Невыдуманные истории из армейской жизни

                ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ.               
  Вся моя военная служба в качестве офицера (1958-1983 годы) прошла на Севере. Для людей, с этим не сталкивавшимся, этот регион представляется чем-то единым. Это мнение ошибочное. Существует Север заполярный и Север приполярный, что имеет громадное значение для людей, там проживающих. В заполярье выслуга лет идёт год за полтора или два (в зависимости от региона), существуют специальные пайки для питания, ограничен срок службы, есть ещё целый ряд льгот, облегчающих трудности жизни в этом непростом регионе. А вот в приполярье во время начала моей службы там вообще отсутствовали какие либо льготы (позднее ввели 15-процентную надбавку). На практике это значило, что мы получали одинаковое денежное содержание с офицерами, проходящими службу где-нибудь на Юге, хотя стоимость жизни у нас была гораздо выше. Да к тому же и перспектив на то, чтобы перебраться южнее, у нас практически не было. Так произошло и со мной. Я прослужил в районе Архангельск-Северодвинск ровно 25 лет. Эти особенности приводят к тому, что постепенно создаётся совершенно специфический контингент офицеров, включающий в себя полный интернационал из евреев, корейцев, греков, татар и т.д. Отсутствуют «блатные». Возникает здоровая моральная атмосфера. Нет подсиживания, «стукачества», лизоблюдства. Когда после увольнения из армии я начал работать в гражданских организациях в средней полосе, то обнаружил, что у нас было, как ни странно, гораздо больше демократии, чем на «гражданке».
  Как я уже говорил, моя служба на Севере началась, когда ещё существовал Северный Военный Округ, вскоре расформированный. Ещё не существовало 23-й дивизии ПВО, сформированной только через несколько лет. Создавались только первые полки ЗРВ. Мы были действительно первопроходцами в освоении и внедрении появлявшихся постепенно ЗРК – «Двина», «Десна», «Волхов», «Нева», «Ангара», С-300. Нам приходилось очень много работать. Очень уставали, тяжко приходилось и нашим семьям. Но мы были молоды, энергичны, нам нравилась наша работа. Постоянно шутили, разыгрывали друг друга. И вообще в ходе службы возникало много разных смешных и экзотических ситуаций. О некоторых из них я и хочу рассказать ниже.
  И ещё один момент. Я колебался, стоит ли использовать реальные имена и фамилии. Решил,что раз все события навыдуманные, то и имена должны быть реальные. 
               

                ПРОПАЛ КОМБРИГ.
  История, о которой я хочу рассказать, уникальна. Не знаю, имеет ли она аналоги. За время моей службы в Северодвинске сменилось несколько командиров бригад. Одним из них был полковник Елин Александр Васильевич (по поводу отчества могу и ошибаться). За какие грехи или, наоборот, достоинства его к нам назначили, мне неизвестно. Но это был офицер не из нашей системы. Как он сам потом нам рассказывал, до этого он всю жизнь служил на флоте, был капитаном первого ранга, командиром очень крупной Кронштадтской школы младших специалистов (всё это я слышал от него своими ушами). Дело в том, что после крупных сокращений вооружённых сил, проведенных Хрущёвым, много офицеров из других родов войск были переведены служить в зенитно-ракетные войска. Только в нашей службе ракетного вооружения кроме инженеров, получивших профильное образование, служили три моряка, танкист и автомобилист. Причём, моряки долгое время не желали переодеваться в «зелёную» форму, а между собой постоянно спорили, у кого зеленее краб на кокарде (свидетельство продолжительности пребывания в открытом море).
  Полковник Елин был человеком весьма оригинальным. Высокий, симпатичный, достаточно стройный, очень общительный, он любил увлекательно рассказывать окружающим различные истории из своей жизни. Но была в этих рассказах одна особенность – уж очень они были всегда неправдоподобными. Мне по долгу службы приходилось довольно часто находиться рядом с ним на различных учениях, тренировках, совещаниях и быть слушателем его рассказов. Довольно быстро мы все поняли, что все эти истории являются плодом его фантазии, выдумкой, в которую он сам верил. Было очень странно и непривычно видеть, как взрослый, серьёзный человек постоянно рассказывает различные небылицы. Потом все к этому привыкли и относились к его рассказам просто с юмором, постоянно иронизировали на эту тему. На служебной деятельности его фантазии никак не отражались. Он действовал довольно грамотно и логично.
