Одержимость

                я был слишком влюблен в слова...



Глава 1


Для чего люди пишут книги? Они хотят быть услышанными. Кем угодно или кем-то конкретным. Хотят поделиться своим уникальным, по их мнению, видением этого мира. А я создана для того, чтобы эти бессмертные шедевры были читабельны. Меня зовут Алиса и я главный редактор известного издательства Петербурга «Непризнанные  гении корпорейшн». Мне 27 лет, 5 из которых я посвятила тесному общению с самыми разнообразными акулами пера, как мы их называем. От давно зарекомендовавших себя на рынке книжного дела, маститых писателей, вроде Пелевина и Лукьяненко, до еще совсем юных дарований, которые только мечтают публиковаться.
Волею судьбы моим избранником оказался начинающий, но уже выработавший собственный стиль, автор, о котором вы вряд ли слышали. Как я люблю говорить, это  лишь вопрос времени.

  - Родной, сколько мы уже знакомы?
Высокий худощавый парень напряженно морщит лоб, пытаясь вспомнить.
 - Целую вечность, Алиса, уже целую вечность.
Девушка мечтательно смотрит ему в глаза и улыбается.
                ***
 Стерильные стены больницы повидали не одну внезапно оборвавшуюся жизнь, видели они слезы отчаяния, слышали учащенное сердцебиение от добрых вестей, наблюдали за томительным ожиданием близких людей, попавших сюда. Всегда мрачные коридоры с натертыми до блеска, полами, очереди людей, бессменно дежурящих у кабинета врача, угрюмые стулья с откидными сиденьями, краска с которых уже давно как облупилась. Почему-то всегда огромные глазницы окон, зияющие, как дыры в старых кирпичных стенах. Уже которую неделю в одной из палат этой больницы лежала девушка, возле которой день и ночь находился болезненно бледный парень. Время от времени он выходил покурить, но, не выкурив и половины, швырял сигарету в урну и возвращался обратно.

- Алиса, как ты могла оставить меня, нет, я не верю, это все не может быть правдой.  – Парень судорожно сжимал ее руку, пристально всматриваясь в лицо, на котором ни один мускул так и не дрогнул,  руки безвольно лежали в его ладонях. Тшетно. Когда-то давно они ночи напролет проводили в беседах, сидя на их законном месте во дворе, наблюдая, как тусклый свет озаряющей их, луны, плавно сменяется  первыми сонными лучами рассветнего солнца.
 - Ты помнишь ту нашу первую встречу? Твои надменно-хитрые и те летние, беззаботные. Сколько было написано с тех пор, сколько сказано.. Мне все кажется,  это было вчера. Мне все кажется, что мы были друг у друга всегда. Как же ты могла так, слышишь ли ты меня?
                ***
- Доктор, ей лучше? – Кейт озабоченно всматривалась в нахмуренные глаза врача. Всегда кажется, что это происходит не с тобой. Уже больше года девушка навещала свою подругу в больнице, куда попадают люди с психическими расстройствами. После аварии, в которой погиб ее жених, когда она не справилась с управлением, она так и осталась где-то между этим миром и каким-то своим, где она называла  себя Алисой, и считала, что Алекс жив.

- Дайте ей время, - терпеливо в который раз начал доктор. Она обязательно придет в себя. Это защитная реакция психики. Такое случается после нервных потрясений. Кейт неслышно зашла в палату, которая сначала показалась ей совсем пустой. На подоконнике  стояли полевые цветы, ромашки, кажется, с какой-то зеленью. Кровать у стены была застелена, ровно, как  в армии. На столе лежали исписанные листы бумаги, спиной к ней стояло большое кресло. В нем неподвижно сидела почти светящаяся фигура.

