Как закалялась сталь у энергетиков

               
                Как «закаляется сталь» у энергетиков.

                (Начало работы на Куйбышевской ТЭЦ (1975 - 1977).


                Оглавление.

1. Приглашение на Куйбышевскую ТЭЦ.
2. Раньше здесь было озеро.
3. Дело на трубе.
4. Пусковой период – «военное положение».
5. Положи партбилет на стол.
6.      И опять горит вводная ячейка.
7.      «Спокойный» эксплуатационный период. Приглашение в партию.


                1. Приглашение на Куйбышевскую ТЭЦ.
 
   С ноября 1973 года  я работал в Тольяттинском отделении Всесоюзного электротехнического института (ТО ВЭИ) ведущим инженером отдела «АСУ МИС». МИС – это мощный испытательный стенд, он представлял собой громадное здание размерами с десятиэтажный дом длиной в десять подъездов, внутри которого были смонтированы огромные выпрямители. Они преобразовывали переменный ток в постоянный.  На этом стенде испытывались выпрямительные устройства для будущих линий передач постоянного тока напряжением порядка 1000 киловольт. Работать тут было интересно. У меня лично работа шла нормально.  С жильём тоже всё постепенно утряслось. В конце мая после хитрых аппаратных игр нам с женой (мы оба с ней работали в ТО ВЭИ) дали двухкомнатную квартиру. Этот интересный процесс я описал в рассказе «На передовых предприятиях энергетики».
 
   Я уже успокоился и мы с женой начали строить долгосрочные планы, но неожиданно в ноябрьские праздники, тогда это были 7 и 8 ноября (дни Великой Октябрьской Социалистической Революции),  мне позвонил наш прежний сосед по этажу и коллега по ТЭЦ ВАЗа Володя Колышкин и сказал, что меня искали Гафт и Голубев (начальник и зам начальника электроцеха ТЭЦ ВАЗа). У них нет моего телефона, поэтому они попросили Володю найти меня. Колышкин мне передал просьбу позвонить Голубеву или Гафту. Ну, я позвонил Голубеву Геннадию Архиповичу  – заместителю начальника электроцеха ТЭЦ ВАЗа, моему бывшему прямому начальнику, тот сказал, что есть «шкурный» разговор, бери бутылку водки и приезжай ко мне домой. Я заподозрил, что они по поручению Нечаева В.В. (главного инженера ТЭЦ ВАЗа) решили всё-таки перетянуть меня назад на ТЭЦ ВАЗа, чтобы начать стажироваться на должность ДИСа (Дежурный инженер станции). Ну, думаю, съезжу и послушаю, какую «песню они будут петь».

    Взял бутылку, приехал. Постучал в дверь, открыла жена Голубева, поздоровались, она предложила пройти. Вышел сам  Голубев Геннадий Архипович и пригласил меня в свою комнату (в трёхкомнатной квартире), там уже стояла на столе лёгкая закуска. Геннадий Архипович сказал, что тут мы будем в чисто мужской обстановке и никто мешать не будет. Я выставил бутылку. Сели, налили, выпили за здоровье, закусили. Голубев налил по второй, предложил «за всё лучшее, что ещё впереди», мы выпили и он говорит: «А теперь слушай меня внимательно. Два дня назад Гафта (начальника электроцеха ТЭЦ ВАЗа) вызывал к себе Нечаев В.В. (главный инженер ТЭЦ ВАЗа) и сказал, что звонил Матюнин Юрий Михайлович - главный инженер строящейся Куйбышевской ТЭЦ и просил подыскать для них толкового молодого инженера на должность заместителя начальника электроцеха по эксплуатации. Нечаев подчеркнул, что отказать главному инженеру Куйбышевской ТЭЦ мы не можем по известной причине (он сын управляющего РЭУ «Куйбышевэнерго» Матюнина Михаила Ильича), а направить к нему абы-кого тоже не вздумайте, поэтому найдите толковую  кандидатуру, чтобы не стыдно было. Гафт вызвал меня, озвучил эту просьбу и спросил, что я думаю. Я быстро в голове перебрал всех наших действующих начальников смен, и ответил, что самая толковая кандидатура – это Жемповский, но он уже работает в ТО ВЭИ. Гафт меня поддержал и велел найти тебя и побеседовать на эту тему. Вот я тебя и спрашиваю, что ты думаешь о том, если мы тебя порекомендуем на эту должность».
 
   Я на минуту задумался и потом ответил: «Само по себе это предложение меня радует, похоже, что на ТЭЦ ВАЗа я всё-таки заработал определённый профессиональный авторитет. Предлагаемая должность тоже представляет для меня профессиональный интерес, но я, вообще-то, за эти два года устал от всех этих перепрыгиваний, плюс я полгода назад получил двухкомнатную квартиру от ТОВЭИ. Жена в мае родила второго ребёнка, точнее дочку, мне сейчас жить на два дома – просто невозможно». Голубев сказал: «Ты знаешь, там, на Куйбышевской ТЭЦ, сейчас начальником электроцеха работает мой бывший начальник по Сызранской ТЭЦ Копыток Игорь Владимирович, я с ним созвонюсь и доверительно обговорю детали этого дела, потом я тебе перезвоню. Договорились?» Я ответил: «Договорились».

   Через неделю Голубев звонит мне и говорит: «Мне вчера позвонил Копыток  Игорь Владимирович – это, напоминаю, начальник электроцеха на строящейся Куйбышевской ТЭЦ, так вот он сказал, что по квартире вопрос  с директором решен, они дадут тебе ключи от трёхкомнатной квартиры в день подписания заявления о приёме. Им позарез нужен опытный зам. Я, кстати, Копытку дал исключительно положительный отзыв о тебе. А вчера Гафт мне рассказал, что три дня назад наш Главный вызывал его к себе, уточнил у него, какое у тебя на текущий момент семейное и жилищное положение. Далее он тут же при Гафте позвонил главному инженеру Куйбышевской ТЭЦ Матюнину Юрию Михайловичу, сообщил ему уточнённые данные о твоём семейном и жилищном положении. Далее Нечаев особо подчеркнул, что в ОДУ ЭСВ тебя обманули с жильём, а в ТОВЭИ, где ты работаешь сейчас, тебе дали двухкомнатную квартиру и поэтому при переводе Жемповского в Куйбышев вопрос о квартире будет определяющим. Нечаев в конце беседы отозвался о тебе как о прекрасном специалисте и сказал Матюнину Ю.М., что он очень жалеет, что нам не удалось перетянуть Жемповского назад на ТЭЦ ВАЗа. Гафт мне сказал, «Нам бы кто такой отзыв дал». Поэтому директор и главный инженер Куйбышевской ТЭЦ  дают Копытку (начальнику электроцеха Куйбышевской ТЭЦ) карт-бланш на тебя. Езжай на неделе туда, встречайся, договаривайтесь. Записывай, как туда  добраться и к кому обратиться». Я записал. Дома я обсудил эти предложения с женой, договорились, что я на месте проверю предлагаемую квартиру. Если всё совпадает – принимаем приглашение. Через день поехал в Куйбышев.
 
