Прабабушкины истории. Глава 10

                10. Вещий сон

     Снится мне Михаил Федорович - добрейший души человек.  Произносит одну только фразу: “Нам с тобой напополам по тридцать девять лет”. Я тут же просыпаюсь. Ничего себе загадочка! Во-первых, за полвека ни разу не видела этого человека во сне. Во-вторых, что за странные цифры? На ум приходит только одно. Этими цифрами  любила апеллировать всеми любимая артистка, певица Любовь Орлова: “ Мне всегда будет 39 лет, ни на один день больше!” И это ей удавалась. Долгое время я хранила снимок, сделанный  для газеты. Улыбающаяся легенда, победившая время, Любовь Орлова - среди благодарных кронштадтских зрителей.
    Но причем здесь Михаил Федорович и что означает его подсказка: тридцать девять лет?
    В комнату заходит дочь:
    -  Два дня звоню Василию: ни привета, ни ответа. Ни по мобильному, ни по городскому. Что-то случилось,,,
    -  Подожди, не паникуй, он еще до работы не доехал, рано...
    -   Знать бы телефоны его работ, не привыкнешь к одному, как запоминай другой. Вот и забыла запастись новым.
    Мила вновь пробует дозвониться по мобильному. Наконец ей это удается:
    - Василий, ты где? Как на Черном море? Что там делаешь? Да не молчи же!
    Тут пришло время волноваться и мне. Знаю черту внука говорить  всегда правду, его неумение солгать словом, даже полсловом. И надо ж такому родиться в век, полный лжи и обмана! Может, потому и замкнулся, что  чувствует свое бессилие противостоять фальшивому миру.
    -  Что значит Лера просила не рассказывать? Да говори же, не мучай!
    Мила отворачивается к стене, чтобы я не видела ее взволнованного лица. Наконец, выслушав сына, кладет телефон и тезисно рубит:
    -  Миша в коме. В больнице. Выпал из окна третьего этажа. Лера дважды теряла сознание. Аленька тихо плачет, винит себя. Ведь это она с братом оставалась в комнате. Василий отпросился на неделю с работы.Сейчас на помощь вызывают Лерину маму. Так сказать, сэкономили на авиабилете ребенку…
    - Где же подруга Леры?
    - Она сняла комнату в другом месте.
     Тут у меня в голове  складывается пазл из картинок сна.Тридцать девять - знаковая цифра. Уж очень я любила повторять фразу известной певицы, так что забыть после сна никак не могла. Начинаю считать: мне - семьдесят семь лет, Мишику пока годик, два исполнится только через месяц. Вместе нам семьдесят восемь, пополам как раз и выходит - тридцать девять.
    Так вот кто пожаловал в нашу семью. Михаил Федорович да не один, а с супругой. В той жизни были мужем и женой, в этой  стали братом, сестрой. Прекрасные люди, имели право выбрать место рождение и семью. Выбрали мою и знаю почему. Говорю вслух:
    - Долг платежом красен.
    - О чем это ты?
    - Потом, потом, сейчас помощь Мише нужна, - выпроваживаю дочь из комнаты и закрываю дверь на ключ.
    Ведь неспроста этот сон, ко мне - обращение, значит и помочь могу. Не зря же в девяностые годы из-за болезни дочери и разочаровавшись в современной медицине я все околонаучные курсы обегала, кучу сокровенной литературы перечитала, коей и в помине не было в советское время. 
     Роюсь в книжном шкафу, на пол падают солидные тома  двух Елен -  Рерих, Блаватской... В руках сама по себе оказывается маленькая брошюрка: “Целительная энергия. Цигун”. Значит, это и нужно сейчас. В книжке всего пять базовых упражнений от китайского мастера. И в пятом раскрывается, как силой воображения можно получать жизненную энергию  из  глубин космоса и с помощью рук отдавать страждущему. Причем расстояние роли не играет. А уж необходимых для исцеления чувств сопереживания и любви к крохе у меня достаточно.
    Через час иду на кухню.
    - Ну и что это было? - спрашивает дочь.
     Рассказываю сон. Мила врубается с ходу:   
     - Да, да! Аля еще говорила, что помнит меня маленькой. Мы  голову все ломали: кто бы это мог быть?
                ***
    ... Я мысленно возвращаюсь к событиям давних лет.
