Последний пациент. Часть шестая-жаропонижающая

=1=
Островский еле переставлял ноги, поэтому Надежда была вынуждена нести его на себе. Когда они уже почти достигли процедурного кабинета, позади них раздался женский вопль, уже через несколько секунд он  прекратился. Вместо этого послышались странные звуки - что-то булькало и чавкало: будто свора голодных детей, пришедших на день рождения, дорвалась до бутылок с лимонадом и праздничного торта
“ Главное – не оборачиваться”, - думала Надежда. “ Если я увижу, что там происходит, меня парализует страх, и я больше не смогу сделать ни шагу”.
Открыв дверь в процедурную, она уложила Островского на кушетку.  Мужчина выглядел  очень неважно, цветом лица он мало чем отличался от своих обезумевших соседей по палате. Бинты, скрывающие его послеоперационный шов, полностью пропитались кровью. Решив, что займётся Островским чуть позже, Надежда бросилась обратно к двери, выглянула в коридор.
- Нет, - закричала она, увидев лежащую на полу медсестру, тело которой ещё билось в  предсмертных судорогах.  Вокруг склонилось несколько безумцев, они в яростном исступлении вгрызались в тёплую плоть женщины, утоляя свою жажду разрушения и убийства. Один из мужчин уже успел оторваться от своей жертвы и подняться на ноги. Надежда с трудом узнала в этом полуголом, залитом кровью человеке  Валерия Яковлева. Они встретились взглядами. Женщине показалось, что на его губах проскользнула улыбка. Мужчина двинулся в её сторону.
   Надежда захлопнула дверь, закрыла её на замок. По щекам старшей медсестры ручьём лились слёзы. Она понимала, что необходимо взять себя в руки, но шок от случившегося был слишком велик. Хотелось кричать в полный голос, проклиная свою судьбу и окружающий мир, хотелось разбежаться и изо всех сил удариться головой о стену, чтобы провалиться в тёмную пропасть небытия и стать безразличной к жизни и, что самое главное, к смерти.
Дверь сотряс удар, пока ещё не очень сильный, видимо нанёсший его человек (или не человек уже вовсе), лишь примерялся к возникшей на его пути преграде. Хорошо, что дверь открывалась наружу: выбить её со стороны коридора было возможно только если вместе с ней вынести дверную коробку. Удар. Ещё удар. И ещё... Со стены начали отваливаться куски штукатурки, падая на пол, они превращались в кучки песка. “Будто могильные холмы”, - подумала женщина.
- Надежда!
От неожиданности она вздрогнула. Островский пристально смотрел на медсестру. Мужчина ждал, что она что-то предпримет, понимая что только от Надежды и от её решительных действий сейчас зависят их жизни. Но женщина продолжала плакать и лишь утирала слёзы. Марку стало ясно, что рассчитывать на неё ему пока не стоит: женщина явно находилась в состоянии стресса.
- Дверь они не выбьют, скорее проделают в ней дыру, - сказал он, но больше для себя, чем для Надежды, после чего огляделся вокруг. Его взгляд остановился на шкафчике, полки которого были заполнены различными медицинскими препаратами.
- Давайте попробуем подтащить шкаф к двери.
Островский с трудом поднялся и даже умудрился сделать несколько шагов. Приступ тошноты и сильного головокружения заставил его остановиться. Баахх... Прямо посреди двери появилась небольшая вмятина... Баахх... от неё в разные стороны побежали пока что ещё маленькие трещины, … Баахх... но с каждым последующим ударом они увеличивались в размерах. Надежда заворожённо смотрела на эти живые узоры, словно разглядывала голографическую картинку.
- Это что, этиловый спирт? - Островский наконец-то добрался до шкафчика и теперь указывал в сторону стеклянной колбы, одиноко стоявшей на верхней полке.
Надежда вяло кивнула. Марк принялся лихорадочно размышлять. Идея, пришедшая ему в голову, была не ахти какая и если честно, особого доверия не вызывала, но других не имелось вовсе.
- Мне нужны спички, - заговорил он. - Есть спички?
