Друг

Когда я был маленьким, у меня был друг. Он приходил ко мне редко, но всегда когда я был один и ни родителей, ни сестры не было дома. И заходил он всегда наистраннейшим образом – через окно.

Часто бывало, что сидя один в своей комнате на полу, я собирал паззл или играл во что-нибудь, а он постучится в оконное стекло, балансируя на узком подоконнике. Сначала, я очень боялся за него и, стоило раздаться стуку, стремглав подлетал к окну, молясь, чтобы он не сорвался. Такая реакция веселила его раз за разом и, однажды, он сделал вид, будто сорвался. В тот момент, когда его темная макушка мелькнула за подоконником, я почувствовал, как сердце камнем рухнуло в пятки. Но стоило мне распахнуть окно, так он весело запрыгнул в комнату, хватаясь за живот от смеха и в пол уха слушал мои разгневанные вопли о том, какой он дурак и как я волновался.  После с раскрасневшимся от смеха лицом и виноватыми глазами, он все же попросил у меня прощения, а я великодушно его простил. Больше подобных выходок не было, но подкалывать меня и пугать он просто не мог прекратить.

Волосы у него на голове всегда торчали в разные стороны и походили на старое воронье гнездо, которое щедро посыпали золой. А на обычной белой футболке без рисунка всегда красовались пятна всех цветов и размеров. Как-то в шутку я пытался сосчитать их, но сбился со счета, каждый раз находя новые. Старые потрепанные джинсы, которые были на пару размеров больше нужного, придавали ему еще более неряшливый и чумазый вид.

Каждый раз, первым делом он спрашивал о том, когда  вернутся родители и сестра. Но никогда не слушал ответ, будто он был не важен, но каждый раз, когда ключ щелкал в замке, он уносился прочь, оставляя лишь открытое окно. А мама, заходя в комнату, ругала меня за подобную беспечность, закрывала окно, причитая о том, что у меня слабое здоровье и я обязательно заболею, если буду сидеть с открытым окном.

Он был старше меня на несколько лет, но все равно приходил возиться со мной. Он рассказывал мне увлекательные истории, захватывающие меня и, зарождая в моей душе желание увидеть те поля, те горы и дворцы, о которых он с таких вдохновением рассказывал. Когда я просил взять меня с собой, чтобы посмотреть на их он лишь отвечал, что еще не время и надо подождать пока я подрасту.  Иногда он рассказывал и страшилки. Он выключал свет и кошмары, и ужасы выходили на ночную охоту за непослушными детьми. Они пугали меня, укрыться с головой под пледом и, заставляя сжаться в комочек, но не прекращали притягивать меня и он прекрасно знал это. И не переставал снова и снова смеяться над моей реакцией.

Учил играть в карты и мухлевать. Показывал мне фокусы и учил тому, как правильно обчищать карманы у зевак. Я всегда удивлялся, откуда ему столько известно. В ответ он только ухмылялся да пожимал плечами. Часто он брал книги с моей полки и предлагал почитать вместе. В ответ я лишь широко улыбался и соглашался.

Когда я подрос, то сам стал зачитываться книгами, которые он мне советовал. Иные я находил сам и с жадностью бродившего по пустыне заглатывал слова, пытался раскрыть все загадки и полностью окунался в сюжет, будто в прохладную воду, стараясь избавить себя от удушливой жары реальности, которая никак не хотела отпускать меня.

В ответ я мог лишь  рассказывать ему, чему я научился в школе, как проводил свои дни, когда он не навещал меня. Он всегда внимательно выслушивал меня, смеясь вместе со мной над глупыми моментами и успокаивая, если что-то случалось. Зная множество цитат и выражений, в особо трудные моменты он поднимал палец верх, призывая к вниманию, как старый профессор, и заумным тоном выдавал великую мысль одного известного человека. Несмотря, на то, что фразы всегда были точны и правдивы, от этого выражения лица всегда тянуло смеяться, особенно, когда закончив высказывание он с гордым видом поправлял пальцем невидимые очки. А после долгого смеха, любые проблемы казались незначительны.

Меня всегда терзали сомнения, не скучно ли ему возиться с таким ребенком, как я, ведь наверняка каждый хотел бы быть ему другом или хотя бы просто быть с ним за компанию. Из-за этого я всегда боялся, что в один не очень прекрасный день, он не придет, оставив меня в одиночестве. Но раз за разом он приходил, разбивая все мои страхи и сомнения.

Время пролетало незаметно и стремительно, и однажды, я осознал, что обогнал его в росте, но он все равно не переставал трепать меня, как ребенка, по волосам и во всем вел себя, как старший брат. А насчет моих замечаний о его росте всегда отшучивался о том, что он просто дал мне фору, чтобы мне не было обидно всегда быть ниже. При этом он всегда отводил взгляд, но уже через мгновение улыбался во весь рот, говоря не думать об этом.

Я не помню уже, как он появился в моей комнате первый раз, но отлично помню, что было потом.

