Марьино. Школы

1.
*
В 4 года мой младший брат Арс сказал, что в детский сад он больше не пойдёт, и его отдали в частную школу. Так с тех пор и потянулись его частные школы, из каких-то одних он переходил в какие-то другие, и, кстати, здорово преуспел там в своих частных школах в английском языке. Очередная его частная школа была на другом конце города, и за ним по утрам заезжал прикомандированный к этой частной школе водитель. Я уже училась классе в 8м (на тот момент уже в Московской Городской Люблинской Гимназии), когда я в первый и последний раз посетила (в компании моей мамы) одну из частных школ Арса. Это был не то какой-то школьный юбилей, не то День Рождения директрисы. Перед директрисой все страшно либезили, дарили ей корзины цветов и посвящали музыкальные и поэтические номера. Помню, как я собиралась на это празднество: надела свою любимую джинсовую мини-юбку, вытертую уже от постоянной носки (вообще-то я не любила мини; это была единственная мини, которая мне шла; костюм выбирала мне мама: джинсовая мини-юбка и к ней джинсовая жилетка). Жилетку я любила не так, как юбку. Но в тот раз надела тоже и её, и эта жилетка несколько контрастировала своим новым "только с прилавка" видом с выносившейся юбкой. Под жилетку я надела свою любимую фиолетовую шёлковую кофту, которая скреплялась под воротником специальной небольшой брошью с камешком в цвет шёлку. Мама однажды заговорщицки мне сказала, что теперь появились новые тёплые эластичные колготки, с рельефными и чуть цветом обозначенными узорами, что это новейшая мода и что ей, маме, носить такие колготки уже поздно, а мне мы их как раз купим. Ну, мы и купили, серо-коричневые колготки с вертикальными ромбами вдоль ноги, и в тот раз я надела тоже и их. Маленький Арс был разодет в свой первый "взрослый" костюм, чёрные брюки и чёрная жилетка с чёрным пиджаком; белейшая отглаженная рубашка; и даже взрослые, хоть естественно и уменьшенные, наваксенные туфли.

Представление со сменяющими друг друга номерами интересным не было, шутки юмора были типа того, что на известную классическую музыку хор девочек пел:

Дуба дам, дуба дам, дуба дам я -
Дуба дам, дуба дам, дуба дам,
Дуба дам, дуба дам, дуба дам я -
Дуба дам, дуба дам, дуба дам.
Дам дуба я, дам дуба,
Дам дуба, дуба дам... (с)

Кстати, позже в ВУЗе, Литературном институте Имени Горького, со мной училась девочка, окончившая консерваторию, и от неё я узнала популярные слова на ещё одну расхожую классическую музыку:

Да-вай-по-кра-сим-хо-ло-дильник - в - си-ний - цвет....
Он жёлтым был, зелёным был, а синим - нет...
Давай покра...
Давай покра...
Давай покрасим холодильник в синий цвет.

В день торжества Арс уехал в свою школу как всегда с утра, а мы с мамой уже во второй половине дня добирались на такси, очень оберегая несомый с собой громадный букет роз, чтобы он не помялся об потолок.

*
Поступив в 4 года в 1й класс, Арс получил фору насчёт того, что нужно поступить в ВУЗ раньше, чем тебя заберут в армию, потому что закончил он свои школы не в 17 лет, как все люди, а в 15. В старших классах его очередной спецшколы с физмат уклоном эти все основные физмат дисциплины преподавались на английском, а с преподавателями были отношения как со старшими товарищами, которым можно было задавать любые вопросы или обсудить на перемене более расширенно и диалектически тему занятия. Поступив в МГУ, Арс быстро сообщил родным, что там преподают старые пни, знания которых устарели в прошлом веке. Мама была против того, чтобы Арс бросал такой престижный ВУЗ; наконец, это всё разрешилось тем, что во дворе МГУ Арсу приставили под курткой пистолет и потребовали у него наличные деньги. Арс закатил дома истерику, что вот, в этом МГУ его вообще пристрелят, мама не нашлась, что возразить, и Арс использовал свои бонусные два года перед армией для того, чтобы бросить МГУ и поступить заново, на этот раз в Академию Народного Хозяйства при Президенте РФ; её он и закончил.