Надежда не произнесла ни слова, лишь пожала плечами. Немного погодя, что-то вспомнив, указала рукой на нижнюю полку шкафа. Островский занялся поисками: довольно скоро среди разного медицинского скарба он действительно нашёл коробок со спичками. Без промедления,  Марк  тут же вскрыл несколько упаковок с бинтами и смочил марлевые повязки спиртом. И как раз вовремя – истошный крик Надежды возвестил о том, что преграды, отделяющей их от безумцев, больше не существует. В двери образовалась дыра, в ней показались чьи-то руки. Они быстро исчезли, зато вместо них появилась голова Петровича. Лицо старика было искажено в гримасе ненависти, устремив свой безумный взгляд на Надежду, он щёлкал гнилыми зубами. Островский схватил один из бинтов и, не мешкая, обмотал им голову Петровича, потом чиркнул спичкой. Марля, пропитанная спиртом, мгновенно вспыхнула. Голова Петровича превратилась в пылающий шар, после чего  старик отпрянул в коридор.
- Вы что наделали? – наконец-то подала голос Надежда. – Вы же его живьём сожжёте!
- Ну, допустим, не живьём, - ответил Марк. Не теряя времени, он поджёг ещё несколько бинтов. Примерившись, через дыру в двери запустил их в коридор. Потом взялся за колбу с остатками спирта и словно гранату, кинул её туда же.
- Пора признаться себе, что с этими людьми что-то не так, - продолжил Островский.  - Я не знаю, что именно с ними произошло, но на живых они уже никак не тянут.
- Их ещё можно вылечить. Это временное помешательство, - женщина с трудом подбирала слова. Всё её внимание было приковано к происходящему в коридоре – там уже вовсю пылало пламя, среди его отблесков метались тени.
- Вы серьёзно? Они живьём съели вашу подругу, и если бы добрались до нас, мы бы обязательно разделили её печальную участь. Каким образом вы собрались их лечить?
Марк подобрался к двери, заглянул в дыру.
- Кажется, я немного переборщил.
 Несмотря на то, что Островский говорил шёпотом, Надежда его всё равно услышала.
- Вы сумасшедший, - медсестра перешла на крик. – Именно вы, а не эти бедные люди. Они не в чём виноваты. А если кто и виноват, так это я.
- Вы? – удивился Марк.
- Да, я. Во всём произошедшем виновата только я, - женщина разрыдалась. – Я спустилась в подвал, я нашла эти лекарства, я велела Серафиме Ивановне воспользоваться ими.
Обхватив голову руками, Надежда бессмысленно уставилась куда-то в потолок, она как будто застыла в одном положении. Марк подобрался к женщине, попытался её растормошить, но бесполезно.
“Эмоциональный паралич”, – подумал Островский.
 В этот момент успевшую загореться  дверь сотряс мощнейший удар. Марк, будто в замедленной съёмке, наблюдал, как дыра увеличилась в размерах, и вот уже через неё в процедурный кабинет ввалился Яковлев. От полученных ожогов его кожа сильно покраснела, в некоторых местах она даже покрылась волдырями. Волосы на голове мужчины и вовсе горели, но того это нисколько не заботило: было очевидно, что безумец не чувствует боли. Издав звериный рык, он кинулся в сторону Марка. И тут произошло удивительное: сумасшедший  было протянул руки к шее Островского, но потом, словно передумав, бросился на Надежду. Марк не стал задумываться о природе таких странностей, вместо этого он вцепился Яковлеву в спину и попытался оттащить его от женщины, правда, сил для этого у него не хватало. Все вместе они повалились на пол. Вслед за Яковлевым в процедурную ворвались языки пламени. Огонь мгновенно добрался до шкафчика с медикаментами, потом перебросился на кушетку, взобрался на стол. Погасло электрическое освещение, теперь происходящее в процедурной озарялось лишь пламенем пожара.
 Вокруг Островского всё смешалось. Он уже мало понимал, что происходит, в его голове осталась лишь одна мысль – остановить Яковлева. Не обращая на бушующий рядом огонь, он сжимал толстую шею безумца. Краем глаза Марк видел Надежду. Женщина находилась без сознания. Яковлев не мог дотянуться до неё своими зубами, потому что ему мешал Островский, но руки у него  были свободны. Ими он и вцепился в горло медсестры.
 Марк понял, что Надежда погибнет, если он что-то не предпримет. Но что?  От своего бессилия мужчине хотелось заплакать, но вместо этого его вдруг захлестнула безудержная ярость. Она была настолько сильной, что даже поглотила боль, терзавшую его тело. Мозги отключились, дальше Марк действовал на животных рефлексах. Словно голодный дикий зверь, он вгрызся своими зубами в маячившую перед ним шею. Ему в лицо фонтаном брызнула кровь. Почувствовав её вкус, Марк провалился в чёрную дыру беспамятства. 
