Цена жизни

               

   Слесарь Кеша Непомнящий был никакой. Рыхлый, флегматичный, готовый вздремнуть в любую минуту. Когда я пришел в цех, его назначили моим наставником. Наши темпераменты были настолько несовместимы, что через неделю разругались в пух и прах. Кешу от нагрузки освободили, но я ехидно продолжал называть его «наставником».
    Особенно святым для него был сон в обеденный перерыв, помешать означало нажить врага на всю жизнь.    На выездных работах в разрезе при ремонте экскаваторов он отводил душу, пользуясь отсутствием постоянного надзора.  Несусветная жара и раскаленная масса металла весом в пятьсот тонн летом и промерзшая зимой ему помехой не были. Гонять было бесполезно, ждать, когда он придет на помощь напрасно.
  Юмора Кеша не понимал совсем, чем провоцировал насмешки над собой. Иногда не совсем безобидные. В обед, перекусив, все садились играть в домино, Кеша спать.

   Как-то летом его направили в нашу бригаду на усиление. В обед играли в домино. Ему стук мешал. Потребовал тишины. Игра в домино без стука как безалкогольное пиво. Стали искать другое занятие. Активный отдых не подходил по причине адской жары, анекдоты сопровождались смехом и раздражали любителей тишины (к Кеше присоединился бригадир).
  Так слоняясь, я однажды обратил внимание на подковы из шестимиллиметровой проволоки на сапогах мертвецки спящего Кеши, касающиеся металлической палубы. Рядом стоял сварочный аппарат. Включил его, вставил в держатель электрод «двоечку» и приварил сапоги к экскаватору. Затем поставил рукояткой кверху кувалду и приварил ее рядом. Все с интересом наблюдали за моими манипуляциями. Потом отошел и запустил в Кешу гайкой. Взбешенный, тот с диким ревом попытался вскочить. Нога в неподвижном сапоге подвернулась, лицо Кеши перекосилось сначала от боли, потом при виде хохочущих оболтусов, от ярости. Он выдернул ноги из сапог и увидел кувалду. Схватив ее, закрутился, в горячке не понял, почему и она не дается. Народ ликовал, даже проснувшийся бригадир не вмешивался. Кеша давно понял, чьих это рук дело. Бросив кувалду, кинулся на меня врукопашную. Но, пробежав шагов пять, снова взревел и сел, задрав ноги кверху. Раскаленная палуба обожгла ему их, так как портянки на ходу размотались. Концерт удался.
  Но Кеша обид не прощал, пришлось мне дня три выдерживать дистанцию, чтобы не оказаться в пределах его досягаемости. Простил он меня в пятницу, когда по какой-то причине не пришла за нами машина, и пришлось из разреза на предприятие идти пешком.
 Путь преграждала горная речушка Жирейка. Название говорящее, в поселке она проходила через предприятия и жилые кварталы, принимая в себя все бытовые и производственные стоки. Вода покрывалась жиром разного происхождения. Но здесь, перед поселком, она только что вытекала из леса и была вполне пригодной даже для питья. Шириной метра полтора-два, глубиной не больше. В обычное время ее всегда можно было перешагнуть или перепрыгнуть. Сейчас же после дождя она стала всего на полметра шире, но возросла скорость течения, чем и была опасна.
  Подошли всем составом. Я из осторожности отстал от Кеши метра на три. Началась переправа. Нашли узкое место и  все с разбегу перепрыгнули. Кеша, тряся животом, забегал вдоль берега, не решаясь прыгать. Переправившиеся посмеялись и ушли дальше. На этом берегу остались мы с Кешей. Я давал советы, Кеша бесился и грозил всеми карами, на которые считал себя способным. Наконец принял решение. Объявил, что все равно ему не перепрыгнуть, купание неизбежно, лучше сразу перейти вброд. Зрелище обещало быть захватывающим и я, перепрыгнув, решил им насладиться. Но мы не учли стремительности потока и неловкости Кеши, кряхтя спустившегося в воду и тут же сбитого с ног. Испугавшись, я бежал вдоль берега речки, по которой несло барахтающуюся тушу наставника, выискивая место, чтоб перехватить его наверняка. Из воды мелькали, выныривая то сапоги, то перекошенное от ужаса лицо Кеши с выпученными глазами. Наконец под ноги попала жердь, я ухватил ее и перегородил ею реку. Кеша повис на жерди, боясь пошевелиться. Потом долго отплевывался и откашливался. Три километра мы шли больше часа. Товарищи, задержавшиеся возле пивного киоска, уже выпили наше пиво, когда мы подошли. Кеша несчастный и промокший, и я радостный, едва сдерживающий смех, дабы снова не накликать гнев незадачливого утопленника. Все удивились, что мы идем мирно и рядом. Но еще больше их поразило, когда патологически жадный Кеша заказал стакан красного вина. Все решили, что для «сугреву» после купания. И совсем оторопели при виде того, как он этот стакан поднес мне. Кто-то даже спросил:
- Что это?
- Цена жизни! – ответил я.