Шато-Гайар. эпизод 16

Он стоял напротив и не сводил с нее глаз. Она заметила, как он  злится: слишком  плотным было кружево, чтобы можно было лучше разглядеть черты ее лица.  Он опустил руку в карман своей голубой мантии, вышитой золотыми королевскими лилиями, и вынул оттуда браслет. Он протянул руку:
- Эта вещь принадлежит Вам?
Клоре кивнула.
- Позвольте  мне вернуть ее.
Он взял Клоре за руку и осторожно, боясь порвать кружевные перчатки, надел браслет на тонкое запястье. Но он не выпустил руки девушки. Он продолжал рассматривать ее. Клоре чувствовала, как его глаза опустились к ее груди, затем к талии. Взгляд скользнул вниз, а потом снова попытался проникнуть через вуаль. Она чувствовала этот взгляд, но не видела лица Карла. Ее взор был устремлен на огромный золотой перстень, который венчал его руку. Перстень, след от которого навеки был запечатлен на теле Клоре.
Она подняла голову и, высвободив свою ладонь из его руки, коснулась пальцами обруча, украшавшего ее прическу. Кружева шелохнулись, а в следующий миг упали к ногам.

И  всё вокруг  словно умерло. Миг… Другой… Они боялись дышать и потерять взгляда друг друга.
- Es vivante! (Жива)
Карл протянул руку. Его пальцы дрожали и, казалось, что он боится коснуться её.
- Je ne voulais pas vivre  sans  toi! Je voulais mourir! (Я не хотел жить без тебя! Я хотел умереть!)
- Non la mort le plus terrible, sir! (Не смерть самое страшное, сир!)
Он вздрогнул и отнял руку.
Его сердце готово было разорваться от любви, в то время, как её – от горечи и обиды. Он видел, как ее глаза, глаза, с которыми он не чаял больше встретиться в этой жизни, на мгновение полыхнули яростью. Ярость сменилась ненавистью. Но не той жгучей ненавистью, которая соединяет людей крепче, чем узы дружбы. Нет, чувство, которое светилось в глазах Клоре, перерождалось в безразличие.
- Ma fille! (Девочка моя!)
Он  простонал и опустил голову.
Он был так красив! Но она больше не чувствовала той магнетической силы, которая исходила от него тогда, когда они впервые встретились. Сердце заныло в груди… Искры, которые он зажег тогда своей любовью, вспыхнули в последний раз и истлели, не оставив после себя ни золы, ни  пепла. Она перестала любить его.
Он был  для нее чужим. Совсем безразличным. Но почему же  тогда не рвется нить, которая связала тогда их сердца?! Она и сейчас соединяет их! И дело было не в маленьком Карле – их ребенке. Нет. Что-то совсем другое витало между ними… И Клоре стало так страшно! Она вдруг поняла, осознала, что их жизни будут связаны до последнего  мгновения. Но даже тогда, когда один из них покинет этот мир, другой не сможет долго существовать без него. И не важно, будут ли они вместе, или тысячи миль будут разделять их!
Она вздрогнула, когда он заговорил.
-Non la mort le plus terrible! (Не смерть самое страшное), - но Клоре прервала его.
- Non la mort le plus terrible, en effet, nous obtiendrons l,un l,autre dans
l,eternite! (Не смерть самое страшное, ведь мы обретем друг друга в вечности!) Нет, сир! Это не о нас!
- Почему ты не дождалась меня?
- Est vivante! (О, Боже!) – Клоре вскрикнула. И в тот же миг вся ее выдержка рухнула к ногам этого мужчины, который погубил ее. Который безжалостно растоптал ее, превратив в ту, кем она стала.  Она была ничтожеством, прозябающем в разврате. А где-то далеко-далеко отсюда, далеко от этой музыки, пиршества, богатства и веселья прозябал в нищете их ребенок. Их сын… Её сын!
Слезы полились по щекам.
- Клоре! – Карл схватил ее за плечи и притянул к себе. – Девочка моя!
Она вырывалась из  его объятий. Но сильные руки всё крепче  и крепче прижимали  ее к груди, где под вышитой золотыми лилиями камизой глухо билось мужское сердце.
- Почему ты не дождалась меня? – он повторил свой вопрос. – Я же дал слово, а ты не поверила мне!
Клоре коснулась щекой огромного медальона, который покоился на груди Карла. Он висел на массивной золотой цепи, звенья которой были сотканы из переплетенных лилий. И свет этих лилий ослепил ее. Она оттолкнула его.
- Je mais! (Никогда!) Я никогда не прощу Вас!
Он почувствовал, что вся ненависть, скопившаяся в ее существе, ненависть,  столько времени томившаяся в плене ее души, наконец-то выплеснулась наружу. Она окатила его таким презрением и… болью!
- Почему?
Она подняла голову и встретилась с его глазами.
- Я только и делала, что ждала  Вас.  Сначала мгновения, часы, дни, потом недели, месяц…другой… Я ждала Вас и мечтала о родительском благословении. Я мечтала, как они благословят нас! И они благословили… меня… одну… благословили проклятием!
Она увидела, как его глаза из светло-серых становятся все темнее и темнее. Она догадалась, что может сейчас произойти, и усмехнулась, вложив в свои слова всю злобу, которая кипела в ее сердце и была готова в любой миг сорваться с уст.
- Не нужно лить слезы, мой государь! Владыке не должно проявлять слабость! Оставьте эту привилегию нам – ничтожествам, которые могут замарать величие сильных мира сего!
Клоре, едва коснувшись юбок, приподняла их и склонилась в низком поклоне.
- Клоре! – его голос охрип от муки. – Позволь мне вернуться к началу! Позволь…
- Что? – она вскинула голову и вдруг стала срывать с себя украшения, которые велела ей надеть Агнесса.
- К началу?! Что Вам до той женщины из Шато-Гайар? Что Вас заставило привезти ее сюда? Ведь Вы даже не  проявили интереса к тому, что привело меня туда? Какие такие великие блага ниспослал мне Господь, чтобы, пройдя через все его милости, быть заживо  погребенной в том каменном мешке?
Она задохнулась от боли. Ее пальцы, сжимавшие  драгоценности, побелели.
- Та женщина в Шато- Гайар  сказала, что любит меня, - произнес Карл.
- И Вы решили, что должны соблюсти традицию. О, я припоминаю, что женщин, которые любят Вас, надо клеймить, чтобы никто не захотел их! Но мы с Вами тогда просчитались… Меня многие хотели, сир!
Она швырнула украшения ему в лицо. Нитка лопнула, и серый жемчуг рассыпался слезами у ног Карла.
- А теперь велите позвать слуг. Пусть они соберут мои слезы, а то Вы можете ненароком растоптать и их, мой государь!
Она бросилась вон из комнаты, оставив Карла наедине с их болью.
Оказавшись в коридоре, Клоре остановилась. Ее ноги дрожали, а она сама была так слаба, что едва добралась до окна и, ухватившись за  витую решетку оконного переплета, перевела дыхание.
За окном было черным – черно.  Казалось, что  деревья и все вокруг скрылось под большой черной вуалью. И лишь тихая музыка, доносившаяся из противоположного крыла замка, да легкий шепот  листьев в прохладном ночном воздухе говорили о том, что Венсенн  не погребен под руинами разбившихся на тысячи осколков сердец Клоре и Карла 4.
Она обернулась и посмотрела на Готье, который все еще стоял у двери, не зная, к кому первому обратить свою помощь: к ней или к королю. Клоре заметила, как бледны были его черты. Свеча в прикрепленном к стене подсвечнике, едва горела. Она совсем оплыла у основания, и даже чашечка, в которую стекал воск, не могла больше уместить его. Желтые капли капали на камзол Готье и застывали мягкой белой коркой, но великан д,Лон даже не замечал этого.
- Ему Вы нужны сейчас больше, Готье,- произнесла Клоре и отвернулась, погрузив свой взгляд в непроглядную темноту, которая окружила замок.
Она слышала, как Готье обратился к  королю. Но Карл прервал его.
- Je restas un! (Я остался один!) Готье! Без нее!...Теперь уже навсегда!.. Не надо, друг, ничего не говори. Иди к ней. Объясни ей всё. Скажи ей, что я готов исполнить любую ее волю.
На миг Карл замолчал.
- Отвези ее, куда она пожелает, Готье. И обеспечь…- больше Карл ничего не мог произнести.
- Я исполню всё, как Вы велели, сир!
- Благослови тебя господь, друг мой! – ответил король.
В следующий миг Готье уже был рядом с Клоре. Она обратила на него свой взор и кивнула.
- Я готова.
Он взял ее под руку, и они, словно две тени, проскользнули по  погруженному во мрак коридору. Дверь уже была готова закрыться за спиной, как до них долетел полный боли и отчаяния крик:
- Позаботься о ней, Готье! И объясни ей всё!...

