На могиле Шукшина

      Самолет Барнаул – Москва ударившись шасси о взлетно-посадочную полосу, наконец-то приземлился в аэропорту «Домодедово». Через маленький иллюминатор вдалеке был виден осенний желтый лес. На улице шел небольшой моросящий дождик, капли которого ударяясь о лайнер, плавно стекали вниз по фюзеляжу. Кое-где в низинах асфальтового покрытия аэродрома, своей прозрачной водой белели неглубокие лужицы.
      На трап неторопливо вышел пожилой, интеллигентного вида мужчина. Он был одет в черный кожаный плащ и такую же темную модную шляпу. В левой руке гость крепко сжимал ручку стильного коричневого чемодана.
      Аккуратно подняв воротник и морщась от дождя, приезжий подумал про себя:
      – Москва-матушка. Столица! – и неторопливой походкой, какая бывает у солидных и умудренных житейским опытом людей, направился в здание аэровокзала.
      Так директор крупного металлургического комбината, пятидесятилетний Захар Гаврилыч Хомутов прилетел в столицу на международную выставку.
      Родился он в Алтайском крае в крестьянской семье. После окончания восьмилетки поступил в Барнаульский сельхозтехникум, откуда был призван на срочную службу. Вернувшись из армии, заочно выучился в политехническом институте. И вот он директор комбината.
      Захар всем сердцем любил свой хлебный край и всегда был только с ним. Даже когда уходил в отпуск, старался вырваться не на далекие курорты, или в санаторий, а в родную деревню.
      Это уже будучи большим руководителем, он по долгу службы стал ездить по стране, но куда бы не заносила его судьба, нигде не было так хорошо и привольно, как дома в родимой сторонке.
      Директором Захар был уже десять лет и посещал Москву неоднократно. Но все никак не мог привыкнуть он к этому серому суетливому «проходному двору», от одних машин уже рябило в глазах, не говоря о людях.
      – Это ж, как они тут приспосабливаются? Пока от одного места до другого доберешься, пол дня незаметно пройдет. – удивлялся он. – И для чего они все едут-то сюда, в эти бесконечные каменные джунгли?! Чтобы в метро каждый день трястись, как сельди в бочке?! – все думал Хомутов глядя в окно электропоезда пока ехал до Павелецкого вокзала.
      Добравшись через весь город на метро до гостиницы, директор принял душ и не ужиная, без ног рухнул на кровать. Завтра у него предстоял тяжелый суматошный день. Сначала надо было посетить открытие выставки на ВДНХ, потом по поручению краевого руководства заехать в министерство и передать служащим там землякам подарки с родины: мед в деревянных бочонках, домашнее сало, варенье и самогон, и было еще запланировано много разных столичных дел.
      Промотавшись весь день по Москве, Хомутов не заметил, как прошел первый день его пребывания в столице. Вечером немного посидев с товарищами в ресторане, он обессиленный пошел в свой номер.
      Прошло еще три дня. Командировка подходила к концу и уже сегодня в десять вечера директор улетал домой.
      – Вот и все. – уставшим голосом выдохнул Захар. – Наконец-то сегодня я буду уже дома. Намаялся я тут.
      До вылета оставалось семь часов. Желания оставаться в гостинице не было и ему в голову пришла одна заманчивая мысль.
      – Я давно все собирался побывать на могиле Шукшина, да все никак не получалось. Вот сейчас и побываю. Когда еще-то буду я в Москве?
      Многие алтайцы, знакомые Хомутова, не раз бывали на Новодевичьем кладбище у своего Макарыча и Захар, большой поклонник его творчества, тихо завидовал им.
      Доехав до места, директор купил на входе букет красных гвоздик и пошел по центральной аллее. Было солнечно и сухо. Ровные, расчерченные будто по линейке широкие дорожки между старинных могил были усыпаны желтыми листьями дубов и кленов.
      Первым, что поразило Захара – это гробовая тишина. Несмотря на то, что главный некрополь страны находился почти в центре Москвы, звуки городской жизни сюда не проникали. Такая тишина бывает только в зимнем лесу в сорокаградусный мороз.
      – Тихо-то как тут. – не переставал удивляться Хомутов и медленно шел вперед. – Сколько великих людей здесь лежит?! – думал он про себя, разглядывая старые надгробные плиты знаменитых ученых, артистов, писателей, военачальников и видных государственных деятелей.
      Посмотрев на план-схему, Захар без труда нашел могилу Шукшина. Это был полукруглый, желто-зеленый выцветший холм, на котором возвышался серый гранитный столб с объемным каменным квадратом посередине и грустной черно-белой фотографией.
      – Вот он и Макарыч, родимый. – и глаза директора наполнились слезами, а через все тело прошла холодная беспокойная дрожь.
      Захар Хомутов, как и Василий Макарыч, будучи деревенским, как никто другой понимал настоящий русский характер. Читая произведения Шукшина он мысленно возвращался в свое детство в деревню, и эти теплые воспоминания шевелили его тонкие струны души.
      – Лежит вот прямо тут великий писатель, последний гений русской литературы, сам Василий Шукшин! – с гордостью думал Захар глядя в его задумчивые печальные глаза. И сказано это было с таким душевным трепетом и волнением, будто стоял он у могилы самого-самого дорогого человека на свете, которого любил всю жизнь и восхищался им.
      Прошло минут десять. Было также тихо.
      Вдруг у ног Захара послышался шорох и густая трава у основания могилы стала раздвигаться в разные стороны. Директор сразу же увидел это и напряг свой взор.
      Из могилы вылезала огромная, с кошку, серо-рыжая крыса с таким же громадным длинным хвостом и черными, как уголь глазами. Хомутов немного опешил, но с места не сошел.
      Захар Гаврилыч с детства до смерти боялся всяких мелких грызунов, не говоря уже про крыс. Еще когда он был маленьким, ходил с матерью в закуту доить корову Майку, и когда сидел он на корточках возле подойника, с любопытством глазея, как руки мамы выдавливали из вымени тонкие струйки молока, то прямо возле него с сарая в то самое ведро пролетела здоровая крыса и немного побарахтавшись с испугу, удрала прочь. С тех самых пор Захар боялся и люто ненавидел этих мерзких хищников.
      – Ты-то откуда здесь взялась? – невозмутимо прошептал директор и на свое удивление нисколечко не испугался.
      Крыса преспокойно подошла к лакированным ботинкам и стала их обнюхивать.
      – Нет, голубушка моя. – тихо сказал Захар не шелохнувшись. – Из-за тебя отсюда я и шагу не ступлю. Не для того я шел сюда. Сама уйдешь.
      Немного покрутившись, крыса убежала обратно.
      Всю дорогу до самого Барнаула, увиденная днем картина не выходила у Хомутова из головы.
      – Что же она делает-то на могиле?! – бесконечно гонял он свои думы. – Жил и творил на свете Василий Шукшин, писал замечательные книги, снимал хорошее и доброе кино, любил и был любимым. И вот так вот раз, умер ты, и на твоей могиле завелась такая крыса. Что бы сказал по этому поводу сам классик?
      Но это уже совсем другая история.