 - Привет, Энн.
Девушка подняла на нее удивленный взгляд.
 - Здесь на ужин подают форменную дрянь. Передайте начальству, что это просто невозможно есть.
- Энн, я не работаю здесь, я Кейт. – Девушка не теряла надежды.
 - Кейт? А, ну, Кейт, так Кейт. Скажи, Кейт, ты тоже чувствуешь этот запах?  Запах остывшей осени, непрошенный аромат гниющих цветов. Ты слышишь его? Когда-нибудь я напишу  об этом книгу.
И Энн, не замечая огорчения, придавившего плечи подруги к полу, стала в который раз самозабвенно рассказывать про свою жизнь в Питере, где она никогда не была, про Алекса, которого она то и дело называла Уинстоном, и про последние идеи Фридриха Ницше, с которыми она никак не соглашалась.


Глава 2

- Когда ты уехала, я подумал, что это конец. Ну конечно, Берлин и Питер – два совершенно разных мира. Я искренне желал тебе счастья в твоей новой жизни, хоть и не мог смириться, что ты больше не живешь по-соседству со мной. В моей жизни больше нет тебя. Это так странно. Просыпаться утром и знать, что ты в каких-то нескольких метрах готовишь кофе. Видишь те же неясные лучи раннего солнца, недовольно жмурясь, умываешься и обязательно думаешь обо мне. Мне хотелось так думать. Это же твой район, здесь повсюду наши истории, которые таятся в ближайших кафе у площади, наши встречи на том самом месте, моменты, которые так много значат, и те строки, которые ты писала мне. Так странно, мы могли ночи напролет наслаждаться друг другом, а потом на работе я не чувствовал усталости, наоборот, столько энергии и вдохновения я не испытывал  от самого крепкого сна. Ты давала мне гораздо больше, моя беззаботная мечтательница, - парень сидел на полу на балконе в своей квартире, перебирая разбросаные на полу в беспорядке письма, фотографии и старые тетради, испещренные нервным почерком с целыми абзацами, перечеркнутыми несколько раз, и пояснениями, вынесенными на поля каждого листа. Дневники, заметки, мысли. Вся жизнь на этих выцветших страницах, которым пристанище уготовано в ненасытном пламени костра на даче. Прочь, прошлое, убирайтесь, мысли, не дающие покоя.

Когда пытаешься излечиться от навязчивых картин свершившегося - идёшь на любые жертвы. Сжигаешь мосты, ослепленный их алчным пламенем, меняешь адрес, ударяешься в буддизм, ищешь ответы у древних стоиков. Начинаешь жить с чистого листа, наивно веря, что обманул прошлое. Что оно больше не настигнет тебя. Как предсказуемо твоё отчаяние, когда понимаешь, что все твои попытки тщетны. Ты вздрагиваешь, слыша настойчивый стук в дверь. Вот оно, стоит на пороге, и осуждающе смотрит на тебя. Что же ты мешкаешь? Открывай, твой план не сработал.
                ***
В окне старой больницы одиноко горел свет. Энн усиленно что-то писала на бесконечных листах, некоторые, безжалостно скомканные, летели в урну, другие она бережно складывала в стопку.

«Они говорят, "О мой бог, у меня нет идеи, я смотрю второй час на белый лист и у меня вот уже десять минут, как дергается глаз. Я не знаю, о чем писать, мысли не идут, ощущение собственной ущербности и ничтожества неумолимо усиливается. Начинается паранойя и клаустрофобия". Серьезно? Вам правда такие мысли в голову приходят?

Не могу похвастать, что у меня всегда есть четкое понимание, что я хочу написать. У меня свой секрет успеха. Я знаю, кому я это пишу. Кропотливо и методично я выбираю жертву, которой придется выслушивать мои душевные излияния. Плюс в том, что жертва молчит. Она внимательно слушает. Ей интересно все, что я скажу, она не критикует, не отмахивается досадливо, говоря, что ее это все не касается. Я напоминаю себе маньяка, который похитил беззащитную девушку, волею судьбы угодившую в мои сети. Я связываю ей руки, привязываю к стулу, неторопливо завариваю чай с двумя кубиками сахара, пока она, полными ужаса, глазами, смотрит, не мигая. Я размешиваю сахар, размеренно, с явным наслаждением. Мне все равно, кто она, безразлично, о чем думает в эту секунду. Мне захотелось поговорить. А ее роль на этот вечер очевидна. Она обязательно поймет. Если не надоест своими раздражающе жалобными глазами.

