Отголоски прошлого продолжение повести герой вечно

      Несмотря на опасность подвергнуться новому нападению, они продолжили путешествие. Решили, что нападавший не рискнёт повторить попытку. От судьбы не уйдёшь, однако бояться, значит стать заложником своего страха. Михаил снова, словно забыв о своих переживаниях, шутил и смеялся. Они обследовали парк и отправились к горе Кольцо.
      Михаил узнавал и не узнавал это знаменитое место во все времена. Он понимал, нельзя ожидать, что случится чудо и, словно на машине времени, вернётся в прошлое. Но кто посмеет сказать, что это не гора Кольцо? – Никто. Она просто другая…
      На площадке, перед подъёмом на гору, всё вытоптано, всюду установлены разнокалиберные будки, шатры, ларьки. Под навесами и на открытом воздухе расположились длинные столы, высятся стеллажи, на которых разложен товар. Это и традиционные горские платки, шубы, шкуры животных и зверей. Всевозможные сувениры, поделки местных мастеров. На потребу рядом с товарами теснятся продукты, сыры, бутыли с пресной водой и нарзаном. Чуть в сторонке дымятся мангалы, зазывающие мясным запахом, специями, голодных туристов, экскурсантов проезжих «дикарей».
      Продавцы, – в основном карачаевцы, но есть и русские, цыгане. Стихийный, но малоэстетичный рынок основался давно, это видно по тем же будкам и ларькам, по поднимающейся пыли от земли и сотен ног, толкущихся здесь, проходящих мимо, устремлённых к горе, ради которой, собственно, сюда приехали.
      Огорчило отсутствие нормальных ступеней, перил, поручней. Ничейное место. Город в стороне, и не нашлось почему-то хозяина, пожелавшего приватизировать государственную собственность. Люди поднимаются по натоптанным тропкам, карабкаются по крутому склону, а перед финишем – на четвереньках. Ступеньки если их кто-то вырубал в грунте, их смывало раз от разу дождевым потоком. Только самые ловкие и молодые преодолевают этот короткий участок, чтобы выйти на площадку непосредственно у самого Кольца. Отсюда можно насладиться видом живописных окрестностей, полюбоваться городом, окружённым ущельем, уходящим на юго-восток.
      Таким увидел это место Михаил, припоминая его очертания в свою бытность, тогда был просто ровный склон, поросший разнотравьем, дикое место, к которому было небезопасно приехать на лошади одному.
      Только он да Андрей смогли забраться на площадку горы, но удовольствия от посещения естественной достопримечательности это не вызвало. Место загажено, исписано наскальной «живописью» типа «Здесь был Вася». Вид на город тоже не вызывал энтузиазма, взгляд отдыхал только, когда они смотрели на горы, поросшие сосновым лесом, изрезанным ущельями. И это было ближе к привычной поручику картине прошлого. Стали спускаться. Только сидя можно было безопасно съехать и не травмироваться. Подхватывающий их Станислав был надёжной опорой.
      На рыночке к Михаилу вдруг пристала юная цыганка с просьбой «погадать», он доверчиво выставил ладонь. Та даже не успела попросить традиционно «позолотить ручку», глянув, сделала страшные глаза и завопила почему-то по-грузински:
      – Вай, мэ! Что это за ладонь, Лейла!
Вывернулась откуда-то из толпы пожилая цыганка, со знанием дела подошла и взяла за кисть Михаила. Посмотрела внимательно, потом глянула в лицо поручика.
      –  Что, Лейла? Что с моей ладонью?
      – Э, дорогой, живи долго, а мне нечего тебе сказать. Прощай!
      – Да постой же ты, что так всё плохо? Скажи правду, я заплачу!
      – Я мёртвым не гадаю…
      Она бросилась в толпу, а поэты остались стоять в растерянности.
      – Что это значит? – Спросил Станислав, дрогнувшим голосом.
      – Да ну её, мошенницу старую, цену набивает, на публику работает, – неуверенно произнесла Ольга. – Сейчас эти хироманты ничем не гнушаются, они издавна известны своей эксцентричностью и непредсказуемостью. Помнится, меня вот так однажды обработали, я и охнуть не успела, как в кошельке стало пусто, словно сквозняком выдуло.
      – Да погоди ты, они же даже деньги не взяли.
      – Ребята, – перешёл на шёпот Андрей, – мы знаем кто Михаил, чего ж тут удивляться? Конечно, у него не обычная ладонь, как и судьба и линия жизни, и все четырнадцать линий, которые есть у нормального человека. Хочу сказать, что тут обычные законы не действуют. А эти цыганки, конечно, битые и не зря свой хлеб отрабатывают. Что-то им показалось необычным, может, не встречавшимся никогда раньше, они просто бессильны. Хотя могли бы наврать с три короба, как обычно, но видимо, даже у них есть своя профессиональная этика…
      – Короче, – вмешалась Дарина, взяла ладонь Михаила, глянув, ничего не увидела особенного. – Дело ясное, что дело тёмное. Не будем заморачиваться. Что суждено, то и сбудется. Уходим отсюда, у меня вообще осталось неприятное чувство от посещения этого места. Стали спускаться к остановке маршрутного такси.
