Последний город

Я просыпаюсь и не могу понять, где нахожусь. Полная, вязкая темнота. Вязкая, потому что ещё и сыро. Я одет, но сырость проникает сквозь одежду.

А мне снилось, что я за городом, на берегу реки. Неспешно прогуливаюсь по возвышающемуся над рекой травянистому холму, по утоптанной дорожке, а внизу – песчаный пляж.
Похоже, что была осень, ведь все одеты. Причём одеты гуляющие со мной люди так, как одевались в начале прошлого века. Мужчины в длиннополых сюртуках и в шляпах с закруглённой тульей, кое-кто с тросточкой.
Я беседую с одним из них. Я знаю, что он философ и писатель, хотя он этого мне не говорил. Он спокойно, но очень убедительно произносит обычные вроде бы слова… Но я от них начинаю беспокоиться. И вместе с ним начинаю понимать, что человечество не знает, и знать не хочет, куда идёт. А когда увидит, куда попало, будет поздно. Ни назад не вернуться, ни свернуть.
Мой собеседник был с женой и двумя детьми. Детишки радостно бегали по траве друг за другом поодаль от нас, женщина смотрела за ними и, как мне показалось, была какой-то отрешённой.

Потом я вернулся в город. Этот город мне уже когда-то снился. Он стоял на склоне пологой горы. Одни улицы поднимались вверх, другие, их пересекающие, шли вдоль горы. Снизу этот город смотрелся как-то трогательно: небольшие двух-трёхэтажные аккуратные домики, белая церквушка с золотыми маковками. Снизу можно было увидеть, где находится школа, где казённые дома… А на самом верху горы – парк…

…Всё, я наконец проснулся. Лучше бы не просыпался! Потому что реальность ничего хорошего не сулила. Она давила, нагнетала ощущение разрушения всего, что было, а ещё – скорой гибели и того, что ещё осталось… Без страха и без ужаса, потому что с неминуемым уже смирился.
Только глубоко внутри ещё нечто заставляло надеяться на что-то и жить. Жить, переживая весь этот кошмар.

Так темно… Да ведь я - в подвале! Я же сюда залез, чтобы поспать, потому что у меня не было больше дома. Очередного дома, очередного из многих домов, которых я уже лишился.
Ещё два дня назад я жил в старом доме из тёмно-бурого кирпича, тёмного от сырости и грязи. Сырость и грязь сейчас везде. Тучи никогда не расходятся и стелятся, чуть не цепляясь за крыши домов. Грязь осталась после прошедших сквозь город мутных потоков воды, смешанной со всем, что она смывала.
Я жил вместе с женщиной, которую совсем не знал. С ней я сошёлся сразу, как попал в этот город. Пришёл из другого города, который уходил под воду. Сейчас уже целиком ушёл. Может, ещё остались торчать верхние этажи самых высоких домов, которые не развалились.

Теперь и этот город, куда я пришёл, стал умирать. Болезнь, лечить которую нечем и некому, уносит всех подряд. Чума этого века. Улицы, ещё недавно забитые автомобилями беженцев и шаставшими в поисках пропитания издёрганными и озлобленными людьми, опустели. Машины вытащили на окраины. Разбитые, ржавые, грязные - там они теперь и свалены в кучи, кое-где – в вытянутые баррикады.
А люди стали пропадать. Кто захотел и успел – тот ушёл, а заболевших сразу вывозят. Говорят - лечить. Но оттуда, с лечения, ещё никто не возвращался.
Из тех, кто не заболел, почти все становятся наркоманами. Как? Да очень просто: кто-то везде разбрасывает шприцы-тюбики с наркотой. Стоит только по дворам пошарить – пренепременно найдёшь.   

Да… Я эту женщину, меня приютившую, так толком и не узнал... Да и не пытался узнать, не до того было. Теперь выходит, и не смогу узнать.
У неё была подруга. Весёлая такая и рефлексивная. Любила тактильные ощущения – за руку с понравившимися людьми подержаться, в губки чмокнуться. Дочмокалась, и мою сожительницу с собой прихватила.
Я нанялся за харч охранять чьи-то склады от наркоманов и от расплодившихся крыс. Возвращаюсь с работы, подхожу к парадному – а их на носилках выносят.
Мне мужик, одетый как санитар, говорит:
- Так, помоги с носилками! Я хоть перекурю…
Берусь за ручки носилок и вступаю в грязную лужу. И тут слышу:
- Ты чё, мудила, обойти её не мог?! В этой грязи – вся зараза!
А я ещё и босиком. На работе получил ботинки, холщовую робу и брезентовую куртку, - такую, как у пожарников. Но ботинки поменял на жратву, - пропадал совсем.
И кому-то ещё орёт:
- Так, и этого берём! Ёбэстэ… На дезинфекцию! 
Этого – это меня? И я дожидаться не стал – рванул со двора, и в ближайшую подворотню. Догонять не стали…