  В 1967 году, когда Израиль «накостылял» своим арабским соседям, Советский Союз бросился спасать союзников. Туда отправили громадное количество современной техники (в том числе и ЗРК) и военных советников для обучения арабов. В числе других был отправлен в Египет и наш командир бригады в качестве советника при командире дивизии. Поехал и поехал. Нас это никак не интересовало, хватало обычных текущих забот -  боевая подготовка, боевые стрельбы на полигонах и т.д. и т.п. Прошёл довольно большой срок (сейчас я уже не помню какой). И вот однажды вечером звонит мне исполнявший обязанности командира бригады подполковник Климин (по кличке «Вовик») и спрашивает, не видел ли я Елина. 
- А что, он вернулся из Египта? – отвечаю вопросом на вопрос.
- Да это я просто так. Не обращай внимания.- и положил трубку.
Я удивился, но тут же забыл об этом разговоре. Дел было невпроворот, т.к. я сам крутился и «за себя, и за того парня». Мой шеф, главный инженер бригады Василий Желтов, находился в качестве советника во Вьетнаме, а я исполнял его обязанности. Но на следующий день снова звонок. Уже звонит начальник особого отдела.
- Ты Елина не видел? – спрашивают.
- Так он же в Египте, – отвечаю.
-Может, он тебе звонил или слышал что-нибудь о нём от других? – продолжают.
  До меня, наконец, дошло, что что-то приключилось.
-Да нет. Не видел и не слышал. А что приключилось?
-Это не телефонный разговор. Если что-нибудь узнаешь, сразу звони нам.
Бегу к Вовику. А там уже и начальник штаба, и начальник политотдела, и Вадик (зам. по тылу). Вопреки обычаю разговор идёт полушепотом. Оказывается, в связи с тем, что срок командировки кончился, Елин всю свою группу отправил самолётом в Москву, а сам остался, чтобы завершить все формальности (так он сказал) и вылететь на следующий день. И всё. Больше его живым никто не видел. Это ЧП уже не местного масштаба. Ещё бы – пропал командир зенитно-ракетной бригады. Да ещё после длительной заграничной командировки. Начались версии; сбежал на Запад (самая страшная), похищен западными спецслужбами, убит с целью ограбления. Беда в том, что спохватились не сразу, только через несколько дней. Довольно быстро установили, что в Москву он всё-таки действительно вылетел. Но после этого следы его пропали. Где он? Живой или мёртвый? Полная неизвестность. Надо отдать должное, за пределы командирского кабинета эта информация не утекла. Мы продолжали свои текущие дела. А чекисты развернули бурную деятельность. Не знаю, сколько было задействовано в этой операции людей и военных, и штатских (а бывают чекисты штатскими?), но они перетряхнули громадную территорию. Не знаю, как у них с поиском шпионов, но эта операция завершилась успешно всего за две недели. Наш командир бригады оказался живым и вполне здоровым. Его застукали у какой-то молодухи в средней полосе (название города уже не помню), у которой Александр Васильевич решил провести свою реабилитацию после выполнения трудного и продолжительного государственного задания.
  Спустя несколько дней комбриг появился, как ни в чём не бывало в своём рабочем кабинете. Мы его тактично ни о чём не спрашивали, а сам он, вопреки своей любви рассказывать всякие истории, молчал.
  Как раз в это время я перешёл служить в другую часть и окончательного завершения этой истории не знаю. Думаю, что его без шума отправили на пенсию.
                КАРТИНКА ИЗ АРМЕЙСКИХ БУДНЕЙ.
  1967-й или 1968-й год. Лето. Очень тёплая погода (по северным понятиям)  около плюс двадцати. Начало рабочего дня.  На крыльце управления бригады ожесточённо спорят о чём-то исполняющий обязанности командира бригады Климин (Вовик) и начальник штаба. Несмотря на то, что день только начинается, в воздухе уже разносятся термины и выражения, которые я на бумаге изложить не могу. Я пытаюсь вклиниться в спор, чтобы подписать у Вовика какой-то срочный документ. В это время на крыльце появляется зам по тылу Разин (Вадик). Я не случайно указываю эти неофициальные имена, т.к. они друг к другу всегда только так и обращались. А за глаза и все остальные их так называли. Разин минуту послушал спорщиков, а затем вклинивается в разговор: 
- Вовик, Коля, кончайте уже. Давайте лучше отведём душу.