- Ты правда меня боишься, дорогуша? Ну, ну, не вздрагивай, тебе просто не повезло. Почему ты шарахаешься от этого, безобидно поблескивающего, лезвия ножа в моих руках? Он сам по себе не причинит тебе вреда. А ты же не желаешь меня разочаровать?
Я хочу рассказать тебе историю, историю, которая сделала меня таким.

Люди стремятся самовыражаться, стремятся быть признанными, принятыми, нужными. Но едва ли они сами способны дать это. За затмевающем все, эгоизмом, они банально не видят, что тем, кто находится рядом, хочется простого участия. Мы скатываемся в такие пороки, как алкоголь, курение - ведь это неотъемлемые признаки декадентского настроения. "Мы никому не нужны, наша жизнь лишена смысла". Вам знакомы эти мысли, вкрадчиво нашептываемые внутренним "Я"?
 Это так поэтично - опустошенным взглядом чертить на горизонте точку отсчета. Вспарывать мрачное небо сизым сигаретным дымом, быстро таящим где-то в ночи. Все так пошло, так пресно. Робототехника, кибербезопасность, бесконечная гонка за иллюзорными чем-то... Сколько таких было, и сколько еще будет. Ради чего?
 Мне хочется не отрываясь, смотреть на полные ужаса, глаза, попавшей в мои сети, девчушки-мошки, которая уже не раз пожалела, купившись на мои изысканные речи отравленного реальностью, интеллектуала. Мне нравится наблюдать, как она смешно дергается, пытаясь выпутаться, как морщится, когда я говорю ей то, что она не хочет слышать. Она не понимает мою философию, она думает, что я сумасшедший.

- Скажи мне, что лучше: неосознанная глупость или сознательное безумие? Что есть у тебя? Чем ты можешь похвастаться, кроме того, что не расплескиваешь кофе, подавая его каждый день всяким проходимцам в твоем сраном кабаке? Я смотрю на нее, и мне становится скучно. Твоя смерть будет произведением искусства, сучка. У меня для тебя плохая новость -  тебе не доведется оценить этого. Я смотрю ей в глаза в последний раз и заношу нож.»
                ***
- Сколько ты работаешь редактором? – Алекс вопросительно посмотрел на Алису.
- Главным редактором, попрошу. – Девушка скорчила рожицу. – Да сколько себя помню, ты же сам знаешь.
 - А ты не думала сама написать что-нибудь? Что-то серьезное. Ты же каждый день читаешь столько новоявленных талантов, что я вообще поражаюсь, как у тебя еще крыша не поехала.
Алиса оторвала взгляд от монитора.

 - Признаюсь в одной важной вещи: я совершенно не умею писать книги. Эссе? Да, легко. Рассказы - сколько угодно. Очерки, размышления, этюды - всего этого добра за годы, что я работаю, уже порядком набралось. А полноценную книгу, где есть структура, композиция, развитие событий, прорисовка главных и второстепенных персонажей, описание мест событий, - все это так манит и пугает одновременно. – Девушка задумчиво продолжала:
 - Я просматривала работы авторов за последние сутки, и - господи, да это же беспросветный мрак, это никому не интересно - письма брошенного парня своей бывшей подружке о том, что у той были проблемы с матерью. Мужик, да я бы сама послала тебя, если бы знала. Быть таким навязчивым и отталкивающим - искусство, не в самом лучшем смысле этого слова.