   По лицу Михаила тенью пробегали раздумья, что его беспокоило, было ведомо ему одному. Может, хотел увидеть что-то из того, далёкого, родного... Ведь память наша, имея эгоистические свойства запоминать какие-то мелочи, решительно не принимает смену «пазлов» в своей мозаике. А тут ещё цыгане, своим непредсказуемым поведением, снова напугали мистикой. В этом двусмысленном состоянии непонятно, как себя вести и чувства сравнить не с чем, и жаловаться не на кого…   
      Андрей, глядя на Михаила, вроде понимал его состояние. Что касается тоски по прошлому, он знал это чувство, вспомнив, как через двадцать лет, вернувшись в город своей юности, вот так же ездил с братом по местам, где жил, работал. И решительно ничего не узнавал. Так только, в общих чертах. Душа не принимала, даже отнеслась враждебно навязанной ностальгии. Он уехал тогда разочарованный. В памяти давно наслоились новые места, к ним прикипело сердце. Но всё равно ему было неизмеримо легче, не то, что теперь Михаилу. Как ему успокоить душу? Нет, не хотел бы Андрей для себя такой участи. Если предположить, что бессмертие всё-таки возможно, то оно не должно быть механическим переносом в чужеродную среду, нужно, чтобы не рвалась связь с истоками. Иначе – ты, как гость на чужой планете…
      Он поделился этими соображениями с Михаилом, тот удивился, что Андрей словно прочитал его мысли.      
      – Печально, когда ты не находишь знакомых чёрт на прежнем месте, но ещё хуже, когда тебя там уже никто не ждёт. Но не всё так плохо, я всё думал, что после возвращения в эту реальность у меня не будет единомышленников, но теперь вижу, к счастью, что ошибался, встретив вас! Как я рад, Андрей, мне, действительно, легче с вами переносить это вселенское одиночество.

* * *
      Возвращались довольно поздно. В электричке народу было довольно много, потому и шумно. Все говорили друг с другом, не обращая внимания на соседей, решали какие-то проблемы по мобильникам, ели, пили, даже читали книги.
      Стас увлечённо беседовал с Дариной, повернувшись к ней, и не обращая ни на кого внимания. Ольга задумчиво и устало смотрела в окно, Андрей с Михаилом устроились у окна. Они почувствовали меж собой некую родственность душ.
      Андрей говорил:
      – Миша, я всё думаю о твоей миссии. Что из этого может выйти? Представь, если бы ты явился, так сказать, официально в наше время. «Упал» бы с неба во время своего двухсотлетнего юбилея рядом с Домиком-музеем под камышовой крышей, куда обычно приезжает много важных персон, чиновников. Я представляю себе эту картинку: сначала, как водится, произошёл бы шок у всех. Но вскоре люди опомнились бы, и как бы они приняли тебя? Приласкали, обогрели, как говорится, или стали бы отрицать очевидный факт. С другой стороны – а как вести себя официальным лицам? Журналисты, СМИ бросились бы трубить: «Сенсация!» Трудно представить эту реакцию. И как бы ты повёл себя – стал бы доказывать статус-кво, читать стихи? Это не укладывается ни в какие рамки, нет прецедентов подобного за всю историю человечества, поэтому понять людей можно. А духовенство? Вряд ли приняли бы это, хотя сами чудес, якобы, от Господа не гнушаются.  Что говорить, тебя не очень жаловал священник Василий Эрастов, отказавшийся отпевать твоё тело… Но там, говорят, была личная неприязнь. Как поведёт себя церковь, объявись ты, это большой вопрос, но от этого много может зависеть для тебя в дальнейшем.
      Но, допустим, всё утряслось. Пошумели, приняли. Стали бы возить тебя, как первого космонавта, по миру, люди устроили бы паломничество к тебе, ведь ты – кумир, любимец миллионов! А дальше что? Никто с тебя статуса гения не снимал, наоборот, ждали бы шедевров. Ты сам захотел бы такого возвращения?
      – Мысль подсказывает, что Господь испытывает меня. Что делать? – остаётся просто ждать. Время само всё расставит по местам и найдёт решение. И это будет что-то... Но сейчас больше всего меня тревожит маниакальное преследование моих визави. Я думал, что это какое-то недоразумение, но сегодняшняя стрельба утвердила окончательно в том, что ведётся какая-то дьявольская игра… Есть опасение, что Мартынов в конце концов решится выстрелить в упор где-нибудь в людном месте.
      – Мне кажется, что он не ставит задачи – просто убить тебя, скорее пугает, но зачем? Убить он мог уже и не раз, но появляется лишь в безлюдных местах, без свидетелей, не идёт напролом, значит, чего-то опасается или сознательно промахивается. В любом случае, нужно быть более осторожным на природе, и вообще держать ухо востро.
      – Ещё в прежней жизни я убедился в полной зависимости от рока, пусть и теперь остаётся всё так, как прежде.