Спор мгновенно затихает. Вовик спрашивает:
- Ивана брать будем? (Иван Андреевич Ляшенко – начальник политотдела).
- Да ну его! Будет нудить всё время.
В это время к крыльцу подъезжает командирская машина.  Вовик удивляется: он её не вызывал.
- Да я заранее вызвал, - говорит Вадик.
- А тебе чего? – наконец-то реагирует Вовик на моё приставание.
- Надо срочно отправить в Москву, - отвечаю.
- В машину! –
- Да у меня дел по горло, - пытаюсь отвертеться.
- В машину. Это приказ! – стальным голосом.
Приходится подчиниться. Климин поворачивается к начальнику штаба:
- Ну, ты тут рули. А мы поехали.
  И поехали. Это был период, о котором современная молодёжь не знает. В ходе очередной кампании по борьбе с алкоголизмом алкоголесодержащие напитки разрешалось продавать только после 11 утра. Даже в ресторанах. Но у Вовика всюду были свои агенты (точнее – агентши), которые отоваривали его в любое время суток. Почему-то их всех звали одинаково – Валя. То ли он подбирал их по имени, чтобы не запутаться, то ли просто так называл всех своих спасительниц, не знаю. Не буду перечислять все магазины и питейные заведения, которые мы в тот день посетили. Закончился этот поход уже под вечер. Причём, из последнего ресторана мы выходили с песней «Артиллеристы, Сталин дал приказ», а весь ресторан (в основном морские офицеры) нам подпевал. Надо отдать должное Вовику – он всегда, в отличие от остальных, пил только шампанское и никогда не пьянел.
  Вернувшись в штаб, я ещё несколько часов работал. Нельзя сказать, что так проходил у нас каждый рабочий день, но иногда такое случалось. Окружающие воспринимали это спокойно, без ропота.
                ОБ ОПАСНОСТИ РОЗЫГРЫШЕЙ.
    К нам, в службу ракетного вооружения, после сокращения вооружённых сил были переведены в числе других два офицера – один из танковых войск, а второй – из автомобильных. Как их использовать, если ни с комплексами наведения ракет, ни с самими ракетами они не были знакомы? Поскольку у нас широко использовались дизель-электрические станции (ДЭС), начальство, поразмыслив, назначило танкиста (Сашу Хоменко) главным энергетиком, а автомобилиста (Лёню Тютева) просто энергетиком. Логика понятна: в танке двигатели более мощные и ближе к использовавшимся у нас. Тем более что Саша по возрасту и званию был старше. Ему было уже около тридцати (в нашем понимании уже старик). Он был вообще человеком своеобразным, большим фантазёром, любителем розыгрышей (последние вообще у нас были очень популярны и зачастую приводили к самым непредсказуемым последствиям). Саша, например, приходил на работу и начинал рассказывать газетные новости. Но поскольку читал он в газетах только заголовки, то содержание статей домысливал сам. Его на этом постоянно ловили, шутили на эту тему, и он добродушно смеялся вместе с остальными. Дружил он с начальником автослужбы Иваном Савенко, который был близок к нему по возрасту. Со своим помощником Лёней Тютевым он был в очень хороших отношениях, они часто вместе проводили время. Между ними сложился хороший альянс. И вот однажды пошли они вместе вечером в ресторан провести время (я уже и не помню, какой для этого был повод). Хорошо посидели, но в конце вечера у них возник какой-то конфликт с морскими офицерами, что в то время было не редкостью, т.к. моряки в количественном составе преобладали в гарнизоне и всё не хотели признавать сухопутных офицеров за равных. Конфликт перерос в потасовку. Прибыл патруль и увёз обе конфликтующие стороны к себе. Нравы царили в гарнизоне довольно патриархальные. За моряками приехал кто-то из их командования, и их отпустили. А надо сказать, что здание комендатуры находилось буквально в пятидесяти метрах от проходной нашей бригады. Хоменко просит дежурного по комендатуре отпустить их на волю. Тот отвечает, что не может.
- Пусть кто-нибудь за вами придёт, и идите куда хотите, отвечает.
Саша звонит дежурному по части. А дежурным оказался его приятель Иван Савенко.
- Иван, мы с Лёней Тютевым в комендатуре. Пришли кого-нибудь за нами.
- Да брось ты, Саня, свои шуточки, отвечает Иван и бросает трубку.
Хоменко звонит снова:
- Иван, я не шучу, - орёт Хоменко.