   Переговоры на Куйбышевской ТЭЦ прошли успешно. Действительно, и начальник электроцеха Копыток Игорь Владимирович и главный инженер станции Матюнин Юрий Михайлович и директор ТЭЦ Ремезенцев Борис Фёдорович встретили меня очень доброжелательно. Ремезенцев сказал, что они в курсе, что в ОДУ ЭСВ (Объединённое Диспетчерское Управление Энергосистем Средней Волги) меня обманули с квартирой, поэтому, что бы у меня не возникало опасений на этот раз, они вопрос с квартирой уже решили – вот ключи от трёхкомнатной квартиры. Они их мне передадут, как только я напишу заявление на приём на работу на Куйбышевскую ТЭЦ. Я написал заявление на приём, тут же мне дали ключи от трёхкомнатной квартиры и предложили сходить и посмотреть её. Я сразу сходил и посмотрел. Квартира была на 8-ом этаже, а дом был в десяти минутах ходьбы от ТЭЦ. Директор Куйбышевской ТЭЦ  разрешил ключи от квартиры оставить при себе. Он дал мне месяц на увольнение с прежнего места работы и попросил выйти к ним сразу после Нового года.
 
      С 3-го января 1975 года я вышел на работу на Куйбышевскую ТЭЦ на должность заместителя начальника электроцеха. Жил я пока в общежитии Куйбышевской ТЭЦ вместе с вновь принятым начальником топливно-транспортного цеха Самохиным Иваном Григорьевичем. Он тоже получил трёхкомнатную квартиру. По вечерам я ходил в свою новую квартиру и готовил её к приезду моей семьи. Ещё через пару недель я перевёз свою семью в Куйбышев  на новую квартиру.


                2. Раньше здесь было озеро.

   В январе 1975 года строящаяся Куйбышевская ТЭЦ представляла собой огромную огороженную забором территорию между Куйбышевским заводом «Металлург», проспектом Карла Маркса, Ракитовским шоссе и дачами. Со стороны проспекта Карла Маркса стояло новое двухэтажное здание Дирекции строительства Куйбышевской ТЭЦ, а сзади этого здания вовсю развернулась стройка. Говорят, что раньше на этом месте было озеро.
 
   Дирекция строящейся Куйбышевской ТЭЦ располагалась в том же здании Строительной Дирекции. Хозяином здания была Строительная Дирекция, а Дирекция строящейся ТЭЦ временно арендовала часть помещений. На первом этаже этого здания была с одной стороны столовая, а с другой - кабинеты мастеров и прорабов. На втором этаже были кабинеты начальства: начальника строительства -  Краснова В.И., начальника участка Гидро-электро-монтажа (ГЭМ) Каплан М.С.,  в противоположном конце коридора были кабинеты директора  и главного инженера строящейся Куйбышевской ТЭЦ.
 
   Там же в здании строительной дирекции, только на первом этаже был кабинет руководства электроцеха строящейся ТЭЦ. В этом кабинете разместились начальник электроцеха Копыток Игорь Владимирович,  начальник службы связи (МС СДТУ) Пахомов Юрий Павлович и третьим пришёл я. Кабинет был маленький и узкий, еле поместились три стола и один книжный шкаф, у входа вешалка-стояк.
 
   Всё энергооборудование строящейся Куйбышевской ТЭЦ на тот момент состояло из трёх котловагонов и одной временной трансформаторной подстанции ТП 6/0,4 киловольта, от них отапливались и освещались все объекты на территории строительства. Вскоре Строительная Дирекция передала нам одного из двух  своих электромонтёров, точнее Сычеву Веру Ивановну – это женщина 27 лет, проработавшая на этой стройке с первого дня (и выведшая на пенсию на Куйбышевской ТЭЦ в 2006 году). Зиму и весну по территории строящейся ТЭЦ можно было ходить только в сапогах.

   Через пару месяцев у нас ввели в строй Пиковую котельную на три котла и двухэтажный пристрой к ней. Мы начали принимать дополнительно электромонтёров и организовывать работу в три смены (в четыре вахты). Для электромонтёров  мы ввели свой «Оперативный журнал». На первом этаже пиковой котельной были смонтированы первые стационарные распредустройства напряжением 380 вольт. После этого котловагоны и временная подстанция были отключены.

   Пиковая котельная должна была работать круглосуточно, соответственно, круглосуточно её должен был обслуживать оперативный персонал: начальник смены котельного цеха, машинист котлов и дежурный электромонтёр. На первом этаже этой пиковой котельной разместили раздевалки и душевые, а на втором этаже – служебные помещения. Там же организовали щит управления пиковой котельной, где разместились дежурные начальники смены котельного цеха, рядом были комнаты для дежурных машинистов котлов и комната для электромонтёров.

    Полным ходом шла стройка, экскаваторы и бульдозеры круглосуточно  рыли котлован, сваебойные агрегаты забивали сваи и повсюду стоял непрерывный грохот и долбёж. В один из таких напряжённых строительных дней я шёл по территории в строительную столовую. От одного из свае-бойных агрегатов отлетел болт диаметром примерно 30 миллиметров и полетел в мою сторону. Я, услышав приближающийся вибрирующий свист, пригнулся – болт задел мне по верхушке каски и упал в трёх метрах дальше. Сзади шла наша инженер по технике безопасности Антонина Ивановна, она подбежала, посмотрела на каску, потом подняла болт и говорит: «Станислав Станиславович! Вы второй раз родились! А болт и каску сдайте в мой кабинет Техники безопасности, я всем другим работникам буду показывать и объяснять необходимость носить каску на территории».
 
