Любовь есть жертва, верно?

Краска на стенах потускнела, из давешнего токсичного ярко-зелёного превратилась в некое подобие окраски тины, выброшенной на берег водами, не принимающими всю отвратительность последней. Комната небольшая, практически полностью заполненная личными вещами, в духе огрызков карандашей, скомканных или разорванных писем, просто листков бумаги с нанесёнными на них неизвестного содержания надписями… много уже не нужного хозяевам, а то и давно забытого. Тут и здесь по ковру болотного оттенка перекатывались гонимые сквозняком сгустки пыли, задавливая собою всякое пространство для чего-то вовсе другого характера, например, пролитых на тот же самый ковёр чернил, которые, в свою очередь, спокойно почивали омертвевшими на пустой, шершавой поверхности, перемешиваясь с пылью и грязью.

Посреди комнаты перед клеткой, оснащённою железными, уже ржавыми прутьями, на покосившемся стуле эпохи, вероятно, Возрождения в обратную сторону, сидела девушка. В руках у ней её тонкими, иссушёнными пальцами перемещались по эллипсоидной орбите яркие зелёные камешки. Их обладательница одета в бывшую когда-то безумно давно белой ночную рубашку. Она редко спит, очень редко.

Девушка открывает неказистую клетку и протягивает вовнутрь ладонь с зелёным камешком. Перебитое крыло попугая тихо дёрнулось, но тот достиг клювом своей пищи и уже наслаждался прекращением ненадолго своего голода. Лишь одной Ей известно, что это за попугай и откуда он. Она смотрит в его тёмные маленькие глазки, влюблённо. На Её руке на мгновение блеснул блик от какой-то перстной побрякушки. Её лицо, исхудавшее и безжизненное, ненадолго наполняется чем-то светлым и тёплым. Снова Её глаза приобретают тень того изумруда, каким они казались годы раньше.

Дверь отворяется, и в комнату входит гость. Это мужчина. Его строгий костюм злобно контрастирует с обстановкой, отторгая её и выказывая всяческую неприязнь. Хозяин таков же. Омрачённое яркой чернильной бородой лицо выражает негодование. Она не замечает его, Ей важно совсем другое. Длинное пальто мужчины сметает на пути пыль, разбрасывая её ещё сильнее по комнатке. Он в гневе. За спиной девушки вырастает чёрная его фигура. Взгляд тёмных очей яростно бросается между прутьев.
 
Она просовывает руку с зелёным камушком в очередной раз. Ей нравится птица. Ей нравится ухаживать за ней. Ей по душе попугаи. Ей нравится птица. Она видит в ней своё будущее. Она вкладывает в неё всю свою душу, все свои силы. Ей не нужно больше ничего. Ей нравится птица.

Мужчина стягивает с костлявого пальца девушки металлическое кольцо и кладёт во внутренний карман своего пиджака, что под пальто. Она поднимает глаза, уперев взор в пустоту на месте, где только что витала чёрная борода гостя. Дверь бесшумно закрывается. Лёгкий вздох, заканчивающийся тяжёлым, надрывным кашлем. Попугай зашевелился энергичнее. Он был счастлив, очень даже. И для Неё не было ничего важнее и прекраснее, чем это маленькое, беззащитное существо, которому она так беззаветно дарит всю себя. Всю, без остатка.
Насколько правильно это? Ей нравится птица. Она любит птицу. Она сделает всё.

Насколько правильно это?

Насколько?

…

Глубокое утро. На улице достаточно холодно, чтобы обжечься об ручку, открывая дверь снаружи дома. К большому, одинокому особняку ковыляет женщина. Она что-то бережно прижимает к груди, это что-то завёрнуто в серую ткань. Она тяжело дышит. Ей сложно идти.

Холодные, пустые окна наблюдают, как девушка печального вида стучит по поверхности входа в дом. Они слышат, они безумно чутки, как гремит ключ нижнего замка и как скрипит верхнего в скважинах. Они ощущают на теле дома, как открывается дверь и как задумчив и подавлен его владелец в эти секунды.

Беспристрастно смотрит пальто. Она поправляет ночнушку, поверх которой наспех накинут дорогой кожаный плащ. Она робко останавливает взор на лице мужчины. Стеклянные глаза того направлены в сторону свёртка в её руке. Она понимает его.
 
Он не прячет непонимания. Быстро сунув руку в карман и проверив часы, он поднимает брови. Она оживает, вздрогнув, и плащ сползает с её плеч. Она несколько смущается, пряча улыбку.

Его руки, следуя чёткой траектории, скрещиваются на груди. Она наконец разворачивает тряпьё и достаёт птицу.

Это попугай. Шея его аккуратно свёрнута.

Глаза Её наполнились любовью, а безумная улыбка расплылась на Её лике. Она протягивает труп птички мужчине, словно пытаясь доказать что-то. Второю рукою она тянется к пиджаку хозяина дома. Вот оно. Правильное. Любимое. Моё. Самое важное… Ей нравятся птицы, но не это – самое важное. Вот это – самое важное. Любимое. Моё.

Рука дрогнула, и перебитое крылышко птицы, излеченное Ею, рвётся пополам.

Отчаяние.

Ухмылка не хотела сходить с его лица. Он и не пытался её скрыть.

Рука Её тянется к ручке двери, но её уже схватила мощная ладонь мужчины. Губы его затанцевали в словесной игре и удручённо-равнодушных изгибах мышечных складок.

…

«Ну и на что мне твоя жертва?»