Подождал, когда уедут, и вернулся в квартиру. Дверь только прикрыта, не на замок. Внутри – пустота, и сразу в нос – едкий запах хлорки. Везде хлоркой посыпано, как будто рассыпали творог.
Пошёл искать себе пристанище. Думаю, чего далеко ходить? Пройдусь по этому дому. Открываю одну дверь, другую – пусто, вонь, копоть или так же – слой хлорки.
Вспомнил, что недалеко отсюда видел гаражи и подвалы, в которых когда-то люди хранили картошку, соления и прочие припасы. Выбрал один подвал с прочной крышкой и не сильно грязным лазом, притащил туда несколько диванных подушек – вот тебе и берлога.

В той квартире, где жил, тоже комфорта не наблюдалось. Из-за печки-буржуйки всё покрылось копотью – двери, стены. Топили-то печку чем попадётся, только что не резиной. От мебели остались лишь топчан и пластмассовый столик с двумя стульями. Всё остальное ещё до моего прихода пожгли, когда дров не было. 

Были у меня в подвале свечи, но скоро закончились. Да и не дело это – сидеть в подземелье. Не зальёт, так засыплет. Свалят кучу какого-нибудь мусора на крышку – всё, похоронен заживо.
Пошёл дальше по домам шастать. В одном поднялся вроде как на третий этаж, дверь приоткрыл… Свет горит – электрический! Чистота и порядок. Длинный коридор, а дальше – комната, на входе в неё - деревянная стойка, за ней сидит мужик средних лет, подтянутый и лысый.
- Тебе чего? – спрашивает. В голосе – уверенность и твёрдость. Наверное, бывший военный. Да чего там «наверное», - точно!
Я не стал придумывать:
- Да вот - ищу, где приткнуться…
Вижу за мужиком, что в комнате стоят деревянные струганые столы под лампами. За некоторыми столами сидят опрятно одетые личности, сидят склонившись, и что-то делая.
Набравшись решимости, говорю:
- Хорошо сидите! А вы-то чего тут делаете? Какое-то производство, или как?
А сам приглядываюсь, что там за столами делают. Очень даже похоже, что шприц-тюбики начиняют.
Мужик, то ли решил пошутковать, то ли чем-то ко мне проникся, и выдал:
- Мы здесь наркоманов лечим! 
- Ага, вижу. Активно лечите... А зачем? – спрашиваю.
И вижу по реакции, что мужик не ожидал такого вопроса, он немного так вскинулся. 
- Что значит – зачем?
- Ну, подохнут они от того, что ширяются. Но не сразу и в приятных глюках. А не будут ширяться – всё равно заболеют и сдохнут, но уже очень быстро и неприятно.
 «Бригадир», как я его себе обозначил, после задумчивой паузы, во время которой я уже чётко разглядел, чем заняты сидящие в комнате,  выдал:
- Мы, понимаешь, исходим из того, что люди должны оставаться в сознании... Осознавать, что с ними происходит. Да, многие оказались не готовы к тому, что в последние годы произошло...
Уловив, что я в ухмылке поморщился, он продолжил:
- Да ты подожди... Не опускайся до скоропалительных выводов. Чтобы оставаться людьми, люди должны проходить испытания, мучиться и страдать. Потому что, только выдерживая мучения и страдания, они получают шанс перейти на следующую ступень, где уже не будет такого, что здесь их вынуждает так мучиться и страдать.
Вот когда тебе везде хорошо, тепло и сытно, - тебе что-нибудь надо? Не в смысле ещё бы бухнуть и посношаться, а в смысле высоких нравственных подвигов? А что дальше? Всё? Счастливо жил и в бозе почил. Вся радость?!
Люди бороться должны и это… в борьбе достигать! А сразу пасующие и уходящие в наркотическую нирвану - это вообще слабое звено, ни на что не пригодный мусор. Они сами себя вычёркивают из книги жизни. 

