Ништяк сразу три, без рас и два

               
     Волчьим скоком, рыбьим глазом, стежкой ежиков следов по овражистым сусекам, через луков море, Готфрик ссанных бобристых мехов, средь волос и пущи кущей укаталась Шерон Стон. Каменюкой, булыганом и британским папарацци, шевеля хвостов ногой, раздвигая толсты ляжки, где таится Чойболсан, ножик, лед, лесбийских девок Монреаля затхлый вкус, Мойша Дуглас и  " Спартак ", запасная лавка  " Челси ", Клинтон, Никсон, Рузвельт Тедди ( голова как пуля, конь, усы ), прикатилась та блондинка к хохотастой Ребекк Кроу.
    И если бы не тупая троллиха крыса Потупчик, то все было бы вумат. Но не судьба, товарищи. Даже не Сара Коннор. А просто и обычно, уже привычно и надоедно : говноуровень моих милых, словно тройник попочки Эльки, соотечественников. Ну, не хочу я такого накала страстей и выдираемых по чепухе волос, бросаемых гордо и богохульно к копытам заплывшерожих лукавых царедворцев, глупых, будто сошел ледник палеопалитической эпохи и обнажил торжествующую Минерву неандертальцев. Сидит голой жопой на валуне каменного века скотоообразная теннисистка, поет из Нины  Ургант  и ожидает мудацией, когда ей ишачок за три рубли притаранит какую выдумку акул пера и шакалов ротапринтных машин, недурно пуская юморок сатиры по наезженной колее вздорного Мойши тоже Жванецкого, а других тута нету. Те, что есть, еще гаже. Посмотри на рожу Маслякова и Вуди Аллена и иди по следам боевого хоббита выбирать себе гибель по присяге и зову пассионарного сердца. На х...й.
     - Ты пошто себе зубы - то выпилил ? - пытала на розыске в Александровской Миранда Ричардсон хрипящего на дыбе гультяя и танцора в одиночестве под  " Фэтбой слим " беглого ветерана вьетнамской войны. - Часы золотые у тебя в жопе, известно, - она оглянулась на шляпошного Коттона Мэзера, важно кивнувшего заостренным козырьком конической шляпы из темноты приказа, - ты их там годами таишь, не даешь страждущим собратьям узнать, сколько времени после обеда и пора ли уже просыпаться коале, но зубы - то на хера вострить ?
     - Отойди, божия старушка, - хрипел охотник на оленей из Беловежской пущи Александр Григорьич Лукашенко, по ошибке схваченный разъездом конных рейтаров на постоялом дворе Ливонского порубежья, - мне за державу обидно. Верещагин ! - с тоской и мукой позвал пытаемый двадцать третий год лиходей, вспомнив зов потустороннести Остапа Бульбы, тоже все, бывалоче, призывавшего ввезенного жидами контрабандно Тараса, модернизированного графом Шуваловым в единорога навесного бою.
     - Он ушел с баркаса, - тихо подсказал боярин Ведрищев, выдвигаясь косматой тенью из - за стола повытчиков, ярыжек и сальных пупов, перетащенного вместе с пирующими из трактира на Пятницкой, где и было их лежбище, - спрыгнул за борт в надлежащую волну и резвится теперь на просторах дюгонем и нарвалом. Кашалотом и кальмаром, - возвысил голос неистовый боярин, подзывая чеканом Афоньку фон Шлиппенбуха, и умыкнувшего Лукашенко с порубежья, где тот советовался с Болеславом Швидригайло нащот банкету, не зная о вежливых людях Кубанской чети, вылезавших из темного и сырого леса гуськообразной вереницей морских котиков, - плывет Верещагин к Флориде, дабы зарыть сундук Флинта и тем прославиться в веках. Все умрут, - жутко пророчествовал Ведрищев, лапая поддоспешное плечо сотского корявыми пальцами патриота, - а память о говноедстве останется, волосы прорастут внутрь гроба и зашевелятся кишащей массой средь обрывков савана и ...
     - Харэ жути нагонять ! - прикрикнула Миранда Ричардсон, охаживая разгулявшегося боярина культяпкой хохлизма, поспешно предоставленной Светлячком современности, Элькой, стал быть. - Эх, - печально вздохнула она, присаживаясь осторожно фижмами на осиновую лавку из калиброванных дубовых бревен к ярыжкам и сальным пупам, - жаль, что у Мугурусы рожа такая стремная, а то история двинулась бы иначе, словно камень под копытом коня Цезаря.
    - Верно, - подтвердил Лунь Носатый, подойдя вместе с фронтовиками, - так оно обычно и бывает. - Отряхнул простреленную пулями шинель и разговорился. - Я вот, например, целиковый плагиат из совдепов, а почему ? А потому, что скушно.
     - Сказал так - ту и исчез, быдто и не было, - загадочно шептала Джессика Уайлд своей мелкой дочери, зашугивая ту перед сном русской народной сказкой, вычитанной в последнем нумере  " Ванити файр ", где обложкой ликовал дегенерат Бабченко, внесенный в студию вместе с поросенком с хреном и водочкой, чтоб хрумтело. - Не иначе, это Махатма был, - засыпая сказала мелкая девочка, улыбаясь через зуб. Они молочные у них в этом возрасте, у детишков - то, выпадают, суки рваные, меняются на взрослые.
     Джессика прикрыла дочку пуховым одеялом и села на подоконник. Закурила, разглядывая бескрайние пространства канадской тайги, покачала взъерошенной головой и тихо запела.
     - Мы веселые медузы, мы похожи на арбузы ...
     Ну, и так далее.