Трава государственная

Юмористический рассказ
( Смех сквозь слезы )

Николай Прудкин, проходя мимо огорода Фомы Маслёнкина, каждый раз  видел одну и ту же картину: огород весь зарос травой, из-за которой не видно ни картошки, ни грядок с разной овощной мелочью.  Это в душе его возмущало, потому что для деревенских огород был большим кормильцем, иногда большим, чем заработок в леспромхозе. «Совсем дед разленился, -  думал Николай. - Как только дети разъехались, то и шевелиться по хозяйству перестал».
 Он прекрасно знал Фому, которого в деревне прозвали «Миленький-родненький», за его необычное обращение ко всем селянам и малым, и старым.   Фома был пенсионером и целыми днями шлялся по поселку в надежде что ему перепадет какая-то копейка от сердобольных сельчан, чтобы купить бутылку «Агдама» или «Вермута». Но он не побирался – люди сами ему подавали. Завидя потенциального спонсора, Фома картинно снимал шляпу, слегка кланялся, приговаривая: «Добренького вам здоровья, миленький-родненький, как вы поживаете?»  И, непременно, вступал или пытался вступить в задушевную беседу.  Со всеми остальными он только приподнимал шляпу: «Доброго здоровья, миленький –родненький!»   Подававших Фома долго благодарил и кланялся им вслед, помахивая шляпой. Особенно народ был щедр после получки и аванса, потому что и у сельчан в эти дни были настоящие праздники с веселыми гулянками и песнями во многих дворах.

Не вынеся такого безобразия и издевательства над огородом, Николай приколол кнопками к калитке объявление: «Продается трава с огорода для молодых бычков. Пятьдесят копеек за охапку».
 Утром Фома сразу увидел белый листок. Он возмутился и быстренько его сорвал. Хотел было скомкать и выбросить, но раздумал. Он сразу сообразил, чьи это проделки, потому что шутки Николая знала вся деревня. Но и Фома тоже был не простак.

 Он вернулся домой, сел за стол, подумал и дописал: «Все молодые бычки  в длительной летней командировке  на лугах левого берега  Амура.  Трава продается для косметических ванн, потому что привезена с Халана.  Жена Николая Прудкина постоянно её покупает, поэтому такая красивая. Собирают её рано утром. Воровать не надо. Она под охраной лешего».

Фома прочитал полностью объявление, удовлетворенно хмыкнул и опять уже очень прочно, прикрепил на прежнее место.
До урочища Халан было трудно добраться на весельной лодке, потому что находилось далеко внизу на левом берегу Амура. Но все знали, что там богатая и разнообразная растительность, много лекарственных и ценных растений. А так как в деревне в ту пору было всего две моторные лодки с маломощными движками, всего по полтора силы, которые почему-то называли «аркашками», то только их хозяева  добирались до Халана, и то редко. Один из владельцев моторки был Прокоп, сын Фомы, который работал на леспромхозовском катере и в деревне летом появлялся редко.

  «Буду говорить,что Прокоп привез корни трав с Халана», - настроил себя Фома.
Он, по привычке, отправился на обход села.
 Когда, часа через три, подошел к своей калитке, увидел около объявления молодаек Любу Червову и Галю Забашту. Они бурно что-то обсуждали.
- Что за чепуху ты здесь написал, Миленький-родненький? – накинулась на него Галина. – Совсем ум растерял? Какая тебе трава для красоты? Это же сорняки, которые надо вырвать, чтобы огород был чистый и картошка хорошо росла! А ты разленился совсем!
- Э-э-э, ты не права, Галюша, а ты видела Анну Прудкину? Красавица! А почему? Косметические средства же у нас никакие не продаются, кроме вазелина, а на неё любо-дорого смотреть!  Да все просто – она пользуется моей травкой!
- Я спрашивала Аню, - вмешалась Люба, - никакой она травкой с твоего огорода не пользуется. Все это твои враки!
- Так она тебе всё и рассказала, - не отступал Фома. – Если она тебе поведает о моих травках, то и ты будешь красавица, и мужики тоже будут на тебя заглядываться. А ей это надо, чтобы две красавицы были в деревне? Да ни за что! Она костьми ляжет против этого!
- Что ж ты её секрет выдал всей деревне?
- Миленькие-родненькие, да я всех вас люблю и хочу, чтобы вы все были писанными красавицами. Давайте я вас обниму и расцелую.
 И Фома раскинул руки, чтобы обнять молодяшек.
- Иди, иди, черт старый, ишь, молоденьких захотел! – замахали руками на Фому женщины. -А почему так дорого продаешь, билет в кино стоит двадцать копеек?
- Дык, трава считай заморская, из далека привезена, с самого Халана!
Женщины переглянулись и пошли своей дорогой, что-то с жаром обсуждая между собой.
«Заглотили», - подумал Фома и пошел отдыхать.