   Станцию строили быстро, применяя блоки высокой степени заводской готовности. Все основные здания ТЭЦ строились параллельно: главный корпус, химцех, здание ЦЦР (цех централизованного ремонта), Служебно-бытовой корпус, здание ГРУ-10 (Генераторное распредустройство на 10 киловольт), ОРУ-110 (Открытое распредустройство 110 киловольт), здания топливно-транспортного цеха и др. Во всех зданиях, конечно, имелось электро-оборудование и мы - работники электроцеха каждый день принимали в эксплуатацию электрощиты, сборки, сети освещения, электродвигатели насосов и вентиляторов и т.п.
 
   Интенсивно шёл приём ИТР и рабочего персонала.  Появился начальник котлотурбинного цеха (КТЦ) Бурдин И.В. и пять начальников смены КТЦ (Никипелов, Меркушев, Смагин и др.), которых через пару месяцев перевели в ДИСы (Дежурные инженеры станции). Мы в электроцехе перевели пару старших дежурных электромонтёров со среднетехническим образованием и с опытом работы на должность начальника смены электроцеха и приняли три человека выпускников Куйбышевского «политеха». Выпускников ВУЗов мы принимали на должность начальника смены электроцеха, но с условием обязательной стажировки на рабочих должностях дежурного  электро-монтёра (ДЭМа) и старшего дежурного электромонтёра (СДЭМа).  Этот метод мы переняли с ТЭЦ ВАЗа. Специалисты, прошедшие такую стажировку лучше знали устройство электрооборудования, работали гораздо увереннее и  эффективнее и, главное, практически не делали ошибок по технике безопасности.
 
    Всем приглашённым специалистам практически сразу давали квартиры – это была главная приманка на ТЭЦ. Обычно, что бы заработать квартиру в Куйбышеве, надо было 25 лет отработать на каком-нибудь солидном предприятии, а тут пришёл - и через неделю тебе дают квартиру. Главное было вовремя устроиться. Но, квартиры были ведомственные – при увольнении по собственному желанию квартиру очень легко могли отобрать.
 
   Главное, что мне удалось в этот период – это сформировать доброжелательный, но требовательный психологический климат в коллективе службы эксплуатации электроцеха. Я считал своим долгом  обеспечить уважительные и строгие деловые отношения в коллективе. Я сам ко всем обращался на «вы» и требовал этого от других. Я запретил обращение друг к другу типа: «Серый», «Вован», «Димон» и т.п. Здесь я полностью перенимал методу построения взаимоотношений с ТЭЦ ВАЗа, которую там установил главный инженер Нечаев Виктор Викторович и что очень мне импонировало. Такая форма взаимоотношений создавала  психологически более строгое отношение друг к другу и к работе, меньше панибратства и  расхлябанности, а значит и меньше шансов на ошибки и нарушения ТБ.
 
   Очень много усилий требовалось, что бы создать грамотную оперативную службу электроцеха. Каждый вновь принятый дежурный электромонтёр (ДЭМ) или переведённый начальник смены электроцеха (НСЭ) прикреплялся к опытному электромонтёру или к НСЭ. Но, с каждым из них я лично проводил контрольные занятия и итоговую проверку знаний ТБ и ПТЭ. Кроме того, с каждым новеньким НСЭ я в любое время суток ходил на переключения в распредустройства, пока ни убеждался, что он проводит их грамотно, чётко и самостоятельно. К концу второго года работы служба эксплуатации электроцеха стала самодостаточной и работала без ошибок.
 
   У меня там была одна кадровая проблема: моих хорошо обученных старших дежурных электромонтёров (СДЭМов) после года работы переманивал к себе наш сосед за забором - завод «Металлург», давая им на 30 – 40 рублей больше. Пробовали они переманить и наших НСЭ, но они, как ИТРы, были «повязаны» полученными ведомственными квартирами. Мы спасались тем, что ежегодно принимали с Куйбышевского «политеха» выпускников, семейным на ТЭЦ давали ведомственную квартиру, а одиночкам - комнату. Далее они почти год в соответствии с нашими  инструкциями проходили обучение на рабочих местах ДЭМа, СДЭМа, ДЩУ (дежурный щита управления) и только после успешной сдачи экзаменов их переводили на инженерную работу, на должность НСЭ.

   Мою работу на Куйбышевской ТЭЦ я разделил бы на три периода:
1-ый период , который начался с даты моего прихода на ТЭЦ, т.е. с 03-го января 1975 года, по 9-ое ноября 1977 года, когда ввели в работу 3-ий энергоблок и отменили режим «пускового периода»; 
2-ой период - нормальный эксплуатационный период с 9-го ноября 1977 года по 30-е июня 1978 года, когда ночью взорвался  энергокотёл №4;
3-ий период - с 30-го июня 1978 года и до моего ухода с КуТЭЦ в январе 1980 года – это период «болотного застоя».


                3. Дело на трубе.
 
    Июль 1975 года. Напряжение строительства нарастало. Начался ввод в работу ОРУ-110, ГРУ-10, затем и распредустройств главного корпуса. Здание главного корпуса росло как на дрожжах. Круглосуточно шёл монтаж основного энергооборудования: котлоагрегата и турбогенератора первого энергоблока.
 
   В один из таких жарких июльских дней меня по радио вызвали к Главному инженеру. Пришёл. Там уже сидели главный инженер ТЭЦ Матюнин Ю.М., начальник ПТО Казачков В.И., начальник электроцеха Копыток И.В. и старший прораб ГЭМа Червоненко А.Г.
 
   Наш главный инженер Матюнин Ю.М. мне говорит: «Ты знаешь, Станислав, у нас возникла большая проблема  – строители и монтажники предъявили к сдаче дымовую трубу, а мы не представляем, как организовать приёмку освещения на трубе, а главное - кто сможет залезть на эту трубу. Вот, Игорь Владимирович нам рассказал, как ты в студенчестве, будучи на практике на Змиёвской ГРЭС, лазил с другом на тамошнюю трубу в 240 метров высотой. Правда, что ли? Ну, отлично! Вот мы и думаем, что тебе как специалисту по трубам надо поручить залезть на нашу трубу – она малость пониже, всего 160м. Давай, подбирай себе помощника и лезайте, проверяйте, что там ГЭМовцы с освещением натворили, а то вот товарищ Червоненко прямо вымогает с нас подписать справку, что освещение на трубе полностью смонтировано и принято в эксплуатацию». Я отвечаю: «Да залезть-то ещё легко, а вот слазить будет тяжело». Червоненко подтвердил: «Да, наши монтажники бывало по два часа спускались и потом внизу у трубы ещё по полчаса отсиживались, потому что у них ноги тряслись и они спирт сразу требовали». Главный: «Ну, ты, Станислав, из нас самый молодой и верхолаз уже опытный  - тебе и карты в руки, а если принесёшь обоснованный «донос» на монтажников – мы и тебе спирту нальём». Все дружно посмеялись. Матюнин Юрий Михайлович был человек с большим чувством юмора и умел хорошо строить отношения с персоналом любого уровня. (Мир праху его, он умер в 71 год, кажется, в Астрахани).
   
