17. Корень зол

    Лабиринт был бесконечен. За каждым новым поворотом ждал (вот сюрприз-то!) ещё один поворот. Стены слева и справа, казалось, становились всё выше и выше – до тех пор, пока где-то бесконечно далеко вверху не осталась лишь крошечная полоска неродного, загазованного столичного, а совершенно чужого, страшносказочного неба.

      Продираться сквозь стены, отодвигая миллион веток и веточек так, чтобы не порвать одежду, не выдрать прядь волос или, в конце концов, глаз себе не выколоть очередным сучком становилось всё тяжелее. Есть такое выражение: через тернии к звёздам. Конечно, никаких звёзд Муха не видела (разве что один раз в глазах потемнело, когда лбом о толстую и по закону подлости возникшую у неё на пути ветку приложилась), но вот продираться пришлось сквозь ещё те тернии.

      Оптимистом Танюша никогда не была, но тут не могла не отметить преимущества своего латексного костюма – хотя бы ветки противно-приставучие по нему скользили, не вцепляясь в гладкую поверхность!

      Правда, очередная ветка, видимо, обидевшаяся на то, что зацепиться за скользкий рукав не получилось, стегнула, выбив из рук клатч. Таня вскрикнула, нагнулась, чтобы поднять – да куда там! Канули и телефон, и немного наличности, и, что самое обидное, дорогой сердцу (и кошельку) мобильник в плотно сомкнувшемся за спиной зелёном море.

      Выбравшись на очередную тропинку, которая ничем от предыдущей и не отличалась, она, обессиленная, рухнула на колени и, подняв исцарапанные до крови руки к глазам, всхлипнула и больше удивилась этому, чем расстроилась. Плакала Таня редко – видимо, краник после бесконечно долгого угасания мамы сломался, или озеро слёзное, выплаканное тогда до дна, подземными ключами повторно наполняться не желало.

      А тут вдруг защипало глаза, да и закапало – вот же невидаль, почище фей с драконами будет!

      — Чёрт возьми, да за что-о-о??? – подвывала, накручивая саму себя, Муха. – Что со мной не так? Никому я не нужна-а-а, даже змею подколодному-у-у, на фей падкому-у-у…

      И так чародейка от собственной никчёмности распалилась, что, чего доброго, затопила бы своими слезами тётин лабиринт, если бы не...

      Нет, никто Татьяне Сергеевне на помощь не пришёл, не приласкал – не приголубил крепкой драконьей, то есть, конечно, мужской рукой. Просто вокруг торчащей из легинса голой щиколотки что-то затянулось тугим узлом и как потянет! Муха только взвизгнуть от неожиданности успела, а обе руки уже стянуло непонятными путами.

      Извернув шею, не забывая орать во всё горло, Таня попыталась выгнуть тело, опутываемое и сжимаемое, как в тисках.

      Это что? Корни? Лабиринту что – мало того, что она заблудилась? Нужно её ещё и на подкормку растений пустить?

      Между тем разбушевавшаяся магическая флора и в самом деле, кажется, собралась её пожрать, так как корни, теперь уже крепко, словно новорождённого младенца, спеленавшие выгибающуюся червячком Татьяну, планомерно тянули её по земле к глубокой яме, из которой и появились.

      «Вот как чувствует себя муха, которую паук нитью опутывает!» – успела неловко скаламбурить Татьяна Сергеевна, прежде чем рядом полыхнуло ярким пламенем.

      Корни обожгло нестерпимым жаром. Забившись по земле, словно клубок змей, они попытались сбить огонь, который только больше разгорался, на время позабыв о своей добыче, выпустив чародейку, отползающую на карачках прочь.

      — Идти сама сможешь? – раздалось над самым ухом.

      Кивнув и даже не успев порадоваться освобождению, Муха уже оказалась на ногах, и потащило её, потянуло за собой – только успевай ойкать и айкать, от обезумевших от драконьего пламени, радостно трещащего, разбегающегося по сторонам, корней и ветвей уворачиваться!

      С шумом вывалились из лабиринта – Татьяна, правда, споткнулась о того же зайца, вполне себе живого и от обморока очухавшегося, довольно возлежащего в позе патриция на куче надыбанной у Флоры моркови, но миндальничать с ушастым было некогда. Пнув живность, чтоб под ногами не мешалась, Муха вырвала, наконец, свою руку из сжимавшей её горячей длани дракона.