Постой, от кого-то я такое вроде бы слышал... Не от того ли философа, с которым разгуливал по берегу реки во сне? Тот ещё говорил, что люди - это стадо, и не имеют власти над собой. Все бегут – и я побегу, подхваченный чьим-то порывом, чаще всего идиотским. Но у каждого свой эгоизм, который постоянно мешает объединиться для какой-нибудь высокой цели, отделяет тебя от других, вызывая презрение, ненависть, зависть, страх, недоверие. И каждый пытается уйти в свой, как ему кажется, предсказуемый мир. И как только эта предсказуемость тоже начинает колебаться, - а это происходит со всеми и всегда, - то человек бежит в неосознанность, в религиозный фанатизм, алкоголизм, наркотики.
Методика одна - и для манипуляций толпой, и для самоуспокоения: максимально понизить разум, выбрать несколько лозунгов и способов ухода в холотропное состояние. Кроме этого больше ничего не надо.
А психотип, получивший обратную психологию, становится расчётливым, жестоким, доминирующим.

Только вот сейчас всё дошло до абсурда, и сильным доминировать уже не над кем… Это уже новая мысль, пришедшая в мою голову. И похоже, как раз  в её подтверждение слышу:
- А ты знаешь, что сейчас уже и санитаров не набрать, никого нет! Скоро все сядут на иглу. Кто будет работать? За какую идею? Чего усмехаешься?
- Да идеи ваши продаются в первую очередь, ещё впереди собственного визга!
- А ты вот, умник, почему до сих пор ещё не укололся? Разве не во имя какой-то идеи? Ну, хотя бы своей?
Да, «бригадир» не так прост, как мне поначалу представилось. Пытаюсь сопротивляться, но за ним чую волю, которая будет посильнее моей, ставшей совсем унылой и опустившейся.
Да и с какого я тут взыскался? Мне что надо? Найти приют и прикорм. Если его здесь нет, надо сваливать... Если отпустят. Я ведь, похоже, увидел что-то лишнее…
Прикидываю, успею ли выскочить на лестницу, или куда ещё можно сорваться. Ведь как пить дать, что лестницу, меня впустив, уже запечатали. Да, влип по-идиотски. А кто мог подумать, что в таком захолустье такая крутая «тема»?
Но тут начальник приподнял вверх руки. Типа, не ссы, всё нормально, никто тебя не тронет. Но больше меня удивило то, что он мне сказал. А он мне сказал:
- Ты нам нужен. Раз ты сюда заглянул, значит - наш.
Я вопросительно на него посмотрел.
- Чужие нас просто не находят. Пошли, кое-что покажу.
Я ему, конечно, не поверил. Не то время, и не такой я ещё безмозглый, чтобы так купиться. Нет, часть мозгов у меня вероятно вытащили, когда вскрывали черепушку, но об этом как-нибудь потом… Самому идти туда, где меня и кончат, - просто и замечательно! Но… Что делать-то?! При этом я двинулся к стойке, за которой он сидел, чтобы чего не подумал.
Камер не вижу! Нет видеонаблюдения? Наверняка есть, а камеры скрытые. За стойкой нет мониторов, значит, картинка записывается, или оператор сидит в другом месте. Ладно, чего дёргаться? Чему быть, того не миновать.
Начальник встал, подошёл к ещё одной двери, открыл и показал жестом: заходи!

За дверью была обычная комната, в ней – никого. Стол, на столе какая-то аппаратура, ноутбук. Три стула. В углу – обшарпанный кожаный диван.
Мы сели перед монитором ноутбука. Пошло видео, без звука. Комментировал «бригадир». Показывали какой-то терминал, на нём с подъезжающих автофур выгружали коробки, ящики, мешки и на транспортёрах куда-то увозили. И вдруг транспортёры сталкиваются, на пол сыпятся коробки. А грузчики стоят рядом и ржут. Подходят другие, что-то кричат, машут руками. Начинается драка.
- Это первый зафиксированный случай подброса наркотиков на главный городской терминал, - поясняет бригадир.
Потом пошли куски сюжетов с беспределом «уколотых» вперемешку с искажёнными рожами наркоманов и их конвульсиями во время ломки. Железнодорожный контейнер, наполовину забитый трупами.
- А это ежедневный «урожай» кончившихся от передоза только на этом же терминале – слышу я.