А женщины шли и переговаривались:
- Врет он всё,  - говорила Галя. – Надо же такое придумать! Травка для красоты!
- А может и нет, - возразила ей Люба. -  Ты посмотри на наши лица - не лица, а рожи красные. А у Аньки лицо беленькое, чистенькое, бровки дугой, одно загляденье!
- Да захотел он выпить, чертов алкоголик, вот и «вешает лапшу на уши», лишь бы на бутылку набрать, - горячилась Галя.
- А я думаю, надо у него купить охапку и попробовать!
- Еще чего, Люба, купить! Да давай мы ночью залезем в огород и нарвем сколько нам надо, безо всякой покупки.
- Он же написал, что надо рвать рано утром и воровать нельзя, потому что охраняется лешим.
- Каким лешим?!  Совсем сдурел старый! А утром так утром. Встанем пораньше и отоваримся.
На том и порешили.

На следующий день, очень рано утром, страдая от бессонницы, как и многие старики, Фома вышел во двор и заслышал какую-то возню в конце своего огорода.  Еще только намечался рассвет, была серая предрассветная мгла, но он разглядел темные шевелящиеся тени.  Фома надел, заранее заготовленную вывернутую длинным мехом наружу овчинную шубу, на голову лохматую шапку и поскакал по огороду, завывая: «И-и-ы-ы! И-и-ы-ы!»
Тени с криком: «А-а-а-а!», ломанулись через жердевой забор и скрылись в темноте улицы.
Фома, которому и самому стало страшно от изображенного им лешего, вернулся в дом.
 
Когда рассвело, он пошел в конец огорода, где видел тени. Трава была вырвана на небольшом куске земли, на котором сразу стало видно ботву картошки. Около забора лежали две охапки травы. На одном из колов он заметил клочок материи. Он взял его и пробормотал: «От Галиной юбки. Все-таки пришли за травкой. Но жалко девкам пятьдесят копеек за красоту. Но ничего – зато почистили картошку. Плохо что мало, но сам виноват: спугнул рано!»

Ближе к полудню Фома сложил охапки в одну, перевязал веревкой, закинул ношу за спину и отправился к Галиному дому. Она во дворе разжигала летнюю печку, чтобы приготовить обед.
- Здравствуй, миленькая- родненькая!
- Чего приперся? – вместо ответа спросила Галя.
- Да вот принес твою травку, которую ты обронила.
- Ничего я не теряла, шел бы ты, Фома, дальше!
- А это что? – спросил тот и показал клочок юбки.
Галя стушевалась.
- Забери свою траву и иди, иди, - стала наступать Галя на него.
- Ты меня не гони, миленькая-родненькая, а послушай какую я тебе полезную травку принес.  Вот, например, вероника седая, настой лечит и очищает кожу, можно и вовнутрь как жаропонижающее. Или эта, коптис трехлистный, очень молодит кожу, а если вовнутрь, то можно лечить язву. А вот эта, чистотел, очень хороша для удаления всяких бородавок, но ядовита и надо пользоваться с большой осторожностью.

Фома увлекся и стал раскладывать остальную траву по маленьким кучкам и рассказывать о каждой травке.
- Фома, а ты не сочиняешь?
- Нет, миленькая- родненькая, не сочиняю. Вот тебе атлас «Лекарственные травы Дальнего востока», посмотри и почитай.
Фома вытащил толстый атлас с картинками, который из краевого центра привез ему сын Степан, где учился   в музыкальном училище, так как в деревне слыл хорошим музыкантом- самоучкой.
Галя сравнила картинки с травой и почитала – все верно, Фома не врал! Он сразу вырос в её глазах. Она думала, что это обыкновенный забулдыга, сшибающий пятачки на пропой, и очень удивилась тому, с какой стороны раскрылся Фома.
- Давай, Фома Ильич, я все подпишу, и запишу какая трава отчего и для чего.

 Когда они всё записали, Галя достала рубль и подала Фоме:
- За меня и Любу.
- Не надо, Галя, я тебе принес от чистого сердца.
 Но Галя не слушала и  насильно затолкала рубль в карман рубашки.
- А леший твоя выдумка?
- Нет. Прокоп привез с Халана и поселил в сарай. Там он и живет. Я его только по ночам выпускаю, - соврал Фома.
 Галя верила и не верила, но выслушала с широко раскрытыми глазами.
А Фома отвернулся, хитро усмехнулся и пошел к калитке.
-Спасибо, Фома Ильич, прокричала она ему вслед, -  когда он вышел за калитку.

