СРТ Глава 25 Радикал, суверен и типология права
Глава 25
Радикал, суверен и типология права.
Карл Шмитт ценен для Нас с Вами своими мыслями о России, с которыми мы и познакомимся ниже. Шмитт выдающийся правовед и своими трудами вернул мировую правовую мысль на вечные основы правового Кодекса Императора Юстиниана, опровергнув постулаты либерального республиканского Гражданского Кодекса Наполеона. Правовые категории Шмитта о радикализме и суверенности решений Мы с Вами не можем не разсмотреть для обретения конкретности дальнейшего диалога.
В вопросах обоснования формы власти, как диктатуры, теоретик «десизионизма» Карла Шмитт является главным теоретиком этого феномена общественных отношений. Десизионизм по Шмитту, это область отношений, затрагивающая сферу легитимности принятие решения властью в исключительных случаях; и тут же в этом правовом поле находится связанное с ним понятие суверенитета. Но Шмиттом в «Политической теологии» не был сформулирован расовый принцип характера этих феноменов социальности. К этим вопросам ему неизбежно и закономерно пришлось обратиться в работе «Пять уроков для России», которую Мы с Вами далее подробно разсмотрим.
В процессе новоевропейской секуляризации формы религиозного сознания замещаются в общественном и личном сознании своим политическим аналогам-заменителям. Для Шмитта важен синхронический характер этой связи. Он в каждый данный момент времени он предлагает увидеть господствующую систему политико-правовых понятий и представлений в качестве определенной теологии, опрокинутой в социальность, обнаружить за формами мысли политических прагматиков, теоретиков и практиков права «последнюю, радикально систематическую» конструкцию исповедуемых ими или самим «духом времени» метафизических очевидностей. «Метафизическая картина мира определенной эпохи имеет ту же структуру, как и то, что кажется очевидным этой эпохе как форма ее политической организации» - собственно, реализуемый Шмиттом метод состоит в раскрытии этого тождества, в установлении «политико-теологического» соответствия. В работе «Политическая теология» есть методологическая часть, где Шмитт заявляет свой метод политической социологии. Феноменологический взгляд политической социологии Шмитта, в самом деле, снимает псевдоколлизию «общественного бытия» и «общественного сознания», отказываясь от амбиций причинного объяснения. Не правда ли это предтеча геоисторического взгляда Б.Ф. Поршнева разсматривающего историю хотя и в своем ракурсе, но как отношения «особь-особь», в противовес материализму либералистики причинно-спекулятивному - «особь-среда».
Откуда берутся современные либерально-материалистические, обязательно атеистические богоборческие взгляды, неизменно сопутствующие всем социальным мировоззренчески секулятивным теориям - «измам»?
А оттуда, из взгляда «особь-среда», в котором разсматриваемый Субъект - Особь здесь анонимная, безлико-безпредметная, всечеловеческая Ипостась и это кривое зеркало мировоззренческой социальности, в котором можно увидеть только «политическую», то есть частичную (политический взгляд, политическая партия отделенная мировоззренчески лозунгово-безпредметно часть общества) ущербную «истину». Только предметный взгляд на мир, как отношение «особь-особь», в их поисках Абсолюта Сущности своего Существования, как типологической связи, совести с Творцом (!!! И это главное В.М.), может дать Нам с Вами возможность пророчески предметно вглядываться в Будущее. То есть взгляд «особь-особь» плодотворен лишь в триаде (!!!) с ощущением, прорицания Духом Личности и Социума, Божественного замысла Создателя нашего Мира. Вот этого то не хватает Шпенглеру, Шмитту, имперцам западного материалистического типа, и нашим мыслителям XXвека Б.Ф. Поршневу, Ю.В. Кнорозову и В.М. Глушкову, хотя последние и атеисты, но безсознательные типологические великоруские имперцы врожденного Духа. Присущий им от Природы типологический великий Радикализм, как поиск Основ Бытия, природен, как и абсолютно верен по направлению, но не доходит до Сути ощущения глубины мировоззренческой Триады - «особь-особь» под омофором и в прорицании замысла Творца, безусловное, необходимое наличие которой в изследовании Мы с Вами и отмечаем для себя.
