Письмо Деду Морозу

1.
Приближался канун Нового года. Вовка, к тому же, умудрился ещё и родиться первого января и поэтому он, взволнованный и возбуждённый, ждал от этих дней очень многого. Представлял себе горы подарков, обилие сладостей и множество гостей. В этом нетерпении был непослушен, и постоянно вертелся у всех под ногами. Так мама ему и говорила: "Не вертись под ногами!", но он и не думал вертеться, он просто радовался грядущим праздникам, и на душе у него было очень хорошо. Только вот бабушка всё время приставала с предложением написать письмо Деду Морозу. Она опасалась ошибиться в выборе гостинцев, а он злился, возмущался и категорически отказывался: «Ба, ну ты же сама знаешь, что никакого Деда Мороза на свете нет!», и удивлялся притворной наивности взрослых. В следующем году ему предстояло идти в школу, и он считал себя уже достаточно умным, чтобы не верить, как всякая там малышня, в чудеса. А тем более писать письма несуществующему Деду. Вовка уже давно в нём разуверился, потому что каждый год просил у него папу и, получая роликовые коньки, настольные игры и всякие прочие игрушки, каждый раз до слёз огорчался, и вера в мифического Деда Мороза растаяла да улетучилась.   

С мамой и бабушкой ему было неплохо, но так хотелось иметь папу!   
Он очень расстраивался, когда в детском саду дети рисовали папам открытки к мужскому празднику. У Вовки не было не только папы, но и ни одного дедушки, даже самого-самого старенького у него не было. Обидевшись на всех, он зачиркал листок чёрным карандашом и сидел, сжавшись в комочек, слово испуганный воробышек, с трудом от обиды, сдерживая слёзы.

А ещё ему было стыдно перед мальчишками со двора, когда бабушка учила его ездить на велосипеде. Она со страхом бежала за ним мелкой трусцой, боясь отпустить, и кричала испуганным голосом: «Смотри не упади! Вовочка, не торопись! Осторожней, сынок!» Мальчишки смеялись, девчонки хихикали. Обидно! Совсем другое дело, когда соседского Витальку учил отец: «Ты настоящий мужик, ты сможешь. Крути педали и не оглядывайся». И не бежал испуганно вслед за ним, ахая и охая. В итоге, Виталька быстрее научился кататься и уже совсем скоро ловко крутил виражи на одном колесе.   

Вовка мечтал, что папа – большой и сильный – придёт за ним в садик, посадит на плечи и понесёт домой, а Вовка разведёт руки в стороны и будет представлять самолёт. А все будут смотреть и восхищаться: «Какой здоровский отец у Вовки!» Он мечтал ответить Ромке из пятого подъезда: «Я папе скажу», как говорит Виталька, когда Ромка дразнится и толкается. А ещё он завидовал Витальке, что тот знает названия инструментов и помогает отцу в гараже.   
– Дай ключ на семнадцать, – просит отец, и Виталька сразу его находит. Вовке становится грустно, и он привирает иногда другу про геройски погибшего отца при исполнении тайного задания Родины. Только в его рассказах отец каждый раз совершал разные подвиги: иногда в небе, иногда на море, а порой и в непроходимой тайге…   

– Вовочка, сынок, ну напиши письмо Деду Морозу, ублажи бабушку, – просила мама.   
– Не буду, – упирался Вовка, – он не исполняет мои желания, он вообще не читает письма.   
– Ну ты уже взрослый мальчик, и должен понимать, что бабушке надо уступать, – мама ласково улыбалась и гладила Вовку по вьющимся непослушным волосам.   
– Ну ладно, ради бабушки только.   

