Возвращение

Реальность духовного мира может быть описана особенным языком, связывающим мир духовный с миром материальным. Духовный мир может выразить себя только через этот язык, только на этом языке он может быть услышан человеком. Что же это за язык? Это язык символов, он соединяет ограниченный мир сознания человека с безграничным духовным миром. На этом языке духовный мир общается с людьми, посвященными в его тайны. Желание поделиться впечатлением этого общения, пригласить людей присутствовать при нем, побудило автора выразить его в форме притч и рассказов, раскрывающих перед читателем в символической форме таинства процессов тонкого мира.


Об авторе

Паскевич Андрей Михайлович – духовный наставник, писатель, астролог. Андрей Михайлович, в личном общении, помогает ученикам раскрыть глубины своего внутреннего мира и осознанно включиться в поток Истины. Он является руководителем школы Кунг-фу и буддистского общества, его деятельность посвящена раскрытию нового уровня сознания в человеке. Это сознание приближающейся эпохи Водолея, содержащее в себе новое восприятие себя, окружающего мира и жизни. Одним из инструментов передачи духовной энергии, которыми пользуется Андрей Михайлович, является литература. Основные темы творчества автора – духовное преображение человека, вступившего на путь Просветления, преображение человечества, избравшего путь духовной реализации.

Предисловие. О языке символов

Реальность духовного мира может быть описана особенным языком, связывающим мир духовный с миром материальным. Духовный мир может выразить себя только через этот язык, только на этом языке он может быть услышан человеком. Что же это за язык? Это язык символов, он соединяет ограниченный мир сознания человека с безграничным духовным миром. На этом языке духовный мир общается с людьми, посвященными в его тайны. Желание поделиться впечатлением этого общения, пригласить людей присутствовать при нем, побудило автора выразить его в форме притч и рассказов, раскрывающих перед читателем в символической форме панорамы процессов тонкого мира. Язык символов вечен, он существует с момента творения форм реальности. Он позволяет видеть глубокий смысл аспектов первопричины, выраженных в формах. На этом языке проповедовали Истину все Учителя человечества, об этом языке писали многие авторы, посвященные в высшие тайны. В качестве предисловия к нашей книге предлагаем читателю несколько высказываний посвященных Учителей об особенностях языка символов, с которым читатель встретится на страницах книги. Удалось ли автору услышать голос горнего мира, удалось ли передать его языком символов, судить об этом предоставляется право и возможность читателю.
         Николай Бердяев «Философия свободного духа»

         «Есть другое мироощущение, которое выражает динамическую природу Духа. Это другое мироощущение повсюду в мире видит лишь знаки и символы иного мира, божественное ощущает, прежде всего, как тайну и бесконечность, за всем конечным, всегда преходящим, ощущает бесконечное, ничто относительное и преходящее не почитает за абсолютное и непреходящее. Это символическое мироощущение переносит центр тяжести жизни в иной мир, в мир духовный, динамический и бесконечный, не видит последних реальностей в этом мире, в его природной плоти».
         «Вся плоть мира есть символ Духа, отображение и изображение, знак иной реальности, чего-то лежащего безмерно дальше и глубже. Все, что мы именуем тварной природой, есть не реальность в себе, а реальность символическая, символическое отображение путей духовного мира».
         «Когда сознание катастрофически обращается от природного мира к миру иному, когда мышление наше, в соответствии с изменением сознания, перестает быть сдавленным понятием, тогда открывается жизнь»
         Рудольф Штайнер. «Как достигнуть познаний высших миров» Посвящение

         «Первое "испытание" состоит в том, что ученик достигает более истинного созерцания телесных свойств безжизненных тел, а затем - растений, животных и человека, чем каким обладает средний человек. Но под этим понимается не то, что называют ныне научным познанием. Ибо здесь дело идет не о науке, а о созерцании. - Обычно это происходит так, что посвящаемый научается познавать, каким образом природные вещи и живые существа возвещают о себе духовному слуху и зрению. В известном смысле они предстоят тогда созерцателю без покрова - обнаженными. Для чувственного глаза и чувственного уха остаются скрытыми те свойства, которые он тогда слышит и видит. Для чувственного созерцания они как бы одеты покровом. Для посвящаемого этот покров спадает; и это основывается на процессе, который называется "процессом духовного сгорания". Отсюда и это первое испытание носит наименование "испытание огнем".
         Если же выдержав испытание огнем, посвящаемый захочет продолжать путь духовного ученичества, то теперь ему открывается определенная система письмен, употребляемая при духовном обучении. Посредством этих письмен и раскрываются подлинные тайноведческие учения. Ибо действительное "сокровенное" (оккультное) в вещах не может быть ни непосредственно высказано словами обыкновенного языка, ни начертано системами письмен. Получившие знания от посвященных переводят тайноведческие учения на обыкновенный язык, насколько это бывает возможно. Оккультные письмена раскрываются в душе, когда она достигла способности духовного восприятия. Ибо эти письмена всегда бывают начертаны в духовном мире. Им нельзя научиться, подобно тому, как учатся читать искусственные письмена. Человек сам закономерно вырастает навстречу ясновидческому познанию и во время этого роста развивается как особая душевная способность та сила, которая чувствует побуждение прочитывать, как начертанные письмена, обступающие ее события и существа духовного мира. Бывает так, что эта сила, а вместе с ней и переживания соответственного "испытания" по мере развития души пробуждаются как бы сами собой. Однако вернее достигают цели, следуя указаниям сведущих духовных исследователей, имеющих опыт в чтении оккультных письмен.
         Языки тайного письма не вымышлены произвольно, но соответствуют силам, действующим в мире. Посредством этих знаков научаются языку вещей. Посвященному вскоре открывается, что узнаваемые им знаки соответствуют образам, цветам, звукам и т.д., которые он научился воспринимать во время подготовления и просветления. Ему открывается, что все предшествующее было как бы изучением азбуки. Только теперь начинает он читать в высшем мире. Все, что прежде было только отдельным образом, звуком, цветом, является ему теперь в великой взаимной связи. Только теперь получает он настоящую уверенность в наблюдении высших миров. Прежде он никогда не мог знать вполне определенно, верно ли он видел то, что видел. И только теперь становится возможным правильное взаимное понимание между кандидатом в посвященные и посвященным в области высшего ведения. Ибо, как бы ни сложилась совместная жизнь посвященного с другим человеком в обыкновенной жизни, посвященный может непосредственным образом передать что-либо из высшего знания только на упомянутом языке знаков.»
         Дионисий Ареопагит. «О небесной иерархии»

         «Итак, и от маловажных предметов вещественного мира можно заимствовать образы, не неприличные для небесных существ, потому что мир сей, получив бытие от Истинной Красоты, в устройстве всех своих частей отражает следы духовной красоты, которые могут возводить нас к невещественным первообразам, если только мы будем самые подобия почитать, как выше сказано, несходными и одно и то же понимать не одинаковым образом, а прилично и правильно различать духовные и вещественные свойства».


Содержание

Об авторе…………………………………………………….               3
Предисловие. О языке символов…………………………………      3

Притчи и Рассказы

Возвращение Будды…………………………………………………   6
В море отражается небо…………………………………………       50
Озеро………………………………………………………………      64
Почти одновременно……………………………………………        64
Пантера…………………………………………………………          66
Полнота……………………………………………………………      68
Парусник и берег…………………………………………………      71
Девочка и дельфин…………………………………………………   73
Дмитрий Иванович, я и дождь……………………………………   74
Да и нет…………………………………………………………          75
Сейчас и уже………………………………………………………… 76
Сопричастность……………………………………………………    76
Последний город…………………………………………………      78
Война………………………………………………………………     80
Свет………………………………………………………………        83
Медитация…………………………………………………………     84
Птица……………………………………………………………          87
Свеча ………………………………………………………………..   88
Волк и корабль …………………………………………………….   89
Новый год   …………………………………………………………   92
Зашторенное небо …………………………………………………   94
Город ……………………………………………………………….   95
Острие любви……………………………………………………        96
Мой ответ   ………………………………………………………..    101
Ревность ………………………………………………………….    125
Гусь ……………………………………………………………….    131
Орел ……………………………………………………………….   132
Сказка ……………………………………………………………..   134

Беседы с учениками.