- Да надоели уже твои розыгрыши, - отвечает Иван и снова бросает трубку. Больше к телефону дежурный Саню не допустил. Он и так нарушил инструкцию, позволив задержанному звонить.
Когда утром мы пришли на службу, на проходной уже сидела Санина жена.
- Ребята, Саша пропал, - говорит.
Мы провели её в свой кабинет и стали всячески успокаивать, заверяя, что, наверно, шеф его отправил на какую-нибудь точку для срочного ремонта. А сами тоже ничего понять не можем – на него это не похоже. Хотя он и болтун, но человек серьёзный, семейный, в общении с женщинами лёгкого поведения никогда не замечался. Через несколько минут ситуация благополучно разрешилась: открылась дверь и появился сильно помятый, небритый, но живой и здоровый Саша Хоменко. А из-за его плеча выглядывал Лёня Тютев. О семейных разборках рассказывать не буду. Вот к таким последствиям иногда приводит любовь к розыгрышам.
  Коль уж зашла речь о Саше Хоменко, вспоминается ещё один случай из его биографии. Проходит партийное собрание управления бригады. А собрания эти, как известно, превращались в обычные производственные обсуждения, на которых говорили о чём угодно, кроме генеральной линии партии. И вот выступает майор Хоменко. С присущим ему пафосом и воображением он описывает грубейшие нарушения техники пожарной безопасности на командном пункте бригады и требует принятия экстренных мер. Заканчивает он словами:
- Вот увидите, если меры не будут срочно приняты, сегодня-завтра командный пункт бригады сгорит.
Ночью на КП бригады возник пожар. Бедного Саню два дня трясли чекисты, требуя признаться, откуда ему было известно, что будет пожар.
                ЗАКАЛЯЙТЕ НЕРВНУЮ СИСТЕМУ!
  Году в 1963-м или в 1964-м к нам в бригаду (как, наверняка, и в другие) пришла разнарядка для зачисления в отряд космонавтов. По всем параметрам предъявляемые требования были списаны с меня: образование, специализация, возраст. Была произнесена моя фамилия (я находился в это время где-то на ремонте очередной неисправности ЗРК). Но через два часа прибежал начмед и заявил, что я не прохожу по медицине, т.к. год назад я на что-то жаловался. На этом моё прикосновение к этой профессии закончилось, о чём я до сих пор сожалею. Это сейчас космос и космонавты стали обыденностью. Тогда же от этих слов веяло романтикой. Всех космонавтов мы знали поимённо. Вместо меня послали другого инженера из нашей службы, Лёню Климовича, кончавшего то же училище, что и я. Для прохождения отбора надо было пройти сначала медкомиссию местную, затем уже шёл отбор (сначала медицинский) в Москве, куда съезжались кандидаты  из всех регионов Союза. Лёня успешно прошёл почти все этапы проверки, оставалась только центрифуга. И вдруг при очередной проверке у него обнаружили высокое давление – 180 (вероятно, переволновался), которое раньше стабильно было равно 115-120. Ему приказали возвращаться в часть. Он стал требовать перепроверки, но получил чёткий отказ. Тогда он пробился к председателю медицинской комиссии (кажется, генералу Газенко). Лёня излил все жалобы и требование провести перепроверку, на что последовал вопрос:
- Молодой человек, вы невропатолога уже проходили?ФФ
- Проходил.
- И какой результат?
- Всё нормально.
- Странно. Я бы вас не пропустил.
  На этом поход Лёни в космонавты завершился. Всё вышеизложенное он сам нам честно рассказал после возвращения домой.
  Так что БЕРЕГИТЕ НЕРВНУЮ СИСТЕМУ.
                О СИЛЕ СЛУХОВ.