И Вовка сел писать. Он смотрел на чистый лист бумаги, и ему хотелось попросить новые лыжи с ботинками, водяной пистолет, управляемый танк, но всё это перебивала одна главная, ставшая навязчивой, мысль: «Я хочу папу». Так он печатными буквами и написал. И внизу добавил: «И машинку».   
Письмо, свернутое в трубочку, показал бабушке, повертел перед ней, кривляясь, но из вредности, не отдал. Задумался, улыбнулся и… встав на подоконник, открыл форточку и бросил его в метель, что не на шутку разгулялась на дворе. Она, танцуя над крышами домов, подхватила листок и, закружив, высоко подняла его и унесла в темноту.   
– Ух, ты! – удивился Вовка и, представив Снежную королеву, быстро закрыл форточку.   
– В кого он только такой упрямый? – вздыхали вечером мама и бабушка, составляя список продуктов к новогоднему столу.   
И вот досада: в последний день года мама, идя с работы с тяжёлыми пакетами, поскользнулась, упала и сломала ногу. Её отвезли в больницу, и за новогодним столом сидели только Вовка и бабушка. Мигала огоньками ёлка, звучала из телевизора музыка, пахло мандаринами и бабушкиным пирогом, но им было грустно. И даже подарок, найденный под ёлкой, не обрадовал мальчика. Он представил маму в больнице, одинокую, со сломанной ногой и, лёжа на полу перед ёлкой напротив Деда-мороза из ватного папье-маше, высказывал ему свои обиды.   
– Нет тебя, – зло щёлкал он игрушку пальцами по носу, – я у тебя папу просил, а ты ещё и маму отобрал. Вот тебе! Вот тебе! Получай!
И заревел, громко хлюпая носом. Бабушка, прижав его к себе, заплакала вместе с ним. Она вытирала его слёзы фартуком, который, как казалось Вовке, никогда не снимала, и гладила внука по непослушным вихрам.   
– Сиротинушка ты моя, – приговаривала бабушка, – завтра с утра пойдём к маме, не переживай так – ничего страшного с ней не произошло.   
Вот такой грустный Новый год случился у Вовки.   
А следующим утром начался его день рождения. На стуле, перед кроватью, его ожидал новый подарок, но мама с бабушкой опять не угадали. Стараясь не показать разочарования, поблагодарил бабушку, и стал торопливо собираться к маме.   

2.
Больница встретила Вовку неизвестными и неприятными запахами. Все люди почему-то были в белых халатах, ходили тихо, разговаривали шёпотом, и Вовке в больнице совсем не понравилось. Бабушка переобула его в домашние тапочки, накинула сверху длинный до пола белый халат, который приходилось держать руками, и осторожно ступая, повела по длинному коридору в палату, где лежала мама.   

В палате Вовка ещё больше испугался, увидев страшное приспособление, которое держало поднятой мамину ногу. Она улыбалась ему бледными сухими губами, её глаза с темными тенями, казалось, запали, а растрёпанные волосы разметались по подушке. Едва скрывая выступившие слёзы, Вовка уткнулся маме в живот, а она гладила его по голове и приговаривала: «С днём рождения, сыночек».   
Пока бабушка приводила маму в порядок, Вовка прохаживался по коридору и читал вывески на дверях. Затем он немного освоился и, сидя на кровати в ногах у мамы, уплетал мандарины. Мама с бабушкой вели какие-то серьёзные разговоры, не обращая на него внимания.   
– Сколько я должна дать врачу? – тихо спрашивала бабушка.   
– Дай санитаркам, медсёстрам, а к врачу не смей даже приближаться, поняла? – голос у мамы был встревоженный и строгий.   
Бабушка удивлялась и выпытывала у мамы, почему она так категорична, но та не отвечала и лишь отводила взгляд. Тогда бабушка, широко раскрыв глаза и прижав ладонью рот, свистящим шёпотом спросила: «Это он, что ли?»   
Мама кивнула. Бабушка схватилась рукой за сердце: «Он должен знать».   
Вовка затих и весь превратился в слух.   
«Странные взрослые, ну совсем не умеют хранить секреты. Думают, что я ничего не понимаю», – отковыривая краску со спинки железной кровати, думал Вовка. Он внимательно слушал не только слова, но и вздохи, и краем глаза следил за родными лицами.   
«Хорошо, что уши у человека не поворачиваются, как у кошки, а то бы я сейчас себя выдал», – рассмеялся он про себя.
 «Значит, есть врач, который лечит маму и от которого что-то скрывают мама и бабушка», – внимательно слушая беседу старших, рассуждал Вовка. Он вспомнил, что в коридоре на одной из дверей он прочёл фамилию: «Гл. врач Кирсанов А.В.».   
– Он женат? – тихо спросила бабушка, оглянувшись.   
– Нет, и детей нет, – мама вздохнула, – зачем ему жениться, ему и так хорошо. Вон, сестрички какие расфуфыренные ходят. Одна другой краше.
Вовка ничего не понял и ещё больше напрягся.
– А вот дети-то как раз и есть, – бабушка вздохнула, притянула Вовку к себе и крепко обняла, – сиротинушка ты моя, при живом-то отце.   
– Мама! Ты что за глупости говоришь?   
– А я вот сейчас сама к нему пойду и всё расскажу, – бабушка продолжала прижимать к себе внука. Ему было душно и жарко, но разговор настолько его увлёк, что он старался не пропустить ни слова.   
Наконец, бабушка отпустила Вовку и заплакала. А его тревожил этот непонятный разговор, он не знал, какой задать вопрос, чтобы хоть что-то понять. Но вдруг решился:
– Мама, а тебя какой врач лечит?   
– Травматолог Алексей Владимирович.   
– Кирсанов? – Вовка вспомнил табличку на двери кабинета.   
– Откуда ты знаешь? – резко обернувшись, хором спросили мама и бабушка.   
– На двери прочитал, – ответил Вовка, поняв, что врача Кирсанова и маму с бабушкой связывает какая-то тайна.