Скольких авторов я начинала читать, и понимала, что это все - досадная посредственность, они кричат о своих ничтожных проблемках, которые давно уже всем опостылели. Они делают элементарные ошибки, и искренне считают свои опусы шедеврами в последней инстанции. Я понимаю, что могу лучше.  Каждый автор мечтает быть прочитанным. Пусть сторонними наблюдателями, пусть людьми, которые восхитятся изысканностью слога и тонким юмором - разве этого уже не достаточно? У каждого из нас есть муза, ради которой мы каждый день самоотверженно совершаем подвиги. Кто-то ходит в зал, чтобы привлечь внимание, кто-то сосредоточенно сохнет над, не желающими поддаваться, интегралами, чтобы получить достойное образование и возможность путешествовать и показать своей переменчивой музе мир. Кто-то сочиняет бессмертные шедевры, надеясь покорить сердце одной-единственной, которая в тайне мечтает о парне с работы.

- Знаешь, милый, может, ты и прав. Мне бы хотелось рассказать нашу с тобой историю. Историю того, что было, и чего никогда не будет. Историю первой встречи и последнего расставания. Но хватит ли у меня смелости выложить это все на бумагу? Жизнь полна сюрпризов, а наша история заслуживает быть услышанной. Даже, если  ее читатель ни слова  не поймет. Герои умирают, а истории остаются. Разве это не прекрасно?

Девушка горящими глазами смотрела на человека, о котором собиралась написать книгу. Она будто впервые его увидела. Он был таким чужим, незнакомым. Она порой спрашивала себя, что держало их вместе все эти годы.
… Читать слова, растворяя кисловатый вкус вина на кончике языка и покачиваться в такт аккордам Radiohead. Это же все взаимно. Это так эстетично... Помнить, кто ты, и почему потерял все. Мы все меняемся, милый. Мы все больше становимся собой. Нам надо созреть для чего-то.

Время пришло. "То, что было, и то, чего никогда не будет." Столько чувств... Мурашки по коже. Или это все вино.. Определенно, дело в нем. Может, еще в музыке. Или в том, что прошлое было не так уж плохо. Мне хочется взмыть в небеса от взрывающихся сотнями осколков пожаров внутри. Как я могла забыть?  Как я могла предать все?

Люди не раз возвращаются к прошлому, так они могут понять себя. Вспомнить, кто они есть. Кто ты? Отражение в зеркале с пустым взглядом? Как думаешь, в тебя можно влюбиться? У любви вообще есть срок давности, как у содеянных некогда, преступлений? Занятно это все. Можно ли завидовать вековым деревьям у твоего дома, ведь они каждый день видят тебя? Ты когда-нибудь задумывался о том, что они чувствуют?

Все так стабильно и распределено. Ты знаешь, что будет завтра. Ты знаешь, кого любить, когда оплавленная карамель ее волос и изящные линии тела своей завершенностью всех вокруг сводят с ума. Ты знаешь, где купишь бокал холодного темного этим вечером, в который раз задумавшись, куда это все ведет. Но ты не знаешь, откуда это щемящее чувство меланхолии. Ты все ждешь, когда оно уйдет, ты все не хочешь ее отпускать…

Они говорят, что спасут меня, и незамедлительно убираются прочь. Они верят, что ружье, ждущее за дверью своего часа, сделает их сильнее. Они воспитывают детей, заковывая их в кандалы своих нереализованных надежд, и искренне неодумевают, почему те становятся вдруг такими чужими.

Ты все чаще машинально прибавляешь звук в наушниках, и понимаешь, что все не так уж и плохо. Прозрачные глаза твои, цвета речной зеленой воды, нечитаемы. Шаг все более тороплив, дни стремительно сменяют друг друга, не оставляя места для таких привычных еще не так давно вечеров с собой. В какой-то момент они перестанут существовать.

Время стирает из памяти целые отрезки жизни: важные моменты, прошлые надежды, недели однообразных дней, разбавленных поворотными событиями. Мы не помним имена всех, кого любили, кому посвящали стихи,  тех, кто так и не стал чем-то большим. Мы уже смутно помним прежних нас.