Кунг-фу - путь совершенства. …………………………………      149
Духовная связь…………………………………………………        154   
Превращение. Духовный переход……………………………         156
В дни победы……………………………………………………       159      
Новая встреча……………………………………………………      163   
Духовное зрение…………………………………………………      165      
Размышления о смерти и бессмертии……………………………   167 
Что такое счастье?   170
Индивидуальность или личность? ................................................   175


В море отражается небо

 В море отражается небо. С неба видна глубина моря. Море не всегда бывает прозрачным. Если море прозрачно, мы видим дно моря, дальше которого моря нет. И тогда нам хочется, чтобы море было бесконечно глубоким. Когда море не прозрачно, мы видим бесконечную глубину неба, которое отражается в море. Но небо не бесконечно потому, что там, где заканчивается небо, начинается море. Я хочу, чтобы не было границы, разделяющей небо и море. Я хочу, чтобы небо продолжало быть небом в каждой глубине моря. А море продолжало быть морем на каждой высоте неба.   
                ***
 Утром не было ветра. Поверхность моря была гладкой, как зеркало. Габриэль был птицей (наверное, чайкой, а может альбатросом). Он летал в небе и иногда опускался на поверхность моря и плавал, словно маленькая лодочка.
 Как всегда, он подлетел к зеркалу воды и, увидев свое отражение, пригладил взлохмаченные перья. Коснувшись поверхности, Габриэль опустился на воду.  Изольда была рыбой (наверное, сардиной, а может селедкой). Она, как обычно, утром подплыла к поверхности моря, -  посмотреть на новое Солнце. И вдруг увидела его.           — Я птица, — сказал Он, — а ты кто?          — Я рыба, — ответила Она и предложила, — давай поиграем.          — Давай, — согласился Он.
 Они играли. Он пытался нырять, она пыталась выпрыгнуть из воды.
 У каждого из них это получалось очень неуклюже. Но им было весело, они смеялись, им казалось, что время остановилось, что кроме них нет никого в этом мире. Им казалось, что нет ни моря, ни неба, что есть только их радость, их смех, их игра. Изольда не могла быть долго в небе. Но ей хотелось узнать его небо, она старалась взлететь, взмахнув своими плавниками словно крыльями. И ненадолго, ей это удавалось - благодаря необъяснимому влечению к своему новому другу, к его загадочному и недоступному небу.  Набирая воздух, он старался нырнуть. Он знал, что слишком глубоко нырять ему нельзя, иначе он никогда не сможет вынырнуть и навсегда останется в глубине моря. Но чаще всего он лежал на поверхности моря, а она плавала рядом. Но это было возможно только в спокойную погоду. В то время, когда сильный ветер превращал гладь моря в огромные горы волн, они не могли видеться. Они могли только думать друг о друге. 
                ***         
 С высоты неба, сквозь толщу беснующихся волн, Габриэль пытался увидеть в темноте морской бездны образ любимой. Из глубины моря Изольда тоже пыталась увидеть образ любимого в холодной бесконечности неба. Думая о нем, Изольда представляла себя птицей, летящей рядом. Скучая по любимой, Габриэль представлял себя рыбой.  Но долго оставаться рыбой Габриэль не мог, так же, как и Изольда не могла долго оставаться птицей. В мыслях он покидал море и поднимался в небо. Она старалась не думать о небе и устремлялась ко дну. В море становилось пусто и тоскливо, несмотря на то, что в нем было множество других рыб, - но в нем не было Габриэля. Мир Габриэля также становился пустым и скучным. Когда ветер утихал, и новое солнце появлялось из-за туч, когда волны поглощались таинственной субстанцией моря, и поверхность неизвестного Габриэлю мира становилась гладкой и прозрачной, они снова встречались. Им казалось, что они не виделись вечность. Они снова играли. Он рассказывал ей о небе, она рассказывала ему о море. «Мы больше никогда не расстанемся», — опьяненные счастьем говорили они друг другу. Они забывали о темных тучах, которые заслоняли солнце, согревающее их радость и счастье. Они забывали о ветре, превращающем зеркальную поверхность моря в разлучающие их горы волн.               
  ***       
  Друзья говорили Изольде:          — Забудь о нем, он не рыба, он — птица, вы никогда не сможете быть вместе. Вы живете в разных мирах. Твой мир – море, его - небо. Дружба между вами невозможна, она погубит вас. Изольда понимала это, но отвечала друзьям:          — Лучше пусть нас погубит дружба, чем сохранит разлука. Она понимала, что нужно забыть о любимом. Она старалась дружить с другими рыбами. Но в этой дружбе не было того неуловимого, необъяснимого, окрыляющего чувства, которое было при встречах с любимым.  Друзья- птицы говорили Габриэлю: — Тебе не стоит дружить с рыбой, ты птица. Вы не сможете быть вместе. Забудь о ней. Он понимал это, но изменить ничего не мог. И облака, за которыми пряталось солнце, и ветер, превращающий зеркальную поверхность моря в горы волн, своим холодным молчанием внушали ему забыть любимую. Он старался дружить с другими птицами. Но в этой дружбе не было волнующего, трепетного чувства, которое было при встречах с ней.  С высоты неба он видел, как любимая играет с другими рыбами. Ему казалось, что она его уже забыла о нем.  Габриэлю хотелось подняться еще выше, сложить крылья и, пронзив толщу воды, пронестись мимо них, удариться сердцем своим о дно моря и разбить его на маленькие осколки, и раствориться каждым из них в бесконечной бездне ее жестокого моря. Но другие птицы звали его: — Полетели с нами играть в наши небесные игры.
И тогда он соглашался. И играл с другими птицами. Из глубины моря Изольда это видела, и ей казалось, что Габриэль забыл о ней. Ей становилось больно, и тогда она хотела, вылетев из моря, пронзить толщу неба, пронестись мимо него, играющего с другими птицами, и ударившись о потолок его неба, разбить сердце свое на маленькие осколки, и раствориться каждым из них в бесконечных высотах его безжалостного неба.    
                ***      
   Когда погода его души позволяла солнцу видеть свое отражение в гладкой зеркальной поверхности моря, в ее душе солнце закрывали злые облака отчаяния, и рождался сильный беспощадный ветер, который превращал море в горы обезумевших волн. И тогда, словно движущиеся призраки, волны разрушали гладкую поверхность моря его души, и Он за черными тучами безысходности прятал свое солнце и позволял ветру быть еще сильнее, злее и беспощаднее. Он позволял ветру, создавая новые, высотой своей достигающие небесного предела чудовища-волны, быть безжалостным к неприступному, бесчувственному морю. И тогда в ее душе ветер утихал. Ее солнце осторожно выходило из-за туч, и волны успокаивались и поглощались зеркальной поверхностью ее души.               
                ***
  Габриэль летел ко дну неба, Изольда плыла к поверхности моря. Они снова встретились. Им казалось, что они встретились впервые. За время разлуки они стали другими. Его небо стало выше, ее море стало глубже.

                ***      
 
   Когда они встретились, в небе появилась радуга.           — Что это? — спросила Изольда.            — Это радуга, — ответил Габриэль.            — Что такое радуга?           — Радуга — это радость, счастье, любовь. Радуга появляется тогда, когда радуется небо, солнце и море. Она неуловима, прозрачна, непостоянна, потому что непостоянны и прозрачны радость, счастье, любовь. Радугу нельзя вызвать, создать, придумать. Ее можно ждать, наслаждаться и восхищаться ее красотой, запомнить ее и сожалеть о том, что ее уже нет.          — Я хочу, чтобы мое море стало твоим небом. Я хочу видеть радугу, восхищаться и наслаждаться ею, помнить ее красоту, сожалеть о том, что ее уже нет, и ждать ее появления. 
                ***    
     При каждой встрече Габриэль дарил любимой новые звезды своего неба, облака и воздушные потоки. Он дарил ей совершенные движения своих крыльев, легкость полета и красоту неба. Изольда с радостью принимала его подарки. Она сожалела, что ничего из подаренного, не могла взять с собой в море.  Все, что дарил ей любимый, она бережно хранила в своем сердце. При каждой встрече ее сокровища увеличивались, и вместе с ними увеличивалось ее сердце.
Когда Габриэль дарил облака, Изольде казалось, что ее душа погружается в неизвестные ранее глубины чувств. Когда он дарил воздушные потоки, она чувствовала, как ее ум подчиняется мысленным потокам, подобно тому, как   ее нежное тело подчинялось морским течениям. Когда он дарил звезды, душа Изольды освещалась яркими вспышками искр, загорающихся в ее сознании. Когда он дарил ей высоты неба и совершенные движения своих крыльев, она чувствовала, как полет ее мысли рисуется взмахами ее несуществующих крыльев.           Когда он дарил ей подарки, он говорил:          — Любимая, разреши подарить тебе радость и печаль полета птицы, ожидающей встречи со своей подругой. Я дарю тебе высоты неба, в которых буду летать во время нашей разлуки. Пусть мой подарок украсит твое одиночество. Пусть мой подарок вдохновит тебя к открытию неизведанных глубин моря. Изольде тоже хотелось что-то подарить любимому, но у нее не было ничего, что могло бы пригодиться Габриэлю в небе. Она дарила ему все самое дорогое, что у нее было: морские ракушки, затонувшие корабли, кораллы и жемчуг, движения своего нежного тела, радость и грусть своей глубокой души. Она дарила ему глубину и таинственность моря. Эти сокровища благодарно принимались его душой и бережно хранились в сердце.  После каждой встречи, принимая от любимой новый подарок, он чувствовал, что шире становится размах его крыльев, что движения их становятся точнее и совершеннее. Если этим подарком был подводный город, он чувствовал, приобретение нового знания. Если подарком был затонувший корабль, он вспоминал событие, происходившее с ним в далеком прошлом. Если это были морские кораллы и жемчуг – он чувствовал, что прекраснее становится мир, наблюдаемый им с высоты полета. Когда любимая дарила ему загадочность и таинственность глубин своего моря - в глубине его души рождалось неуловимое, неосознанное, волнующее чувство -  он становился добрее, спокойнее и счастливее. Во время прощания перед следующим штормом любимая говорила ему:          — Дорогой друг, разреши подарить тебе глубину моего моря, на которой я буду ждать приближение нашей встречи. Я дарю тебе радость и печаль рыбы, ожидающей встречи с любимым. Я дарю тебе кружева водорослей и перламутр ракушек, разделяющих со мной радость и печаль нашей встречи. Пусть мой подарок вдохновит твои крылья к вознесению к новым высотам неба.   
                ***
  Небольшая глубина моря становилась продолжением его неба. Небольшая высота неба становилась для нее частью моря.
Во время полета, он слышал доносившийся из глубины моря голос бездны, ведущий с рыбой беседу о нем, она же из глубины моря слышала голос неба, говорившего о ней с птицей. Когда они смотрели друг другу в глаза - в ее глазах он видел прозрачное море, на дне которого сверкали маленькие жемчужины - звезды, в его глазах она видела прозрачное небо, «потолок» которого был усыпан перламутровыми ракушками, освещаемыми гигантской жемчужиной - луной.           — Давай поиграем, — предложила Она.          — Давай, — согласился Он.  Он пытался нырнуть и поплыть, Она пыталась вынырнуть и взлететь. У каждого из них это получалось неуклюже, несовершенно, но они не отчаивались. Им было весело, они смеялись, им казалось, что кроме них нет никого в этом мире. На мгновенье ей казалось, что ее море не заканчивается там, где начинается его небо. Ему, на мгновенье, казалось, что дно его неба находится ниже поверхности ее моря. Влюбленным казалось, что нет ни неба, ни моря, что нет ни ее, ни его, что море и небо – это один мир. Им казалось, что во всей вселенной есть только одно существо - одно сердце, живущее в бесконечных глубинах моря, и в бесконечных высотах неба. Это пылающее сердце светом любви зажигало звезды, своим жизнелюбием оживляло подводные города. В глубинах вселенной рождались новые миры, на поверхность моря всплывали затонувшие парусники. Расправив пробудившиеся паруса, после прикосновения оживляющего солнечного луча, они устремлялись к долгожданному берегу счастья.      