В тот момент он забыл о своём дне рождения и даже о сломанной маминой ноге. И о Деде Морозе, который так и не исполнил его мечту. С тех пор его не оставляли мысли о тайне, которую скрывали от него взрослые.   
Метель продолжала властвовать над миром. Вовка с другом Виталькой играли в настольный футбол, а бабушки мальчишек пили на кухне чай. Когда Вовкина бабушка прикрыла дверь и стала говорить тише, Вовка насторожился. Потом, приложив палец к губам, тихонько подполз к кухонной двери. Виталька последовал за ним. Оба, стараясь тихо дышать, подслушивали разговор взрослых.   
– Это неправильно, – громко шептала Виталькина бабушка, – из глупой гордости ты дочь лишила отца, а сейчас она лишает отца собственного сына. Надо обязательно ему об этом сказать. Вовка у вас замечательный мальчишка. Да может, отец будет несказанно рад получить готового сыночка, без бессонных ночей и грязных пелёнок.   

Вовке стало всё понятно, и вмиг созрело решение завтра же самому всё сказать доктору Кирсанову... Он же так мечтает о папе!   
В тот вечер Вовка долго не мог уснуть. Картины счастливой встречи рисовались в его воображении: «Я знал, что ты есть, что встречу тебя!» И слышался такой же радостный ответ долгожданного отца: «Я всю жизнь искал тебя, сынок». Он представлял, как папа, доктор Кирсанов, подхватит его на руки, поднимет высоко-высоко и скажет, как Виталькин отец: «Прорвёмся, сын». А все вокруг будут смеяться и прыгать, ликуя от радости. Потом его восторг сменялся обидой на маму и бабушку, которые так долго скрывали от него эту тайну. Мысли кружились в голове встревоженного мальчика и не давали уснуть. Он встал с постели и подошёл к окну. Прислонившись лбом к холодному стеклу, Вовка смотрел на вихри снега, метавшиеся в свете уличного фонаря по пустому двору, и вдруг увидел Деда Мороза! Шаткой походкой, с пустым мешком и бутылкой в руке, он, что-то напевая, пробирался сквозь сугробы, и на его лице мелькнула блаженная улыбка.
«А ты, оказывается, есть», – подумал Вовка и помахал ему рукой. Ночью ему снился доктор Кирсанов в наряде Деда Мороза. Он смеялся и, как брошенный листок, летал над крышами домов.   

Утром, собираясь в больницу к маме, Вовка тщательно почистил зубы, долго причёсывал и приглаживал рукой непослушные кудри и волновался так, что за завтраком его даже поташнивало.   
Теперь, утром, он уже с трудом мог представить, как подойдёт к совсем незнакомому человеку и скажет… Что? Он никак не мог придумать, что и как ему сказать.   
– Ты странный сегодня, часом не заболел? – бабушка прикладывала ладонь ко лбу и заглядывала Вовке в глаза.   
– Нет, мне ветер спать мешал.   
– Метель, будь она неладна, – согласилась бабушка, – даже детям спать не даёт.   