… Яркое солнце жгло глаза. Клоре совсем вспотела. Костюм для верховой езды так плотно облегал ее стройную фигуру, что ей хотелось сбросить с себя все эти красивые одеяния и облачиться в легкую сорочку, в которой она любила встречать рассвет, сидя на подоконнике в Броснене.  Прохладный утренний ветерок обдувал ее тело. Она протягивала к восходящему солнцу руки, не обращая внимания на корившую ее Ланвен.
- Миледи, когда-нибудь Вы свалитесь вниз, и тогда Ваша бедная Ланвен будет вынуждена  последовать за Вами. А Вам известно, что у моего старого батюшки кроме меня никого нет в  целом свете. Неужели Вы хотите оставить старика доживать свои дни в одиночестве?- девушка взбивала перину и всё бранила и бранила свою госпожу.
- Как же я  люблю тебя, Ланвен!- смеялась тогда Клоре…
Ланвен.
Клоре нахмурилась и, поправив шапочку, из-под которой выбились ее непокорные густые пряди, посмотрела на Готье.
Его могучий рыжий конь нервно жевал удила и вскидывал морду.
- Нам пора,- произнес Готье.
Она кивнула и, отвернувшись, снова посмотрела на перекресток дорог, которые убегали, перечеркивая серой лентой раскинувшийся до горизонта простор.
Одна из них вела к реке, за которой где-то далеко возвышался замок Венсенн.  Они только что проехали этой дорогой и Клоре, несмотря на то, что там ждали ее, не желала возвращаться назад.
Вторая дорога вела к горизонту и дальше через равнины, овраги и озера, терялась в дремучем сосновом бору. Как пахла хвоя!  От аромата кружилась голова! Ветер относил этот запах к озеру. Там был ее дом… Там была ее верная Ланвен… И там никто не ждал ее!
Третья дорога всего лишь через две мили упиралась в стену могучих вязов и дубов. Там под ногами шелестела опавшая прошлогодняя листва, и под копытами лошадей хрустели желуди. Высоко в кроне деревьев прокричала птица.
Под бархатным камзолом забилось сердце.
- Я возвращаюсь, Готье! Мы едем в Шато – Гайар!