Крещенская ночь
Она шла в длинном подряснике и скуфье, молодое круглое личико разрумянилось, на розовых губах играла радостная улыбка, глаза были счастливые и серьёзные. Инокиня шла в храм, она молилась и очень просила Господа её Причастить. Но был в душе Марии один гвоздь, который она не могла сама вытащить. «И этот батюшка, конечно, не вытащит… - думала она, – потому что он – и есть этот гвоздь».
Вот он – любимый маленький деревянный храм, вот – родные бомжи перед ним.
Мария подошла к красной то ли от водки, то ли от мороза молодой бомжихе.
- Здравствуй, Ольга, сегодня очень холодно. Что же ты без варежек пришла? Вот, возьми мои, - сказала Мария, протягивая бомжихе замшевые варежки.
- Ой, спасибо, матушка! Как сама то?
- Приехала на пару месяцев маме помочь, у неё высокое давление. Ну, ладно, я побежала, служба скоро начнётся!
Она трижды перекрестилась перед храмом и отключила мобильник. Вошла. Её окутал горячий, тягучий запах ладана. Мерцали лампады и рассветные окна. Вошёл её «гвоздь» - молодой красивый настоятель отец Марк, которого инокиня постоянно осуждала за строгость.
- Опять ты здесь, что тебе в твоём монастыре не сидится? – Увидев инокиню, сказал священник.
Мария не ответила.
Мальчик-алтарник вынес деревянный аналой и поставил в середине храма. Иерей Марк вышел исповедовать. Инокиня встала в очередь последней. Часы ещё не начались. Отец Марк хотел уже читать молитвы, но вдруг развернулся и громко сказал:
- Тех, кто перед Причастием постился – к Причастию не допускаю! Потому что на святках поститься – грех!
Это прозвучало как гром. Мария будто была поражена молнией. Ведь она постилась…
Она даже не пошла на исповедь. Постояла до «Отче наш» вся в слезах, и ушла.
Дома она съела свежую просфорочку, выпила стакан ледяной святой воды, и от уныния легла спать.
Разбудил мобильник. Мария вяло протянула руку к телефону, и сразу вскочила.
Анна, мама инокини, проходя мимо её двери, расслышала:
- Конечно, мать Агния, приезжайте с ночёвкой.
Анна горько вздохнула.
- Не переживай, мамочка, я в твоей комнате всего одну ночку переночую.
- Ну, ладно, пусть приезжает. Ты к её приезду хоть уборку наконец то сделаешь.
- А сейчас, мама, нам с тобой надо в магазин сходить – купить для монахини Агнии еды, - сказала Мария, критически осматривая рваную синюю сумку для продуктов.
В десять тридцать вечера раздался звонок в дверь.
- Агниюшка, благослови! Я так тебя люблю! Раздевайся! У меня, к сожалению, нет тапочек тридцать четвёртого размера, но возьми эти.
- Благослови, сестричка!
- Пойдём кушать, я рыбный пирог испекла.
- Да я только чай, я в монастыре поела.
Две сестры пили чай до трёх часов утра, разговаривая о том, что у каждой было на душе.
- …И тех, кто постился – он до Причастия не допустил. Я всё время его осуждаю. И молитва у меня не идёт.
- Вот, по этому и не идёт! Осуждение отгоняет молитву, как дым – пчёл.
- А что мне делать?
- Простить. Полюбить его во Христе.
- Его невозможно любить!
- А какой он?
- Злой.
- А что на проповедях говорит?
- Говорит хорошо, но не то, что надо. О молитве Иисусовой, о самом главном, ни разу не сказал! – говорила инокиня всё более взвинченным голосом.
- Не осуждай! В нём, наверняка, есть что-то очень хорошее, что ты не видишь. И, может, никто не видит…
- Кисуленька, иди спать, уже поздно, - ласково сказала вошедшая в кухню мама.
- Иду, мам. Ангела на ночь, мать Агния! Я положила тебе чистое полотенце на подушку.
На рассвете мать Агния вошла на цыпочках в комнату Анны, и тихонько коснулась плеча инокини, спящей на раскладушке. Мария проснулась. Ей снился кошмар. Она обрадовалась, что проснулась. Она ещё не знала, что то, что ей предстоит пережить, гораздо хуже кошмарного сна.
- Наконец то ты увидишь наш храм! Он такой хороший, и люди там хорошие собрались. Все прихожане любят друг друга.
- В храме всё зависит от настоятеля, - сказала мать Агния и выразительно посмотрела на Марию.
На церковном крыльце стояли столы и толпились люди.
- Что это? – спросила мать Агния.
- Да это, наверно, миссионерский центр, - ответила Мария.
- Поставьте свою подпись против сноса нашего храма, - сказал мужчина, стоявший у стола.
- Какого храма? – спросила медленно Мария, чувствуя, как в жилах холодеет кровь.
- Этого, его хотят в ближайшее время снести, - неумолимо сказал мужчина.
Мария рыдала всю службу. И многие в храме рыдали…
«Они проведут шоссе на месте алтаря, и по тому месту, где Ангел будет стоять до второго пришествия, станут ездить машины…» - думала с расстройством монахиня Агния, и слёзы наполняли её глаза.
Наступили страшные дни. Все прихожане делали, что могли: собирали подписи, выступали, писали Путину и Патриарху… А Мария молилась…
Утром, в Крещенский сочельник, Мария исповедовалась у отца Марка.
- Я не люблю Господа! – назвала она первый грех и замерла.
- А молитву Иисусову ты читаешь? – спросил настоятель, вдумчиво глядя на икону Матери Божией Игумения горы Афонския.
- Всё время стараюсь читать, только, когда я её читаю – не чувствую любви к Господу.
- Так и надо… - тихо сказал священник.