      Тот тяжело дышал, молчал и смотрел на неё – смотрел, причём, как-то странно: вроде, сказать чего хотел, да не мог.

      «Можно подумать, сам краше! – мысленно огрызнулась Татьяна, истолковавшая взгляды по-своему. – Вон, манжета правая опалена, в волосах растрёпанных – мелкие веточки, колени землёй перепачканы».

      И тут, пока Таня, хмурясь, ощупывала свою всклокоченную шевелюру, выбирая листья и мелкие веточки из волос, Вигге покачнулся и, порывисто вздохнув, закатил глаза, начав медленно оседать на землю.

      — Что ты? Что? – закряхтела Муха, вовремя подставившись под мышку отключающегося Вени.

      И вскрикнула. От тела принца шёл почти нестерпимый жар. Таня ещё раз ойкнула, попытавшись одновременно перехватить дракона за талию и опустить его, тяжелеющего и горячеющего с каждой секундой, на траву.

      Дракон был без сознания.

      Вспомнились курсы оказания первой помощи, пройденные в далёком университетском прошлом. Не обращая внимания на зайца, с негодованием потирающего ушибленную чародейкой пушистую попку в комбинезоне, чародейка быстренько ощупала тело дяди на предмет переломов. Поднесла руку ко лбу – и, шипя, отдёрнула обожжённую кисть: кожа Вени, казалось, становилась горячее с каждым мгновением.

      — Плохо дело! – со знанием дела выдал приковылявший ближе заяц. Поцокав языком, уточнил – то ли у переводчицы, суетящейся рядом с припадочным, то ли сразу у астрала: – Магию свою драконью использовал, да? Пять дней не продержался? Морковь меня дери, обращается, как есть, обращается!

      Куда обращается? Как обращается? И, главное, что теперь ей-то делать?

      Позади весёлым пламенем занялся уже почти весь тётушкин лабиринт.

      Муха заметалась по газону. Побежала к сарайчику с садовыми инструментами, рванула на себя дверь, рассчитанную на рост ушастых ландшафтных дизайнеров, нашла маленькое, словно игрушечное, ведёрко, кинулась к декоративному пруду, потом – к лежащему, раскинув руки, Вене,– всё молча, казалось, на одном дыхании.

      И только когда от облитого водой принца пошёл пар, а сам принцедядя вскочил, как ужаленный, на ноги, отплёвываясь от подёрнутой тиной водицы, Таня облегчённо выдохнула.

      — Ты ч-сто-о-о с-себе позволяешь-сь? – по-змеиному зашипел Веня, фыркая и выгибая спину, словно мокрый дворовый кот. С плеча злого, как дракон, принца совершила отчаянный побег случайно зачерпнутая Мухиным ведром маленькая зелёная лягушка.

      — А ты что себе позволяешь? – подбоченилась Таня, махнув рукой в сторону полыхающего лабиринта.

      И где тут пожарный гидрант, спрашивается?

      У дракона челюсть поползла вниз. Пару раз моргнув, он скрестил руки на груди, снова став привычным неприступным собою.

      — Я что позволяю? Жизнь тебе спасаю, вот что!

      — А тебя просили? – буркнула Муха, снова подхватившая ведро, в очередной раз пробегая по маршруту пруд-пожарище.

      Вода, впрыснутая в огонь, моментально превращалась в шипящее облачко пара, но нужно же хоть что-то делать до приезда пожарных – если только пожарные бригады в этих местах вообще случаются.

      Дракон, ухватив Татьяну за руку, грубо отобрал ведро и зло швырнул его на землю.

      — О, ты ещё попросишь меня, и не раз. А я подумаю, стоит ли тебе помогать! – прошипел он, подтянув чародейку, чумазую, лохматую, почти вплотную.

      И только она собралась ответить что-нибудь едкое (пока не придумала, что именно, но за этим дело не станет – много всего можно прямо в эти отливающие всеми оттенками пожара глаза высказать!), только упёрлась кулаками в широкую грудь дракона, пытаясь вывернуться (нашёл время! тут имущество спасать надо, а не отношения выяснять!), как раздался переливчатый смех, и Флорин голос прямо за Вениной спиной с притворной строгостью произнёс:

      — В следующий раз, племянница, оставаясь на хозяйстве, не сожги мой замок!


Рецензии