Затаив дыхание, он стоял напротив кабинета, на котором было написано «Гл. врач Кирсанов А.В.», и ждал. Не моргая, смотрел на дверь и шептал про себя: «Выйди, выйди». Но никто не выходил. Набравшись смелости, Вовка дёрнул ручку двери, но она оказалась заперта. Его боевой пыл ослаб, и Вовка, облегченно вздохнув, вернулся в палату к маме. «Ну и не надо, – обиженно подумал он, – мне хорошо с мамой и бабушкой. А ты живи один и мучайся».   
И в этот момент в коридоре послышались уверенные мужские шаги. Вовка вышел и, преодолев страх и сомнения, открыл дверь в кабинет. Врач Кирсанов сидел к нему спиной за столом и что-то писал.   
– Вы по какому вопросу? – не оборачиваясь, спросил он. – Сейчас я занят.   
Вовка продолжал стоять у него за спиной. Сердце стучало громко и, казалось, было готово выпрыгнуть из груди. Врач обернулся и, увидев ребёнка, не удивился: «Тебе чего, мальчик? Где твоя мама?»   
– Мама в седьмой палате, – промямлил Вовка, и его нижняя губа предательски затряслась. Безликое, чужое, холодное «мальчик» пронзило его маленькое, любящее, страдающее сердце. Алексей Владимирович протянул ему большой апельсин: «Возвращайся к маме, малыш, и не стоит тут разводить сырость». Вовка, сдерживая слёзы, во все глаза глядел на доктора и медленно пятился назад. Тихо вышел и, не закрыв дверь, побежал по коридору.   

– Не нужен мне никакой отец, – и он с силой бросил апельсин на пол. Шкурка лопнула, и сок брызнул на стены. Сладкий запах разнёсся по коридору. Не помня себя, мальчик заскочил в какую-то маленькую комнату, где хранились вёдра, тазики и еще какой-то инвентарь и, упав на тюк белья, зарыдал. Слёзы душили его, горе – большое неподъёмное для детской души, разрывало сердце.
– Ну-ну, успокойся, – пожилая нянечка, услышав детский плач в кладовке, зашла и села рядом, – кто тебя обидел?   
Ласково обняла мальчонка, погладила по курчавым волосам.   
– Он мне совсем не отец, – Вовка заикался от плача и от раздиравшей душу обиды, – он мне вообще не нужен. Пусть сам ест свои апельсины.   
– Так это ты бросил апельсин в коридоре?   
Слёзы душили, мешали говорить, мальчик судорожно всхлипывал, и частая судорожная дрожь сотрясала его худенькое тело.   
– Да кто же тебя так обидел, горе луковое? Где твой отец?   
– Там... там… в кабинете, пишет.   
– Кто пишет?   
– Доктор Кирсанов.   
– Да кто тебе сказал, что он твой отец? У него отродясь детей не было.   
– А вот и есть. Вы не знаете, – Вовка оттолкнул от себя нянечку.   
– А ты откуда знаешь? Кто тебе сказал? – странный ответ мальчика подогревал ее любопытство.   
– Мама и бабушка. Они… они не хотят ему говорить, а я…, я… сам… решил, – и Вовка вновь залился безутешными слезами.   
– Фамилия твоя как?   
– Котов я, Вова.   
Нянечка, как смогла, успокоила мальчика и отвела его в палату к маме.   
– Что ж вы за ребёнком не смотрите? – укоризненно покачала головой, с интересом присмотрелась к Вовкиной маме и подумала: «Вот тебе и дела!» И побежала делиться горячими новостями с персоналом.   