В тот день родители с сестрой вернулись раньше обычного, а мы сидели в гостиной и увлеченно играли в приставку на полной громкости для пущей реалистичности. Когда в комнату вошла мать, было слишком поздно, чтобы успеть спрятаться. Увидев недовольное лицо матери и прекрасно зная как она относится к тому, чтобы я играл в приставку, когда остаюсь дома один, я сконфузился, опустил взгляд и начал объяснять, что ко мне пришел друг и я не нарушал запрета. И когда я, наконец, поднял глаза, чтобы представить их друг другу, наткнулся лишь на печальный взгляд золотистых глаз друга и замолк на полуслове. Я обернулся к двери, где стояла мать, не понимая, почему у нее на лице отразилась такая печаль. Она аккуратно подошла ко мне и, прижав мою голову к своей груди, начала ласково гладить по волосам, как делала это в далеком детстве, чтобы успокоить меня, нашептывая что-то приторно ласковое. Только после нескольких попыток я понял, что она говорила. Она пыталась убедить, что я был целый день один и никакого друга нет и не было, но что все будет хорошо, что она теперь здесь рядом.
На мой крик прибежали отец с сестрой, до этого находившиеся на кухне. Мать все так же пыталась меня успокоить, а я все кричал, пытаясь доказать, что вот он друг сидит за мной на диване и играл со мной в приставку, что он вообще приходит уже несколько лет, стоит им уйти и он единственный, кто скрашивал мое вынужденное заточение здесь. Происходящее дальше я старался вырезать из памяти как можно быстрее, поэтому помню только, как убежал в свою комнату и, заперев дверь, пытался успокоиться, убедить себя, что родители просто неудачно пошутили и завтра все будет хорошо. За этим занятием я и заснул.

Проснувшись, я увидел над собой лишь белый потолок и понял, что это не моя комната и даже не мой дом. Меня окружал запах лекарств, ослепляющий белый свет, который бывает только в больницах.  В палатах со стальными решетками на окнах и дверях сидели и ходили дети, будто чудные звери, выставленные на обозрение публике. Льстиво добрые медсестры подходили к ним, разговаривали, пытаясь убедить в одном – что все, что они видят и слышат ненормально и лучше быть как все.
Некоторые плакали, а кто-то бесцельно ходил из угла в угол, а некоторые застыли глядя в одну точку, будто их рассудок находился в иных мирах, как можно дальше от их белых клеток. Были врачи в длинных белых халатах, которые с ласковыми улыбками пытались мне объяснить, что все в порядке и совсем скоро меня выпустят отсюда, лишь пей я лекарства, которые вылечат меня, да был бы послушным мальчиком. Я лишь качал в согласие головой и не спорил, все же надеясь выбраться отсюда.

Мой друг не забывал меня и часто по ночам, когда все спали, будил меня тихим стуком в окно. В свете фонаря он корчил рожицы и разыгрывал немые истории, смеша меня и прогоняя скуку. А иногда просто прикладывал свою ладонь к стеклу между прутьями решетки и улыбался во весь рот, пытаясь подбодрить. Так могло продолжаться до самого утра, пока крикливая медсестра во время очередного обхода не замечала меня у окна и не требовала, чтобы я немедленно вернулся в постель.

Дни текли за днями, сливаясь в недели, те превращались в месяцы, а месяца слетались в года.

Сегодня прошел еще один год с того момента, как меня посадили сюда. Дерево за окном опять сбросило свои листья, дожди снова застучали о подоконник свою печальную мелодию. В эту казалось бы дождливую ночь я проснулся от мягкого прикосновения ко лбу и тихого шепота. С трудом разодрав глаза, я удивленно уставился на своего друга, нависшего надо мной. Его золотистые глаза сияли в темноте мягких светом и блестели, как кусочки драгоценных камней стоило лучу фонаря попасть на них.

- Тшш, вставай и пошли со мной. Только тихо, - прошептал он одними губами.
 
Я отбросил одеяло  и сел на кровати, ища на ощупь тапки. Найдя и как можно быстрее вставив в них ноги, я спрыгнул с кровати. Тут же он схватил мою руку и потянул за собой. Сначала к двери, распахнул ее ногой и вытащил меня в коридор. Мы бежали мимо других палат с двух сторон окружавшие нас, наши шаги эхом отдавались в пустом коридоре. В конце коридора было видно окно, за ним висела полная луна, ее свет делал все призрачным и таинственным.

Ноги, отвыкшие от бега, плохо слушались, но я бежал из-за всех сил, стараясь не отставать. В другом конце коридора начали зажигаться лампы, видимо, шел очередной обход. Но окно было уже близко. На нем не было решетки и мы вбежали на освещенное Луной пространство. Окно было приоткрыто, и хватило одного легкого движения, чтобы распахнуть его. В лицо ударил ветер и запах ночи, всколыхнув до безобразия отросшие волосы. Но времени наслаждаться позабытыми ощущениями не было, друг запрыгнул на подоконник и помог мне забраться. Я еще не успел испугаться высоты, как он шагнул в пустоту, крепко держа меня за запястье. Я на автомате шагнул за ним и с удивлением понял, что не падаю, а уверено стою на тонкой лунной дорожке, сияющей под ногами. Зрелище заворожило меня.

- Теперь ты свободен, - я обернулся на звук его голоса. Он смотрел на вьющуюся перед нами дорожку и широко улыбался.

- Теперь мы можем бежать на встречу приключениям, - подхватил я и, дернув его, побежал вперед, будто это я его спасал из той болезненно-белой комнаты, а не он – меня.

В ответ раздался лишь веселый смех и полушутливая угроза:

- Сейчас я тебя догоню, ты заплатишь за то, что причинил мне столько хлопот!

А внизу, под ногами мигали огоньки большого города, куда-то в неизвестность ехали машины и запоздалые пешеходы спешили по домам с работы, в больнице поднимали визг и крики, а под звездными софитами двое детей бежали, забыв о противном грязном взрослом мире, отбросив старую потрёпанную реальность, навстречу начинающимся приключениям и новым неизведанным мирам.