IV

 Таящуюся в синеватом полумраке комнаты тишину внезапно нарушил вздох. В этот же момент она склонилась над столом, освещаемым светом луны и огней с улицы. На нем лежала объемистая рукопись пьесы, той, над которой она работала больше двух лет, и которая уже совсем скоро наконец воплотится на сцене, осталось совсем недолго подождать. Сегодня были завершены последние правки, значит, можно приступать к репетициям. Главное набрать весь состав до конца.
 Довольная собой и тем, как удачно все складывается, она устремила взгляд в окно через тонкую тюлевую штору и сделала новую затяжку. Вскоре в тишине раздался выдох, изо рта вышел сизо-лиловый дым. Пора было вновь погружаться в состояние, оторванное от будничной действительности.

 * * *

 Шли дни. Жизнь в театре текла своим чередом: днем репетиции, вечером спектакли и новые репетиции. Совсем скоро должна была состояться премьера "Тартюфа", где Маринетт наконец выдался шанс сыграть - исполнительница роли Марианны первого состава заболела, и заменить ее больше было некем. Для девушки был открыт путь к грядущему триумфу.
 Разумеется, Маринетт радовалась столь удачному стечению обстоятельств, однако по-прежнему не считала свою роль чем-то выдающимся. Да и помимо рутинных репетиций ее стало все больше занимать то, что происходит в театре после полуночи, о чем так не любят говорить ее подруги, не то боясь, не то не желая открывать новенькой все тайны. Порой во время последних прогонов спектакля девушка в момент своих выходов все чаще вглядывалась в пустующий зал, где впервые увидела загадочный силуэт возле мест балкона. Поначалу он долго не появлялся, но перед самой премьерой Маринетт вновь его заметила и была уверена, что ей это не показалось. В свободный от реплик момент она пристально взглянула на ту странную тень и убедилась, что та принадлежит человеку, стоявшему на балконе. Конечно, никаких деталей его облика было нельзя разглядеть, но девушка поняла, что он невысокого роста и очень худой, что и позволяет ему оставаться незамеченным для других, к тому же он передвигается бесшумно, осторожно закрывая за собой двери в фойе. Но кто же это все-таки такой? И что он делает в зале? Наблюдает за процессом репетиций? Но зачем? Или же его интересует не сам спектакль, а кто-то конкретный из актеров? От этой мысли Маринетт сделалось не по себе, но она нашла силы не выходить из роли до конца и не получила замечаний о своей невнимательности.
 Пока силуэт находился на балконе, девушка не решилась сообщить кому-то, что видит его. Но когда незадолго до окончания прогона тот растворился в проходе у стены, Маринетт спросила Саманту:
 - Ты сейчас на репетиции никого не видела в зале? Кажется, кто-то стоял на балконе.
 Увы, мадемуазель Флореньяк лишь снисходительно посмотрела на дебютантку и ответила:
 - Нет, я не занимаюсь посторонними вещами на репетициях, и тебе не советую. Как-никак, премьеру играть тебе, а не Софи, подготовься хорошенько!
 Позже, отдыхая у себя в гримерной, Маринетт вновь услышала за стеной звуки игры на пианино. Они были хорошо уловимы, но становилось ясно, что инструмент находится не прямо за стеной, а чуть поодаль. Прислушавшись, девушка поняла, что играющий исполняет импровизацию колыбельных песен, ориентируясь больше на слух, чем на технику. Значит, это был не профессиональный пианист. Но кто тогда?
 Набравшись смелости, Маринетт вышла в коридор и направилась к двери соседней гримерной. Постучавшись, она сперва стояла в ожидании, и лишь спустя минут пять ей открыли. На пороге стояли две девушки, тоже актрисы второго состава, делящие между собой гримерку. Их лица были недовольными.
 - Чего еще? Мы немного заняты сейчас. - с легким раздражением сказала одна из них.
 - Да, я понимаю, просто... Я хотела бы знать: это у вас находится пианино, на котором недавно кто-то играл или нет?
 Актрисы переглянулись между собой и фыркнули.
 - Пианино? Нет у нас никакого пианино и никогда не было, наша комнатка и так тесная! Так что вы ошиблись, милочка! А сейчас позвольте - нам нужно закончить.
 С этими словами та из девушек, что была выше, выразительно посмотрела на свою подругу, и та хихикнула в ответ. Когда за ним захлопнулась дверь, Маринетт тяжело вздохнула. Ее не интересовало, чем эти две особы сейчас занимаются в гримерной, это было их личным делом. Но девушка понимала: в этом театре все еще запутаннее, чем ей прежде казалось. Кто-то действительно играет на пианино в помещении возле крайней стены их гримуборной , только это не другие актрисы, и комната расположена не в соседней такой же, а, видимо, сзади, и через коридор в нее не попадешь.

 * * *

 Наступил вечер премьеры "Тартюфа". Маринетт немного волновалась, но чувствовала: с ее стороны провала не должно быть и не будет. Исполнив вою небольшую, но по-своему милую, уже начавшую нравиться ей роль, девушка еще в середине спектакля, заметила глаза зрителей первых рядов, смотрящие на нее с явным одобрением. Это придало ей еще больше сил и уверенности. Однако среди обычных незнакомых ей лиц Маринетт внезапно заметила уже виденное ранее. Это была та самая невысокая девушка с большими глазами, с которой она столкнулась в коридоре несколько недель назад! Теперь она сидела в третьем ряду и, не отрываясь, смотрела на Маринетт, причем именно на нее одну.
 Хотя странная особа и не выглядела зловеще, Мари ощутила некую тревогу, что-то странное было в ее взгляде. Казалось, на нее смотрят глаза не человека, а существа из иного мира, неземного и непредсказуемого, глаза прозревшего слепца, привыкшего видеть своим потаенным зрением. И видеть не только лица, но и души людей, их тайные помыслы, причем насквозь. Вместе с тем черты острого детского подбородка были и очень трогательными. Выходя на поклон, Маринетт уже сама искала взглядом эту девушку - но в зале той уже не было, ей аплодировали прочие зрители.
 Убедившись, что дебют прошел вполне успешно, Маринетт, вновь оказавшись в коридоре возле гримерной, позволила себе наконец перевести дыхание. Почему-то лишь сегодня ее привлекли украшавшие стены картины и фотографии, не только всемирно известных театральных деятелей прошлого и настоящего, но и тех, кто работал здесь, в "камелии". Среди прочих девушка внезапно обратила внимание на фото мужчины лет сорока пяти, висевшее в углу над  прибитой ниже полочкой, где лежали засохшие цветы. Ниже была подпись: "Огюст Летурнье, директор театра с 1910 по 1923 гг."
 Очевидно, он покинул свой пост в связи со смертью, это и объясняли старые цветы под фотографией. Но Маринетт снова охватило неясное чувство, что она находится почти в одном шаге от разгадки главной тайны театра. К сожалению, это чувство было мимолетным: уже через несколько мгновений мысли девушки смешались, поблизости раздались громкие голоса других актеров, и она посчитала нужным уйти к себе.
 В гримерной, однако, девушку поджидал новый сюрприз. На столике возле ее зеркала лежала записка, придерживаемая черной заколкой для волос:
 "Это было достойно восхищения. Ты будешь играть и в "Салемских ведьмах"."
 Вместо подписи были лишь инициалы: "Ш.Л." Больше - ничего.