Дальше смотрим съёмку разных дворов каких-то предприятий, там россыпью валяются шприц-тюбики с наркотой.
- Мы разработали эффективный метод. Мы изготавливаем в таких-же шприц-тюбиках и разбрасываем под видом той же наркоты, скажем, антидот. Средство, которое не только действие наркоты нейтрализует, но и снимает головную боль…
Про головную боль - это знакомо. И у меня голова давно болит, давно и... всегда. Необычно как-то болит, как будто что-то давит на черепушку.
Блин... Давит ведь и сейчас... Трогаю рукой и чувствую боль - ещё не зажили полностью швы после вшивания пластины. Эту пластину мне вшили насильно, сказали только, что без неё через полгода или год – гарантированный рак головного мозга. 
- А не проще ли поймать тех, кто наркоту разбрасывает, ну и это... Осудить.
- Ну ты, конечно, умнее всех. Только ловить не кого. Разбрасывают не люди. И не самолёты. Бери выше!
Куда ещё выше брать? Из космоса, что ли? Час от часу не легче! Но уточнять не стал, и без того странностей в нынешней ситуации хватало. 
- Ты уж поверь, другого способа с этим бороться больше нет. Вот, смотри…   
На экране что-то похоже на двор, в темноте ничего не видно, только по теням угадываются очертания кустов и стены какого-то здания.
- Сейчас смотри внимательно!
В свете фар где-то вдалеке проезжавшей машины забледнел какой-то непонятный предмет, перемещавшийся в воздухе.
- Увидел?
- Да, а что это за… Дрон?
- Похоже, но не дрон. Они совершенно не видны, можно что-то уловить только в отражённом свете. Локатор не даёт засветки, приборы ночного видения – не видят. Что-то прозрачное. И никакого шума! И откуда они берутся – никто не может определить. Всё тотально прочесали по всем районам и за городом, опросили всех, кого отловили. Что скажешь?
- А что тут скажешь? Нужны какие-то средства обнаружения. Если они на свету отражаются…
- Отражаются только сами шприц-тюбики. Пытались лазером – горят тюбики, в которые луч попал, а остальные просто сбрасываются.
- Так может тогда у этих, скажем, дронов, радиоактивный фон повышен? Или, типа, излучение паранормальных сил?
- Точно не знаю, но думаю, что всё пробовали. Вообще, пока всё вот так. А дальше… Или мы их найдём и уничтожим, либо они кончат всех нас.
- А уже были попытки в отношении вас, или этого вашего цеха?
- Вас, вашего… Теперь не вас, а нас, не вашего, а нашего… Или ты хочешь уйти? – а это уже прозвучало, как мне показалось, с издёвкой.
Куда мне идти? Даже без учёта возможности того, дадут ли мне уйти…

Несколько дней я работал «на подхвате»: что-то принести, что-то отнести. За это время почти со всеми мужиками познакомился.  И вот как-то «бригадир меня подозвал и говорит:
- Мне тут вопросы с материалами нужно порешать. Побудешь за старшего. Мобильниками здесь не пользуемся, нужно что сообщить – топай за территорию, в другой квартал. За охрану не волнуйся – за неё отвечает другой человек. Так только, для контроля обстановки, поглядывай за подходами.
Он включил свой ноутбук и поставил на стойку, на экране - полная картинка всего, что внутри и снаружи происходит, разбитая на квадратики.
Работа идёт сама собой, одна только проблема – выносят коробки с готовой продукцией, а куда их – не знаю. Начальник ничего не сказал, и скорее всего, ничего с ними делать не надо.