- А правило молитвы Иисусовой ты держишь? – спросил он.
- Да, - удивляясь, ответила инокиня.
- Сколько молитв?
- Я по времени, около полутора часов… - растерянно от неожиданности, процедила мать Мария
- Это около пятисот молитв?
- Нет, у меня 800 – 900, я быстро читаю.
- Хорошо. Любовь к Господу – она духовная. Она как земная любовь не чувствуется. Это хорошо, что ты молишься.
Инокиня отошла от исповеди заплаканная, прощённая и простившая… Больше она не осуждала батюшку всю свою недолгую жизнь.
Вечером Мария сказала Анне:
- Мам, а ты знаешь, что отец Марк – исихаст.
- Как??? Нет, не знаю!
- Я сегодня приду перед ночной службой пораньше, хочу о молитве Иисусовой с батюшкой поговорить.
- А ты его не боишься?
- Совсем нет! – ответила инокиня, радостно улыбаясь.
Мария замоталась чёрным пуховым платком, надела двое стареньких варежек, и пошла в Крещенскую ночь.
На чёрном, сказочном небе сияли жемчужинки звёзд. Она шла, и перед ней вырастали среди тьмы белые деревья с хрусталиками снега на ветвях. Звонница была пуста, а деревянный храм ярко освещён. На входе в церковь Мария столкнулась с настоятелем.
- Батюшка, можно у вас спросить? – сказала инокиня, робея.
- Ну, спрашивай, мать, - уверенно сказал священник.
- Я поняла, что вы тоже молитву Иисусову читаете, а почему вы о ней никогда на проповеди прихожанам не говорите?
- Раба Божия! Ты с настоятелем храма говоришь! – сказал резко отец Марк, развернулся и пошёл в Алтарь.
Мария замерла. «Какая я наглая!» - подумала она и заплакала.
Как-то особенно торжественно зазвонили колокола. Начали набираться в храм краснощёкие, шмыгающие носами прихожане. Дети весело вбегали в храм, их догоняли родители. Бабушки с палочками и костылями входили, пересиливая свою старческую немощь и улыбаясь. Муж ввёл под ручку свою беременную на последнем месяце жену.
Служба была радостной. Святой. Почти все Причащались. Господь снизшёл в сердца людей. Мария после Причастия чувствовала такой мир в душе… Она настраивалась не терять молитву Иисусову, чтобы сохранить благодать до следующего Причастия.
Беременная Евгения сидела на стульчике, окружённая своими тремя детьми. Ребёнок шевелился в животе.
Вдруг послышался грохот, и стены храма задрожали. Прихожане ринулись на улицу, и поняли, что сносят их храм, вместе со всеми ними – живыми людьми.
- Ох, ты, чёрт, тут люди! – выругался руководитель по уничтожению объекта.
- Я же тебе говорю, а ты не веришь. Ты что, пьяный, что ли, - крикнул ему шофёр.
- Ну, выпил немного для храбрости, не каждый же день храмы сношу. А они, тут, видимо, и день и ночь дежурят…
Тем временем все прихожане, с беременными женщинами и с детьми, окружили храм. Встали стеной вокруг него. Настоятель стоял впереди. Сердце его бешено колотилось. Он плакал. Никто не успел одеться. Все стояли на морозе без курток. Отец Марк снял с груди чётки, которые были не видны под рясой. Мария заметила это и запела молитву Иисусову. Все подхватили.
Гонители стояли молча, а прихожане пели.
Заплакали замёрзшие дети. Они стали кричать: «Мамочка, мне холодно!»
- Мы так и будем стоять? – стали спрашивать наёмники.
- Ладно, поехали, стоять здесь нечего, пусть сами заказчики храм этот сносят… вместе со всеми людьми.
Машины развернулись. Многие перепуганные и замёрзшие прихожане помчались домой. Мария шла, и духовная радость переполняла её душу. Она никого не осуждала, в душе было спокойно и тепло.
- А, это та монашка, что стояла в первом ряду, сейчас мы её по асфальту раскатаем, дави на газ! – сказал старший сносчик шофёру.
Переходя дорогу, Мария оглянулась, и увидела, что на неё мчится чёрный джип. Она испытала ужас. Она побежала, добежала до тротуара, почувствовала, что падает, что ломаются кости, дикая боль… И – всё кругом белое, белый снег, но нет, это не снег, а облака, или ковёр из белого пуха. Он тянулся вверх. Она пошла по нему и приблизилась к светлому городу. У ворот стоял сияющий, очень добрый человек.
- Вы Христос? – Спросила его Мария.
- Нет, я Пётр, Апостол. Заходи и иди по этой дорожке – Христос там тебя ждёт.
На утро все прихожане собрались в храм. Было шумно. Все обсуждали происшедшее.
Отец Марк попросил тишины.
- Вы все получили исповеднические венцы! Постояв за храм, Вы постояли за Господа! – Торжественно сказал священник, а потом, опустив голову, продолжил искренне – А теперь я хотел бы сказать Вам нечто важное, что я раньше не говорил. – Настоятель усиленно искал глазами чёрную скуфеечку инокини Марии в толпе. Но не нашёл.
- Молитва Иисусова – это сердце Православной Церкви, её учения. Всё православие молитвой Иисусовой пронизано. Молитва Иисусова – это духовная кровь человека. Мы все пели вчера её и отстояли храм. Мы призывали Господа, и Он нас защитил! – Тут отец Марк заплакал.
- Благодарю Вас всех… - Сказал он сквозь слёзы.
- И мы Вас, батюшка, благодарим, - послышались растроганные голоса.
Все заулыбались, помялись в храме, и пошли во двор за Крещенской водой.
16.12.2018.
Свидетельство о публикации №218121801938