    Вернёмся к нашей трубе. Напарником я себе выбрал НСЭ Мусия Владимира Александровича, он только что окончил Куйбышевский «политех», получил распределение к нам на ТЭЦ и его сразу оформили начальником смены электроцеха (НСЭ). Парень он молодой, симпатичный, здоровый, примерно 180 см роста и вес 100 кг, не меньше. На следующий день утром мы с Мусием В.А. взяли монтёрскую сумку, сложили в неё исполнительные чертежи освещения трубы (полученные от Червоненко А.Г.), чистые листы для заметок, карандаши и полезли на трубу принимать электроосвещение.
 
   Лестница на трубе начиналась с высоты 1,5 метра и шла практически до самого верха. Через каждые 30 метров по окружности трубы был смонтирован металлический балкон, на самом верху тоже был смонтирован балкон, а на его поручнях была смонтирована система аэронавигационного освещения трубы, чтобы в неё самолёты не влетали. Когда мы долезли до первого балкона, то поняли, что монтажники схалтурили: все металло-конструкции лестницы и балконов  были не прикручены, а только  наживлены на болтах и то через три - на пятый. Вся лестница колыхалась, гремела от ветра и под нашей тяжестью. Всё время казалось, что сейчас чуть сильнее дунет ветер - и мы улетим вместе с лестницей.
 
   Залезли мы на самый верх примерно за полчаса, сверили на балконе верхнего яруса установленные светоточки с исполнительным чертежом.  Конечно, замечаний было полно, поскольку монтажники были уверены, что сюда никто не полезет и схалтурили на полную.
 
   Когда собрались спускаться назад, я предупредил Володю, что спускаться  вниз будет тяжелей – могут начать вибрировать мышцы ног. Но у Володи ноги завибрировали уже, когда мы спустились на два яруса. Я велел ему спускаться с отдыхом на балконе каждого яруса, забрал у него планшет и сам достаточно быстро спустился вниз. Я вызвал сюда нашего старшего мастера Никольского В.А. и двух его крепких слесарей. Мусий сидел и отдыхал на третьем ярусе. Слесаря сначала поднялись к Мусию на третий ярус и потом начали спускаться на один метр ниже Володи для его подстраховки. Они спускались ещё час.
 
   Когда они, наконец, слезли, то ещё полчаса отдыхали под трубой. Потом мы с Мусием В.А. пошли к нашему Главному инженеру, доложили, что лестница не закреплена болтами, освещение монтажом не закончено и всё это представляет собой серьёзную опасность для эксплуатационного персонала станции. Вечером на строительной оперативке наш Главный устроил разнос строителям и монтажникам. Через неделю строители и монтажники по «серьёзному» сдали трубу в эксплуатацию. А нас электриков монтажники зауважали, халтуру больше не подсовывали. А Володя Мусий и через двадцать пять лет вспоминал это восхождение на трубу.


                4. Пусковой период – «военное положение».

   Кончалось лето 1975 года. Строительство ТЭЦ подошло к критической черте – начался интенсивный ввод в работу распредустройств 6 и 0,4 киловольта первого энергоблока. Параллельно вводились распредустройства ОРУ-110 и ГРУ-10.

   С 1-го октября 1975 года приказом по строящейся Куйбышевской ТЭЦ для ИТР был объявлен режим «пускового периода» и ненормированный рабочий день – уход домой только после доклада Директору или Главному инженеру станции. Мы приходили на работу к 7-ми утра, уходили, когда отпустит  Главный инженер или Директор, а отпускали нас обычно около 12 часов ночи. С утра до вечера каждый час что-нибудь вводилось в строй. Первый энергоблок должны были ввести в строй к ноябрьским праздникам, т.е. до 7-го ноября. Никто не смел нарушить государственный план ввода основного энергооборудования.
 
   А с 1-го ноября всех ИТР вообще перевели на казарменный режим. На втором этаже постоянного торца главного корпуса было большое свободное пространство, его загородили временной застеклённой перегородкой, поставили там штук 30 кроватей с тумбочками и организовали спальню для ИТР, на входе стояли металлические шкафы для верхней одежды. В час ночи мы, не раздеваясь, «отпадали» там на кроватях. В шесть утра был подъём. И всё опять повторялось сначала. Благо моя жена была в декретном отпуске.
 
   Наконец, 6-го ноября 1975 года запустили первый энергоблок. Он по разным причинам потом отключался через каждые три – четыре дня. То котельщики что-то ошибочно отключат, то турбинисты. Слава Богу, наши электрики работали почти без ошибок. Как назло ошибки персонал тепловых цехов  делал в основном  в субботу и воскресенье. Каждый раз в субботу и в воскресенье приходилось приходить на ТЭЦ – разруливать ситуацию.

   Те временем строители без перерыва и круглосуточно продолжали строить объекты нашей ТЭЦ. Также без перерыва монтажники вели монтаж электро-оборудования 2-го энерго-блока, который по плану должны были пустить 4-го ноября 1976 года. Поскольку станция работала неустойчиво, то «военное положение» для ИТР не отменили, а лишь немного смягчили: разрешили спать дома, приход на работу в 7:30, уходить в 20:00 по докладу Главному или Директору.
 
   Под Новый год 31-го декабря нам дали поблажку – отпустили домой в 17 часов. Я пришёл домой, поцеловал своих девчонок (жену, Леночку, Танечку), отмылся, поспал немного и Новый 1976 год встретил дома  и как «белый человек» с шампанским, с салатом «Оливье», посмотрел с семьёй кинофильм «С лёгким паром» без отрыва, от начала до конца. Этот фильм привёл нас в восторг – это была революция человеколюбия в нашем советском кинематографе. А утром 1-го января к 10 утра все ИТР опять вышли на работу на ТЭЦ.


 

 
                5. Положи партбилет на стол!

   Начался ввод распредустройств 6 и 0,4 киловольта 2-го энергоблока. Начальник электроцеха Копыток Игорь Владимирович срочно уехал в Минск – что-то там с его отцом произошло. На строительные оперативки пришлось ходить мне. Секция 2Р (РУСН 6 кв) была уже введена, а на секцию 2Н (РУСН 0,4 кв) уже дважды подавали напряжение в пробном режиме и монтажники (ГЭМовцы) решили подписать у меня справку о полной готовности РУСН 6 и 0,4 кв ко вводу в работу. Я им отказал, сказал, что ещё не всё оборудование РУСН ввели в работу.
 