Мы сидели с мамой в тот раз, на празднестве в младших классах Арса, и пробовали запечатлевать это всё на наш новый фотоаппарат. Фотоаппарат не желал фотографировать, и мы принялись его вертеть и жать на все кнопки подряд, в результате чего в нашем распоряжении, в итоге, оказался не фотоальбом празднества, а стены зала под странными ракурсами, моё колено в новых колготках крупным планом, и чьи-то ноги на каблуках между ножками стульев.

*   
Я с первых классов очень увлекалась гороскопами и гаданиями, и раза три-четыре полутайно от родителей (зряшная трата денег не одобрялась) приобрела газету "Тайная Власть". Газета была замечательна своими филигранно выписанными символами Знаков Зодиака и ещё какими-то. Гороскопы не исполнялись, но я всё равно их читала, причём не только свой, но и все остальные.

Несмотря на полутайность приобретения "Тайной Власти", однажды я из неё вырезала круглую вставку, мелко испещрённую какой-то символикой, и прикрепила булавкой к своему кошмарному, тёмно-фиолетовому клетчатому, байковому халату. В газете говорилось, что, если загадать желание, и потом неделю не снимать с себя знак, то желание сбудется. Родители мрачно смотрели на моё новое украшение, наступившее взамен брошенных мною церковных постов по средам и пятницам; а я загадала что-то неважное, просто чтобы проверить, сбудется или нет. Оно, кажется, не сбылось, если конечно я не забыла загаданное раньше истечения недельного срока. Правда, ещё оставался вопрос, как это можно не снимать знак, когда спишь и когда моешься.

Байковый фиолетовый халат был ужасен, я его ненавидела. Родители ссорились, потом мирились, закрывались в бывшей "третьей комнате" (в ней раньше громоздились не разобранные коробки после переезда в нашу новую трёхкомнатную из коммуналки), оборудованной теперь под родительскую спальню, и слушали любимого маминого Цоя, а я висела на кольцах спорткомплекса в коридоре в этом самом своём халате и слушала доносящуюся из-под родительской двери нравившуюся мне музыку:

Группа крови на рукаве,
Мой порядковый номер на рукаве,
Пожелай мне удачи в бою,
Пожелай
Мне
Не остаться
В этой траве
Не остаться
В этой траве,
Пожелай мне удачи в бою,
Пожелай - мне - удачи.

                Виктор Цой

Позже мне ещё особенно нравилась другая песня (прошло немного времени, и мы с Арсом заполучили себе этого Цоя сначала на кассетах, потом на аудиодисках), так одной из моих любимых песен было:

После жёлто-красных дней
Начнётся и кончится зима,
Горе ты моё от ума,
Не печалься, будь веселей.
И я вернусь домой
Со щитом, а может быть, на щите,
В серебре, а может быть, в нищете,
Но как можно скорей.

                Виктор Цой 

Мы с братом слушали и другой русский рок, хотя Арс отдельно от меня начал слушать какие-то страшно грохочущие зарубежные группы, очарования которых я не понимала. Гораздо позже, в ВУЗе, я полюбила неоднократно цитировавшуюся моим папой песню Майка Науменко, "Крематорий":

Мы любили танцевать босиком на битом стекле,
Умели плавать в соляной кислоте и ходить по тонкому льду
в своём родном Катманду.
Чистили спиртом пищевод, ходили спьяну на войну
...
А кто с нами не согласен, пусть зарубит на носу:
Для нас любовь, и Библия, и пища,
Но можем дать и по лицу - за родную Катманду.

                "Крематорий"

Слушали с братом ещё "Агату Кристи", с депрессивными суицидальными текстами и запредельной музыкой, с которой из меня как будто выходила истерика. Она, истерика, вроде как бы вмешивалась в течение песни и с песней уходила вовне. Одна из более-менее спокойных и "светлых" песен группы:

Я крашу губы гуталином,
Я обожаю чёрный цвет,
И мой герой, он соткан весь
Из тонких запахов конфет,
Напудрив ноздри кокаином,
Я выхожу на променад,
И звёзды светят мне красиво,
И симпатичен ад...