    Лёня Климович, как и все мы, любил юмор, подначки, розыгрыши. Он отличался от остальных тем, что был очень низкого роста. Как все мужчины низкого роста, он страдал повышенным честолюбием. Он постоянно стремился доказать, что не уступает другим ни в чём, хотя поводов для этого никаких не было. Я вообще заметил, что среди крупных государственных деятелей и полководцев (от Наполеона и Суворова до Путина) значительную часть составляют люди ниже среднего роста с зашкаливающим чувством честолюбия. Но это я отвлёкся от основного повествования. Зенитно-ракетная техника включает в себя очень большой спектр различных видов: дизельэлектростанции, радиолокаторы, средства связи, системы наведения, стартовое оборудование, ракеты и пр. Поэтому в службе вооружения были специалисты, которые курировали эксплуатацию отдельных конкретных видов техники. Лёня занимался вопросами, связанными с эксплуатацией ракет. Кстати сказать, слово «ракета» у нас произносить запрещалось из соображений секретности. Вместо него говорили «изделие». К этому нас приучили ещё в училище. Мы до того к этому привыкли, что до сих пор, будучи давным-давно уже пенсионером, при слове «ракета» я чувствую себя как-то неуютно. Знал Климович своё дело отлично и прекрасно с ним справлялся. Занимался он этим не один. У него был шеф из бывших моряков Женя Серов. Однажды Лёне пришлось уехать в длительную командировку. Дело в том, что в нашей системе существовали курсы повышения квалификации офицерского состава. А чтобы их (курсы) загрузить работой, в части периодически приходили разнарядки, сколько и каких специалистов мы должны отправить туда на учёбу. Для нас это было очень невыгодно, т.к. на длительное время мы теряли специалиста, а его работа ложилась на плечи остальных. На сей раз пришла разнарядка на специалиста по системам наведения. Но аппаратура систем наведения (станции наведения ракет, сокращённо – СНР) недостаточно надёжна, из-за чего мы без конца носились по дивизионам, занимаясь настройкой и ремонтом комплексов. А вот у специалистов по ракетам была спокойная жизнь, они ночевали дома, со своей семьёй и в командировки почти не ездили. Поэтому шеф решил выполнить разнарядку, отправив на курсы ракетчика, т.е. Лёню Климовича. Для него это было некоторым развлечением, вносило какое-то разнообразие в повседневную рутину.  И вот, когда после нескольких месяцев учёбы Лёня вернулся в часть, он решил пошутить. На чей-то вопрос, почему он совершенствовался не на ракетчика, а на станционика, он ответил, что теперь будет работать вместо Лемстера, т.е. заниматься эксплуатацией СНР. Сказал и тут же в повседневной текучке забыл об этом. Проходит пару дней. И вдруг кто-то приехавший из технического (ракетного) дивизиона спрашивает Лёню:
- Так ты теперь нашими вопросами заниматься не будешь?
- Почему это?
- Говорят, что ты теперь вместо Лемстера, станционик.
Тут Лёня вспомнил свою шутку и отвечает:
- Да, конечно.
И началось. Каждый день к Климовичу подходят различные офицеры, интересуются, правда ли, что он переквалифицировался, выражают кто поддержку в этом решении, кто несогласие с ним… Сначала Лёня посмеивался после этих разговоров. Потом начал задумываться. Дело в том, что молва быстро обрастала вымышленными подробностями и становилась всё более правдоподобной. Он начал спрашивать у нас, ближайших сослуживцев,  правда ли все эти разговоры. Мы его успокаиваем:
- Ты же в нашем присутствии сам запустил эту утку.
  Но Лёня, будучи человеком очень мнительным, уже не мог успокоиться. В конце концов, он бежит к шефу:
- Товарищ подполковник, вот все говорят, что вы переводите меня вместо Лемстера.
- Чушь. Наверно, опять Лемстер разыграл тебя. Ему и в голову не приходит, что автором всей этой истории является Климович.
  Вот так мы убедились в силе слухов. С ними надо быть очень осторожными.
                ВЕСНА ИДЁТ.
  Дело было в самом начале перехода на ракетную технику, когда наряду с ЗРК на вооружении в полку были и пятидесяти семи миллиметровые зенитные орудия. Конец марта. Несмотря на яркое солнце, вокруг ещё много снега. На плацу под руководством одного из лейтенантов солдаты занимаются строевой подготовкой, попросту говоря – шагистикой. В канцелярии командир батареи сражается с кем-то в шахматы. Вокруг толпится кучка болельщиков и ждущих своей очереди (игра идёт навылет). Опоздавший на службу старший лейтенант Слава Коник пытается пробиться к столу, но, поняв тщетность своих усилий, тихонько выходит на улицу и заходит с другой стороны здания. Вообще-то говоря, называть это зданием сильное преувеличение. Длинный деревянный барак, в котором размещалось всё: казарма, каптёрка, канцелярия и т.д. Коник берёт телефонную трубку телефона, стоящего рядом с дневальным, и звонит в канцелярию. Чтобы понять произошедшее дальше, надо сказать, что Коник обладал одним прекрасным качеством: он умел очень хорошо имитировать чужие голоса. Как, скажем, нынешние Хазанов или Галкин. Услышав звонок, комбат берёт телефонную трубку:
- Капитан Заруцкий. Слушаю вас.