                ***
         Небо и море — это один и тот же мир, наполняющий жизнью бесконечность пространства. Разные существа этот мир называют по-разному. Птицы называют его небом, а рыбы - морем, потому что птицы в нем летают, а рыбы в нем плавают. Каждый день птицы и рыбы живут рядом друг с другом, но им кажется, что они далеко друг от друга, что они разделены границей. Но они глубоко заблуждаются.  Граница эта существует только потому, что мечта птиц передвигается с помощью крыльев, а мечта рыб - с помощью плавников. Стоит какой-либо из рыб на мгновенье подумать о том, что у нее вместо плавников крылья, она сразу же оказывается в небе, с высоты которого свободно видит глубину своего моря. Стоит любой из птиц подумать о том, что у нее вместо крыльев плавники, она тут же оказывается в море и с глубины моря она видит высоту своего неба.
         «Почему ее море не так прозрачно, как мое небо? Почему у моей подруги такие маленькие крылья? Ее перья не такие, как мои. Если бы я был рыбой, все было бы гораздо проще. Тогда не существовало бы границы, разделяющей нас, и мы могли бы видеться и играть друг с другом всегда. А может быть, без границы, разделяющей нас, между нами не возникло бы такой сильной дружбы, таких настоящих чувств. Быть может, сила чувств, возникших между нами, рождена различием стихий, разделяющих нас. Быть может, сила этого чувства возникла из-за противостояния его преградам. Возможно, если бы я был рыбой, мы никогда не обратили бы друг на друга внимания, и между нами не возникло влечения друг к другу?»  «Почему его небо прозрачнее, чем мое море? Почему я не могу в нем плыть? Его чешуя отличается от моей, его плавники больше, чем мои. Когда я попадаю в его небо, меня ослепляет яркий свет. Только на мгновение я чувствую себя птицей, только мгновенье лечу, но затем снова вспоминаю, что я рыба, и снова продолжаю плыть».    «В своем небе он летит быстрее, чем я плыву в море. Быть может, небо — это другое море, в котором можно научиться плавать совершеннее, но для этого нужно родиться птицей, — думала она. — Если бы я родилась птицей, все было бы гораздо проще, тогда не существовало бы границы, разделяющей нас, и мы могли бы видеться и играть друг с другом вечность. Но если эта граница существует, тогда почему между нами, существами, живущими в разных мирах, возникло чувство, соединившее нас и наши миры? Возможно, для того, чтобы каждый из нас мог перейти из одного мира в другой. Возможно, для того, чтобы я захотела стать птицей, а он - рыбой.          — Любимая, я научу тебя летать и тогда мы вместе сможем взлететь, мы улетим в новый мир, в котором нас не будут разлучать безжалостный шторм. Я смогу, я знаю, всем сердцем я чувствую, что нет ничего невозможного
         — Любимый, я научу тебя плавать и тогда мы вместе сможем уплыть в новый мир, в котором нас не сможет разлучать безжалостный шторм.           Они забывали, что на смену дня всегда приходит ночь. Бесконечное счастье должно была смениться мгновением шторма, в вечности которого останется всего лишь счастливое мгновенье воспоминания.
                ***
Когда к середине моря возвращался ветер, на его зеркальной поверхности рождались маленькие волны. Их было много, в тесноте они были послушными и дружно следовали одна за другой. Постепенно волны росли и становились огромными чудовищами, соревнующимися друг с другом в силе и скорости. Когда ветер утихал, волны уменьшались и растворялись в зеркальной поверхности успокоившегося моря. Казалось, что их никогда не было, что море всегда было таким плоским и прозрачным. Но они были. Солнце помнило каждую волну всех, следующих друг за другом штормов. Уже давно не было старого ветра. И вот на смену ему появился молодой неопытный ветерок. Он неуверенно, неумело потревожил зеркальную гладь спокойного моря. По поверхности моря пробежала слабая дрожь предчувствия надвигающейся стихии, появились небольшие, еще не окрепшие волны. Молодой ветер, наблюдая воплощение своей силы в потревоженной поверхности моря, обретал уверенность. Увеличившиеся волны издавали тревожные, угрожающие звуки. Голоса волн сливалась в гимн шторма, воспевающий буйство, неукротимость, хаос, необузданность, протест. В споре волн, соперничающих друг с другом, множество различных фраз мог различить чуткий слух.
                ***
         В пространстве пробудившегося в шторме моря, только две волны понимали друг друга, только две волны были в абсолютном согласии.  Они играли друг с другом. Одна из них пыталась догнать другую. Им было очень весело. Им казалось, что счастье продлится вечность, что кроме них нет никого в этом мире. Одна волна говорила другой: «Мы будем вечно друг друга любить. Мы побываем во всех уголках нашего бескрайнего моря. Мы накроем и потопим множество больших кораблей и маленьких лодочек. Ничто не сможет разрушить благодать и спокойствие нашего счастья». Они так были увлечены игрой, что не заметили, как из-за большой тучи появилось солнце, ласковые лучи которого успокоили разбушевавшийся ветер. И две волны, так и не доиграв свою волшебную игру, растворились в плоском отражении уже чистого неба.               
                ***
         «Мы должны друг о друге забыть и больше никогда не видеться. Я должен первым принять решение, я сильнее, я птица, я это должен сделать для нее и для нашего счастья».
         Он решил улететь очень далеко, туда, откуда на рассвете возвращается солнце.
         «Мы должны друг о друге забыть. Я должна первой принять решение. Я сильнее, я рыба, я должна это сделать для него и для нашего счастья». И Она приняла решение уплыть очень далеко, в другую часть моря, туда, куда на закате уходит солнце. Она уплывала от себя, взлетающей вместе с ним в небо, от себя, играющей с ним на зеркальной поверхности счастливого моря.           Он улетал от себя, плывущего с любимой в глубине моря, от себя, играющего с ней на поверхности счастливого моря.               
                ***
         С каждым днем они удалялись друг от друга. Взмахи крыльев все дальше и дальше от любимой уносили Габриэля. Он чувствовал, как с каждым взмахом увеличивается расстояние, разделяющее их. Габриэлю было грустно, но он был рад, что освободил любимую от страдания. Он хотел сделать что-то для любимой, и знал, что большего сделать для нее, чем ее покинуть, не может. Габриэль был доволен собой, Он был рад тому, что у него хватило сил изменить судьбу. Но, в то же время, он сомневался: «Не бегу ли я от себя, от судьбы, от любви, от счастья не слабость ли это? Какое же это счастье, если оно длится так недолго, если оно разделено такими жестокими периодами страданий. Нет. Все-таки я принял правильное решение, я птица - сильное существо. Так меня научило мое небо».  С каждым днем они удалялись друг от друга. Изольда была довольна собой, она была рада тому, что у нее хватило сил изменить судьбу. Но в тоже время она сомневалась: «Не уплываю ли я сама от себя? Не слабость ли это? Быть может я бегу от своей судьбы, от своего счастья? Пусть очень трудного, порой даже невыносимого, но все-таки моего счастья. Какое же это счастье, если оно длится так не долго, если оно разделено такими трудными промежутками разлуки. Нет, все-таки я приняла правильное решение. Я должна была так поступить.
                ***    
     Мощные воздушные потоки мешали Габриэлю. Ветер был возмущен, он превратился в сильный ураган, сметающий все на своем пути. Но птицу, удаляющуюся от своей подруги, он был не в силах остановить. Дождем об их разлуке плакали облака, его крылья намокали и становились тяжелыми, но он продолжал лететь, удаляясь от нее и от того места, где в последний раз в жизни с ней попрощался взглядом, так ничего и не сказав на прощанье.
         Подводные течения мешали Изольде удаляться от того места, где она взглядом попрощалась со своим другом, так ничего и, не сказав на прощанье. Подводные течения пытались вернуть ее к счастью, от которого она уплывала. Море было против их расставания. На пути ей встречались хищные рыбы, пытающиеся напугать ее и вернуть обратно. Но даже мысль о смерти, подстерегающей ее в неизвестных глубинах, не могла остановить Изольду.  Изольда боялась всплыть на поверхность моря. «Если я всплыву и снова встречу его, я больше никогда не смогу от него уплыть». Поэтому она старалась плыть на самой большой глубине моря. Где в это время он был, она не могла знать.
                ***
         Он был где-то очень далеко и, в то же время, он был рядом с ней, вокруг нее. Он был всем, что ее окружало. Его движения были жизнью моря. Движения каждого существа, живущего в море, были частью движений его совершенного тела. Она думала, что уплывает от него, но чувствовала, что плывет в море, которым был он. Он был ее мыслями, цвет его оперения был цветом моря. Безмолвие моря было его голосом. Мысленно она продолжала с ним беседовать. Она задавала ему вопросы, и море отвечало ей. Ответами моря были встречающиеся на пути подводные города, затонувшие корабли, гигантские осьминоги, причудливые кораллы, диковинные водоросли. Пространство моря всеми своими формами, всеми красками смотрело на нее, словно любящим взглядом его грустных и ласковых глаз.
                ***
         Изольда не могла сосчитать, сколько прошло дней, когда заметила, что ее диалог с морем прекратился. Море молчало, и молчала она. Движения окружающего ее мира были не его движениями. Все изменилось. Она никогда раньше не видела моря, в котором плыла сейчас. Со дна этого моря на нее смотрели сверкающие жемчужины, которые не являлись его глазами, подводные города и морские сокровища нового моря не были его мыслями о глубинных тайнах ее души. 
               