Давай вечером с тобой встретимся, будем опиум курить-вить-вить...
Давай вечером с тобой встретимся, по-китайски говорить...
Не прячь музыку, она опиум для никого, только для нас...
Давай вечером умрём весело, поиграем в декаданс...

                "Агата Кристи"   

Кроме рока, мы слушали с Арсом переехавшие с Остоженки вместе с проигрывателем детские пластинки, включая ту мою любимую, где было про тигрёнка:

Тридцать три, тридцать три,
Тридцать три полоски,
На хвосте, на животе, и даже на ушах. (с)

Иногда смотрели диафильмы, это всегда было Большое Вечернее Мероприятие в моей комнате; с разбегу перекувыркивались по очереди на разложенном диване в Зале; долго возились с украшениями из маминой шкатулки, нацепляя их на себя все поочерёдно и каждый раз в новом виде показываясь родителям. Устраивали представления для родителей со стихами и песнями, скрупулёзно вырисовывая для каждого такого представления пригласительные билеты. Мы их рисовали, а потом я брала иголку и аккуратно прокалывала дырочки поперёк билета, так что получался "отрывной талон" при входе на Представление.

Я возила Арса на закорках, это было наше любимое с ним развлечение; играла с ним в футбол в коридоре; а иногда, поочерёдно с Арсом и со мной, с нами в коридоре играл в футбол папа.

Моя комната была завалена играми и игрушками: мягкими зверями, мозаиками, конструкторами, машинками разных размеров, были даже довольно большие радиоуправляемые; а однажды Арсу на День Рождения подарили радиоуправляемый вертолёт. Моим самым запомнившимся подарком был новенький магнитофон, который я однажды обнаружила 1го января под ёлкой (ёлку ставили в моей, которая потом стала наша с Арсом, комнате). На день рождения мне как-то раз подарили изумительной красоты детские наручные часики, с нарисованным внутри них гномиком с фонарём. Дальше больше, и вот у нас с Арсом появился самый настоящий микроскоп, который значился как игрушечный, но был несколько лучше тех, которые нам позже во время лабораторных работ раздавали на уроках биологии. Была мишень, в которую следовало метать дротики; был кольцеброс; была электрическая модель железной дороги; половиной всех игрушек были самые разнообразные конструкторы Лего. Кроме того, мы с Арсом рисовали и лепили из пластилина.

Не помню, что я рисовала, думаю, ничего интересного; из пластилина я, не особо напрягая воображение, лепила всегда ириски (из коричневого пластилина они получались как настоящие), улиток и белые розочки. Арс всегда рисовал только автомобили, и с каждым разом у него получалось всё лучше. Автомобили свои Арс дарил маме, и она прилепляла их к обоям на кухне или в родительской, бывшей "третьей", комнате клейкой лентой.      

*
В какой-то момент родители купили персональный компьютер, которые были в то время большой редкостью; среди других игр папа установил на него обучающие игры по английскому языку, но тупой в языках мне и это не помогло.

2
*
Перед моим 5м классом мама сходила на родительское собрание в моей школе 11-42, и вернулась оттуда в ужасе. Там был недоколмплект учителей, и математику, по совместительству, собирался преподавать физкультурник. В результате меня срочно перевели опять в новую школу, УВК (Учебно-Воспитательный Комплекс) 491. От дома до этой школы было 25 минут быстрым шагом. Приходилось пройти между домами, мимо школ 10-42 и 11-42, мимо продуктового магазина, через две проезжие части, мимо расположенного между ними пруда и кинотеатра "Экран", и только после этого можно уже было увидеть на прямом пути своего следования УВК 491. Помню, мы шли с мамой этой дорогой, и мама постоянно меня торопила, подкрепляя свои слова тем, что если я не буду всё делать быстро, в том числе быстро ходить, я ничего в жизни не успею.

Английский язык, который решил не дать мне себя изучить, в УВК 491 преподавали с 4го класса, так что я пропустила год, и попала в слабую группу. На эту слабую группу махнули рукой и практически ничему её не учили.