И тут сигналят на входе, что кто-то пришёл. Камера показывает, что маячат двое, я их не знаю. И ещё одно подозрительно: отчего-то дёргаются, на месте не стоят.
Подзываю ближайшего работничка, а тот сразу - в несознанку, не моё мол дело, - и всё. Но тут по внутренней трансляции кто-то из охраны мне говорит, что это наши. Раз у входа – значит, свои.
Открываю дверь, входят двое: один плотный, с пузом и усами, похожий на бравого солдата Швейка на рисунках к книге Гашека. Второй худощавый и чересчур хмурый. Оба удивлены не меньше моего, оглядываются, осматриваются, с чего это власть сменилась, и продолжают дёргаться.
- Я тут временно за старшего, - спешу их успокоить. Хрен его знает, кто это, что у них на уме, а может ещё и в кобуре, или за поясом. – А вы кто такие?
- Мы эта… развозим. Пришли вот, потому что машину пришлось поставить в ремонт. Ходовую надо делать, шаровые клинит, ещё чуток – и эта… выскочили бы на канаву, – пробухтел толстячок.
Мне его объяснения показались подозрительными. А первому ощущению надо верить. Спрашиваю, что за машина.
- Да эта… ГАЗ-24.
Ну, что ГАЗ - это ещё можно понять, кроме такой чудом оставшейся рухляди на таком бензине, как сейчас, больше ничего не ездит. А всё, что может ездить на мазуте, забрали армия и МЧС.
- Ну, и долго будут ремонтировать?
- Как заплатим, так посмотрят и скажут, долго или нет.
- А кто платит? А развозить вот это, - киваю на коробки, - кто будет?!
Ответ был весьма определённый: это не наше дело. Ну ладно, голавлики, придётся посмотреть, что вы там намутили.
- Пошли, - говорю.
- Куда?! – мужички явно не ожидали такого поворота. Никто их не контролировал, что ли?
- Машину вашу показывать. Платить. По счетам. Или - по понятиям для делания таких дел.
Повели. А сами меж собой переглядываются.
За гаражами действительно была какая-то мастерская, только я никогда не видел, чтобы она когда-то работала. Так и есть – всё закрыто, поблизости – никого. 
- Ну и где ваша тачка?
- Да вон там, - и показывают вдаль на большую кучу мусора. Идём туда. Вижу крышу и кузов старой чёрной «Волги», а по бокам до самых стёкол – мусор, обгорелые консервные банки, пластиковые упаковки.
Естественно, требую у них объяснений. У них, но в ответ что-то «лепит» только пузатый, а худой всё время угрюмо молчит, и только лицо у него иногда подёргивается.
В общем, тачку они завалили мусором, чтобы выглядела как брошенная, тогда её не раскурочат. Маскировка типа такая. А пристроить её некуда. Любой гараж, в который что-то прячут, тут же вскрывается.
В мастерскую мастера придут только тогда, когда на ремонт будут деньги. А когда будут деньги, никто не знает, даже начальник. Ему самому их дают явно мало и очень нерегулярно.
Толстяк при этом посмотрел на угрюмого, а тот на этот раз угрюмо ухмыльнулся.
- А ну, убирайте-ка мусор, - говорю. 
Как я и ожидал, разгребать машину они не стали. Толстяк помрачнел, но стать угрюмым ему не давали округлые черты морды лица. Угрюмый таким и остался, потому что угрюмей его уже и нельзя было представить. Они смотрели на меня как звери, и мне пришлось сунуть руку в карман и обозначить на лице безмятежную уверенность в безжалостном применении, в случае чего, якобы имеющегося там оружия.
Сработало. Ребята дали мне уйти. Но расслабляться было нельзя, догнать меня бы не догнали, но, к примеру, вполне могла прилететь вдогонку граната.
В надежде, что мой новый начальник уже вернулся, я поспешил под защиту «цеха». Но там его ещё не было. Рассчитывая, что есть не только видеонаблюдение, но и аудиозапись, я в коридоре изложил ситуацию, а свой монолог красноречиво закончил тем, что запер дверь изнутри на засов.

Шеф вернулся через час. Уточнил некоторые детали, после чего меня поблагодарил за проницательность и отматерил за недальновидность. Надо было сделать вид, что я им поверил, а потом взять «этих пидоров» за жопу. А я ведь и не был уверен, что не поверил, иначе чего бы я попёрся проверять? Я же не был посвящён, что на них работают жулики, да ещё на доверии.

После этого случая шеф стал меня посвящать во святая святых. Названное мною «цехом» обзывалось Артелью. Причём это название несло большой скрытый смысл, о котором я даже и не знал. Слово «артель» происходит из сращения тюркских слов арт - «задняя часть», и ил - «народ». То есть, это буквально «народ, находящийся позади» - резерв!
Здесь трудится, ни много ни мало, - резерв народа!
А сейчас Артель работает под санитарами и на санитаров. Санитары есть разные. Одних, которые выносят из домов и подбирают на улицах больных, мы каждый день видим. Других мы скорей всего не увидим никогда. Ну разве только некоторых из числа рядовых исполнителей. Они отвечают за... Да за всё, за что раньше отвечали все силовики, санэпидстанции, психлечебницы и прочие «органы». Сейчас требуется, чтобы всё было в одних руках, под одним руководством. По-другому - никак!
Я между делом интересуюсь, что делать будем с «закосившим» дуэтом. Им же уходить некуда, будут орудовать где-то здесь. Ответ был предельно коротким: санитары знают. Так как никаких указаний за этим не последовало, можно было, по-видимому, успокоиться и этих жуликов не опасаться.