   В 11 часов началась строительная оперативка. Вёл её зам начальника РЭУ «Куйбышевэнерго» по строительству Пастушков. Строители и монтажники доложили, что можно начинать пробную обкатку насосов 2-го энергоблока. Пастушков запросил с них справки от эксплуатационников о согласии на подачу напряжения и обкатку оборудования. ГЭМовцы  говорят, что электроцех не хочет подписывать справку о готовности поставить под напряжение РУСН 6 и 0,4 киловольта 2-го энергоблока.
 
   Пастушков громогласно вопрошает: «А где у нас начальник электроцеха Копыток?»  Я встаю и говорю: «Я исполняю обязанности начальника электроцеха, Игорь Владимирович в отпуске». «Почему не подписываешь справку?» Говорю: 1. Не смонтирована система пожарной сигнализации, 2. не смонтирована система пожаротушения, 3. не подведена в секцию телефонная связь. 4. не установлены щиты с переносными средствами пожаротушения.
 
   Пастушков: «Да что ты упёрся в системы пожаротушения? Ты, что гореть собрался?» Я говорю: « Пожар весьма возможен». «Это почему?» Я отвечаю: «Трансформатор 6/0,4 кв почему-то по непонятным нам причинам при подаче напряжения периодически рычит». Пастушков почти кричит:  «Начальник, что б ты знал - трансформатор при подаче напряжения гудит, а не рычит! Ты что тут нам сказки рассказываешь, ты, что тут саботажем занимаешься? Подписывай сейчас справку или клади партбилет на стол». Я на всякий случай не стал ему говорить, что я беспартийный, а просто упрямо говорю: «При подаче напряжения без минимального набора средств связи и средств  пожаротушения у меня могут обгореть или даже погибнуть электромонтёры». Пастушков: «Так, связисты! Пробросьте-ка этому перестраховщику телефон, куда он укажет, а строители пусть обеспечат секцию щитом пожаротушения и завтра до обеда подайте напряжение на секцию, а после обеда в 14 часов я назначаю продолжение сегодняшней оперативки. Если не подадите – положишь партбилет на стол и другие виновники тоже положат партбилеты сюда, на стол. Я вам не позволю срывать государственный план по вводу основного энергооборудования. Матюнин Юрий Михайлович персонально отвечает за исполнение моего указания». Матюнин ответил: «Принято к исполнению».

   До конца дня связисты провели и задействовали два телефона, один - в само распредустройство, а второй по моей просьбе повесили на стене около двери перед входом на секцию. Строители притащили и установили стандартный щит со средствами пожаротушения (2 шт. ОП-5, 2 шт. ОУ-5, ведро, топор, багор, асботкань и ящик с песком).
 
   Следующим утром в 10 часов мы начали подачу напряжения на секцию 0,4 кв. Сначала подаём на трансформатор 6/0,4 киловольта до вводной ячейки. Потом подадим на саму секцию. Присутствовали: я, старший мастер ГЭМа Червоненко А.Г., наш старший мастер по ремонту Никольский В.А., пришёл даже главный инженер Матюнин Юрий Михайлович. Мы все и электро-монтёр тоже разместились снаружи, около телефона.  Я по телефону дал на ЦЩУ команду включить трансформатор. Раздался сильный хрипящий звук типа замедленного взрыва и ломающегося металла. Мы все переглянулись. Я говорю монтёру: «Осторожно посмотри вовнутрь». Он заглянул и говорит: «Там что-то горит в районе вводной ячейки». Я дал команду на ЦЩУ срочно отключить трансформатор, они ответили, что всё отключилось защитой.
 
   Мы с монтёром схватили по огнетушителю ОУ-5 и пошли вовнутрь. Вводная ячейка снизу, там, где кабельный ввод, была разворочена. В верхней части видимо горела изоляция контрольных кабелей. Под потолком секции растекался дым и едкий запах. Мы с монтёром двумя огнетушителями типа ОУ-5 начали гасить горящие кабели. Подошёл Никольский и тоже стал гасить огонь. Наконец погасили. Я открыл вторую дверь в секцию и в коридор. Дым стал уходить.
 
   В секцию зашли главный инженер Матюнин Ю.М. и старший мастер Червоненко А.Г.  Матюнин говорит: «Ну, Жемповский, ты как в воду глядел. Сегодня Пастушков скажет, что ты пожар накликал. Так, надо по уму готовиться к разборке, но ты близко к Пастушкову не подходи – уволит сгоряча». Далее Матюнин прямо с телефона на секции позвонил нашему директору Ремезенцеву и попросил его подойти сюда, говоря бодрым голосом: «Пожар, как и обещал Жемповский, состоялся. Вводная ячейка «кое-чем накрылась». Нет, люди не пострадали, Жемповский перед включением отогнал нас на два метра от дверей. Но сейчас надо решить, кто и что теперь будет докладывать Пастушкову, не подставлять же нам Жемповского». Матюнин не терял чувство юмора.

   Минут через пять подошёл наш директор - Ремезенцев Борис Фёдорович. Хороший мужик. Правильный человек. Отличный директор. Он посмотрел на всё это, расспросил, как это происходило и что мы делали, потом  спросил, окинув взглядом всех, но остановив глаза на мне: «Какое-нибудь разумное объяснение этому явлению у кого-нибудь есть?» Я кашлянул и сказал, что здесь, на мой взгляд, срабатывает какая-то конструктивная особенность этих комплектных распредустройств. Я, говорю, такие КРУНы вижу впервые. На ТЭЦ ВАЗа стоят простые односторонние панели, а тут металл со всех сторон. Этот металл, по-моему, и есть главный виновник этих повреждений. Здесь, похоже, происходит какое-то электро-резонансное явление. Надо для начала запрашивать завод-изготовитель, может у них что-нибуь аналогичное уже было и может они что-нибудь прояснят. У них наверняка проводились испытания таких КРУН».

   Директор говорит: «Ясно, что ничего не ясно. Тогда давайте для начала вызовем нашего фотографа с лаборатории металлов, пусть он заснимет всю эту картину и вызовем представителей завода-изготовителя. Но обязанность вводить в работу секцию и энергоблок с нас никто не снимает, так что товарищи Никольский и Червоненко, смотрите, что тут осталось целым и какое оборудование нужно взять у ГЭМа. После того, как покажем всё это Пастушкову, сразу начнёте восстановление секции. А я пока лично позвоню Пастушкову, проинформирую его о происшедшем ЧП».
 