В чем главный мировоззренческий изьян взглядов вышеперечисленных выдающихся деятелей, предметных мыслителей, которые перешагнули через либеральную схолостику безпредметной мысли?
А в том, что несинкретизируемая социальная Гармония, между эстетически духовным Бытием и материально этическим бытием человеческой Природы, как и заложенного в нее свыше принципа Социальности, с ее Высшим принципом Имперскости, подменяется ими допуском синкретизации этих различных Ипостасей, как основы и метода изследования человеческой Природы.
Все три работы, вошедшие в русский сборник Карла Шмитта «Политическая теология», представляют собой опыт такого рода установления «политико-теологических» тождеств и соответствий. Вчитайтесь, именно этот проблемный ракурс, встроен в каждое из трех заглавий. Сам трактат «Политическая теология» снабжен подзаголовком: «Четыре главы к учению о суверенитете». Встречей «политической теологии» с «суверенитетом» на титульном листе вполне обозначена интеллектуальная задача, предпосланная работе: - ее предмет – «радикальное» (сущностное, психологическое В.М.) прояснение понятия суверенитета, которое, в силу специфики метода, превращается в социологию понятия суверенитета.
Стоит ли говорить, что вопрос о суверенитете далек от академической праздности, что он политичен?
Вопрос о суверенитете - это тот случай, когда политическая социология становится политической в шмиттовском смысле - в смысле максимальной потенции размежевания. Концепция «ограниченного суверенитета» (международно-правовой глобализм!; сегодняшнее лакированное либеральными трескучими штампами состояние государственности России, в симбиозе с «правовым государством» В.М.), «делимого суверенитета» (федерализм!), концепция «правового государства» (либеральный демократизм!) - это опорные вехи того полемического пространства, в котором действует логика Шмитта.
«Суверенен лишь тот, кто (свободно В.М.) принимает решение о чрезвычайном положении», - первые слова трактата. Потенциал этих категорий - терминов «чрезвычайное положение» и «решение» раскрывается Шмиттом . «Решение» в его специфичности Шмитт видит в норме формулы права. По Шмитту правовое заполнение пространства не устраняет моментов правового вакуума на правовом поле государства. Эту недостаточность общего правопорядка описывается в терминах «исключительного случая»: - «Исключительный случай, случай, не описанный в действующем праве, может быть в лучшем случае охарактеризован как случай крайней необходимости, угрозы существованию государства или что-либо подобное, но не может быть описан по своему фактическому составу. Лишь этот случай актуализирует вопрос о субъекте суверенитета, то есть вопрос о суверенитете вообще». Имеет ли место «исключительный случай» - вопрос, не относимый к действию правовой нормы, но решаемый, с позволения сказать, посредством решения, «персоналистически ответственного» приказа власти принимающей на себя диктаторские властные сущности (или имперские по Ильину В.М.).
Итак, суверенен тот, «в чьей компетенции должен быть случай, для которого не предусмотрена никакая компетенция», при этом само собой разумеется, что «предпосылки и содержание компетенции здесь необходимым образом неограниченны». Суверен принимает решение о чрезвычайной ситуации и организует ее в качестве некоторого порядка. Это властное водворение Порядка изнутри демократическо-республиканского конституционного Хаоса - решающая предпосылка возможности действия какого бы то ни было права. «Не существует (никакой правовой В.М.) нормы, которая была бы применима к Хаосу.
(и она не может от Природы устанавливаться «общечеловечески» никакой инстанцией человеческого Духа, а может быть лишь типологически предметной, применимой к данному моменту состояния социальности в режиме конкретного Хаоса В.М.)