Однако, моё знание людей, как «наших», так и «не наших», как обличённых властью, так и лишённых всех прав, не позволяло расслабляться. Я попросил хотя бы ствол.
И узнал, что в Артели оружие по-старинке называли табельным, и поймал себя на том, что это обласкало мой слух.
Пошёл, куда меня послал Старшой, и без проблем получил старенький потёртый АКСУ с горсткой патронов. Я с таким же когда-то в обнимку спал, но тогда впереди ещё была жизнь... 
Всё у них на доверии? Меня же никто даже не спрашивал, как зовут... Ах ты, опять ведь запамятовал – а шов на голове! Всё это было неспроста…

Руководители артели, само собой, ожидали, что наши действия скоро будут замечены противником. Но предполагали, что начнётся с поиска места производства «антидота», а потом будут какие-нибудь силовые акции против цеха. Они недооценили противника. Он одним точным ударом перекрыл поставку сырья.

И это всё случилось на моих глазах. Было моё дежурство, и мне надо было встретить машину, на которой привозили компоненты для нашего «лекарства». Это был мощный грузовик с фургоном.
Машина заезжала во двор, огороженный высоченным двойным забором из профнастила, а там уже коробки выгружали в подвал. Лифт из подвала опускал ещё на уровень ниже, оттуда подземный коридор шёл в несколько помещений с автономными системами жизнеобеспечения.
До въезда машины во двор охрану обеспечивал поставщик. Что за поставщик, я даже не догадывался.
Так вот, ребята из их охраны по-видимому расслабились. Перед поворотом к воротам к ней со встречной полосы сунулся небольшой минивэн. Взрыв был странно негромкий, глухой, но стёкла обеих машин вылетели мелкими брызгами вместе с кровавыми ошмётками тел. И тут же появился огромный карьерный самосвал с бурым песком, он уже поднимал кузов. Минута – и обе машины накрыла куча песка.
С десяток секунд был шок, до сознания не доходило, что случилось. Тем более, не было мыслей о том, что теперь делать.
Охрана цеха не имела права выявлять себя, и рассчитывать на неё не приходилось. Подъехала машина сопровождения, из неё выскочили двое, заметались возле бурой кучи. И тут же откуда-то выскочили ещё две спортивные тачки, с визгом тормозов стали разворачиваться, и из них полетели гранаты. Ярко-белые вспышки горящего фосфора, веер светящихся искр.
Одна спортивная машина рванула с места сразу, и я её не разглядел. А другая стала разворачиваться, чтобы сваливать в противоположную сторону. Тёмно-вишнёвого цвета, до черноты затонированные стёкла, вся она была покрыта белесой пылью. Сверху, чуть не во всю крышу – стеклянный люк. Мощная машинка, она потом рванула и улетела в секунду, оставив чёрные полосы жжёной резины на дороге.
Эта машина была единственной зацепкой, по которой можно было обнаружить исполнителей, а потом выйти и на «сеятелей».
Шеф организовал на поиск пять групп по два-три человека.

Пустой и мрачный город. Огромные бетонные здания. Почти полная безжизненность, на улицах – никого, только изредка проезжают машины.
Я на бетонном балконе наблюдаю за дорогой. Это какая-то набережная, видна чёрная река.
И вот – условный сигнал от другой группы, я бегу вниз по бетонной лестнице. Мой напарник должен остановить тачку, взорвав колёса. Спускаюсь на нижний ярус балкона, вижу внизу на дороге ту самую машину. Та же белесая пыль на крыше и крыльях… Сомнений нет, - она! Но мой напарник почему-то бросает две гранаты одновременно, и не под колёса, а навесиком на стекло люка на крыше. Разбивается люк… Дальше я не смотрю – глаза запросто выжжет, прячусь за стену.
Напарник убегает вниз, на улицу. А я из осторожности решаю: лучше через крышу в другое крыло дома. Поднимаюсь наверх – нет на крышу выхода! Как теперь?! Ага, вот открыта шахта лифта, а из неё – узкое окошко наверх. Цепляясь за пучки кабелей, карабкаюсь туда и еле-еле протискиваюсь через этот лаз.
Долго я потом ходил по городу, ища, куда бы приткнуться. Сразу заметил, что почти на всех перекрёстках маячат по два-три человека в форме, как будто полиция. Не про нашу ли душу? Приходилось искать обход дворами, двигаясь вдоль стен. Уже сильно чувствую, как устал. Да что там устал – напрочь вымотался! Ещё немного – и упаду.

Может, пора валить подальше из этого города? А куда? И главное – как? По дорогам далеко не уедешь, на кого-то нарвёшься. На кого – без разницы, в любом случае либо «пламенный привет» свободе, либо вообще – жизни.
Поезда стоят на вокзалах длинными вереницами, ещё недавно в них жили беженцы, а сейчас там всё загадили, грязь и вонь. Теперь брошенных квартир хватает, взломал дверь – живи!