   К 14 часам подъехал Пастушков, его проводили на секцию. Тут уже были сложены приготовленные для ремонта запасные детали, аппараты и кабели. Пастушкову всё объяснял Матюнин, рядом стоял Ремезенцев, а мне велели быть метрах в пяти, чтоб не попасть под его горячую руку. Пастушков походил, посмотрел, поспрашивал наших монтёров, были ли раньше такие случаи. Монтёры сказали, что и на первой секции во вводной ячейке при подаче напряжения происходят какие-то трески, рычания и т.п. Пастушков тоже высказал мысль, что тут какой-то конструктивный дефект и надо вызывать на консультации завод-изготовитель. На меня он только взглянул издали, отвёл глаза в сторону и дал общую команду: «Электроцеху и ГЭМу приступить к восстановлению секции, ещё не принятой в эксплуатацию». Директор Ремезенцев персонально продублировал его команду: «Станислав Станиславович и Александр Георгиевич, можете приступать к восстановлению повреждённых ячеек». Слава Богу, обошлось.
 
   На следующий день Ремезенцев спросил меня: «А что вас подтолкнуло так решительно потребовать от Пастушкова  дополнительных мер защиты при подаче напряжения на секцию 2Н? Перестраховка? Нет, говорю, скорее интуиция, что статистика включений - отключений может сработать против нас.
 
   Представители завода приезжали, внимательно рассматривали фотографии повреждённой ячейки, осматривали всю секцию, опрашивали оперативный персонал, но никакого однозначного заключения они не вынесли. Нам они дали свою версию происшедшего: монтажники или наши ремонтники при подготовке ячеек к работе забыли там какой-нибудь инструмент или тряпку. Мы с этим не согласились.

    Вообще, первые два года нашу ТЭЦ изрядно трясло, не было недели, чтобы не отключился котёл и турбина или ещё какое ЧП. При двух работающих энергоблоках в случае отключения одного из основных агрегатов персоналу тепловых цехов редко удавалось удержать в работе второй энергоблок и станция «садилась на нуль». Очень часто это происходило во время ночных переключений и тогда  ДИС вызывал на станцию всех руководителей цехов, в том числе и нас – электриков.
 
   Однако у нас в электроцехе всё было, более менее, спокойно, вот только вводные ячейки КРУНов раз в год повреждались по непонятным причинам. Но через год мы разобрались и с этим явлением. В течение года мы с моим начальником с Копытком Игорем Владимировичем неоднократно возвращались к обсуждению этой аварии. Он говорил: «Ты там про какие-то резонансные явления говорил, я тоже думаю, что это ближе к сути явления. Ищи в спецлитературе, читай, может где-нибудь что-нибудь вразумительное и найдешь, а у меня что-то «руки никак не доходят».


                6. И опять горит вводная ячейка.
 
   Прошёл практически год. Незадолго до подачи напряжения на секцию «3Н» мой начальник электроцеха Копыток Игорь Владимирович спросил меня: «Ты что-нибудь нашёл по этим электро-резонансным явлениям?» Я ответил: «Да, кажется, я нашёл в нашем учебнике МЭИ по «Технике высоких напряжений». Это действительно электро-резонансные явления в «R-L-С контуре. Они там хорошо описаны». Но тут в кабинет вошла Копыток Нина Евгеньевна с какой-то своей срочной проблемой и нам не удалось продолжить этот разговор.

   В июне 1977 года мы начали подавать напряжение на секцию 0,4 кВ «3Н» от трансформатора 6/0,4 кВ. Помня историю с подачей напряжения на секцию «2Н», мы в этот раз проявляли максимальную осторожность. Все системы пожароизвещения и пожаротушения на этой секции были смонтированы и сданы. Были вызваны и уже приехали представитель проектной организации «БелВНИПИэнерго» (начальник электротехнического отдела) и представители Минского завода-изготовителя (зам  начальника цеха и зам начальника конструкторского бюро).

   В этот день к 10 утра все уже были здесь и все были проинструктированы о возможном взрыве во вводной ячейке и все в этот раз отнеслись к этому очень серьёзно. В трёх метрах от входной двери в секцию «3Н» собрались: главный инженер нашей ТЭЦ Матюнин Ю.М., главный инженер «ПНУ ГЭМ» Пильщиков В.Н., старший прораб ГЭМа Червоненко А.Г., наш начальник электроцеха Копыток И.В., наш старший мастер Никольский В.А., начальник электротехнического отдела «БелВНИПИэнерго»,  зам начальника КБ Минского завода «Электрощит», зам начальника цеха того же завода, от нашего РЭУ «Куйбышевэнерго» - начальник электротехнического отдела Антонов Кронид Иванович, я и старший ДЭМ Тарасов В.М.

   Вводную ячейку секции «3Н» предварительно комиссионно вскрыли, осмотрели на предмет отсутствия забытых инструментов или ещё чего-нибудь - там всё было в прекрасном виде. Замерили сопротивление изоляции всех фаз – всё в норме. Ячейку закрыли и подготовили  к подаче напряжения. Договорились, что подавать напряжение будем не менее трёх раз – для большей уверенности. Все вышли за пределы распредустройства.
 
   Я с телефона около дверей давал на ЦЩУ команды начальнику смены электроцеха на включение. Первые два раза ячейка никаких звуков не издавала (насколько было слышно из-за дверей). После внимательного осмотра секции и вводной ячейки подали напряжение в третий раз – и тут вводная ячейка практически взорвалась. Опять мы тушили горящие кабели в ячейке, опять были разворочены металлические стенки нижней части ячейки. Наш главный инженер Матюнин Ю.М. сразу по телефону вызвал сюда нашего директора Ремезенцева Б.Ф.

   Через десять минут подошёл Ремезенцев Б.Ф с Пастушковым (оказывается Директор заранее известил Пастушкова), с ними пришёл с фотоаппаратом инженер нашей лаборатории металлов. Дым из помещения уже почти вышел.
 