  В трубке раздаётся голос начальника штаба полка майора Хайкина:
- Чем занимаешься, Заруцкий?
- Боевой подготовкой, товарищ майор.
- Знаю я эту вашу боевую подготовку. Наверно, опять в шахматы режетесь!  Ты лучше посмотри в окно. Что видишь?
- Да ничего. Солдаты маршируют на плацу.
- Да ты посмотри. Солнце сияет вовсю, весна идёт!  Скворцы скоро прилетят. В общем, так. В понедельник (разговор происходит в пятницу) к 9.00 доставишь лично мне в кабинет 10 (не помню уже точно, может и 20) скворечников. Ясно?
- Слушаюсь! - Отвечает Заруцкий, решая, что Хайкин совсем свихнулся или не отошёл от запоя. Но приказ надо выполнять. Он вскакивает с места, чтобы отдать необходимые распоряжения, а довольный Коник, уже вернувшийся в канцелярию, садится за шахматную доску.
  В понедельник ровно в 9.00 Заруцкий, постучав в дверь, заходит в кабинет начальника штаба полка.
-- Товарищ майор, ваше приказание выполнено, - громко докладывает он.
- Какое приказание? - Недоумевает Хайкин.
Заруцкий открывает дверь, и два солдата вносят гору скворечников. Хайкин недоумённо смотрит на происходящее и спрашивает:
- Что это?
- Скворечники. 10 (или 20), точно, как вы приказали, докладывает довольный Заруцкий в ожидании похвалы.
  Хайкин понимает, что ничего не понимает, и от этого начинает звереть:
- Какие скворечники?! У тебя что, белая горячка?
Заруцкий понимает, что он тоже чего-то не понимает:
- Так весна идёт, скворцы скоро прилетят…
Закончить фразу ему не удалось. Дальше начался такой фонтан ненормативной лексики, что его не рискнули бы привести даже современные писатели, а я – тем более. Разумеется, со временем затейник был обнаружен, но, как разбирались между собой Коник и Заруцкий, мне неизвестно.
  Вообще, в биографии Коника было много нестандартных ситуаций, связанных с его любовью к приключениям. Вот ещё одна из них.
                РОЛЬ ПИСАРЯ В БЮРОКРАТИЧЕСКОЙ МАШИНЕ.
   Коник был отлично развит физически, любил спорт, за что и был назначен начальником физподготовки полка. Но, учитывая его непредсказуемость и постоянные приключения, присваивать ему очередное звание (капитан) начальство не спешило. Однажды он полушутя обратился к писарю (была такая должность в отделении кадров) ефрейтору Калинину:
- Слушай, Калинин, мог бы ты присвоить мне капитана?
- Коньяк, - отвечает Калинин.
- Замётано, - отвечает Коник без всякой надежды на серьёзность этого разговора.
А надо сказать, что Калинин должен был через несколько месяцев увольняться (в то время служили 3 года). Очередные звания присваивали 2 раза в год к праздникам – октябрьским и первомайским. В это же время происходило и увольнение очередного призыва. Калинин был парень шустрый, в совершенстве освоил все бюрократические тонкости, а главное, безупречно подделывал подписи начальников. Иногда он это делал с ведома своих начальников, когда дело касалось малозначительных документов. Короче говоря, оформил Калинин представление к очередному воинскому званию на Коника, сам подписал и отправил вместе с остальными представлениями (законными) в отдел кадров Армии. Наступили очередные праздники, а накануне пришли выписки из приказа о присвоении воинских званий, которые зачитывались на торжественном собрании. Предварительно читает эти выписки начальник штаба полка Смирнов Виталий Самуилович (детина двухметрового роста). сменивший на этом посту Хайкина, и обнаруживает к своему изумлению фамилию Коника. Идёт к командиру полка Кибисову.
- Слушай, ты на Коника представление подписывал?
- Нет. А что?
- Да вот, присвоили капитана, а я, вроде, не подписывал. Что делать будем?
- А что теперь сделаешь? Поздравим.
Так стал Коник капитаном. С Калининым он, конечно, рассчитался. А когда Смирнов, разобравшись, стал искать Калинина, тот уже возвращался после службы домой.
  Вот такова сила бюрократической машины, в которой простой ефрейтор может вершить судьбы людей.