И тут вижу – похожая на старую «Ниву» машина останавливается, из неё выходит мужик. Одежда знакомая… Ба, да это же наш руководитель! Один и без охраны. В руках – планшет и подключенный к нему какой-то неизвестный мне прибор. Осматриваюсь – вокруг нет никого. Только двинулся к нему, а он – в машину, и трогается! Блин, не успел! Машу рукой…
Увидел, разворачивается! Резко возле меня тормознул, открывает дверцу – садись! Едем. Я, само собой, спрашиваю: куда? А он мне: я их вычислил! Кого? Ну как кого – «сеятелей»! И кивает на планшет, который что-то пищит, подпрыгивая  на заднем сиденье.
- Так мы что – к ним?!
- Ну да, пора уже разобраться!
Смотрю на него внимательно: крыша у мужика съехала? Вообще-то было с чего.
А он усмехается:
- Едем посмотреть! Работать будут федералы.
- Кто-кто?
- Ну, понятнее сказать, ортодоксы. Кто Родину хоть и просрал, но не продавал.
Начинаю спрашивать, как этих летающих призраков вычислили. Оказывается, благодаря тому, что мой напарник подорвал машину. Мы бегали, заметая следы, а нас никто и не искал. Потому что в машине никого не было. Это был беспилотник. Поймали сигнал, которым он управлялся. Установили источник. Это где-то в паре сотен километров от города, там, где начинаются горы.

Я не знаю этой местности, горы видел только на карте. И скоро они показались на горизонте. Впереди нас и за нами появились машины, набитые мужиками в защитной форме. «Федералы-ортодоксы» стекались к назначенной диспозиции.
По дороге стали попадаться небольшие озёра, за дальним берегом которых вырастали небольшие заросшие мелким лесом горы. И вот показалась длинная крутая гора, на склонах которой местами виднелись скалы. Проскочив через туннель, мы оказались на другом её склоне.

И я вижу, что это не склон горы, а огромное сооружение. Ярусами идут галереи с совершенно одинаковыми декоративными арками, каждая арка - как портал с входом в отдельную комнату. Или это кельи? С одной стороны, слишком помпезно, с другой - однообразно. Всё сооружение - из какого-то бурого камня. Затрудняюсь даже предположить, что за культ такое вот изваял. Называется такое вроде бы аркадами, но это же только фасад, а что там за ним?
В голову приходит мысль, что это – именно… порталы! Входы во что-то неведомое. Ведь то, что с одной стороны вход, с другой – выход. И наоборот.
Я вижу, что входы-выходы вроде бы замурованы. Но я чётко ощущаю, что мне нельзя, не положено туда.
А если ослушаться, рискнуть? Что там ждёт? Оно мне надо? Там всё как-то жутко безжизненно. И - нет никого, ни единой души не видно.
И вдруг постепенно, но довольно быстро в голове нарастает какой-то гул. Гул, как мне показалось, выключающий мозги. Или наоборот - что-то включающий? И, пока ещё что-то соображаю, я для себя решаю: мне туда не надо.

Мы останавливаемся возле какого-то маленького придорожного отеля, а рядом с ним – большая площадка. В стороне по столбам и каким-то ангарам угадывается железная дорога, возможно, там - станция.
На площадке уже полно военного народа в камуфляже и форме цвета хаки, а от ангаров движется колонна в тёмно-синей форме.
Резко тормозит открытый джип, в нём в полный рост встаёт какой-то бравый командир, похоже, что генерал. Отдаёт команду – атаковать. Но я знаю, что не надо атаковать, ничего не выйдет из этого. Ищу, кому бы это сказать. Бригадира Артели уже нигде не видно. Моё мнение явно никого не интересует.

