои соплеменники помешались на Штатах да на Израиле, забывая, что могилы их предков здесь, где они родились, выкормились и получили путёвку в жизнь. Не та мать, что рожает, а та, что воспитывает…
Несколько дней спустя в доме моих родителей побывал корреспондент местной газеты, где, в его присутствии состоялась очередная встреча моего отца с израильтянином Яковом Самуиловичем Шлёмой.
Эпизод из жизни моих предков стал для меня удивительным открытием. Оказывается в двадцатые годы мой дед-коммунист, рискуя своей семьёй, спас от погромов и укрыл в подвале дома многодетную семью Шлёмов, среди которой был и отец Якова Самуиловича.
С той поры минуло более восьмидесяти лет. В прежние годы, периодически раз в пять лет, моего отца навещал дядя Самуил, а в последние годы на малую родину, в Украину, продолжал приезжать к своим родствен-никам его сын Яша, традиционно встречаясь в нашем доме с моим отцом, и в знак благодарности на Кущёвском кладбище на могилу моего деда возлагал цветы.

Прошло ещё несколько дней. После публикации в местной газете очерка об их встрече, мне соизволила позвонить Сонечка Шмулевич. Между нами состоялась задушевная беседа. Как мне показалось, эта милая дамочка «прозрела». Видно, друг моего детства, Борька, к этому приложил руку, а может быть и аргументы в виде статьи.
Надеюсь, на одну «негойку» в Украине стало меньше…
Перед отъездом домой, в Питер, встретившись с Борисом, я для Сонечки передал два стихотворения. Одно моё, как напоминание о нашей встрече, а второе – замечательной петербургской поэтессы и моего друга Генриетты Ляховицкой:

К России

Мне говорят: «Покинь Россию,
Ищи, где лучше и теплей».
Но как Россию я покину,
С рожденья связанная с ней?

Мне говорят: «Ты здесь чужая –
Иная кровь в тебе течёт!» –
Зло говорят, не понимая,
Что кровь – ещё не полный счёт:

Седые прадеды и деды
Мои в российской стороне
Терпели горести и беды
И с кровью завещали мне

Любовь, прочнее синей стали,
Любовь, что вопреки слезам,
Любовь, во что бы то ни стало,
К российским рощам и снегам.

Я здесь ребёнком голодала
Военным временем лихим,
Под этим небом я страдала,
Слагала первые стихи,

И пушкинский язык напевный,
Раздольной щедростью маня,
Славянским ладом свеже-древним,
Родным навек стал для меня.

Любовью был моею русый,
С широким смехом волгаря,
И в сыне кровь свою я с русской
Смешала, всю себя даря…

И вот теперь должна в угоду
Озлобленным, и в зле слепым,
Отдать священную свободу
Дышать Отечеством своим?

Мне говорят: «Оставь Россию,
Беги в заморские края!»
Да где же взять такие силы?
Ответь мне, Родина, моя!

Надеюсь, время всё расставит по местам и многие из живущих на нашей грешной и святой земле поймут, что:

Бог отмеряет жизнь в длину,
А каждый придаёт ей ширину…