   Директор дал команду нашему фотографу всё подробно заснять. Потом он задаёт вопрос: «Товарищи! Я, как и год назад, повторно спрашиваю всех присутствующих здесь специалистов, кто-нибудь может объяснить, что здесь происходит?» Представители завода-изготовителя стояли и обречённо молчали, отрицательно покачивая головами. Тогда  Директор посмотрел на Копытка, а он, показывая головой на меня, говорит: «Вот, Жемповский, кажется, докопался до сути». Тогда Директор просит меня высказать моё мнение. Я говорю: «На мой взгляд, и на сколько я выцарапал из электро-технической литературы, это явление более всего походит на лавино-образный рост напряжения вследствие происходящего электро-резонансного процесса, обусловленного определённым сочетанием параметров «R-L-С контура» в этой электроцепи. В принципе этот процесс описан в учебнике МЭИ «Техника высоких напряжений». В наших обычных условиях этот процесс идентичен процессам в системе зажигания наших автомобилей. Там от батареи в шесть вольт напряжение подаётся через прерыватель (бегунок)  на «R-L-С контур» (бабину), а с неё на свечи зажигания уже попадает три киловольта напряжения, что зажигает пары бензина в цилиндрах мотора. А в нашем случае это резонансное перенапряжение вместо паров бензина сожгло воздух и кабели во вводной ячейке». Я замолчал.
 
   Представитель завода подошёл к ячейке и спрашивает: «А где же тут Вы видите «R-L-С контур»? Я объясняю: « R» – это активное сопротивление самого кабеля (от трансформатора до ячейки), «L» - индуктивность - это есть обмотка трансформатора плюс ОБИЛЬНАЯ металлическая обшивка ячейки, а  «С» – ёмкость - это  расстояние между шинами фаз и металлическим стенками ячейки. Шины и металлические стенки работают здесь как обкладки большого конденсатора».
 
   Тут меня спросил главный инженер Матюнин Ю.М.: «А, скажи, Станислав, а какого чёрта эта «ситуёвина» происходит, когда хочет и как хочет: то просто рычит, то взрывается?» Я говорю: «Это зависит от того, в какой момент производится включение: то ли в середине синусоиды напряжения, то ли близко к нулю, то ли в максимуме. Когда в максимуме, тогда мы имеем максимум эффекта – как вот сейчас». Он опять спрашивает: «А, ты это всё сейчас придумал или это где-то описано?» Отвечаю: «После прошлогодних взрывов, я вспомнил, что нечто похожее я изучал и видел в лаборатории  кафедры «Техники высоких напряжений» в МЭИ. А гдето месяц назад, я по просьбе Игоря Владимировича полез искать это в своих учебниках, которые у меня лежат дома. Эта «ситуёвина» описана в соответствующей главе в учебнике ТВН. Вот я её и проработал, о чём и доложил сперва Игорю Владимировичу, а  теперь и вам». Матюнин сказал: «Ясно, что век живи – век учись. Ну, спасибо, Станислав, разъяснил». Тут Директор спрашивает: «Станислав Станиславович! А Вы завтра можете принести нам свой учебник ТВН, что бы мы все коллегиально посмотрели эту главу?» «Завтра лично  Вам принесу и покажу нужную главу». «Договорились. Ну, что, коллеги! Всем ясно, что тут происходило?»
 
   Все одновременно заговорили, кто-то соглашался, кто-то был против. Минут через десять Директор прервал эти споры и спросил: «Ну, а теперь, уважаемый Представитель проектной организации, как Вы можете объяснить нам эту беду с оборудованием, которое Вы нам в проекте прописали к установке и эксплуатации? Вы нас поставили в положение подопытных. Мы ведь второй год работаем «как на пороховой бочке». Как нам дальше устанавливать и эксплуатировать это оборудование? Опять на авось? Где инструкции завода? Где специальные рекомендации проектировщика?»
 
   Представитель института ответил: «Да, оборудование этого типа мы предложили к установке на Куйбышевскую ТЭЦ в опытном порядке, пока его ещё никуда не устанавливали. Обращаю Ваше внимание на то, что соответствующий  Главк Министерства энергетики это оборудование согласовал к установке на вашей ТЭЦ. К сожалению, по прошлым Вашим замечаниям и фотографиям завод нам не предоставил ни актов испытания этих КРУН, ни объяснения прошлогоднего ЧП. Они склонны были думать, что в этой ячейке рабочие просто забыли какой-то инструмент. А сейчас я отчётливо вижу, что проблема в самом оборудовании, точнее в его конструктивных особенностях. Я считаю, что объяснение, предложенное представителем электроцеха ближе всего к сути процесса». Директор спросил его: «А если это так, то каким методом можно устранить повторение этого процесса?»
 
 Тот ответил: «Я так с ходу затрудняюсь дать обдуманные рекомендации, но полагаю, что, скорее всего, у товарища Жемповского уже есть соображения на эту тему».
 
   Директор тогда повернулся ко мне: «Станислав Станиславович! Какие меры Вы можете предложить?» Я ответил: «На мой взгляд, надо изменить параметры «R-L-С контура». «R» – активное сопротивление мы изменить не можем – это определяется длиной кабеля от трансформатора до вводной ячейки. «L» - индуктивность – это вся металлическая обшивка ячейки, раздевать её – это менять конструкцию ячейки, это тоже опасно. «С» – ёмкость, это определяется зазором между металлическими стенками ячейки и шинами «А», «В» и «С».  Точнее, ёмкость определяется диэлектрическим сопротивлением этого зазора. Вот это диэлектрическое сопротивление, на мой взгляд, легко изменить. Давайте намотаем на эти шины изоляционный материал, диэлектрическое сопротивление увеличится и, надеемся, что новые параметры «R-L-С контура» не будут толкать наш контур к резонансу и этот зазор перестанет пробиваться».

 Представители проектного института и завода-изготовителя согласились с таким предложением. Это решение потом записали в акте.

   На следующий день ячейку восстановили, шины заизолировали и опять стали подавать напряжение. Подавали аж семь раз – секция вела себя нормально – никаких звуков. Потом вскрыли вводную ячейку и ещё раз внимательно осмотрели – никаких признаков электропробоя. После этого все ушли в кабинет директора и там под председательством Пастушкова подписали  совместный акт, где были изложены наши соображения о причинах ЧП и где завод обязался провести специальные испытания КРУНам этого типа, разработать и прислать нам официальные предложения по предотвращению аварийных ситуаций с этими КРУН.
 