3.
К вечеру следующего дня старшая медсестра осторожно пересказала главному врачу странные слухи, что гуляют по больнице уже второй день. Алексей Владимирович привычно отмахнулся: мало ли что болтают женщины в отделении, но всё же новость отложилась в памяти. Она была слишком серьёзной, чтобы отбросить и забыть. Многочисленные похождения любвеобильного красавца-доктора обрастали легендами. Мало кто из женского персонала устоял перед очарованием молодого врача, но, насколько он помнил, учительниц у него не было. Он снова раскрыл медицинскую карту больной Котовой.
– Котова, – пытался вспомнить, – Котова Наталья, учитель биологии…   
Утром, во время медицинского обхода, он с особым вниманием осматривал пациентку Наталью Котову. От этого особого взгляда она покраснела, и врач это заметил. Опытный в любовных делах, он не испытывал особого волнения, но загадка не давала ему покоя. Где и при каких обстоятельствах могла состояться их встреча? Лицо молодой женщины казалось ему знакомым, но не более того. И вдруг вспомнил! Ну как он мог забыть? Правда, это было так давно и мимолетно… Да-да, лет семь назад в отделение травматологии пришла молоденькая выпускница медицинского училища.   
– Точно, – вскричал он, припоминая, – Котова! Наташка.
И ещё он вспомнил, что ласково называл её «кошечкой» за неповторимую чувственную грацию и очаровательную улыбку, при которой кончики её губ поднимались вверх, и она становилась похожа на игривого котёнка. Юная сестричка не устояла перед любовным натиском доктора-ловеласа и, к его мужскому удовлетворению и некоему опасению, он оказался её первым мужчиной. Совершенно не нужное ему чувство ответственности напрягало. Наташа же вся светилась от первой любви и глупо верила, что теперь их судьбы соединятся законным браком. Её пылкость и трепетность, чистота и доверчивость манили и обескураживали одновременно, но никаких серьезных намерений у него не было. Её преданность льстила его самолюбию, но он по-прежнему не пропускал мимо ни одной юбки.   
А потом она внезапно исчезла. Он вспоминал некоторое время «свою кошечку», «своего котёнка» и даже немного тосковал, но, как мартовский кот, той же весной легко нашёл ей замену.   

– Неужели она? Неужели родила? Но почему не сказала? – мысли роем кружились в голове, и он подумал: «А не поговорить ли с ней?»   
Смешного кудрявого мальчугана он больше не встречал в коридоре больницы. Наташу навещали только её мать, коллеги, друзья.   
А смешной мальчуган после перенесённого стресса слёг с сильнейшей ангиной. Дети скорее взрослых забывают горестные моменты жизни, но Вовке не с кем было поделиться. Доктор в белом халате, протягивающий ему апельсин, приходил к нему тяжёлыми ночными видениями, и мальчик медленно и тяжело выздоравливал.   

Метель стихла, на смену ей пришла солнечная морозная погода, и Вовка с тоской смотрел в окно. Там детишки катались с горки, строили снежную крепость, валялись в снегу и, румяные и веселые, расходились в сумерках по домам.   
Заметив странное внимание со стороны медицинского персонала больницы, Наталья стала подозревать, что мать всё-таки разболтала её тайну и, рассердившись, высказала своё недовольство.   
– Да, что ты, ни одному человечку даже не намекнула, – немного слукавив, клялась старушка, пряча взгляд. Виталькиной бабушке она доверяла, но когти сомнения терзали её душу. Плохо было всем. Этот новый год принёс физические страдания и душевную боль каждому члену их семьи.   

А растревоженную Наталью накрыли воспоминания о той первой любви. Тогда, юная и неопытная, поддавшись сильному чувству, она доверилась Алексею, и шквал эмоций отключил её рассудок. Веря каждому его слову, каждому взгляду, вздоху и ласке, уже через два месяца после первой встречи поняла, что в ней зародилась новая жизнь. Счастливая, летела к любимому разделить радостную весть, но, открыв дверь кабинета, застала его целующимся с другой. Мир в одночасье рухнул. В тот же день Наташа написала заявление об уходе и устроилась лаборанткой в научно-исследовательский институт на кафедру биологии. В медицину не вернулась – заочно закончила педагогический институт. Гордая и сильная, она вычеркнула Алексея из жизни, решив оставить ребёнка.   
«Вырастим, я же тебя смогла», – сказала ей мать, укорив в душе судьбу и наивную обманутую дочь. Потом поплакали вместе, и так на свет появился Вовка.   