Вскоре слух о чудесных травах Миленького-родненького пополз по всей деревне и к нему сначала робко и поодиночке стали приходить деревенские бабы, а потом уже и небольшими группами. Фома охотно и с теплыми прибаутками их встречал. Каждой определял участочек для сбора травы. Деньги тоже охотно брал, но с каждой по-разному: с кого десять копеек, с кого двадцать, с кого пятьдесят, в зависимости от размера пучка травы. Через неделю огород был вычищен от травы  и, оказалось что в нём посажена и картошка, и капуста, и свекла и, морковка, и даже укроп.
 Фома от такого счастья был на седьмом небе.
« Спасибо Николаю, - рассуждал он, - надоумил меня своей дурацкой шуткой. Теперь и огород чистый, и на «Агдам» есть. И неведомо бабам, что у них в огороде тоже такая травка растет. Только её выпалывают, когда она еще крохотная, и не определишь, что за трава. И вовремя я придумал с лешим, а то бы ночью траву воровали и весь огород вытоптали», - радовался Фома.

Но радость была недолгой. Однажды около объявления появился местный активист Кузьма Кузюпкин. Он уже слышал про волшебную травку, но решил сам всё проверить.
Прочитав написанное Кузюпкин, возмутился:
 «Ишь ты, как ловко придумал Миленький-родненький, прикидывается немощным, а сам развел в огороде черт-те что и торгует. Зачем ему картошка? Ну ничего, выведем на чистую воду спекулянта махрового!»
 Он решительно направился во двор к Фоме. У Кузюпкина образование было, как говорили тогда «четыре класса и четыре коридора», но командовать ему хотелось. Всегда выступал с критикой на всевозможных собраниях, в чем сильно преуспел, и за что его поставили во главе «Группы общественного контроля за сохранением социалистической собственности».  Кузюпкин был рад этому и с утроенной резвостью стал выполнять общественное поручение. Он нещадно гонял тех, кто привозил ко своему двору хоть одно бревнышко на дрова с Амура, берега которого были сплошь завалены брошенным лесом от разбитых штормом и течением плотов при их сплаве. Лес постепенно гнил, но взять его для каких-либо нужд: ни-ни.

Фома встретил Кузьму настороженно. Знал, что тот всегда приходит с какой-нибудь пакостью, и не ошибся.
- Значит торгуешь, Фома? – вместо приветствия спросил Кузюпкин.
- Так излишек образовался, Кузьма.
- А разрешение на торговлю есть?
- Это же моё добро.
- Как твоё? Это народное добро! Твоего здесь ничего нет! Всё это народное и лес, и огород, и дома, и Амур, и ты даже! А ты разбазариваешь народное добро. Да еще и наживаешься на нем по спекулятивным ценам!
- Эко хватил, и я даже народное добро!
- А ты как думал? Ты где живешь? В Америке что ли?
- Но я же не добро, а живой человек!
-  Ты есть живой потенциал нашей страны, а значит живое добро, - ввернул заковыристое слово Кузюпкин, чем вверг Фому в невероятный ступор.
Он широко раскрыл рот, чтобы что-то возразить, но не находил что. А Кузьма, довольный произведенным эффектом, решил окончательно добить Фому.
- Вызовем тебя на товарищеский суд, он решит где ты будешь торговать здесь или в Магадане.

Не дожидаясь ответа, Кузюпкин ушел, оставив Фому в полной растерянности.

Заседание товарищеского суда назначили на ближайшее воскресенье. Дело это для леспромхозовского поселка было новое, поэтому народу в клубе набилось много полюбопытствовать, что эта за штуковина, товарищеский суд.
Председателем суда был Владимир Хомкун, молотобоец в кузнице. Володя был невероятно сильный, потому что целый день махал кувалдой.  Хотя в деревенских драках не участвовал, но все его уважали за силу. Он вступил в ряды Партии, куда его охотно приняли за его прилежное бытовое и производственное поведение и за незлобивый характер. За это же, поставили председателем товарищеского суда, рассудив, что такой человек не накажет человека зря.