                ***
         Улетая от любимой, Габриель старался не приближаться к поверхности моря. Он знал, что если будет лететь у поверхности моря и увидит любимую, тогда он уже никогда не сможет расстаться с ней. 
         Он знал, что Изольда была где-то очень далеко, но, в то же время, он чувствовал, что она близко, рядом с ним, вокруг него. Она была всем, что его окружало. Она была высотой неба и поверхностью моря. Цвет ее чешуи был цветом поверхности моря, в котором, отражалось множество солнечных лучей. Движение жизни, видимое им с высоты птичьего полета, было движениями ее совершенного тела. Мир окружающих его звуков был голосом ее мысли. Мысленно он продолжал беседовать с ней. Он старался объяснить любимой, почему принял решение улететь от нее навсегда.
                ***
Габриель не знал, сколько дней прошло, когда заметил, что его диалог с небом прекратился. Небо молчало, молчал и он. Изольды не было рядом. Жизнь, видимая с высоты полета, перестала быть движениями ее совершенного тела.  Мир окружающих его звуков не был голосом ее мысли. Спокойная поверхность моря, отражающая солнечные лучи, перестала быть ее взглядом, наблюдавшим за полетом птицы. Медленно проплывающие мимо, облака и неподвижные звезды перестали быть ее размышлениями о тайнах неба. Мир стал другим. Все изменилось. Он никогда не видел раньше неба, в котором летел сейчас. Только теперь он понял, насколько далеко улетел от любимой. Он понял, что оказался в новом небе, с высоты которого была видна другая поверхность моря, над которой очень высоко летел другой он.
          Ее не было ни рядом, ни вокруг. Он летел в новом небе. Изменились птицы, форма их тел, голоса, движения крыльев. С высоты нового неба он с интересом рассматривал поверхность новой земли. Земля была наполнена новой жизнью, абсолютно не похожей на прежнюю жизнь, которую он наблюдал с высоты старого неба. Он рассматривал поверхность нового моря, в которой отражалось новое небо. Его душа растворилась в этом мире, до пределов заполнив его. Ему казалось, что он летит внутри самого себя. Он уже не мог отделить себя от мира, в котором летело его тело. Он не мог отделить себя от мира, которым он стал.
         Вдруг Он увидел берег Большой Земли. Лететь дальше не было смысла. Здесь ее быть не может, здесь земля, теперь я смогу отдохнуть, подумал он. Много дней он летел. Силы были на исходе, и Он приземлился прямо возле берега.
                ***
         Она продолжала плыть. Глубина моря становилась все меньше и меньше - дальше плыть было некуда. Она была возле берега. «Много дней я плыла и вот я доплыла до самого начала моего бесконечного моря. А друг мой в это время кружится над вершинами волн в середине моего моря, всматриваясь в глубину, в надежде увидеть меня.
Отдыхая у берега, рассматривая волны, напрасно пытающиеся сдвинуть линию берега, Габриель думал так же: «наверное, сейчас любимая, выглядывая из воды где-то в середине своего моря, всматривается в мое небо в надежде увидеть меня, а я в это время нахожусь на самом краю ее моря». Думая об этом, они смотрели друг на друга. Всматриваясь в небо, она видела его, а Он, всматриваясь в море — видел ее.               
                ***
         Но я не могу стать птицей и вознестись в небо. Быть может мне нужно отказаться от своих неосуществимых желаний. От желания взлетать выше высоты моря, видеть землю, которую видит он, ходить по ней точно так же, как ходит он.
Мне нужно отказаться от самого главного моего желания, желания строить птичье гнездо и в клюве приносить пищу своим детенышам так, как это делают птицы. И защищать своих детенышей от хищников так, как это делают птицы. Жертвовать собой во имя спасения своих детенышей, так как это делают птицы. Мне следует отказаться от всего этого, и уплыть в глубину моего моря, и там забыть о нем и о небе.  Но неужели смогу я забыть своего друга, забыть небо и недоступную мне радость полета. Нет, я никогда не смогу забыть о возможности приблизиться к солнцу - я не смогу оставаться рыбой.  Я стану птицей, живущей в море, но в мечтах своих возносящейся к солнцу. С каждым взмахом моих несуществующих крыльев я буду взлетать все выше и выше, приближаясь к моему недоступному солнцу.                ***          Раньше в моем небе я только летал, теперь же я могу в небе плыть. Я плыву в небе подобно тому, как моя подруга плывет в море. Так же своими крыльями я разрезаю воздушные потоки, как плавниками моя подруга разрезает море. Я благодарен ей за то, что она научила меня видеть и понимать мир моря. Мой полет стал совершеннее, теперь я смогу еще ближе приблизиться к солнцу. Я могу дольше находиться в воздухе, и увереннее ходить по земле. Сначала мне было страшно нырять в не принимающую меня, чуждую стихию. Едва касаясь поверхности моря, лишь немного погружая свои перья в отказывающийся от меня мир, я чувствовал, что утону и навсегда останусь в нем. Но сила необъяснимого влечения звала меня к морю, притягивала к его поверхности, за которой была она. И тогда мои крылья научились ненадолго становиться большими плавниками. Я перестал бояться моря, я поверил ему, я научился понимать море. Я задавал ему вопросы и в глубине своей души слышал его ответы.               
                ***
         Ночью поверхность моря была усыпана каплями морской воды, которые во время шторма прилипли к потолку неба. Подобно жемчужинам, они отражали нежный, спокойный свет луны. Две птицы поднимались высоко в небо. Море было далеко внизу. Они пролетали мимо огромных, перламутровых жемчужин. Очень долго они летели к Солнцу, и, вдруг, Солнце мгновенно стало в несколько раз светлее, и в несколько раз светлее стало небо. Они почувствовали состояние неописуемой свободы. Благодать и умиротворение излучал окружающий мир, душе было легко и спокойно. Усталость долгого пути растворилась в блаженстве новой неизвестной им силы, наполняющей свободой их счастливые крылья.  Новое небо любовалось своим отражением, глядя в зеркальную поверхность спокойного моря. Солнце готовилось сменить луну. Все должно было проснуться. Что было реальнее - этот сон или действительность, которая должна была скоро прийти на смену ему? Что реальнее – Солнце или Луна, действительность или сон? Во сне может произойти то, что не происходит в действительности. Ночью случается то, чего не может быть днем. Свет луны слабее солнечного света, но при загадочном свете Луны рождаются сны, в которых с нами происходит то, что не может произойти наяву. Но иногда, – это бывает очень редко, то, что происходит с нами в действительности, нам кажется сном. То, что с нами происходит, противоречит всем законам природы, это абсурдно и смешно, и, в тоже время, возвышенно и волшебно. Ни один сон не сможет вместить в себе что-либо подобное.  Краски чувств этой картины могут быть рождены только солнечным светом. И потому нам кажется сном то, что происходит с нами в действительности. Возможно то, что является для нас действительностью, для кого-то неосуществимый сон. А может быть то, что для нас неосуществимый сон, для кого-то – действительность. Важно то, что для нас существует и действительность, и сон, день и ночь, солнце и луна, небо и море. Я хочу, чтобы не было границы, разделяющей сон и действительность. Я верю, что это один и тот же мир, который разные существа воспринимают по-разному. Для одних существ действительность - это сон, для других сон - это действительность. Давайте условно сном назовем море, а действительностью назовем небо.
               