Свою первую любовь Наталья не забыла. Чувства, конечно, с годами притупились, обида тоже, но, встретив Алексея в больнице, она вдруг ощутила неизбывную щемящую тоску. Огорчало собственное нездоровье и беспомощность. Болью отозвалось и то, что он её не вспомнил. А ещё эта нездоровая суета вокруг…
Но вот закончились праздники, ёлки убраны, игрушки упакованы в коробки. Деда Мороза в красной шубе Вовка, щёлкнув не единожды по носу, завернул в бумагу и спрятал в диван до следующего года.   

Наступила оттепель, дни стали длиннее, в воздухе всё громче каркали вороны, шумели воробьи. Вовка ходил в детский сад и категорически отказывался проведывать маму в больнице.   
В мужской праздник он с ещё большей злостью исчеркал чёрным карандашом лист и нагрубил воспитательнице. У него участились необъяснимые приступы агрессии, непослушания. Мама переживала, но списывала на кризис переходного возраста шести-семи лет. Ей и в голову не могло прийти, что её ребёнок пережил тяжёлую травму разочарования и предательства. Он по-прежнему не знал, как оценить мамино и бабушкино молчание об отце, но и спросить напрямую не решался.   
Всплеск негативных эмоций произошёл у Вовки и в день женского праздника. Если бабушке он старательно сделал красивую аппликацию, то открытку для мамы испортил…   

4.
Пришла весна, и в их семье всё стало, как прежде.   
Мама ходила на работу, Вовка учил стихи к выпускному в детском саду и ждал обещанной поездки на море. Зимние невзгоды канули в прошлое. Обида на доктора Кирсанова прошла. «Он же не виноват, – рассуждал Вовка, – он ведь не знает, что я его сын». Мальчишке хотелось поговорить об этом с мамой, но боялся болезненного разговора и всё откладывал его. Да и побаивался он.   
Однажды, в тёплые дни мая, гуляя во дворе, Вовка с удивлением заметил маму, сидящую в красивом автомобиле. Она оживлённо разговаривала с каким-то мужчиной и вдруг обняла его и поцеловала. Вовка замер от неожиданности и вмиг понял, что это доктор Кирсанов.   
– Бабушка! – запыхавшись, закричал с порога, – мама целуется в машине с доктором Кирсановым.   
Та всплеснула руками, заохала и побежала на улицу.   
– Выходите, он вас заметил, – стучала бабушка в окно автомобиля, – а то, как бы хуже не было.   
Вовка увидел в окно, как доктор Кирсанов помогает маме выйти из автомобиля, и выбежал во двор. У мамы был счастливый, виноватый и встревоженный вид, а доктор Кирсанов серьёзно взглянул на Вовку. У того опять предательски задрожала нижняя губа…   
– Вы... ты... будешь жить с нами? – как и в прошлый раз, мальчик смотрел на доктора широко распахнутыми глазами, и они вновь наполнялись слезами, а голос дрожал.   
– Ну, – тоже слегка замялся доктор, – если ты позволишь...   
Вовка немного помолчал…, все напряглись…
– Да живи уж. Я давно знаю, что ты мой папа, – и уткнулся головой матери в подол. – И не дари мне больше апельсины, – пробурчал обиженно, увернувшись от объятий доктора.   
И все вмиг ощутили вселенскую усталость от тайн и обмана, почувствовали щемящую жалость к маленькому родному, ещё совсем беспомощному человечку, который в одиночестве пережил невиданные страдания и ни одним словом не обмолвился, не пожаловался. И стыд, оттого что взрослые, обуреваемые своими страстями и переживаниями, не заметили горе маленького человечка.   

И ещё долго Вовка называл отца «доктор Кирсанов», постепенно привыкая к нему. Но теперь у него был папа. И папа самый настоящий! Первого сентября он пошёл в школу, гордо держа отца за руку и больше никто не посмеет его обидеть, ведь он всегда может сказать: «Я папе скажу».

А накануне нового года Вовка уверял Виталика, который уже не верил в чудеса, что Дед Мороз на самом деле существует, надо только правильно отправить ему письмо. Его не следует отдавать маме, папе или бабушке, письмо надо выкинуть в форточку в метель, и тогда желания обязательно сбудутся.