   На следующий день Директор, зайдя на ЦЩУ и увидев меня, поздоровался и сказал: «Станислав Станиславович! Я весьма удовлетворён и даже горд.  Благодаря Вам мы вчера оказались на высоте. Кронид Иванович вообще сказал, что вы элементарно разложили всё по полочкам, спорить было бесполезно. Представитель «БелВНИПИэнерго» так и сказал: «Я даже вам завидую,  ваш специалист очень профессионально и авторитетно представил себя, ваш коллектив и свою «альма матер» - МЭИ. А МЭИ – это весьма уважаемая школа». Пастушков после подписания акта сказал, что зам у вас (у нас) головастый. Это, Станислав Станиславович, надо считать как его извинение перед Вами за прошлые высказывания. Я Вас поздравляю».
 
   Месяца через три Минский завод прислал акт специальных испытаний, который полностью подтвердил нашу версию.

   Пусковой период у нас закончился,  когда мы  4-го ноября 1977 года пустили третий энергоблок и станция потом почти месяц отработала без аварийных отключений. Вообще начальный пусковой период работы на КуТЭЦ официально продлился у нас два года: с 1-го октября 1975 года, когда «пусковой режим работы» ввели приказом по ТЭЦ,  до 9-го ноября 1977 года, когда у нас на станции приказом отменили «особое положение». Для дневного персонала восстановили нормальный советский график работы с 8-ми до 17-ти часов, а суббота и воскресенье стали законными выходными днями. Стало возможно планировать отдых с семьёй. Правда, ЧП на станции изредка происходили. Но это уже другая история.


      7. «Спокойный» эксплуатационный период . Приглашение в партию.

   Сравнительно «спокойный» эксплуатационный период у нас начался с 9-го ноября 1977 года и продлился до 30-го июня 1978 года. Этот период можно только условно считать спокойным. Просто перестали ежедневно отключаться энергоблоки. Персонал уже натренировался и стал правильно оценивать состояние оборудования и правильно ликвидировать предаварийные ситуации. В общем, как говорят энергетики: один энергоблок – этот четверть станции, два энергоблока – это полстанции, а три энергоблока – это уже треть станции, а четыре энергоблока  - это уже станция.
 
   За этот «спокойный» период у нас произошли серьёзные ЧП: в ноябре 1977 года произошла странная авария в РУСН 6 кв на ТФН (Теплофикационная насосная), но это отдельная история, о ней расскажу позже; в марте 1978 года странно погиб при проведении высоковольтных испытаний (ВВИ) наладчик Мезенцев И.А. (это тоже отдельная история, она уже описана: «Две женщины в его судьбе»); а в ночь на 30-е июня 1978 года в период проведения пуско-наладочных испытаний  при вводе в работу 4-го энергоблока взорвался 4-ый энергокотёл. Это тоже другая история, даже трагическая история, о ней расскажу немного позже.

   К концу этого периода я понял, что я достойно выдержал все трудности  пускового периода и последующие ЧП на станции. Я осознавал, что знаю электрическую часть станции лучше всех и это признают и мой начальник цеха и главный инженер, да и наш Директор публично сказал об этом. Я чувствовал уважительное отношение ко мне как со стороны своих подчинённых - оперативного персонала, так и со стороны персонала других служб электроцеха: ремонтной, службы связи и персонала МС РЗАИ.
 
   Ближе к новому (1988-му) году ко мне подошёл парторг станции Пахомов Юрий Павлович и сказал: «Станислав, тебя ввели в резерв на начальника электроцеха, но ты беспартийный, а начальник цеха должен быть членом КПСС. Мы, партком ТЭЦ, приняли решение предложить тебе вступить в партию. Ты, надеюсь, не против?» «Я согласен». «Тогда пошли ко мне, напишешь заявление, а рекомендацию в партию тебе готовы дать Копыток Игорь Владимирович, Никольский Володя и Матюнин Юрий Михайлович, с ними согласовано. Потом пойдёшь к ним, попросишь лично. Завтра принеси мне свою автобиографию. Понял?» «Понял». Мы пошли в кабинет к Пахомову, я написал заявление в КПСС и сразу пошёл просить указанных персон написать мне рекомендации в партию.
 
   На следующий день все рекомендации и моя автобиография были сданы Пахомову. Он сказал мне: «Ну, теперь надо немного подождать. Мы должны в райком партии сдать ещё кандидатуры трёх рабочих - это для сохранения баланса между ИТР и рабоче-крестьянской массой, потом проведём ваши кандидатуры в райкоме партии и после этого здесь на партсобрании примем  в Партию этих рабочих и тебя. А пока учи Устав КПСС. Понял?» «Понял».
 
   Я был на высоте самоудовлетворения: я выдержал тяжелейший период в работе, я самоутвердился как специалист и управленец, меня высоко ценят как специалиста, меня уважают в коллективе, меня ввели в резерв на начальника цеха, меня ПРИГЛАСИЛИ В ПАРТИЮ! Молва о введении меня в резерв достаточно быстро разошлась по станции, я ловил на себе заинтересованные взгляды. Некоторые прямо высказывали добрые пожелания, а другие поглядывали явно с завистью. Но я был великодушен ко всем и с молодым воодушевлением (мне тогда исполнился 31 год) продолжал исполнять свои служебные обязанности.
 
   Тем временем я усиленно учил Устав Партии и терпеливо ждал от парторга  информацию о дате собрания и вступления в Партию. Но с Партией дело тянулось и неопределённость возрастала. А после трагического взрыва 4-го энергокотла в июне 1978 года всё Руководство ТЭЦ как-то скукожилось, всё начальство попало под следствие, никто ничего не хотел решать, все выжидали. На мой вопрос к парторгу Пахомову: «Ну, что и когда насчёт моего вступления в партию?» он ответил: «Извини, Станислав,  сейчас не до этого, надо людей из-под следствия вытащить».
 
   А в начале 1979 года я понял, что с Партией у меня получился полный облом и только к концу года Пахомов Юрий Павлович по-честному мне разъяснил всю ситуацию вокруг меня: райком партии не пропустил мою кандидатуру из-за моей польской биографии и случая со стенгазетой. После разговора с Пахомовым я решил сменить место работы, но это уже другая история, она описана в рассказе «Уход с ТЭЦ «по-аглицки».
 
   Я лично за время работы на станции заработал то ли острейший гастрит, то ли начальную стадию язвы желудка и врачи грозились положить меня на операцию, для начала выписали мне уйму лекарств. Эти лекарства временно приостановили воспалительный процесс. Врачи рекомендовали мне сменить характер работы и улучшить режим питания. Через год я так и сделал. С 3-го января 1980 года я ушёл работать в Общепит. Но это уже другая история, это я описал в рассказе: «Переход из Энергетики в Общепит».

     Станислав Жемповский.   17.12.2018.