    Выдержав огромный конкурс в университет, поступила на первый курс биолого-почвенного факультета. Почему в университет - понятно. Как истинный козерог я хотела учиться только в лучшем образовательном учреждении. Это сейчас полно университетов. В то время был единственный в Ленинграде, старейший, классический, один из ведущих в стране. Почему факультет биолого-почвенный? Хотелось заняться наукой, найти лекарство для мамы. Не успела. Да и у нее, видно, были совсем другие планы.
    - Вот, доченька, ты и поступила в свой университет.Теперь не пропадешь, - и с чувством выполненного долга ушла в иной мир.
    Что-что , а уж этот придуманный ею долг мать выполняла честно. И не поспоришь. Я действительно не пропала. Только потом оценила ее заботу.  Мама справила мне добротные зимнее и демисезонное пальто, сшила несколько платьев, классических и выходных, некоторые на вырост...
    На похоронах было много родственников. Одна двоюродная мамина сестра без конца повторяла: “Если что, обращайся, всегда помогу.” Порыв был прекрасен, но больше тетю я не видела.
      А помощь родственников, действительно, понадобилась, но много позже. Еще на втором курсе я выскочила замуж за моряка-срочника, которому оставалось служить еще два года. Вышла, как считала, по большому расчету. Высокий, симпатичный, а главное - смуглый. Значит, у детей не будет моих надоевших веснушек.
    На четвертом курсе в марте-апреле торопилась досрочно сдать зачеты, экзамены. Профессора шли навстречу. И хотя в аудиториях еще размеренно читались лекции, я сдавала экзамены за полный курс. Назавтра оставался последний. До двух часов ночи в университетском общежитии штудировала толстенный талмуд, и успокоившись, что знаю предмет досконально, выключила свет. Но вместо сна попала в роддом, как считала, преждевременно, на четыря дня раньше срока, о чем и поведала врачу в надежде, что все еще можно исправить, и я успею экзамен сдать. Не успела.
    Только с рождением Милы впервые увидела, как много вокруг детей, детских колясок. Раньше и не догадывалась об этом, а еще не знала, что дети отнимают столько времени, все двадцать четыре часа в сутки. Пришлось забыть об учебе, отбросить учебники и ускоренными темпами проходить ликбез по материнству.
    Тот последний университетский  экзамен за курс сдавала через два месяца вместе со своей группой. Муж взял отгул, к тому времени он уже работал на кронштадтском  заводе, а вечерами заканчивал вечернюю школу, готовился  поступать на заочное отделение политехнического института. Оставив Милу на его попечение, я отправилась из Кронштадта в Ленинград.
    Паром, электричка... Раскрываю толстенный учебник, в голове полная каша. С этой кашей и предстаю пред ясны очи профессора. Сгорая от стыда, пробую что-то лепетать, всё невпопад, всё неудачно. Профессор в недоумении перелистывает зачетку. На мой характер я давно выгнала бы студентку-недотепу не только с экзамена, но и с университета даже, а он все  продолжает и продолжает вытаскивать меня из пропасти. Даже моему терпению приходит конец, еще один незадавшийся ответ, и я выскочу из аудитории, бросив зачетку. И тут профессор, словно вникает в мое состояние, размашистым почерком ставит “удовлетворительно”. Хоть и незаслуженная отметка, но она ограждает меня от многих проблем, не лишает даже стипендии. Как сказали бы современные молодые циники, для таких "нищебродов", как мое семейство, и стипендия - солидный куш. Я радуюсь “троечке” пуще всех прежних хороших  и отличных оценок. Как тяжелейший груз сбрасываю в университетскую библиотеку последние фолианты за курс.
    В обратной к дому электричке мучает один вопрос за другим. Что это за знания такие, почему испаряются так быстро? Ведь не случись оказии с роддомом, я отрапортовала бы предмет будь здоров! Вывод - никогда не кичиться знаниями, они все равно не удерживаются в голове. И почему обычно строгий  профессор так добр ко мне? Листал зачетку, удивлялся, наверное, несоответствию оценок  моему невразумительному ответу. А, может, вспомнил, как незадачливая студентка с животом договаривалась досрочно сдать экзамен, а сама не пришла. Вывод - вот у кого стоит поучиться человечности, доброте.
    Лето пронеслось молниеносной стрелой. И тут я не на шутку запаниковала. От свекрови из далекой волжской глубинки ни ответа, ни привета. Значит, не приедет и не поможет, вырастила своих семерых, да еще дочери с внуками помогала, устала. Я к двоюродной сестренке Кате, та не работает, сынишки подрастают. Ее ответ меня ошарашил:
    - Сама посуди, что обо мне подумают люди. Жена офицера нанялась в няньки! Если хочешь знать, я сама хотела учиться, но в пятнадцать лет пошла на фабрику.