                ***
    В море отражается небо. С неба видна глубина моря. Море не всегда бывает прозрачным. Если море прозрачно, мы видим дно, дальше которого моря нет. И тогда нам хочется, чтоб море было бесконечно глубоким. Когда море не прозрачно, мы видим бесконечную глубину неба, которое отражается в море. Но небо не бесконечно, потому что там, где заканчивается небо, начинается море.
                ***         
    Некоторые птицы, живущие на берегу замечают странное и необъяснимое явление. Они видят, как одна из птиц смотрит в воду и разговаривает с морем. Через некоторое время из моря вылетает другая птица, отличающаяся от первой необыкновенной прозрачностью своего тела. Они летят над поверхностью моря. Птица, понимающая язык моря, учит искусству полета прозрачную птицу. Перед наступлением ночи, вслед за спрятавшимся за горизонтом солнцем, обе птицы ныряют в море, и мир, вместе с птицами, живущими на берегу, погружается в сладкий сон, наполненный сказочными сновидениями.               
                ***
         — Я люблю наблюдать, как ветер разбивает волну о камень, словно гибнет большой корабль, налетевший на коварный риф. Так же гибнет и дружба, и любовь, и о жизни знание. Не хочу опять становиться волной. Хочу остаться морем, в котором и волны, и корабли, и рифы.           — Но ты и есть море, — сказало Солнце еще не волне, — когда ты становишься волной, ты настолько увлекаешься игрой с ветром, что на время забываешь о том, что ты море.           — Когда ты разбиваешься о риф на маленькие капли, ты опять вспоминаешь о том, что ты море.  Быть таким большим, обмывать столько берегов, давать жизнь такому количеству рыб -  это, наверное, очень трудно, поэтому иногда об этом полезно забывать. «Скучно быть морем», — подумало море и стало превращаться в волны и беззаботно играющие с прозрачным ветром…


         Озеро

         Глубина считала себя основным достоинством озера. Она была малоизучена, таинственна, внушала одновременно страх и интерес. На глубине лежало все самое древнее и постоянное, что было в озере.
         Ширина всегда была на виду, ею любовались, восхищались и даже гордились. И потому она считала себя самой главной составляющей образа озера.
 Длина берега высокомерно смотрела на своих сестер, она считала себя главной линией в индивидуальности озера. Изо дня в день, все чаще и чаще спорили и ссорились сестры друг с дружкой.  Их силы стали истощаться. Неожиданно наступила засуха.         
         Когда глубина заметила, что уменьшается, она не сказала об этом ни ширине, ни длине озера.
         Ширина тоже заметила, что уменьшается, и тоже промолчала.               
         Первой заметила, что уменьшается, длина берега. И тогда она поняла, что зависит и от глубины, и от ширины.      
         С этой минуты ее отношение к глубине и ширине изменилось. Она стала с ними разговаривать уважительно.            
         Вскоре и ширина начала догадываться, что она зависит от глубины, и от длины берега.
         Глубина не могла не почувствовать изменение отношения к себе и ширины, и длины берега озера. И тогда она тоже поняла, что они связаны, что они одинаково важны, что не могут существовать друг без друга.         
         Как только об этом подумала Глубина, пошел сильный дождь, и озеро начало вновь увеличиваться.
         Прошло несколько дней, и озеро стало еще больше, чем было. И все были довольны - и длина берега, и ширина, и глубина. Так же и у нас с вами.


         Почти одновременно

         На поляне жили два цветка: Тюльпан и Гвоздика. Они жили очень дружно и весело. Но, однажды, почти одновременно, они спросили друг у друга:
         - А кто из нас красивее?               
         - Я красивее, - ответил Тюльпан.               
         - Нет, я красивее, - сказала Гвоздика, - мои лепестки красивее, чем твои, и мой стебель красивее, чем твой.               
         Тюльпан был не согласен, он сильно злился на Гвоздику за то, что она считала себя красивее.               
         Гвоздика тоже злилась на Тюльпан.
         Они перестали общаться и дружить. Иногда их спор возобновлялся, но примирение не происходило, и они опять надолго замолкали.               
         Гвоздика замечала, что Тюльпан с каждым днем становится все некрасивее, и   очень этому радовалась.
         Но и Тюльпан стал замечать, что Гвоздика становится с каждым днем некрасивее, и тоже этому очень радовался.
         Когда они радовались, их красота ненадолго возвращалась, но она была не такой как прежде, не настоящей.               
         - Из вас красивее тот, кого первым сорвут, сказала им как-то Бабочка.
         Бабочка знала все, потому что сверху ей все было видно. После того, как Бабочка это сказала, каждый из них мечтал, чтобы его поскорее сорвали. Они все еще продолжали оставаться красивыми, но их красота не радовала, не притягивала к себе. Возможно, поэтому никто их не срывал. Тюльпан знал, что первым сорвут его. Гвоздика была абсолютно уверена, что ее сорвут первой.  Каждый старался быть красивее и ждал, когда его сорвут первым. Это была странная, отталкивающая, пугающая красота.            
         Их сорвали в один и тот же день, почти одновременно.
         Тюльпан и Гвоздика еще никогда не были так близки друг к другу. Они не помнили, как оказались вместе в одной хрустальной вазе. Но, как только они пришли в себя, они продолжили спор.
         - Я красивее, - заявил Тюльпан, - потому что меня первым сорвали и первым поставили в эту вазу.
         - Нет, первой сорвали меня, и первой в вазе оказалась я! - заявила Гвоздика.
         С каждым днем от их былой красоты оставалось все меньше и меньше воспоминаний. Каждый из них радовался тому, что сосед по вазе умирает. И каждый был уверен, что умрет последним, - это значило, что когда-то в юности именно он был красивее.
         К ним опять прилетела Бабочка и сказала:
         - Тот, кого из вас выбросят последним, в прошлом и был самым красивым.
         Тюльпан был уверен, что именно его выбросят последним. Гвоздика не сомневалась, что последней выбросят ее. Из вазы исходил неприятный запах гнилой застоявшейся воды.
         Они оба не могли дождаться того счастливого дня, когда их выбросят. Их выбросили в один и тот же день, почти одновременно.