*
Вряд ли это было особенностью именно УВК 491, наверное, я просто повзрослела и стала обращать внимание: на Линейку во дворе школы по случаю 1го Сентября можно было смело приходить на час позже назначенного времени, потому что меньше, чем на час, начало Линейки никогда не задерживали.

*
Как-то на субботнике я мрачно тёрла в тёмном школьном коридоре тряпкой стену. Со мной этим занималась ещё пара девчонок, и тут к нам начала приближаться из другого конца коридора завуч - как все, виденные мною до этого времени завучи, маленькая, сухонькая, пожилая, на каблуках и с хим завивкой волос.

-Ну кто так моет, - раздался из противоположного конца коридора надтреснутый голос. - Вы у себя дома так моете?

В тёмном коридоре совершенно нельзя было разглядеть, кто и как моет, так что завуч просто самовыражалась как привыкла - на всякий случай.

*
Другая завуч того же вида - а может, та же самая - преподавала у нас географию. Однажды мы провели чудесный урок со средней громкости галдежом и без преподавателя. Взмыленная завуч-преподаватель влетела в кабинет только под конец урока.

-Простите, дети, - сказала она (и мы охотно простили), - я весь урок ловила НАРУШИТЕЛЯ. ОН ПРИШЁЛ В ШКОЛУ БЕЗ СМЕННОЙ ОБУВИ.

Отогнав от себя фантастические картины того, как нарушитель без сменной обуви бегает по лестницам и этажам, а завуч его не может догнать, я мрачно собрала свои принадлежности в рюкзак и пошла в следующий кабинет - как раз началась перемена.

*
-Дано, - задумчиво говорил кто-то из одноклассников перед уроком математики.

Дано: Ирина Геннадьевна лезет в окно.
Допустим: Мы её не пустим.
Требуется показать, как она будет вылезать.

*
У нас с Сашей Корнукаевой, моей соседкой по первой парте, в УВК 491 было две любимых учительницы: Людмила Михаловна по истории и Майя Алиевна по русскому и литературе. Когда я в 5м классе начинала учиться в УВК, у меня ещё не было никаких предпочтений в изучаемых предметах. И вот, как это часто бывает, любимые учителя повлияли на мой выбор, и я стала гуманитарием.

Например, моя любовь к истории началась с того, что я однажды получила тройку у Людмилы Михаловны за устный ответ по параграфу; и Людмила Михаловна сказала мне, что тройка - это очень плохо.

-По моему предмету ты должна получать только пятёрки, - сказала Людмила Михаловна.

Я поразилась этому умозаключению, не поняв, из какой таинственной логики Людмила Михаловна его вывела. Но, может быть, именно отсутствие логики так закрепило слова Людмилы Михаловны в моей голове, и с этого дня я стала учиться у неё иногда на четыре, а чаще на пять.

Людмила Михаловна была высокая, с короткой стрижкой, горбоносая и уже почти пожилая. Она своим профилем немного напоминала хищную птицу.

Как-то на экскурсии, в организации которых Людмила Михаловна прилежно принимала участие, мы стояли перед очередным храмом - ждали, когда верующие девочки закончат ставить тут же купленные свечи. Я уже свою свечку поставила, и теперь стояла у входа в храм с Людмилой Михаловной, Майей Алиевной, и с остальными детьми. В основном Майе Алиевне - а вообще-то, всем, кто хотел её слушать - Людмила Михаловна жаловалась, что она не понимает красоты русских икон, и ей это очень обидно, потому что многие люди говорят, что иконы красивы. Я задумалась тогда и решила, что я красоты русских икон тоже не понимаю.

Контурные Карты по истории я всегда рисовала с особым прилежанием, но Людмила Михаловна огорчилась бы, если бы узнала, что, тщательно, подбирая красивые цвета, я раскрашиваю Контурные эти Карты - и ничего из географии скажем Киевской Руси у меня в голове после этого не остаётся. Мне просто нравилось ярко и аккуратно раскрашивать... эти своеобразные раскраски. Тем не менее, за Контурные Карты я тоже всегда имела 5 баллов. 