Когда я тебя встречу, кем я буду на тот момент? Узнаешь ли ты меня, примешь ли, и захочешь ли остаться? Будут ли нужны тебе мои слова, что я все эти годы так ревностно хранила для тебя, каждую ночь, как молитву произнося перед сном?


Глава 3

Я всегда берег для тебя самое дорогое, что имею – слова. Мы можем не видеться десятилетиями, можем забыть черты лица и даже имена друг друга. Но я создаю Вселенную этих слов для тебя. Не верь в расстояния и годы. Однажды вечером при свете лампы ты откроешь мою книгу, и не будет ничего важнее слов. Слов, в которых живут мечты и слезы, бессонные ночи, долгие годы, что я смотрел в небо просто потому, что под этим небом живешь  ты. Я отдаю этим словам все, что имею. Потому что знаю, как они нам нужны.

А может быть, нет никакого «мы»? С каждым новым днем мне все больше и больше кажется, что вся моя любовь – это фантазия. С каждым днем ты становишься все дальше. Та авария, я все думаю, какая-то секунда, если бы она у нас была.. Врачи говорят, надо верить. Как? Как у тебя получалось верить долгих восемь лет, когда мы жили совершенно разными жизнями? Почему ты упрямо посвящала  свои рассказы мне каждый вечер, в надежде, что я прочитаю? Даже если бы я никогда не открыл тех слов, тебе все равно что-то давало силы жить этой верой. Так странно…

Когда  пишешь самые важные слова без надежды, что их прочитает тот, кому они адресованы, то, конечно, надеешься, что их все-таки прочтут. Но потом наступает день, когда это становится не важно. Ты перестаешь куда-либо спешить. В  твоих строках нет больше случайных фраз. Остаются  те, что важны по-настоящему. Ты сидишь в пустом доме, где тишину не нарушает даже биение сердца, которое научилось останавливаться в эти минуты, потому что важнее их нет ничего на свете.

 Ты стучишь по клавишам или, быть может, пишешь на всех этих хаотично разбросанных листах, что под руку попадутся. Словно сумасшедший, продолжая бесконечно верить в то, чему не дано случится. Ждешь долгие годы. Вопреки всему. В бессонных ночах. Воспоминаниях, что не дают дышать. Все это я зову искусством. Искусством верить.

И однажды, возможно утром, или поздним вечером, ты берешь эти слова и несешь, словно подарок, тому, кого так и не смогла отпустить. Но ты давно забыла его имя, не знаешь адреса. Да и вообще не уверена, что он все еще ждет.
И тогда ты превращаешь свои слова в книгу, чтобы он сам смог найти ее. Где-нибудь на полке в книжном, выбирая сборник сказок для своих детей. Или случайно, в вагоне метро,  узнав твое имя на обложке у кого-нибудь в руках.

Когда мы познакомились, я слабо верил в светлое будущее, я все сильнее чувствовал холод, ставшая уже привычной, пустота, пряталась где-то в исчезающем дыме сигарет. Я пробовал искать утешения в книгах – герои Фицжеральда и Хеммингуэя уводили в другие эпохи, но нисколько не рассеивали тьму, воцарившуюся внутри меня и полноправно властвующую на протяжении всей жизни. Спустя время я открыл для себя Шекспира. Леденящий холод его речей, подобно елею, окутывающему неискушенного слушателя и пьянящей изысканностью слога, глубоко проник в мое сердце.

"Уж если ты разлюбишь - так теперь,
Теперь, когда весь мир со мной в раздоре.
Будь самой горькой из моих потерь,
Но только не последней каплей горя!
И если скорбь дано мне превозмочь,
Не наноси удара из засады.
Пусть бурная не разрешится ночь
Дождливым утром - утром без отрады.
Оставь меня, но не в последний миг,
Когда от мелких бед я ослабею.
Оставь сейчас, чтоб сразу я постиг,
Что это горе всех невзгод больнее.."