         Пантера

         На безлюдном берегу таинственного моря, лежала царственная пантера. Через хрустально чистые глаза пантеры мудрость любовалась морскими волнами. Прозрачные кудри моря безуспешно причесывал ветер, он играл с листьями деревьев, охраняющих джунгли, и, иногда, услужливо извивался у тела пантеры. Сердце пантеры радовалось красоте, легкости, простоте, солнцу. Но в глубине глаз большой черной кошки таилась непознаваемая осторожность. Медленные величественные движения тяжелой головы, казались ленивыми и незавершенными. Словно убедившись, что ничего нет в той стороне берега, куда часто смотрела пантера, она опускала свою голову на большие мягкие лапы, сложенные на песке. Совершенные формы дикого животного, ненадолго выпущенного джунглями к берегу, утверждали величие и совершенство природы. Но что-то беспокоило пантеру. Это усиливающееся беспокойство вызывал не приближающийся вечер, требующий возвращения в джунгли. Причина беспокойства была в чем-то другом.
         Неожиданно перед пантерой оказался откуда-то принесенный ветром большой прозрачный шар. Никогда пантере не приходилось видеть шар. Легким касанием ветерок подвинул шар немного ближе к пантере. Взгляд пантеры не изменился, тело продолжало оставаться неподвижным. Солнце играло с прозрачной поверхностью шара, шар играл с солнцем, радуясь свету, проникающему в него. Разноцветные кольца, растекались по прозрачной поверхности шара, окрашивая ее всеми цветами радуги. Тело пантеры тоже играло с изумительными оттенками света, поглощаемого черным бархатом ее царственного одеяния. Возле черной пантеры лежал белый прозрачный шар. Свет радовался совершенству своего творения. Природа восхищалась гениальностью своей фантазии и красотой игры, придуманной ею. Взгляд пантеры становился пронзительным и цепким. Настороженность превращалась в скрытую готовность удовлетворить разгорающийся интерес. Голова пантеры медленно, незаметно поднималась. В это время правая лапа спокойно размышляла о легком движении, которым она коснется прозрачной поверхности неизвестного. Все произошло вовремя. Тело немного подалось вперед, лапа описала неуловимое движение, но не коснулась шара, неожиданно подхваченного ветром, увлекающим его обратно в неизвестность. Вдруг улетающий шар превратился в маленькие, исчезающие в воздухе, капельки. И вместе с ним в воздухе растворился скрывающий тайну, неуловимый смысл, у которого была такая же прозрачная оболочка.
          — Папа, купи мне эту большую пантеру, я выбрал ее.            — Может тебе купить плюшевого пингвина, или большого надувного слона? А чем тебе не нравится резиновая акула? — обращался папа к своему малышу.           Малыш держал в руке флакончик с мыльной жидкостью, которую легким детским ветерком превращал в большие мыльные пузыри. Это волшебство происходило в магазине детских игрушек.
         Папа говорил:           — Сынок, прекрати, это неприлично. Выберем тебе игрушку, выйдем на улицу, и будешь продолжать создавать свои любимые пузыри.           — Папа, ты ничего не понимаешь. Пузыри нужно пускать не только на улице, но и в помещении тоже. А в игрушечном магазине, тем более. Здесь они еще больше становятся волшебными, чем на улице.           — Да, действительно, может быть я чего-то и не понимаю, но постарайся это делать безопасно для окружающих, — говорил папа и извинялся перед продавцами, которые тоже, по всей видимости, ничего не понимали в мыльных пузырях.           Один из пузырей, играющих с малышом, хотел вылететь в окно магазина, но увлеченный игрой не заметил стекло, и превратился в маленькое мокрое пятнышко. Другой разбился о длинный нос строгой продавщицы, которая к удивлению папы, даже не обиделась. Мальчик рассматривал игрушки и продолжая свое дело. Третий мыльный шар опустился возле плюшевой пантеры и долго не хотел превращаться в воздух. Когда в магазин вошли новые покупатели, медленно закрывающаяся за ними дверь, создала легкий ветерок. Ветерок подхватил шар, он отлетел немного в сторону, и мгновенно растворился.
         — Пантеру, пантеру, папа, хочу, - с восторгом крикнул малыш.           — Заверните, пожалуйста, пантеру – сказал доброй продавщице папа, довольный тем, что наконец-то волшебные пузыри они будут пускать на улице. Когда они шли домой, несколько пузырей разбилось о проезжающий автобус. Трудно представить, куда отвез своих пассажиров уже волшебный автобус. Один пузырь разлетелся, столкнувшись со шляпой прохожего, после чего прохожий, куда-то побежал, наверное, навстречу своему неожиданному счастью. «Да, действительно, что-то волшебное в них есть», — подумал папа о пузырях. Иногда пузыри не получались, потому что мыльная жидкость во флакончике заканчивалась. А папа только начинал серьезно относиться к пузырям и входить во вкус магического таинства.
         В детской комнате пантере было отведено самое почетное место. Когда папа с малышом вышли из комнаты и отправились за новым флакончиком волшебной жидкости, пантера приступила к знакомству с игрушками, уже обжившими детскую комнату малыша.
         Здесь было много машин, солдатиков, пистолетов, собачек, которые дружили с плюшевой кошечкой, несколько матрешек, и качающаяся лошадка. Все они с интересом слушали удивительный рассказ пантеры о море, джунглях, и песчаном береге. Каждый из них, дослушав рассказ пантеры, хотел первым рассказать свою историю о встрече со своим мыльным пузырем.


         Полнота

         Лебедь выбирает только один раз. Спутник для лебедя один. Вся жизнь только вдвоем, весь мир для двоих. «Все пополам?». Нет, всего вдвое больше. Вдвое красивее цветы, вдвое слаще их запахи, озера, реки и небо вдвое чище.
         Но если один из возлюбленных погибает, для другого выбора нет. Он поднимается высоко в небо, скла¬дывает крылья, закрывает глаза и вручает небу право решить свою судьбу.
         Так устроена природа. В этом - совершенство и тайна.
         На поверхности сказочного, прозрачного озе¬ра встречаются два лебедя. И все вокруг преображается: озеро, лес, небо. Долго ухаживают друг за другом лебеди, чистят друг другу перья, танцуют нежные танцы.
         Другие птицы смеются над ними: все у них не по-насто¬ящему, все слишком торжественно. А как по-настоящему? Кто знает?
         У лебедей только одна жизнь, и только вдвоем. У дру¬гих птиц множество жизней. Возможно, пото¬му у лебедей не так, как у остальных. Всегда вдвоем: и в небе, и на земле. Неужели им не скучно, удивляются другие птицы. Словно никого не существует для них, как будто ничего вокруг они не замечают.
         На самом деле - все наоборот: окружающее лебеди видят лучше, ярче, чище, полнее других, потому что они знают, что живут один раз, - один раз лю¬бят. Они любят полноценно, без подозрений, без ревности, без хитрости, без оглядки. Лебеди не берегут себя для другой встречи, для другой любви, для другой жизни. И потому не экономят свое серд¬це, как другие птицы, - а вдруг пригодится для новой любви, если что-то не сложится в ЭТОЙ. Другим можно сомневаться, про¬считывать, недосказывать, быть неискренними. У них все еще впереди, и возможно, множество раз.
А лебедям так нельзя: для них каждое мгновение – вечность. Им нужно на¬сладиться друг другом, озером, небом, жизнью в одном-единственном мгновении, ведь каждое мгновение может для них стать последним. Они могут вдохнуть полной грудью воздух жизни, они могут спокойным, не затуманенным суетой взглядом, рассмотреть полноту окружающего мира. Они могут услышать глубину звуков природы, не отвле¬каясь на беспокойство о будущих переменах. Поэтому все в их судьбе предопределено одним словом, одним понятием, одним состоянием – «ПОЛНОТА».
«А много ли значит полнота? – спросит одна птица. – Вдохнуть полной грудью воздух? Ну, зачем его вдыхать полной гр󬬬дью, ответит другая, если я понемногу вдыхаю каждый день, каждое мгновение? Меньше вдохну – больше останется. Полным взглядом увидеть траву, озеро, небо, мир? Но если я увижу все, тогда что же мне останется для множества моих следующих жизней?»
И во всем у них частичность, половинчатость, осторожность – и в радости, и в страдании, и в любви: недосмотрел, недовдохнул,  недолюбил…
А для лебедей полнота значит все. Если бы она была потеряна лебедями, они познали бы страх и превратились бы в суетливых, запасливых, жадных.
Во имя чего нужно отказываться от полноты? Для того, чтобы каждый день отламывать от жизни кусочек, стараясь изо дня в день отломить кусочек поменьше. И наконец-то достигнуть совершенства в искусстве эко¬номить и приобрести бес¬смертие, накопив множество дней, лет и жизней.
Но природа уберегла их от такой вечности взамен за право наслаждения только одной - единственной любовью. И если бы другие птицы лишились страха, определяющего меру и порядок всему, смогли бы они принять мощь и полноту жизни, хлынувшую на них потоком истинного счастья?
Сможет ли живое существо не утонуть в бездонном море любви, выдер¬жит ли обыкновенное сердце — это испытание? Способны ли обыкновенные легкие насладиться полнотой вдыхаемого воздуха? Смогут ли обыкновенные глаза не ослеп¬нуть перед полнотой красоты. Да, несовершенному существу не под силу насладиться истинным величием окружающего мира, истинная красота убьет его. Мудрая природа оберегает, ограждает, хранит от красоты такие существа, наделив их даром страха.
         Один из лебедей погибает, подстреленный человеком. Для оставшегося лебедя мир теряет свою обычную полно¬ту. Часть полноты исчезает, она перемещается в другой, недоступный мир. Но полноту нельзя разделить.
Оставшийся в живых лебедь в последний раз смо¬трит на мир. Он прощается с Солнцем, яркость которого вполовину меньше, с воздухом, который может вдохнуть лишь наполовину, с природой, потерявшей яркость своих красок, с цветами, утратившими запах, с озером, лишившимся прозрачности. Он прощается с миром неуверенности, сомнений, зависти, жадности, расчетливости. В его прощании нет страха, лишь предчувствие встречи сопровождает его уход.
Лебедь поднимается высоко в небо, чтобы последним взглядом охватить большую поверхность земли, складывает кры¬лья, закрывает глаза и...
И видит снова полно¬ту мира и полноту судьбы, которая плывет ему навстречу в белоснежном оперении по гладкой по¬верхности прозрачного озера, которым является новое небо…