*
Майя Алиевна была невысокая, аккуратная, тоже, как Людмила Михаловна, коротко стриженная. На её уроках я не столько слушала тему, сколько на неё любовалась. Созерцание Майи Алиевны наполняло меня тихим счастьем, и я старалась после её уроков ни с кем не разговаривать, чтобы подольше сохранить это ощущение. Наверное, именно про такое ощущение строки Юрия Лореса: "А вы ещё почувствуете кожей, как плоть переполняется душой" (с) Похожее ощущение у меня возникало в храме на службе.

*
По истории, по одному из параграфов учебника (вот о чём было в том параграфе, хоть убиться, не помню), Людмила Михаловна однажды задала нам составить кроссворд не меньше, чем из семи слов. Идея была такая, что нужно было писать вопросы к информации, содержавшейся в параграфе, а ответы представить в виде кроссворда. Полкласса, в основном "Камчатка" (задние парты с отвязными парнями), как обычно, вообще никогда не принесла задания, все они схлопотали по очередной "паре" (я стала понимать эту бывшую младшешкольную "камчатку" в старших классах, когда сама перестала задания выполнять, даже по своей любимой литературе (это было уже в Московской Городской Люблинской Гимназии). А тогда я была ещё не просто пай-девочкой, а отличницей (мой последний законченный с отличием год был не то в том самом 5м классе, не то в 6м). И потом, хотелось сделать приятное Людмиле Михаловне.

Я провела за составлением Кроссворда все выходные, составила кроссворд более чем из 30 слов, красиво расчертила пересекающиеся клеточки гелевой ручкой на нелинованной белой бумаге, а вопросы написала своим самым близким к каллиграфическому, какой мне был доступен, почерком.

Оставалось на верхней стороне листа с клеточками кроссворда написать большими буквами слово КРОССВОРД. Я никак не могла на это решиться, боясь неловким движением загубить труд двух дней, и наконец слово КРОССВОРД над моим произведением написал за меня папа.

Зато как я была горда, когда Людмила Михаловна демонстрировала мой КРОССВОРД всему классу и сопровождала это комментарием, что вот как надо выполнять домашние задания.

*
Кажется, после окончания 5го класса: нам задали по литературе в качестве внеклассного чтения на лето, среди других произведений русской классики, "Житие протопопа Аввакума". (Это не Майя Алиевна породила такую фантастическую идею, списки внеклассного чтения спускали "сверху"). Этого "Жития протопопа Аввакума", ко всему прочему, было ещё и не достать, и хорошие на четыре и пять учащиеся девочки бегали друг к другу за советом, а также в Районную Детскую Библиотеку, где на них смотрели, как на помешанных или как на инопланетных гостей. Если это "Житие" было в школьной библиотеке, в чём я сомневаюсь, то было оно там в малых количествах и его сразу же всё разобрали.

У меня тут было преимущество: бабушка Нина коллекционировала Всемирку, начавшую издаваться ещё Максимом Горьким, и "Житие" в эту Всемирку входило. Тем не менее, прочитать я его так и не смогла, хотя пыталась раз десять. Я увязала в первом абзаце. Там было что-то такое, вроде того, "Аз, смиренный инок, никогда бы не дерзнул сам писать своё житие, но мой духовный наставник уговорил меня, что это мой долг" и так далее. Этот первый абзац занимал половину первой страницы, и, когда я дочитывала его до конца, я обнаруживала, что забыла его начало. Так я пыталась десять раз точно, потом бросила, потом открыла посередине. Там посередине смиренный инок видел галлюцинации... ну, эти, видения... в виде трёх плывущих друг за другом кораблей. Какие именно, во всех подробностях, это были корабли и чем они были замечательны, тоже описывалось очень долго, я не дочитала и снова открыла наугад. Самый общий сюжет мне был в общем-то известен: протопоп Аввакум при царе Алексее Михайловиче Тишайшем и его патриархе Никоне, не принял, вместе с другими так называемыми "раскольниками", никоновских нововведений в православное богослужение. Этих раскольников гнали и жгли; а ещё чаще они жгли себя сами в скитах при приближении правительственных сил и никониан; и протопопа Аввакума, кажется, в итоге тоже сожгли, хотя в этом я не уверена, потому что тогда непонятно, кто писал "Житие". Так вот в третий раз я прочитала таки полстраницы о том, как староверы, и с ними их духовный наставник протопоп Аввакум с женой и детьми, ехали на телегах из ссылки в ссылку, и, когда жена спросила Аввакума, доколе ещё терпеть, он ей ответил: "Аж до самыя смерти, матушка", на что матушка вздохнула и сказала ну что ж "инда ещё побредём". Это мне было близко, мне тоже казалось, что я, чем жить, несу по жизни какой-то тяжёлый крест, и я, помню, вздохнув вместе с матушкой, закрыла неподъёмную для меня в том возрасте книгу. Позже, в ВУЗе, я узнала от своего преподавателя, большого фаната древнерусской литературы, что "Житие" написано сочным, красочным русским языком, и что было оно чем-то совершенно новым и взрывным для своего времени - но прочитать "Житие" после того своего детского стресса я так никогда и не решилась.