Должен быть создан порядок, чтобы имел смысл правопорядок», - фиксирует Шмитт. Отсюда тезис: «Суверен создает и гарантирует ситуацию как целое в ее тотальности». Так в этом ракурсе и теистический Бог, трансцендентный «космосу», выступает его онтологическим гарантом.
В качестве полемического контрпонятия своему учению о суверенитете Шмитт не упускает из виду доктрину либерального «правового государства».
Современная сущность либеральных демократий - их двойственное существование сосредоточенности на приоритете «бизнеса и безразличие, если не поощрение прибыльной составляющей общественных процессов и поощрение хаоса вулканически дышащего подполья, делающая непредсказуемо опасной жизнь простого изначально беззащитного члена общества - эта черта отмечается Шмиттом, как тенденция к абсолютизации «нормального состояния», ситуации уже-конституированного порядка. Такая «правовая система» делает возможным полное невосприятие властью «правового государства» вопроса об «исключительном случае» (вопроса о радикально понятом суверенитете, полностью или внешне частично его отрицая В.М.), которыми отмечены конституции «правовых государств».
(наглядный пример Курилы и деятельность руководства России; в суверенном государстве любой деятель поднимающий вопрос об утрате территории, в любой форме, немедленно и жестоко уходит в небытие с правовым штампом государственной измены; но руководство «правового государства», в том числе России, выдвигает любой надуманный предлог от своей «международной конституции» или «международного права», пребывая в либеральном, гибельном для Нас с Вами «тренде» В.М.)
Последовательным выводом правового либерализма является положение, фиксируемое Шмиттом в отношении теоретизаций либеральных идеологов: «государство тождественно своей конституции» и «народ заслуживает своей власти», то есть в подобной обстановке виновен Объект властных посягательств, а не господствующая при тотальном внешнем влиянии система от Субъекта.
Идея чрезвычайной ситуации, между тем, предполагает нечто совершенно противоположное: «если это чрезвычайное состояние наступило, то ясно, что государство продолжает существовать, тогда, как право отходит на задний план». Шмитт политический реалист: - «Можно ли покончить с экстремальными исключительными случаями, - говорит он, - это вопрос не юридический. И если кто-то верит и надеется, что такое действительно возможно, то это зависит от его философских убеждений...». Но пока экстремальные случаи наступают, то «правовое государство» («ссср» и сегодняшняя Россия В.М.) остается идеологией - формой «ложного сознания», иллюзорно стабилизирующей действительность среды средствами космополитической «объективной картины мира и сегодняшней объективной реальной данности» (как и ранее иллюзорным построением мировой социалистической системы, «светлого будущего (абстрактного, безнационального) человечества» В.М.).
Определение суверенитета Шмиттом строится, как социология понятия суверенитета. В достаточно подробном анализе аргументов либеральных теоретиков права Шмитту удается показать: проблему суверенитета они решают его полным отрицанием. Здесь Шмиттом строятся параллели с областью теологии: - «чрезвычайное положение имеет для юриспруденции значение, аналогичное значению чуда для теологии». А «идея современного правового государства реализуется с помощью такой теологии и метафизики, которая изгоняет чудо из мира и которая так же отстраняет содержащееся в понятии чуда нарушение законов природы, устанавливающее исключение путем непосредственного вмешательства».
Идея «Политической теологии» о фундаментальных метафизических структурах, к которым возводима циркулирующая совокупность институциональных и концептуальных политико-правовых форм, - эта мысль о базовом «политико-теологическом» соответствии востребуется Шмиттом не только в методологическом плане. Она служит отправной точкой оформляемого им понятия Легитимности. Собственно, Легитимность и есть эта фундаментальная очевидность, поскольку она задействована в сфере политико-юридического, в сфере формирования, функционирования власти и ее дискурса.
В свете этого понятия Шмитт говорит о демократии на страницах «Политической теологии» подводя черту: - «удел демократии - упразднять самое себя в проблеме образования воли».
Свидетельство о публикации №218121900927