         Парусник и берег

         Он скользил по гладкой поверхности Океана. Паруса были наполнены воздухом. Он был одинок. Внизу был Океан. Вверху Небо. Рядом – Ветер и птицы. Редко случались минуты радости – это были встречи с другими парусниками. Они ненадолго останавливались и уплывали неизвестно куда.
         Парусник тоже не знал, откуда он плывет и куда. Он не помнил своего бесконечного прошлого и еще не мог знать своего бесконечного будущего.
Он очень хотел встретить Берег.
О Береге он слышал от других кораблей, которые встречал в океане. Они с восторгом рассказывали о берегах. С глубоким интересом он слушал, завидовал и мечтал. Корабль представлял себе, как подплывает к Берегу. Но Берег не встречался на его пути, линия горизонта каждый день была чистой.
Он слышал о других кораблях, которые навсегда остались возле Берега, о кораблях, которые больше никогда не будут плыть в этом скучном Океане. Он давно хотел стать таким кораблем.
Каждый день, разговаривая с Ветром, он просил направить его к Берегу. Но ветер, словно не слышал его. «Солнце, укажи ветру путь к моему Берегу», - обращался он к солнцу.
Ночью он просил Луну, указать путь к Берегу.
И Солнце, и Луна были безучастны к его просьбам. А впереди была вечность скитания по однообразной поверхности бесконечного Океана.
В один из дней на его мачте появилась птица.
- Если ты хочешь встретить Берег, плыви за мной, - сказала птица, - но плыть тебе придется против ветра. Сможешь ли ты?
- Да, я смогу, - сказал корабль.
Он был готов плыть против ветра, только бы увидеть долгожданный Берег.
- Но, предупреждаю тебя – ты умрешь.
- Ради того, чтобы увидеть Берег я готов умереть. Ради этой минуты блаженства – минуты встречи с Берегом, - я готов отказаться от вечности   Океана.
Он собрался со всеми силами, и поплыл за птицей. Ветер был возмущен, был возмущен Океан, но они не могли остановить устремленный к своей цели корабль.
Неожиданно он услышал треск раскалывающегося дерева. Корабль почувствовал, как в его бока вонзились острые зубы неизвестного чудовища. Все тело пронзила мгновенно наполнившая море и небо невыносимая боль.
Острые углы скал небольшого острова, словно когти чудовища, проникли в деревянную плоть парусника. Казалось, что они хотят дотянуться до его сердца и завладеть им.
Встреча с Берегом оказалась не такой, как он её себе представлял.
Последней его мыслью было разочарование в долгожданной встрече со своим Берегом.
  - Неужели ради этого Берега я отказался от бесконечного, увлекательного путешествия в прекрасном Океане? - подумал корабль.
Все его могучие кости были переломаны, он лежал и наблюдал за растворяющимися воспоминаниями о прекрасном путешествии к долгожданному забвению.
Он чувствовал, что засыпает.
Вдруг он увидел сверху свое изувеченное тело. Он увидел множество обезображенных тел других кораблей. Корабль почувствовал никогда ещё не испытываемую легкость и свободу.
Паруса нового тела были наполнены воздухом. Он чувствовал, что поднимается над островом.
Бесконечный Океан прошлого одновременно весь предстал перед его взором. Он видел увлекательный путь одинокого корабля к своему долгожданному острову.
Воспоминания растворялись в глубине нового бесконечного Океана, по гладкой поверхности которого он скользил.
Его паруса были наполнены воздухом. Он был одинок, внизу был Океан, вверху Небо. Редко случались минуты радости – это были встречи с другими парусниками. Они ненадолго останавливались и уплывали неизвестно куда. Он не помнил своего бесконечного прошлого и ещё не мог видеть своего бесконечного будущего… 

         Девочка и дельфин

         Он вынырнул недалеко от берега. Этот день ничем не отличался от других. Но внутри появилось неожиданное беспокойство.
Дельфин собрался уже возвращаться домой, как вдруг услышал с берега чей-то плач. Он подплыл ближе. На берегу, обхватив тонкими ручками коленки, тихо плакала Девочка.
- Девочка, почему ты плачешь? - спросил Дельфин.
Девочка посмотрела на Дельфина. У него были такие добрые глаза, что она улыбнулась и перестала плакать.
         - Со мной никто не хочет играть, - сказала Девочка.
- Почему? – спросил Дельфин.
- Потому что я не такая как все. Я не хочу рвать цветы, мне их жалко. Я не хочу ловить бабочек, и я не хочу привязывать кошек к столбам. Дети сказали, что им со мной не интересно. А одной мне очень скучно.
- Не плачь, Девочка, я буду с тобой дружить. Я буду каждый день к тебе приплывать.
И Дельфин каждый день приплывал к Девочке и рассказывал ей интересные истории о подводных городах, о затонувших кораблях, о рыбах и морских животных.
Каждый день Дельфин приносил ей новые ракушки, кораллы и жемчужины.
Когда бывшие друзья Девочки увидели, сколько у неё красивых драгоценностей и украшений, они начали ей завидовать.
Девочка подарила бывшим друзьям многое из того, что у неё было, но они все равно с ней не хотели дружить, потому что дельфин выбрал только ее.
Девочка очень хотела, чтобы её бывшие друзья тоже подружились с Дельфином. Но никто из них не захотел.
- Все равно, больше, чем тебя, никого из нас Он любить не будет.   И, сильнее, чем с тобой, ни с кем из нас Он не будет дружить, - говорили они.
Девочка ждала Дельфина каждое утро в одно и то же время. Но в этот день его, почему-то не было. Его не было и на следующий день, и на следующий тоже.
Бывшие друзья Девочки очень обрадовались тому, что Дельфин перестал приплывать. И предложили Девочке опять подружиться. Девочка с радостью согласилась, она даже была согласна срывать цветы и ловить бабочек, только чтобы не остаться одной. Она думала, что Дельфин о ней забыл, что он больше никогда не вернется.
Все друзья вместе с Девочкой бросали камни в воду. Кто дальше забросит. Всем было очень весело. Но веселее всех было Девочке. С ней опять все стали дружить.
Вдруг недалеко от берега вынырнул Дельфин. Девочка очень обрадовалась, а её друзья наоборот, очень разозлились. Они снова начали завидовать Девочке.
Все вместе они со злостью начали бросать камни в Дельфина.
- Бросай и ты, - кричали они Девочке, - иначе мы никогда не будем с тобой дружить.
Девочка сначала растерялась, а затем начала бросать тоже. Дельфин не отворачивался от летящих в него камней. Он был рад тому, что Девочка опять подружилась со своими друзьями, и больше не будет плакать одна на берегу.
Дельфин нырнул и поплыл в самую глубокую часть океана. Он любил всех - и Девочку, и её друзей.


         Дмитрий Иванович, я и дождь
    
         Был теплый осенний вечер. Шел дождь.
         - Высокое дерево… - сказал Дмитрий Иванович.
         - Высокое … - подтвердил я.
         - Очень высокое…- сказал он. Я промолчал.
         - Тяжелое дерево… - через некоторое время сказал Дмитрий Иванович.
         Он рассматривал старый высокий тополь, возвышающийся над несколькими домами нашего двора.
         - Возможно… - подумал я, но ничего не ответил.
         Я любовался блестящим асфальтом, по которому стучал дождь.
         - Если это дерево упадет на дом, он разрушится… - произнес Дмитрий Иванович, но сигарету, которая оказалась у него во рту в начале нашего разговора, не прикуривал.
         Если будет сильный ураган, он свалит все деревья, они упадут на дома и наш город разрушится,- продолжал он.
 Большому дому ничего не будет, но если упадет на маленький дом,               может слегка повредить крышу… - сдержанно ответил я.
         - Вы думаете? - сказал Дмитрий Иванович и поднес зажигалку к сигарете. Но почему-то и сейчас не прикурил, рука с зажигалкой медленно опустилась. Он продолжал смотреть на дерево.
         Мне больше нравился асфальт - в нем отражался наш двор, но отражался как-то размыто, неопределенно, не по-настоящему. Но кроме двора, в плоскости мокрого асфальта отражалось еще что-то, что было в моей душе, что было видимым, четким, определенным, настоящим.
         - Если дерево будет падать, оно мягко упадет на дом своими ветками и не причинит ему вреда,- произнес я.
         - Как интересно в природе все устроено…- сказал Дмитрий Иванович. Наверное, он имеет в виду не только дерево, подумал я, но и асфальт, и то, что отражается в нем, кроме двора,-    подумал я.
         - А если упадет на гараж, – сломает точно, - произнес Дмитрий Иванович, но зажигалку и на этот раз к сигарете не подносил.
         - Смотря, на какой гараж - ответил я, и обратил внимание на мокрую блестящую крышу гаража.
         В крыше отражались светящиеся окна соседних домов. Отражения окон, конечно, не были прямоугольными. Это были вытянутые, неправильной формы, тускло светящиеся пятна. Смотреть на них было очень приятно. В этих светящихся пятнах, кроме окон неправильной формы, было еще что-то очень правильное. Это не только окна, -  подумал я.
         - Пойдемте, Андрей Михайлович, по домам, а то мы с вами чуть дерево не свалили,- произнес Дмитрий Иванович и закурил сигарету. Свалить не свалили, но расшатали прилично,- согласился я.

Да и нет

         Однажды на узкой тропинке встретились «Да» и «Нет».
         - Пропусти меня, - настойчиво потребовало «Нет». «Да» хотело уже пропустить, но вдруг о чем-то неожиданно задумалось. Через несколько секунд, словно пробудившись от состояния задумчивости, «Да» произнесло:
         - Надоело мне всегда всех пропускать, со всеми соглашаться и удовлетворять всевозможные желания! Не пропущу на этот раз!
         - Хорошо. – Ответило «Нет», равнодушно развернулось и отправилось в ту сторону, откуда пришло.