И понял я, что есть то ремесло, которое давно манило меня тем, что я могу быть кем угодно, могу стать истинно свободным – ремесло актера.

Я выучился у одной экспериментальной труппы, и стал выступать с ними. Каждый раз на сцене мы рассказывали людям нечто важное, мы были персонажами историй, которых никогда не случалось в жизни. Но вот  звучал последний стих, гасли софиты, и меня снова переполняло ненавистное чувство пустоты. Кто я? Кто смотрит на меня из холодного отражения с застывшей ухмылкой, словно издеваясь над моим замешательством? От неудовлетворенности жизнью  я стал выдумывать других героев и другие истории. Но каждый раз я чувствовал, будто они смеются надо мной. Они давно уже жили своими жизнями на холодных улицах Парижа, и я не мог им ничего предъявить. Я вернулся к работе, и перестал наполнять свою пустоту стремлением раз и навсегда избавиться от нее, незаметно я променял этот мир на вымышленный. В какой-то момент я перестал различать эмоции своих героев и собственные. Я жил на страницах книг, когда же наступало время возвращаться в реальность, сопротивлялся этому, как мог. И, в итоге, навсегда остался где-то там.

...в моем городе живут миллионы людей. Я могу сесть на поезд или самолет и оказаться в другом городе. Или в другой стране. И там будут еще десятки миллионов людей. Но, скажи, почему каждую ночь, где бы ни находился, во сне я вижу тебя?

Глава 4


Алиса напряженно всматривалась в открытый вордовский документ, словно хотела увидеть там уже написанную историю.

Она подошла к окну. На город опускалась ночь. Девушка смотрела на желтые фары проносящихся машин, на потускневшие афиши на соседних домах, на покачивающиеся в такт неслышной мелодии, деревья, на людей, бредущих куда-то. В этом городе живет 1,5 миллиона человек. Вдыхающих тот же воздух, смотрящих в одно и то же бесконечно серое небо. Когда-то одним из этих, вечно спешащих людей, был Алекс. Людей, которых она видела каждый день на улицах. Людей, которые ничего для нее не значили. Сейчас ей казалось, что их встреча – это просто очередная история, которую она написала, чтобы не чувствовать одиночество, и в которую захотела поверить. Но в этот раз все было на редкость реально. Они стали часто видеться, дни будто слились в один яркий калейдоскоп их встреч и эмоций, что они испытывали, находясь друг с другом. Алиса стала много писать, сраженная наповал внезапно нахлынувшим вдохновением. С Алексом же все было не так радужно. Муза словно покинула его, как начали развиваться их отношения. Чем ближе они были, тем меньше Алекс писал. В один прекрасный день он понял, что это все. Ему нечего сказать миру. Он объяснял это странно – говорил, что способен писать, только когда несчастлив,  черпал вдохновение в боли. А рядом с Алисой он чувствовал себя счастливым. Тогда она не понимала, как для него это важно.

С каждым днем девушка чувствовала, как в нем что-то угасало. Он задыхался без своих слов. Психовал, подолгу молчал, становился замкнутым. Он будто перестал замечать нашу героиню. Алиса, видя неутешительные перемены, места себе не находила. Что по этому поводу пишут в учебниках по психологии? Кризис отношений? Как спасти брак? Смешно и нелепо.

- Мне предложили работу заграницей.
- Рад за тебя.
Билет, вещи за два часа, бронь отеля, прогноз погоды на неделю на северном побережье, последние сборы, зал ожидания в аэропорту, крыло самолета в окошке иллюминатора и пелена облаков в небе. Стремительно, машинально, без лишних сожалений.

Разные города. Разное небо, новые люди и проносящиеся на бешенной скорости, события. Мне все это на руку, это отдаляет меня от тебя, покрывает надежной дымкой непрошенные волнения, горечь и пустоту. Иногда спасает, иногда наоборот – возвращает и будто придавливает грузом воспоминаний.

