Параллели

     Идём мы как-то  ранЕнько с моим блохастым  по парчкУ  Кузьминскому ,  кислород вдыхаем. Меня правда побалтывает, потому как прижилась «роднулька» зимней дозой принятая, но строй держим.
     Лежать бы  дома перед  ящиком,  да брюхо почёсывать, так нет, надо пса выгулять, старого верного товарища. Идём так, на сук искоса поглядываем, и всё бы ничего, как вдруг из кусточков вылетает  сучонка мелкая такая, расчёсанная, вся в бантиках, и хрясь моему старпёру языком по всему  хлебалу  слюнявому. Тот опешил от  такой дерзости. А собачонка, возьми да припустись,  откуда выскочила. И мой дурила, глазам не поверил, -  за ней!
      А сбоку уж вижу хозяевА несутся, медальками ейными позванивают  и вопят, как умалишённые.
      Болонка ж, хоть и мелкая, но такая шустрая оказалась, ни в жисть бы моему болвану  её не догнать. Да, как говориться: свезло, так свезло! Шибко она о себе большого мнения была, вот силёнок и не рассчитала.
      Берёзка на дороге попалась из одного корешка надвое, как рогатка, вот собачонка и сиганула посередине, думала перепрыгнет, ну, уж хрен. Есть Бог на свете! Шлёпнулась на брюхо, так и застряла – с одной стороны башка мотается, в бантиках, а с другой - очко расчёсанное.
       Тут уж грех промазать! Ну и  мой кабыздох, со всего разбегу и дури, какая видать скопилась, за то время пока я душу «роднулькой» лечился,  с  поводка  влупил этой мелкой  по самые свои мохнатые  ляжки! Та аж взвизгнула и давай в конвульсиях заходиться. Не поймёшь, то ли соскочить хочет, то ли усесться поудобнее, то ли вообще припадок какой случился. У них породистых столько понакручено.
       Тут хозяевА подбегают, тоже трясутся. Я насторожился,  может болезнь у них одна заразная?
       Орут, мол у нас родословная, медали, грамоты. А тут не ведомо кто, спортить может их девочку,  ещё и вязок не видавшую.
       Надоело мне это слушать, разогнулся во весь свой богатырский, пятерную свою в хайло им выставил.
     - Минуточку! – говорю, - Какие такие вязки не знаю, но сок у неё, чуть из ушей не капал, когда она на моего кобелька налетела! Передержали вы, мадам, свою ненаглядную. А сейчас давайте вместе порадуемся, вишь  у неё  удовольствие  теперь из ушей спиралью выходит.
       Мадам за сердце:
     - А вдруг у них чего образуется? Кобелина твой  в  неё, поди, пол литра слил.
       Я папиросину важно так сплюнул, ну и успокоил вкрадчиво:
     - Не бздите, мамаша, рассосётся! Банка у меня заветная имеется, самим Чумаком заряженная, когда он ещё по радио выступал.
       Правда, тогда у меня только крышка была, банку-то я потом нашёл, да и воды в неё с лужи какой-то зачерпнул, но, думаю, какая разница, крышка-то заряжена. Бабе той,  правда,  не сказал об этом. Зато сказал грозно, чтоб про пол-литру не поминали всуе. Это не фетиш какой, а продукт национальный,  и не  им, космополитам,  издеваться над сакральными  нашими  ценностями.
       Потёрли мы так, потёрли, но глядим, чего-то не то, не разбегаются  друзья наши человеческие. Вот оно что! Не может мой мохнорылый, засаженного вытащить. Мелкая замерла, как бабочка на булавке, мой и так, и этак,  да всё в холостую. Ё моё!
       Бабенция тоже  смекнула, в чём собака порылась, сама, видать, и не в таких  переделках бывала, и хвать моего кобелька одной рукой за хвост, другой - за яйца в струхне  да репьях.
       И всё! Рыкнул он сердешный, махнул башкой, брызнув слюнями и рванул, как угорелый в одну сторону, а сучёнка  шустренькая  в другую, как им и начертано, диаметрально противоположную.
       Вот так и закончилась наша прогулка с сорвавшимся на чуток  с катушек кобелём и  его легкомысленная связь с дипломированной медалисткой.
       Только соль-то, ежели кто не допёр, на самом донышке. Помню «кум» в лагере, мне в мозг свою тюрю  втирал, чтобы сжевал я её.
     - Вы, - говорил, – гражданин заключённый, никогда не пересечётесь со светлым будущим, потому как доказано – параллели не пересекаются.
       Только на этот зехер, у нас свой нашёлся. «Шнырь»  из  отряда, торгаш бывший, «жидок» погоняло,  большого ума человек был. Так он растолковал: учёный один,  Лобачевский, утёр сопли тому забугорному, хрен мол тебе - кажная  параллелька  с  кажной  обязательно когда ни будь,  да пересечётся, хоть на секундочку махонькую. Сказал и параллелью своей по харе его сытой хрясть, хрясть!
       А другой хмырь, тоже из наших, Жора Брунёв, так в эти самые  параллельки  уверовал, что смерть за них принял  мученискую. Попы сожгли!   Горел,  но от своего не отступался.
     - А всё-таки они пересекутся! – до последнева кричал.
       Вот и я так думаю. Оно так и жить легше.