               

                =2=
Островский очнулся, когда пламя подобралось к нему вплотную. Причудливый танец огня завораживал, а гул пожара казался колыбельной. Марку хотелось остаться здесь навечно. Но инстинкт самосохранения взял вверх.
“Ты должен убраться отсюда”, - мысленно приказал сам себе Островский. С трудом поднявшись, оглянулся. Рядом с ним лежал Яковлев. Мужчина был мёртв, на его шее зияла огромная рваная рана, по сути, ему практически отгрызли голову.
“Неужели это сделал я?” – ужаснулся Марк. Он встряхнул головой, отгоняя наваждение. Прошептал сквозь зубы: “Господи, верни мне веру в себя и в свой разум”. Бог ответил ему, обдав жаром бушующего пламени. Наверное, он предлагал мужчине пройти обряд очищения огнём. “Когда-нибудь я так и поступлю, но не сейчас”, - ответил Марк Богу. Потом добавил:“У меня здесь ещё есть дела”.
А где же Надежда? Женщины нигде не было видно. Становилось трудно дышать. Марк опустился на колени, схватил какую-то тряпку, намочил её в луже крови, посреди которой лежал Яковлев, прижал ко рту. Пополз в сторону коридора. Добравшись до двери, или вернее, до того, что от неё осталось, Островский осмотрелся.
Прямо перед ним стояла Надежда. Марк окрикнул её, раз, другой, но женщина не обращала на него никакого внимания. Островский поднялся на ноги, дотянулся до её плеча. Надежда наконец-то обернулась. В её глазах читался безотчётный ужас, искусанные в кровь губы дрожали.
- Слышите? - обратилась она к Марку. - Демоны кричат.
Островский решил, что женщина, подобно своим пациентам, тоже сошла с ума, но всё-таки прислушался. Ревел полыхающий огонь, потрескивал горячий воздух, яркими углями сыпались со стен и потолка куски штукатурки. И вдруг среди всего этого хаоса звуков он действительно выделил чьи-то нечеловеческие вопли.
- Это не демоны. Это люди.
Словно в подтверждение слов Марка, пугающие ужасные крики, раздающиеся в высокой тональности, сползли в более низкую, и теперь в них прослушивалась сбивчивая отрывистая речь. Кто-то молил о помощи: “Сестричка, сделай мне укол. Сестричка, сделай мне укол”. Островский  вспомнил, что именно так бормотал Петрович, когда боль в его теле  становилась невыносимой, и единственным способом избавиться от неё была инъекция обезболивающего.
Надежда рванулась вперёд, но Островский успел схватить её за плечо.
- Пожар усиливается. Нам необходимо выбираться. Отсюда один выход – через окно, - закричал он.
Женщина только отмахнулась.
- Это Петрович. Я должна ему помочь.
Мужчина покачал головой.
- Видимо, перед смертью его обезумевшее сознание прояснилось, вот он и зовёт на помощь. Но помочь ему уже нельзя. Это не в ваших силах.
- Я должна! Это мой долг.
Старшая медсестра вырвалась из рук Марка и побежала по охваченному огнём коридору.  Островский потерял равновесие, упал на пол. Задыхаясь от внезапно накатившего приступа кашля, он смотрел, как языки пламени, словно голодные злые собаки, набросились на женщину и вцепились в её халат. Через несколько секунд Надежда превратилась в пылающую свечку. Огонь, словно страстный любовник, захватил её в свои жаркие объятья, но женщина будто оставалась к ним равнодушна. Для неё больше не существовало боли, её не мучили тревожные мысли и воспоминания из прошлого. Она не могла думать ни о чём, кроме своего долга. Он заключался в том, чтобы помогать больным людям. С этим огромным желанием  в сердце она прожила всю свою жизнь, с ним же она и умерла…
   Марк от досады и охватившего его отчаяния несколько раз саданул кулаком по полу. Потом развернулся и пополз в направлении окна. Всё его тело было покрыто красными пятнами от ожогов, из раны на животе сочилась кровь. Из глаз выступали слёзы, но они тут же испарялись из-за невыносимого жара. На счету была каждая секунда: ещё немного и его организм не выдержит таких нагрузок. Вот и окно. Островский приподнялся, рванул на себя раму, перевалился через подоконник.
- Неужели, это всё? – успел подумать он, падая в неизвестность.