Тебе были нужны слова, ты жаждал их больше всего на свете, ты угасал без них. Тысячи километров надежно разделили нас, хотя километры не смогли так же просто убрать тебя из моих мыслей.

Мне столько хочется сказать тебе, что я решила написать книгу. Когда-то давно я плела разноцветные браслеты из бисера. Я брала бусинку, крошечную, едва различимую глазу, нанизывала ее на прозрачную леску, она летела вниз, к уже нанизанным бусинам, и вместе они образовывали причудливый узор. Каждая бусинка была на своем месте. Сейчас то же я делаю со словами. Плавно и  равномерно они ложатся на бумагу, и мне редко хочется что-то менять. Они будто всегда там были. Это дает мне надежду, что я смогу донести то, что для меня было так важно. Я слышала, ты снова пишешь и вернулся  к привычной жизни. Все так, как должно быть.

Холодные воды Рейна, серые облака, низко плывущие над огромным мостом, объединяющим северную и южную часть Кельна, люди, одетые в темное, это неизменное царство вечной осени, вечной меланхолии. Понемногу этот холод пробирается внутрь, и ты понимаешь, что дышать становится свободнее. – Мы обязательно будем вместе. Я знаю это. Тот момент, когда слова, ставшие вектором главного стремления, стали просто словами. Громким, поэтичным, не значащим ничего, обещанием. Горьковатый вкус алкоголя привычно обжигает горло, ветер за окном играет ветками деревьев в проверку на прочность, что есть мочи раскачивая их из стороны в сторону.

Размеренная предсказуемая жизнь с привкусом горечи. Мы все пытаемся воссоздать в памяти те события, когда были счастливы, все пытаемся вернуться туда, не желая верить, что там нас ничего не ждет. Серые бетонные стены центрального здания посреди площади  безжалостным светом в офисах будут подтверждать наши самые потаенные страхи. -   Нас ничего не ждет, чуда не случится, наша история давно закончилась. Я привычно загляну в одинокий киоск на перекрестке.

 - Мне одну, пожалуйста, со вкусом вишни. И кофе сделайте. Да, давно не было, я только приехала на днях. Да, там тепло и жизнь лучше. Если увидите – передайте привет ему, скажите, я скучаю.


Глава 5

- Вы помните автокатастрофу, Энн? Что последнее вы помните?
Электрический свет ламп слепит глаза. Голые стены и инструменты на подносе в случае, если у нее опять будет приступ. Уставшее лицо доктора. Какой бессердечный чудак написал этот сценарий?

Девушка попала в больницу с тяжелым сотрясением мозга, переломом правой руки и вывихом ключицы. Без документов, без сознания, телефон разбился сразу, несколько недель она пролежала в больнице, пока не пришла в себя. Парень, сидевший на пассажирском кресле, не выжил.
 - Вы ехали на полной скорости, когда навстречу выехал грузовик, вы не успели избежать столкновения. Вы помните это?

Энн отсутствующим взглядом уставилась перед собой. Тьма и оцепенение. Никаких ощущений. Несчастные случаи, случайные несчастья, совпадений не бывает. Частые провалы в памяти, головные боли и вспышка фар, осветившая внезапно наступившую тьму. Был, пожалуй, один плюс: Энн начала слышать голоса в голове, они порой говорили занятные вещи, которые девушка тщательно записывала на хаотично разбросанные по всей палате листы бумаги. В сознании рождались образы, всплывали картины мест, где она никогда не была. В своих  ведениях она не раз обращала внимание на темную фигуру парня в пальто, который стоял где-то в поодаль и не отрываясь, смотрел на нее. Когда Энн пыталась подойти, бессменный наблюдатель исчезал. Ей становилось не по себе от его глубоко посаженных глаз, источавших холод. От его плотно сжатых тонких губ  и неестественной бледности. Постепенно тонкий мир стал вытеснять реальный. Она не очень-то интересовалась событиями, происходящими вокруг нее, не реагировала на периодические визиты ее старой подруги, Кейт. Ей все время хотелось писать, она думала, что так она вспомнит что-то, что неизменно ускользало от ее сознания, дразнило своей непостижимостью и никак не давалось, несмотря на упорные попытки девушки понять.