      – Я видел, что тебе было страшно…
      – Обычная человеческая реакция на опасность. Но никому не удастся заставить трястись меня, как овечий хвост. Теперь я встретил девушку, это вкорне меняет моё отношение в жизни и смерти. Одно прошу у Всевышнего, чтобы я не разбил её сердце! Но уже завтра я бы встретился с ней. Андрей, ты поможешь мне? Ведь нам не обязательно ехать всей компанией, привлекать внимание людей, может, и того, кто следит за мной... Надо только предупредить Стаса.
      – Ты прав. Мы все переживали за твою адаптацию, но теперь ты уже неплохо освоился. А рок – на то и рок, но ты прав вдвойне, говоря, что преследователь ведёт дьявольскую игру или исполняет чью-то волю. Однако, как говорят у нас: Бог не выдаст, свинья не съест.
      Выходя на своей станции, попрощались с Николаем, который поехал в свой город. Прежде чем пойти на остановку маршрутного такси, Андрей сказал Станиславу:
   – Собираюсь завтра на литературное объединение в Пятигорск, – сказал Станиславу Андрей, – а Миша хочет встретиться с Джули. Говорит, пора самому решать свои проблемы. Дело-то молодое, чего нам свечку, что ли держать?
      – Нет, конечно, но не рано ли?
      – Если будем опекать, то или невеста сбежит, или он разочаруется в себе. Главное, чтобы не оказался в нелепой ситуации во время свидания.
      – Буду смотреть в оба, – заверил Михаил.
      – Вижу, вы хорошо успели пообщаться, пока мы с Дариной толковали о своём. Знаете, у меня тоже намечается личная жизнь…
      – Мы это заметили, но рано не поздравляют... 
      – Так что вы предлагаете?
      – Будем заниматься своими делами. Если надо, помогать друг другу.
      – Мы с Дариной хотим вместе провести время, нам есть о чём поговорить, ну и вообще... При этом он робко приобнял девушку за талию, Дарина покраснела, но было видно, что она не против обнародования зарождающихся отношений.
      – Отлично!  – Подытожил Андрей. – Я выеду с Михаилом, но мы разойдёмся, как только они с Джульеттой встретятся. Мне надо передать в «Слово» стихи для публикации в газете.


* * *
      Лермонтов, пока осваивал мобильный телефон, несколько раз звонил Джули. Стас подсказывал, но ему хотелось самому с ней общаться без свидетелей. Его тянуло к девушке, с тех пор, как они расстались, тяга была неодолимой, но, как старый ловелас, он хотел испытать себя разлукой. Вторая неделя с их первой встречи кончалась, назавтра договорились встретиться на железнодорожном вокзале. Джульетта жила в микрорайоне Бештау, в трёхкомнатной квартире с матерью. После окончания медицинского института, девушка искала работу. Можно было пойти в поликлинику или больницу, но ей предложили место медсестры в частной фирме. Обещали неплохую зарплату. Джули решилась, подала документы, но попросила небольшой отдых после учёбы. Ей разрешили, до сентября. А тут это знакомство… Первое, внезапно возникшее чувство. Парень ей понравился сразу, в нём ощущалась какая-то тайна: вёл себя как иностранец, оказавшийся в незнакомой стране. И речь у него не современная... С другой стороны – владение несколькими языками потрясало, словно он говорил на них, как на родных. Чувствовались глубокие знания в разных областях искусства. Откуда такое блестящее образование и тонкая, ранимая душа, глубина чувств, искренность, незащищённость, прикрываемая нарочитой холодностью... Джули чувствовала его внутреннюю сущность, это было сродни вибрирующему звуку камертона, что шёл в унисон с вибрациями её души. И теперь она волновалась, ждала встречи, как чего-то судьбоносного.
      Мама Джульетты, после окончания музыкального училища, много лет работала пианисткой, преподавателем в Центре искусств YouLa. Отец Джули – военный, погиб в автомобильной аварии два года назад. Мать и дочь очень тосковали по нему, мать даже обрадовалась знакомству дочери с Михаилом, а Джульетта не привыкла таить секреты от матери, они жили как подружки в духовных делах.
      После появления Михаила, Джули сразу как-то повзрослела, слегка замкнулась от матери, желая разобраться в своих чувствах. Мать же волновалась и становилась порой излишне категоричной. Елизавета Романовна, зная о предстоящей встрече, пыталась подступиться с советами к дочери, но та попросила не вмешиваться.
      – Может, пригласишь Мишу к нам? Я пирог испеку, всё организую. Нечего по этим кафешкам шататься, дома-то лучше, я мешать вам не буду, только накормлю. А потом вы, думаю, захотите погулять?
      – Ой, мама, не знаю. Я, конечно, предложу Мише, а там как получится. В любом случае, прошу, не переживай, я всё понимаю и постараюсь не наделать глупостей.
      – Знаем мы вас, умников и умниц, – села, было, мать на любимого конька, но вовремя осеклась. –  Нет, я, конечно, верю своей взрослой дочери, но всё же, будь строже с ним.
      И, видя, как дочь изменилась в лице, замахала руками:
      – Всё-всё, малыш, молчу! От судьбы не уйдёшь, буду молиться за вас, чтобы всё было хорошо…


Рецензии