В пору наложить руки,
Воют за плечом черти,
Долго ли сия муки,
Аж до самыя смерти,

Жизнь моя, душа, где ты,
Дышишь ли ты, жива ли,
Голос мой услышь с ветром,
Ино побредём дале.

           А.Городницкий "Молитва Аввакума"


Боже помоги Сильный,
Боже помоги Правый,
Пастырям Твоим ссыльным,
Алчущим Твоей правды,

Плоть мою недуг точит,
Грудь мою тоска давит,
Нет уже в ногах мочи,
Ино побредём дале.

              А.Городницкий "Молитва Аввакума"

3.
*
Саша Корнукаева была моей соседкой по парте и школьной подругой. Её семья были беженцы из Грозного, в котором шла война. Несмотря на это, один из родителей - то мама, то отец Саши Корнукаевой - бывал в Грозном примерно два раза в год: посмотреть, что стало с квартирой. С квартирой всё было нормально кроме того, что однажды в неё попал снаряд и расщепил шкаф.

Я часто бывала дома у Саши, заходила после уроков (Саша жила в 5ти минутах ходьбы от УВК 491). У Саши подавали к столу очень вкусные зелёные маринованные помидоры, которые у них мариновала бабушка. Видя мою любовь к этим помидорам, Сашина бабушка даже предлагала завернуть мне их с собой, но я отказывалась.

Ещё у Саши была младшая сестра Соня, а у Сони была Барби, на которую я ей завидовала. Мне родители Барби не покупали идеологически: говорили, что это глупая игрушка.

С Сашей и Соней мы периодически гуляли на прудах, и я играла с Соней в "клад": я прятала под снегом немного мелочи, а потом мы вместе с Соней этот "клад" находили.

Саша почти совсем не бывала у меня в гостях, до меня было слишком далеко идти.

*
Моя мама где-то взяла шерстяные лиловые колготки и подарила их мне, сказав, что они ей уже не по возрасту. Я - у меня к тому же в младшей школе была куча прыщей, и меня никак не могли нормально подстричь - так в этих колготках лиловых я чувствовала себя чучелом в уже окончательно завершённом образе. Так сказать, последний штрих. Помню, как я сидела за первой партой с Сашей на уроке литературы у Майи Алиевны, я в какой-то ужасной юбке и блузе, в этих проклятых колготках и со стрижкой "морда кирпичом". Саша была в нормальных человеческих джинсах. Тут ворвалась завуч-географичка - та самая, весь урок ловившая НАРУШИТЕЛЯ, и, закатив скандал по поводу неуставного внешнего вида, отправила Сашу домой переодеваться в юбку. Саша вышла, громко хлопнув дверью, и больше в тот день в школе не появлялась.

При мне Саша увидела первую в своей жизни позёмку, от чего пришла в полный восторг.

*
В УВК я прогуляла свой первый урок, кажется, это было природоведение. Я попросила девочек сказать преподавательнице, что у меня разболелась голова, и отчалила.   