- Товарищи, сегодня мы должны принять решение о проступке Фомы Ильича Маслёнкина.
- А что за проступок? – донеслось из зала.
- Вот сейчас и узнаете. Давай, Кузьма Савельевич, объясни людям.
Кузьма приосанился, прошелся ладонями по своим черным усам, вышел к столу председателя и начал:
- Товарищи! Когда весь мир следит и переживает за борцов Анголы, против своих поработителей! Когда весь мир следит за гражданской войной во Вьетнаме!
- В Камбодже и Лаосе, - донеслось из зала.
- Вот правильно, товарищи! Когда весь мир сопереживает борцам за свободу и справедливость, находятся такие люди как Фома, которые ради своих шкурных интересов ничего не видят и ничего не знают, а только чтобы иметь больше барышей в своих карманах, распродают государственное добро налево и направо.
- А что он распродаёт? – опять кто-то выкрикнул из зала.
- Траву из огорода, товарищи!
В зале раздался смех.
- Нет, не смейтесь товарищи! Это не просто трава, а трава с урочища Халан, славящимся своими неповторимыми лечебными травами.
- Ну и пусть продает – делает полезное дело для людей, - опять послышался голос из зала.
- Да нет, товарищи, это близорукая политика, - возразил Кузюпкин. – Если бы он сушил эти травы и отправлял в Международный красный крест для отправки ее в Анголу для лечения борцов за свободу, тогда это было бы другое дело.
- В Камбоджу и Лаос!- опять послышался выкрик.
-Да-да, правильно, в  Камбоджу и Лаос тоже! -  повторил Кузьма.
- А зачем ты продавал её, Фома? – спросил кто-то.
- А, чтобы женщины делали из неё ванны и примочки, тогда они будут очень красивыми, - произнес Фома.
- Вот видите, товарищи, какая близорукость: ванны и примочки, чтобы женщины стали красивыми!  А зачем нам красивые женщины, когда в мире идет такая жестокая борьба?!

 После этих слов Кузюпкина возмутились женщины и в зале поднялся невообразимый шум.
- Позор, Кузьма, какой позор! Ты не хочешь, чтобы мы были красивыми?! – кричали одни.
- Живи со совей чувырлой! – кричали другие.
- Тише, тише, товарищи! – начал успокаивать собравшихся председатель.
Когда шум понемногу стих, Фома неожиданно произнес:
- У меня сын в городе, станет как Ойстрах, будите передо мной извиняться!

 Лучше бы этого он не говорил! Кузьма наклонился к Володе-председателю и тихо спросил:
- Кто такой Ойстрах?
Тот вопросительно посмотрел на председателя рабочкома, своего помощника.  Но он только пожал плечами и сказал:
-Бандит какой-нибудь в авторитете.
- Видите, видите! - взвинтился Кузюпкин. -  Спекулянт каким-то бандитом нас пугает! Ой, страх-то какой! Да разве можно запугать рабочий класс, который Гитлеру сломал хребет и белых шкурников побросал в море! А тут какой-то Ойстрах! Боялись мы его!

-Это скрипач знаменитый, - тихо попытался вразумить Кузьму Фома.
 Но тот не слушал, а все яростней и яростней нападал на Миленького-родненького!
Припомнил ему все старые грехи, которые были и которых не было. На Фому было жалко смотреть, и он смиренно ждал своей участи.
 И тут кто-то выкрикнул:
- Да не он это объявление писал, а Коля Прудкин.
- Так у него был еще и сообщник? Сговор, значит, по расхищению государственной собственности! - вскричал Кузьма. – А может у них были и другие сообщники?  Прудкина сюда давай!

Председатель суда послал за Прудкиным, которого нашли неподалеку от клуба.
- Ты сколько получал от распродажи госсобственности? – в лоб спросил Кузюпкин, как только Прудкин появился в зале.
 Тот ничего не понимал, а только захлопал глазами. А когда отошел, спросил:
- Какой госсобственности? От кого получал? И что получал?
- Ишь, как притворяется! Какой госсобственности? – передразнил его Кузьма. – От продажи лекарственных трав, которые продавал Фома, вместо того, чтобы сдавать государству.
 - Я ничего не получал, - наконец сообразил в чем дело Прудкин.
- Объявление ты писал?
- Ну, я.
- Зачем?
- Подшутить хотел. У него весь огород травой зарос так, что картошки не видно.

- Врет он всё! На лесоповал его! – закричал кто-то из зала, видимо тоже обиженный его шутками.
 - А он и так на лесоповале, - наконец произнес председатель суда. – Товарищи, всё ясно, давайте заканчивать, вынесем вердикт суда после небольшого совещания.

Председатель и два его помощника удалились в боковую комнатку. Минут через десять, они появились и председатель зачитал постановление товарищеского суда:
«Учитывая общественную опасность от деяний граждан Маслёнкина Фомы Ильича и Прудкина Николая Харитоновича,
 товарищеский суд вынес решение:
Прудкина Н.Х. направить в конюшню работать конюхом сроком на один месяц,
 Маслёнкину Ф.И., как пенсионеру, поставить на вид».

 Когда расходились, Миленький- родненький обратился к Кузюпкину:
-Кузьма,  «поставить на вид», что это значит?
- Поставят тебя, Фома, на видное место и будешь ты стоять на виду у всей деревни целыми днями, - ответствовал тот. - Но жаль, что не в Магадане.
- Ну и кровожадный же ты, Кузюпкин.
 
Декабрь, 2018 г