   Достойно ответить на выпады я никогда не умела. И сейчас не стала  напоминать, как бабушка в блокаду делила всем поровну хлеб, отнимая от маминой рабочей карточки. И учиться Катя могла, было б желание: двери вечерней школы не закрывались.
    Теплилась слабенькая надежда на жену старшего маминого брата тетю Таню. После войны она очень изменилась, не в лучшую сторону. Может, от того, что дядя после неудачной операции потерял мужскую силу. Она “пилила” его безбожно, хотя и работал он много, семью обеспечивал, даже в свой двухнедельный отпуск сколачивал бригаду и ездил  по деревням, строил дома. Старшие сын и дочь пристрастились к спиртному. В своих бедах тетя  винила кого угодно, доставалось и ушедшим из жизни свекрови с золовкой, то есть моей бабушки с мамой. Поэтому ее отказ меня ничуть не удивил, хотя форму могла бы выбрать и не такую болезненную.
    - Сидеть с твоей дочкой не стану. А ты смириться должна: теперь все равно университет не окончишь.
    По дороге к дому я продолжала мысленно диалог: “Закончу, тетя Таня, обязательно закончу! Даже академический  брать не буду.”
    Тем более, что следующий за моим курсом поток растягивался на лишний год. Вместо пяти лет предстояло учиться шесть. Возьми я академический, и дистанция до желанного диплома составила бы целых три года. Этого я допустить не могла. В общем, положение становилось безвыходным. И тут кто-то на работе мужа дал адрес одного семейства.
    Не очень-то верилось в успех: свои отказали, а тут чужие люди. Жили они недалеко от нас. Втроем мы отправились на смотрины. Хозяйка встретила радушно как дорогих гостей или, скорее, близких родственников, взяла Милу на руки, показывая своей дочери. Вскоре и сам хозяин пришел:
    - Говорят, внучка к нам пожаловала.
    Я поняла, что их уже предупредили о нашем приходе, и они всё  для себя решили, пожалели нас, неопытных и нескладных.
     Мила в этом семействе задержалась не на один год, до самой школы не хотела расставаться с любимыми бабушкой, дедушкой. Так что, когда я говорила, что без бабки и дедки воспитала двух дочерей, была не совсем права. По крове родных, действительно, не было, зато чужие люди стали роднее родных, а теперь и по  крови - самые что ни на есть дорогие родные.
                ***
    Сейчас за чаем, сидя на кухне, мы  с дочерью вспоминаем те далекие кронштадтские годы.
    - Никак не пойму, почему выбрали именно нас? - задается вопросом Мила об Аленьке с Мишей, то бишь о Михаиле Федоровиче и его жене.
    - А где им родиться?  Их дочь - красавица, умненькая, благоразумненькая, закончила институт, но в детстве переболела полимиелитом, перенесла множество операций, еле на ноги встала. Замуж так и не вышла.
    - Да, на долю той семьи выпали испытания. Бабушка в свою бытность, еще до войны, заполняя  какую-то анкету умудрилась записать, что у нее за границей, то есть в ту пору заграничной Эстонии, живет дядя. Ну и потаскали ее по инстанциям, все допытывались о переписке, которой не было. На нервной почве у нее выпали волосы, бабушка никогда не снимала свой паричок.
     - Михаил Федорович - удивительный мужчина, не бежал от трудностей. Больной ребенок, больная жена с постоянно высоким давлением, а он - самый что ни на есть русский богатырь всю  жизнь посвятил им.
    - Не только им, - вспоминает Мила. - Меня очень любил, всегда говорил: “Ты моя самая любимая внучка”, - как будто их у него было несколько.
    - Об этой удивительной дружной семье я в свое время написала большой очерк, он вместился в двух номерах кронштадтской газеты. Жаль, что не сохранила...
    - Но ведь ты помнишь содержание. Расскажи о дедушке Мише.
    - Михаил Федорович - коренной  ленинградец. В молодости был известным футболистом, рассказывал как после матчей мальчишки-фанаты дрались между собой за право нести его чемоданчик. Во время войны был разведчиком, брал “языков”. Потом служил на кораблях…
    Наши воспоминания прерывает телефонный звонок. Мила берет трубку, разговаривает недолго.
    - Василий звонил, в общем Мишик пришел в себя, мать узнал, а вот своего батеньку - нет.
    - Не мудрено, и как Василию внушить, что детьми заниматься надо. Первые учителя у ребенка - родители. Хорошо еще, когда  бабушки с дедушками есть...