     Сейчас и Уже

    Решили однажды «Сейчас» и «Уже» в беге на длинную дис-танцию силами померяться. Вышли на линию старта, приготовились.
    — Подожди, — сказало «Сейчас», — у меня шнурок развязался.
    — Я уже сбегало туда и обратно, — с удивлением от¬ветило «Уже».
    — Давай еще раз повторим? — попросило «Сейчас».
    — Давай, — согласилось «Уже», и побежало.
    — Подожди, — сказало «Сейчас» вернувшемуся «Уже». — У меня камушек в кед попал, я его вытащу, и мы по¬бежим с тобой.
    — Я уже второй раз сбегало, — сказало «Уже».
    — Давай в последний раз, — сказало «Сейчас». — Про¬верим, кто быстрее.
    — Давай, сказало уже опытное «Уже».
    «Сейчас» побежало, а «Уже» осталось. Прибегает «Сейчас», смотрит — а «Уже» и вовсе не бежало.
         — Так нечестно! — сказало «Сейчас». — Я уже побежало, а ты даже с места не сдвинулось.
    — Я сейчас тоже побегу, — сказало «Уже», — вот только настроюсь.
    — Пока ты настраиваешься, я уже выиграло у тебя, — сказало «Сейчас».
    До сих пор соревнуются «Сейчас» и «Уже», а кто из них быстрее сейчас неизвестно, да и, наверное, уже не представится возможности — это выяснить.


         Сопричастность

         Я падал, горел, разбивался на мелкие осколки, которые ветер разносил по всему миру. И ждал.
         Я ждал, когда осколки найдут друг друга и снова срастутся в меня цельного. Я замерзал на углу земли в вечных льдах, растворялся, исчезал, и жил простой обычной жизнью. Все это было невозможно. Но моих сил оказалось достаточно для существования этой невозможности. Вера в идею сопричастности, оживляла меня, я чувствовал сопричастность в каждом своем вздохе, движении, взгляде. Осознание сопричастности убеждало, что нет ничего невозможного. И действительно было так. Все, во что я верил - осуществилось.
         И вдруг Айсберг перевернулся. Вдруг все, на что я смотрел из глубины моря, стало моими глазами смотреть на меня с высоты неба, через поверхность моря, в глубине которого я оказался. Реальность, в которой я был прежде, уходила куда-то в сторону. Я оставался на отколотой льдине. Жизнь, оставшаяся на материке, смотрела на меня, уплывающего от нее. Я оказался в другом мире. Прежний мир продолжал существовать без меня. Он существовал и во мне, и вне меня, но без меня. Течение Жизни уносило мою льдину все дальше и дальше. Все мое было оторвано от меня. От огромной глыбы льда, которой был я прежний, была оторвана льдина, на которой продолжалась моя жизнь. Я чувствовал, что продолжаю оставаться собой.
         Менялись формы одежд: фраки, шкуры животных, вечерние платья, спортивные костюмы. Но все они мялись, становились грязными, и, наконец, снашивались на одном и том же существе. Это существо одинаково относилось и к строительству корабля на верфях, и к гибели этого же корабля. И в выигранном сражении, и в сражении, проигранном, я осознавал в себе присутствие одной и той же силы, расправляющей и собирающей мои крылья. Мое настоящее для мира не было ни настоящим, ни прошлым, ни будущим. Я и Мир - мы были где-то рядом и, в то же время, – очень далеко. Я оказался в той реальности, в которой меня нарисовало воображение. Рисунок был настолько четким, что оказался живым. И многие мастера гравюры говорили, что это изображение ценное. Но что произошло, когда я обнаружил, что мое настоящее существо стерто моим же воображением в рисунке действительности, в которой я жил. Где же я оказался? Вокруг меня ничего не было, и долго не появлялось. И, наконец, я понял, что не появится никогда. Я понял тогда, когда вспомнил восхищение мастеров рисунка. «Живой образ и абсолютное отсутствие окружающей обстановки», – говорили они. Образ в невесомости. Пусть даже в невесомости, – но невесомости тоже не было.
         Через некоторое время начала зарождаться жизнь. Появилась суша вместо растаявшей льдины. Люди в шкурах охотились за огромными животными. Огромные животные охотились за людьми в шкурах. Затем появились машины, на которых люди без шкур передвигались по поверхности, из океана поднявшейся суши. Огромных животных уже не было. Затем эти машины взлетели и люди улетели на них куда-то. С каждым разом их не было дольше прежнего. И однажды они не вернулись. Я снова остался один. Было скучно и одиноко на безжизненной поверхности моего материка. Неожиданно ко мне начали приходить мои старые друзья. Откуда они могли появиться, - думал я. Они остались на том материке, от которого откололась моя льдина. Я был для них прошлым. Мы – воспоминания наших хозяев о тебе, - сказали они. Мы быстро нашли общий язык. Наше общение было содержательным и познавательным для меня. В нем звучало все недосказанное в прошлом. Мое гостеприимство воспоминания посчитали достойным уважения и, в свою очередь пригласили меня в гости – в прошлое – к моим бывшим друзьям. И вдруг мне стало страшно, - а если я действительно соглашусь? Ведь сейчас они примут меня, как свое прошлое! Имеет ли право мое настоящее посещать их прошлое? Я могу стать бутылкой, в которой спрятана записка. Бутылка, которой суждено долгое время болтаться на волнах океана. Океана не морского, а космического океана вечности…

 
          Последний город

          — О, Величайший, разведчики доложили о странных обстоятельствах. Безумство овладело людьми последнего города. Они сжигают свои дома и разрушают крепость. Они уничтожают запасы воды и продовольствия.           — Страх побудил их к безумству, — ответил тот, которого назвали Величайшим. — Последний город этой варварской земли решил сдаться нам без боя. Дома и продовольствие уничтожаются для того, чтобы они не достались нам.          — Но, если они не уничтожили своих жен и детей, – ответил собеседник, – вряд ли они решили преподнести их в дар нашему войску.          — Безумие овладело ими, люди последнего города не отдают отчета своим действиям, — произнес Величайший.
         Восседая на троне своих предков, Князь последнего города в размышлениях искал путь спасения своего города и народа. Все города его страны были захвачены, все дружины разгромлены. Оставался последний город, охраняемый воинами, раненными в предыдущих боях.          Три горящие свечи освещали тронный зал. Кроме князя, в нем не было никого. Князь не заметил, как несколько часов прошли в размышлениях. Свечи догорали. Пути спасения города его мысль не нашла. Князь прощался со своей землей, своим городом, своим народом. Он вспоминал самые красивые уголки своей земли, и самые замечательные события в жизни своей и своего народа.          Неожиданно его воспоминания были прерваны. Князь поднял склонившуюся голову. Перед ним стоял его родной дедушка. Воинские доспехи покрывали его могучее тело. Таким князь видел своего деда только в дни Великих Праздников. Его дедушка был не один. Рядом с ним стояли еще восемь старцев, облаченных в золотые доспехи.           — Рано, князь, прощаешься с землей нашей. — Такие слова были сказаны князю. Такие слова прервали его сладкие воспоминания.           Князь поведал старцам обо всех бедах, которые обрушились на его народ.           — После того как мы уйдем, прикажи разрушить крепость и сжечь дома. Ровно на три дня оставьте продовольствия, остальное — уничтожьте. Вместе с детьми и женами выйдите на бой, на Широкое поле возле леса. Там, где в войне далеких времен погиб я и многие великие воины нашей земли, – сказал дед князя, и девять старцев в золотых доспехах растворились в первых лучах пробуждающегося дня. Князь проснулся. В его комнате никого не было. Он продолжал сидеть на троне, в котором уснул с вечера. «Значит, это был сон», — подумал он.          Князь приказал собрать Совет Воинов, и велел исполнить все, что ему сказали старцы.          Грозный воевода возвышался на царственном коне перед многотысячным войском победителей, пришедших из-за гор. В широком поле, недалеко от разрушенного города, стояло войско последних защитников завоеванной земли. В сотни раз больше было войско пришедших из-за гор. Рядом с последними воинами разрушенного города стояли жены, дети и старики.          И вдруг перед взором Грозного воеводы открылась картина, вызвавшая в нем растерянность, беспокойство, необъяснимый страх, перерастающий в ужас. Вокруг маленького войска, обреченного на гибель, начали появляться стройные дружины величественных старцев, облаченных в золотые доспехи. Казалось, что скоро все поле будет заполнено войском, с подобным которому, никогда ранее не приходилось встречаться великому воеводе, покорившему множество народов.          Тела появляющихся воинов были прозрачными, но излучали нечеловеческую силу. Никто, кроме великого воеводы, не видел их. Глаза воеводы были ослеплены блеском золотых доспехов воинства, заполнившего широкое поле. Его слух был оглушен звоном оружия огромной армии золотых старцев. Его воля была парализована мудростью глаз, созерцавших его войско из-под золотых шлемов. Каждый воин, пришедший из-за гор, чувствовал огромную силу, исходившую от небольшой группы последних защитников побежденной земли. Над войском кружили вороны — это был недобрый знак. Каждый из воинов чувствовал, что, если они вступят в сражение с этим маленьким войском, смерть будет для них неизбежной.          Великий воевода, повинуясь необъяснимой силе, развернул коня и направился в сторону высоких гор.          Ровно на три дня хватило оставленного продовольствия. За эти три дня воинство последнего города отвоевало множество деревень и подошло к Главному городу, в котором еще был гарнизон завоевателей.          Прошло пять лет. Вся земля была освобождена. Оставшиеся в живых воины восстанавливали города. Природа залечивала свои раны, на месте сожженной травы росла молодая. Когда в какой-то из семей рождался мальчик, в одной из дружин прозрачного воинства исчезал один из старцев.          Странствующий монах приносил в дом новорожденного золотые доспехи.

    Ознакомительный фрагмент