Как я отключился, конечно, не помню. А когда произошло включение, я сидел за рулём той самой «Нивы», на которой мы с бригадиром приехали, и подъезжал к тем самым ангарам, откуда двигались войска.
Вблизи ангары оказались большими сараями. Жутко. Нигде ни души. Я предчувствую, что сейчас увижу что-то страшное.
Вдоль сараев стоят большие фанерные ящики, в этих ящиках до самого верха – трупы. Трупы в форме цвета хаки. Не видно крови, мяса оторванных конечностей, как на обычной войне. Но нет никаких сомнений, что это – трупы.
Я заглядываю в открытую дверь сарая. Там лежат и даже висят трупы в синей суконной форме. Подвешены за вороты гимнастёрок на каких-то перегородках… Всматриваюсь - похоже, что это когда-то были бараки для людей, с двухъярусными нарами.
Ещё недавно они шли сразиться с… кем? Я же даже не знаю, с кем. Сразиться, чтобы вернуть себе прежнюю жизнь, которая была когда-то. Они наверное были уверены, что в той жизни они были счастливы.
А я уверен? Почему-то не могу однозначно ответить, было ли в этой постоянной борьбе за что-то или против кого-то то, что можно назвать счастьем...
Смогу ли я хотя бы понять, зачем было это всё, называемое всеми жизнью? И понять, что действительно было, а чего и не было… Ведь ни того, ни другого не осталось!
Я поворачиваюсь и вижу гору… Нет, отсюда видится уже не гора, а высокая стена. На которой рядами – порталы.

И я выезжаю к этой стене, к этим порталам. А что дальше? Не знаю. Что дальше делать, тоже не знаю. Но знаю, что мне нужно туда попасть.
К Великой стене с порталами ведёт узкая дорога, подъём - наверное, круче сорока пяти градусов. Есть веские опасения, что машина с таким подъёмом не справится...
Движок рычит, ревёт и временами как будто трещит по своим швам и стыкам. Колёса пробуксовывают, схватывают, снова пробуксовывают и снова схватывают. И я выскакиваю - на дорогу, которая вдоль стены! Она шире, там светло-серый асфальт, похоже, старый и высохший. Такой бывает на старых горных дорогах. Но - ровный, ни одной ямки и даже трещины. Слева асфальт как бы ровно обрезанный, ни бордюра тебе, ни ограждения, и даже обочины почти нет. Там - обрыв, метров на сотню.
Несусь вперёд. И вижу: там, где кончается стена, кончается и дорога! Там - не провал, там просто... конец. Пустота.
Я думаю, что надо выпрыгивать из машины. Потом думаю: но внизу же что-то есть! Может, там люди, постройки, и машина на них упадёт!
Дальше меня простреливает следующее соображение: а какая этим людям будет разница, одна машина упадёт, или со мной? Надо прыгать!.. Нет, не получится выпрыгнуть - скорость большая!
Почему не вспомнил про тормоз? Я почему-то уже знал, уже был уверен, что тормоза не работают! Тогда тормозить надо было движком и ручником, - столько времени, бля, потерял!!! Ну, так я же... Я-то ожидал, что меня будут останавливать, а меня  - разогнали! И всю мою дурь верхом на механической дури машины использовали против меня...
Так тебе и надо, дебил! Никогда ты не мог просчитать все варианты. Никогда не мог и не сможешь теперь никогда!
Я уже лечу? Нет, я представляю, что лечу... Не машина - самолёт! Сама куда-то летит, мне управлять-то нечем! Хоть как руль крути - бесполезно.
А... Как это? Я же это представляю, а это, выходит, - реальность?! Она ничем не отличается от той, в которой я жил, ехал, а в конце падал... Падал, но я же не упал! Я должен был упасть, я уже готовился упасть... А сам полетел!
Стена как стояла, так и стоит. Как была непроницаемой и безжизненной, так такой и осталась. Но я вдруг почувствовал, что эта её безжизненность - есть заслон, преграда в другую жизнь! И мне туда нельзя! Эта другая жизнь отмахнулась от меня, как от мухи и... смахнула. И вот - лечу!!!
Не может этого быть! Не может?.. Что не может, кто не может? Почему не может, если это есть, если это происходит! Или - не происходит?!
Я же очень хотел летать... Во сне летал, махая руками. Руки не помогали. Но помогала какая-то сила, которая возникала... может, от желания полететь? Не от напряжения же рук! Но я махал и махал - нужно же было подъёмную силу вызывать. И взлетал, и поднимался - сначала во дворе выше бельевых верёвок, потом выше линий электропередач, выше деревьев и крыш! У меня иногда даже получалось несколько минут парить, пока не пропадала подъёмная сила. Я делал передышку и снова махал руками...
А я это забыл. Теперь вот - вспомнил!
А машины, железа уже нет... А я стою... в воде. Стою?! Ну да, стою! Вода какая-то светлая, непрозрачная, как будто в море налили молока. Она тёплая и очень ласковая. Она меня держит! И воздух - как лёгкий светящийся туман.
А что там дальше - видно? Не видно. Это мне хочется, чтобы там были хотя бы смутные очертания. Дальше ничего нет.