- Открой глаза. Открой глаза. Открой глаза.

- Мои сны – хишные твари. Они не успокоятся, пока не уничтожат меня, пока я не поддамся им. С каждым разом возвращаться в реальность все тяжелее. Мысли все неохотнее подчиняются, этот предметы пляшут перед глазами и я не могу понять, какой из этих миров реальный.

 Постепенно Энн начала узнавать историю того таинственного парня. Он когда-то любил, но, как он говорил, проклятые слова отобрали  у него все: веру, надежду и любовь, оставив пустоту, пожирающую его, подобно ненасытной твари. Он писал много лет, а когда прочитал труд всей своей жизни – ужаснулся. Столько жестокости и отчаяния там было. И ради этого он отрекся от всего, что любил? Казалось, его рукой писал сам дьявол. В ужасе он сжег рукопись, но пламя пошло дальше, и начался пожар.  Он не смог выбраться и сгорел в доме, из которого так редко выходил в последнее время, полностью отдавшись работе. Поговаривали, что на том месте еще долго кружили листы и потекшими чернилами, которые не смог уничтожить огонь. – Это все слова, проклятые слова, они погубили меня. Когда нет ничего, кроме слов, чувствуешь пьянящий восторг свободы – это тебе нашептывает сатана, чтобы ты служил ему. Девушка всегда в оцепенении, смешанным с жалостью, слушала непрошенного гостя. В тайне от его советов она продолжала исступленно писать каждый день, пока ее не увлекал в свое призрачное царство беспокойный сон.


Глава 6


Алисе нравилась ее жизнь – любимая работа, по выходным походы в кино с лучшей подругой, обсуждение последних новостей.

Элен, так звали подругу, давно встречалась с тихим парнем с ее работы, Джорджем, и недоумевала, почему Алиса до сих пор не ввязалась в это увлекательное приключение под названием «отношения». Алиса обычно отшучивалась, что не представляет себя в этой роли. Сколько лет они были знакомы, длительных отношений у девушки не было. Однажды они сидели  в своем любимом кафе с огромными окнами, выходящими на центральную улицу города.

- Смотри, Алиса, какой загадочный, видишь, стоит на той стороне улицы? – Элен оживленно дергала подругу за рукав, показывая на объект, который привлек ее внимание.
- Высокий, в глухом пальто, а, еще какая-то книга за пазухой. Ну просто, полный комплект.

Алиса посмотрела в направлении, куда указывала Элен. Внезапно незнакомец поднял глаза. Он пристально смотрел на ошеломленную девушку, а потом пошел прочь.

- А может, он писатель, - не замечая реакции Алисы, воодушевленно тараторила Элен.
 - Не знаю, - протянула, постепенно возвращаясь к реальности, потрясенная девушка.
 - А даже если и нет, разве это помешает ему стать героем твоего романа? – заговорщицки подмигнула Элен Алисе. Та машинально кивнула.

Девушка даже не подозревала,  когда говорила  Алисе про персонажа романа, что та поймет ее настолько буквально и всерьез решит написать книгу о случайном незнакомце, которого она увидела из окна кафе. Кто знает, была бы реальность так хороша, как история, творцом которой являешься ты сам?
 
            ***
Как это вообще задумывалось: трехлинейное повествование. она редактор, у нее успешная жизнь со своим женихом, планы на будущее, безоблачная жизнь.

сцена в реанимации. Парень сидит у постели девушки без сознания, и рассказыает об их прошлом. неизвестно, что с ней прорзошло.

третья картина. девушка, чувствующая вину, плохо ориентирующаяся в реальности, она видит картины счастливой жизни с парнем, который разбился в аварии, она понимает, что на его месте должна быть она. Она видит себя без сознания и не может смириться, что его больше нет.

Финал.