*
Как во всякой другой школе, были девочки, следившие за модой и за своим внешним видом, а были не следившие. Я не следила. А модницы, вроде Юли Маркиной, лаком "ставили себе чёлку" так, что она спускалась на лоб полукругом, и носили тонкие колготки, которых я не могла допроситься у мамы. Ещё была мода на разноцветные газовые шарфики, миниатюрная, привлекательная Надя Капрусова носила такой. Я с Надей Капрусовой тоже дружила, хоть за партой с ней и не сидела, нас, может быть, сближало то, что мы вместе возвращались из школы домой уже в глубокой темноте (один или два года я училась во вторую смену, что мне очень нравилось). Надя тоже, как и я, жила довольно далеко от УВК, и какой-то отрезок пути мы с ней проходили вместе.

На этом нашем совместном отрезке пути, каждый год на том же месте, была там где-то у магазина раскатанная тёмная ледовая дорожка, и мы, разбегаясь, катались на ней и по полчаса, и по часу. Иногда сворачивали к горке у Детской Поликлиники, чтобы покататься там.

*
Саша Корнукаева очень любила стихи Лермонтова. Я ей пеняла на то, что она их не по-настоящему любит, а просто чтобы выделиться из серой массы, Саша горячо возражала. Сама я у Лермонтова больше всего любила "Мцыри", половину текста знала наизусть. До сих помню следующее:

-Ты слушать исповедь мою
Сюда пришёл? Благодарю.
Всё лучше перед кем-нибудь
Словами облегчить мне грудь.
Но людям я не делал зла,
И потому мои дела
Немного пользы вам узнать.
А душу можно ль рассказать?

Я мало жил, и жил в плену.
Таких две жизни за одну,
Но только полную тревог,
Я променял бы, если б мог. (с)

Я думала, что это про меня, и что хорошо бы мне, вместо посещений УВК, скакать на коне впереди войска ристанийцев у Толкиена. Позже я смотрела фильм "Властелин Колец" в переводе Гоблина, там ристанийская принцесса Эовин (которая вообще-то по книге была прекрасной наездницей) в первый раз взгромоздилась на лошадь и рванула в бой, причём лошадь неслась, куда сама хотела, а Эовин тянула её за уши и орала "Влево бери!"

*
В 5м-6м моём классах среди девочек моего возраста и чуть постарше была мода на такие же разноцветные, как газовые шарфики, обтягивающие лосины и длинные, в размер мини-юбок, кофты; юбок при этом не носили. Я, помню, сидела после уроков на чужом уроке биологии, какое-то задание доделывала, и тут на перемене зашла в кабинет старшая девочка вот в таких лосинах и кофте. Биологичка пришла в бешенство, как-то страшно девочку выругала, и задрала ей при всём классе кофту по пояс. Биологичка тоже, как и завуч-географичка, была пожилая, невысокая и с химической завивкой.

Был страшный скандал, приходили ругаться родители оскорблённой девочки, биологичка получила кучу нагоняев и, в частности, возмущение со стороны Майи Алиевны.

*
Этой моды на лосины и длинные кофты придерживались мои одноклассницы Вера Мосидзе и Женя Каневская. Однажды они позвали меня вместе погулять во дворе УВК. Что-то в тот раз сделалось с моей головой, я залезла на детскую лесенку, и, сидя там, начала петь по-эльфийски (у Толкиена даётся эльфийский текст песни русскими буквами, а потом перевод). Больше они меня вместе гулять не приглашали.

*
Мне было хреново вообще в жизни, были постоянные истерики, которые я стойко держала внутри себя; и с какого-то времени я начала думать, что, может быть, если бы в кого-нибудь влюбиться, это бы помогло. Одно время я рассматривала как кандидата на "влюбиться" одноклассника Дениса со странной фамилией Поднос, невысокого чернявого подвижного мальчика - но как-то я так в него и не влюбилась.

*
Бабушка Нина с дедом Виталием, при моём активном участии, делали летом на даче в Казахстане яблочную пастилу. Яблоки растирались в яблочное пюре; потом это пюре нетолстым слоем намазывали на железные противни, и оставляли это всё сушиться на 33градусном казахстанском солнце. Высушенная пастила приобретала бурый цвет и свойства плотной бумаги, её без труда отделяли от противней и сматывали в трубочки. Потом можно было это дело разматывать, отрывать по кусочку и жевать. Я приносила эту привезённую из Казахстана пастилу в класс, и она быстро расходилась по рукам.

