Не покидай меня...

Войдя в дом, Нина почувствовала непривычную окружающую её пустоту, как будто чего-то не доставало.
Сняв с себя чёрное пальто и тёплый платок, она пошла на кухню заваривать себе чай. Спустя несколько минут, Нина рассеянно осмотрелась вокруг себя. Устало опустившись на стул, она прислушалась к тоскливому визгу чайника.

На улице мирно падал снег. Погода была спокойной. А ведь только вчера буйствовала вьюга, которая, как убийца, врывалась в дом, бешено стуча в окна.

 Заметив, что вода уже начала закипать, Нина быстро  выключила газ. Чай она, однако, себе наливать не стала, потому что знала, что не сможет сделать даже один глоток.

В гостиной были разбросаны их вещи. На столе лежали табакерка, куча всяких бумаг и раскрытая книга, которую так и не дочитали. На них ей смотреть было куда труднее, чем на его бледное, безжизненное лицо, которое ей пришлось опознать 24 часа назад. В этих вещах он всё ещё жил, в них он ещё дышал и, мягко улыбаясь, ласково смотрел на нее, точно призывая сесть рядом.

Шатаясь, Нина подошла к креслу и осторожно взяла в дрожащие руки книгу, словно боясь, что та её укусит. "Мастер и Маргарита"  М. Булгакова. Его одно из любимейших произведений, которое она так и не смогла осилить. Найдя на каком месте он остановился, Нина начала читать вслух, чтобы хоть немного прервать эту жуткую тишину.

— "Надо будет ему возразить так,— решил Берлиоз,— да, человек смертен, никто против этого и не спорит. А дело в том, что...
Однако он не успел выговорить этих слов, как заговорил иностранец:
— Да, человек смертен, но это было ещё полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чём фокус!"
Внезапно смертен! — вдруг как будто что-то осознав, вяло пробормотала она.

Книга выскользнула из её слабых рук и, зашелестев страницами, упала на пол. Нина закрыла глаза и, запустив в волосы тонкие пальцы, попыталась собраться с мыслями. Потом, неожиданно скочив с довольно потрепанного дивана, схватилась за шею: ей казалось, будто кто-то её душит.

Нина распахнула окна и в комнату влетел свежий зимний воздух, а вместе с ним ещё и крупные хлопья снега, напоминавшие белых причудливых феечек. Но Нине от этого легче не стало.
Она, как загнанный зверь, бросалась от одного угла к другому.

Неожиданно Нина остановилась перед занавешанным полотном. Это был её подарок ему. Вспешке побежав на работу, он так и не успел его получить. Она сорвала ширму с картины. Он смотрел на неё и улыбался. Такой счастливый, такой родной и такой... далёкий.

На картине была и она, державшая его за руку. Это была их свадьба. С тех пор прошло 10 лет. 10 самых счастливых лет. 10 лет любви и взаимопонимания, 10 лет их совместного творчества и самоотдачи искусству. Он — писатель, она — художник, и оба — музыканты. Что могло быть лучше тех лет?

И вновь она огляделась вокруг себя. Да, ей не хватало здесь его. Нина почувствовала дикое одиночество. Она осталась одна. Ни детей, ни родителей, ни друзей — никого..., никого у неё теперь не осталось.

Всю жизнь ей хватало одного его: все остальное было для неё пустым звуком. Она была счастлива, и этим Нина всегда делилась только с ним.

Не найдя, чем отвлечься от страшных мыслей, Нина уселась за рояль, хотя прекрасно знала, что после этого она ясно осознает всё своё положение и поймет, что ЕГО больше с ней нет.

Сначала, правда, играла она всякие легкомысленные арии, но, в конце концов, наступила та минута, когда ей пришлось исполнить, наконец, ту самую...

"Неизвестный композитор, сочинивший эту мелодию для своей погибшей жены не был гением, — думала она, пока пальцы её плавно бегали по чёрно-белым клавишам, — да, он не был гением, как многие это утверждают. Просто его горе, его боль были настолько глубокими, что душа его сама продиктовала ноты. Ноты грусти и необъятной тоски."

Обычно они играли эту композицию вместе, в четыре руки, а теперь... одна пара рук осталась навеки одинокой. Теперь некому больше делать пассажи, некому брать аккорды в контр-актаве, теперь только она ... она одна будет её играть.

Нина удивилась тому, что раньше эта музыка никогда не вызывала в ней грусть, хотя она прекрасно знала историю её написания. Наверное, потому что до этого момента, она была настолько счастлива и беззаботна, что ей до горестей просто не было дела. На тех моментах, когда она раньше смеялась, теперь плакала, беззвучно и тихо. Слёзы её падали на клавиши, в глазах помутилось, но Нина всё равно не прекращала игру. Мелодия заканчивалась, и, чтобы не останавливаться, она начала, сама того не понимая, сочинять свою музыку, которая повествовала о её горе, о её беде; в которой она просила его не уходить, не оставлять, не покидать её.

— Не покидай меня, — шептала Нина. — Пожалуйста, не покидай.

Окна всё ещё были открыты, и мелодия Нины полетела в эту безлунную, предновогоднюю ночь, поражая всех, кто её слушал. И те, остановившись на месте, стояли не в силах пошевелиться. Каждый слышал в ней то, что хотел.

Двое влюбленных сидели под окнами её дома на холодной скамейке, наслаждаясь этой сказочной ночью и даже не подозревая о том, что всего лишь два дня назад так же любовались ночным городом два любящих сердца, одно из которых перестало вскоре биться, а другое, не перенеся утрату, забилось так сильно, что разорвалось на части.

— Какая красивая композиция, — сказала девушка, сидящая под окном,— и такая печальная...
— Печальная? Милая, тебе везде мерещится печаль и беда. Вот мне кажется, что она о счастье и о любви...— возразил тот.

Бродячая собака же услышала в ней крик голода и жалобно заскулила.

В доме внезапно вдруг стало тихо. Нина теперь уже в последний раз вспоминала, как на его могиле никто не присутствовал кроме неё, потому что было просто некому. Нина сама заказала ему гроб, терпеливо выслушала священника, бросила ему горсть земли, тем самым провожая его в последний путь.

На следующий день её нашли мертвой в своём же доме. Окна всё ещё были открыты, а вся комнаты засыпана снегом.

Врачи объявили, что Нина умерла от обморожения,на самом же деле Нина не вынесла одиночества.