*
Как-то раз мы не смогли купить Арсу маску, чтобы он в ней пошёл на какой-то свой праздник в одной из своих частных школ; так папа нарисовал и вырезал из картона шикарную морду тигра с прорезями для глаз. С двух сторон этого произведения прикрепили шляпную резинку, чтобы маска держалась на голове; и Арсово мероприятие прошло на ура.   

*
Как-то раз мы гуляли после уроков с Майей Алиевной по вечернему, фактически уже ночному, зимнему Марьино, и Майя Алиевна жаловалась, что шпаргалками ученики демонстрируют своё неуважение к преподавателю. Я ей возражала. Я пыталась донести до неё такую свою точку зрения, что как человека вас могут уважать и любить, и преподаёте вы интересно; но, когда начинается урок, а тем более какая-нибудь контрольная, начинается соревнование с преподавателем, преподаватель воспринимается, как противник и враг, которого надо обхитрить. Майя Алиевна пожимала плечами, говорила, что контрольная - такое же учебное мероприятие, как любое другое, и врага в преподавателе видеть совершенно не надо никогда.

*
Как-то раз мы случайно встретились с Майей Алиевной в глубокой тьме раннего зимнего утра у закрытых ещё дверей Районной Детской Поликлиники. Раз в год в этой Поликлинике все возрастные группы сдавали кровь на анализ, вот и мы с Майей Алиевной пришли за этим же, пораньше, чтобы занять очередь (кровь принимали только несколько дней не то в течение часа, не то в течение двух часов, и очереди выстраивались громадные). Неожиданно зафиксировав на "месте встречи изменить нельзя" любимую учительницу, я засияла, как новогодняя ёлка, и полчаса до открытия мы с ней общались, переступая зимней утренней морозной ночью с ноги на ногу и потирая руки в варежках.

*
Мода моих сверстниц становилась всё более потрясающей - в школу, правда, никто так не ходил - но из своего окна, которое после евроремонта в нашей с Арсом детской стало на одном уровне с кроватью, и я имела обыкновение выглядывать в окно, лёжа на кровати и отодвинув шторы - так вот из окна были видны стайки девиц лет по 16, девиц по пять-шесть в стае. Тоже я нарывалась на такие стаи на улицах, когда мы с Арсом ходили гулять и по магазинам. Ей-богу, девицы эти были одеты в ночные рубашки. Во что-то такое неопределённого цвета струящееся и выглядевшее линялым, и совершенно прозрачное, так что всё бельё было чётко видно. Дополнялся образ грозным вампирским макияжем, и я, лёжа на кровати и глядя в окно, кисло думала, что так они, наверное, пытаются привлечь противоположный пол - но, если б я была этим противоположным полом, я бы испугалась и убежала.
   
*
Одна из наших главных модниц, Юля Маркина, так, конечно, не одевалась, напротив, она даже выполняла школьный дресс-код: средней длины тёмная юбка и светлая блуза; но при этом она, как все следившие за собой девочки, ходила в тонких колготках (телесного цвета) и ставила лаком чёлку. Кроме того, она красила ресницы, что было моей мечтой, поперёк которой стояли родители. Так вот есть фотография, где Юля позирует, облокотившись на спинку школьного стула и разбойно улыбаясь в камеру. На этой фотографии Юля чем-то напоминает мне мою маму.

*
На "Камчатке" обитал Серёжа с серьгой в ухе, разбитной весёлый парень, певший под гитару "комбата":

Комбат, батяня, батяня, комбат,
Ты сердце не прятал за спины ребят...

Одно время я думала, не влюбиться ли мне в него.

Однажды этот Серёжа долго протянул со сдачей какого-то реферата, и протянул свой реферат преподавателю уже только на Линейке в Актовом Зале по случаю окончания четверти. Реферат был, неожиданно для "Камчатки", пухлый; и был прошит красивой розовой ленточкой с небольшим аккуратным бантиком на ней. Я почему-то подумала, что ленточкой Серёжин реферат наверняка прошивала его мама.

                17-07-2019