Пиво науки

или примитивно объёмное интервью


А жизнь такая непредсказуемая штука, что никогда не знаешь, когда окажешься на Великой Китайской стене, без просьбы подвинуться.
Это если говорить, забегая вперёд предстоящих событий.

Но вот же в чём задача, что, чтоб попасть не под раздачу, а на раздачу всего для тебя незабываемо-вкусного, нужно предчувствовать время.

И этот новый день, как продолжение моего пока ещё мифичного романа, стал тем моментом, когда раздавали не «солженицынских СЛОНов», а университетских.

«Никогда ничего не просите сами, особенно у сильных мира сего».

Во-первых, чтобы тебя услышали, нужно иметь голос диапазоном на все пять континентов, а во вторых, сильные мира сего – это режиссеры событий, и навязать им мысль о том, что именно вы подходите на яркую роль в фильме – невозможно. Необходимо, чтобы они увидели, что именно под вас писалась эта долгожданно-желаемая для вас «амплуа».

Моим амплуа на сей раз было - взять в руки диктофон и сделать интервью с директором Института имени Конфуция. Но, чтобы не изменять традициям, поставим именной шифр на последние три буквы «деЙ».

Конечно же, вам не терпится узнать, куда же подевались все предшествующие «И»? Но на этот вопрос точно знают ответ лишь те, кто по-настоящему влюблен в жизнерадостный посыл русской «царизмы» -  искусно глубокой философии бытовых потребностей.

А царизма сама по себе – проста, как трижды три – девять.

Разве сложно понять, что ровно девять месяцев до каждой новой весны, и до каждого нового истинного создания человеческих посылов на три последние буквы с обязательной краткой «..Й».

Конечно, куда тут обойтись без многократности?
Так совершенно никуда не придёшь.

Вот только одно очевидно, что со мной слишком часто обходились кратко и без прелюдий. Иначе, я бы не стояла в главном корпусе национального главенствующего Университета нашей Великой некратной родины, и не брала бы необходимо-должное интервью.

«деЙ» не спрашивал меня где «И». Но, как не странно, ему очень понравилась или я, или мои вопросы, или моя нестандартная манера подхода к людям. А, возможно,  мой неподдельный интерес к китайскому, на котором всё ещё, даже при великих стараниях моего частного репетитора в лице моей дочки «китаистки», я не могла сосчитать так, как это получалось у четырёхлетнего ребёнка.

А возможно, этот Великий Директор Института появился в моей жизни во имя спасения моей же интеллектуальной репутации. И, естественно, вручил мне, как уже повелось, визитную карточку.

С пламенным желанием обоюдного сотрудничества, на все четыре стороны мы разошлись, чтобы встретится на записи авторского проекта «Личность». Где та самая «личность на три последние буквы», поступательно и примитивно, на языке моего сознания, рассказала мне удивительную историю зарождения китайского языка в нашей чудной (главное – не только правильно расставлять приоритеты, но и ударения) стране.

«деЙ» учился в Москве  в замечательное время, когда мы были в общей связке великой мощи Советского Союза. Что значит – были нерушимыми.

На интервью я пришла, как всегда, с самыми примитивными вопросами, чтобы не то чтобы не путаться, а чтобы поговорить о том, о чём никто из журналистов не только не спрашивает, но даже не помышляет.

Мы говорили о детстве героя, его родителях, его страхах, мечтаниях, его учителях и всём остальном, что за ворохом быстрого века кажется абсолютно не значительным. Но, как показывает жизнь, именно всё это далеко незначительное принимает форму главенствующих фундаментальных основ действительности.

Всё у «деЯ» было относительно обычно… но только – до Университета.

Откуда такая уверенность?

Просто, в отличие от диктофона, память запоминает не всё, а только то, что является стержнем основ и то, что даже при старании и не вспомнить, не поддерживает забывчатую инициативу.

Первое, что я запомнила лучше, чем современная аппаратура, это сцену «почтичто тестирования», только в те годы она называлась «Профессиональный отбор».

Профессиональный отбор проходил по стандартной схеме: в конце первого курса, когда отбирают по тонкому профилю. Из всего курса студентов, так стало, что пять «ботаников» (глубокие сомнения насчёт кавычек) определили на профильных кадров Востоковедения. Будем отныне называть их попроще для запоминания и воспроизведения – «китаистами». Так вот, что по-моему естественно, «деЯ» определили в этот самый тонкий профиль. Чем его шокировали на столько, что, когда весь поток, после оглашения результатов, радостно пошёл распределяться, мой герой остался таки сидеть в зале до тех самых пор, пока к нему не подошёл Профессор и не затеял диалог в виде притчи, естественно, - с китайским уклоном:

- Что?.. Востоковедение?
- Откуда знаете?
- Слишком много горечи в мимике без морщин.
- А чему тут радоваться… пока все будут кувыркаться по Европе с диапазоном в три-четыре языка, мне придётся все студенческие годы влачиться микроскопическими шажочками на тибетские подступья.

Профессор широко улыбнулся:
- Но это только до тех самых пор, пока ты не осознаешь, что корень науки, как пиво, - сразу горький – потом сладкий.

В интервью «деЙ» признался, что с этих профессорских слов у него будто бы отросли крылья.

Хотя мне почему-то кажется, что это были никакие не крылья. Просто, в этот момент в Китаисте проснулся самый настоящий дракон – по всем китайским календарям тысячелетней давности.

А вообще, со звёздами, - особенно – где главенствующая тема гороскоп, не поспоришь. И не нужно быть великим астрономом, чтобы понять, что если ты родился в день рождения Конфуция, то просто таки обязан возглавить структуру, организованную под его знаменем.

Мне всё ещё было бесконечно горько, что касалось китайского языка, и становилось всё слаще и слаще – в своей самой чудной профессии. Которая, как бы давно уже признанна одной из самых древних, но – всегда с большими сомнениями – по поводу собственной самостоятельности.

Но, как не странно, во мне эти два корня не спорили, а пытались стать каждый и по отдельности собственно-выведенным женьшенем. А вот тут уже не нужно быть особо профильным ботаником, и не обязательно иметь ворох глубоких познаний в иероглифичной таблице, а достаточно всего-то выучить девятый ключ, который в транскрипции звучит как «жэнь», а переводится, как «ЧЕЛОВЕК».

Так вот, чтобы стать настоящим человеком, и продолжать им быть всегда и повсеместно, просто помните притчу о пиве. Поверьте, это ещё проще, чем выучить состав обыкновенного пива: хмель, солод, «все дела»… выползает слово «эль»… и все остальные живые ингредиенты.

… а по сути-то, именно с этого интервью с Великим «деем», мы приступили к огромному производству настоящего ПИВА НАУКИ под названием «ЧЕЛОВЕК».
Никогда не оборачивайтесь назад, особенно, когда точно знаете, что вас ждут в Тибете.

МоЙ дорогоЙ героЙ «деЙ» в миг, когда небо подмигнуло ему глазом Профессора, по-настоящему успокоился, и начал постепенно и поступательно грызть корень науки. Естественно, - не кувыркаясь по европейским просторам. И нечему тут удивляться, у каждой фигуры свой параллелограмм.

Моим же в данный момент был – диктофон. Ведь, наслаждаясь выбранной профессией, я наслаждалась живым звуком общения, а не страхом перед тем, как задать правильно следующий вопрос.

Зачем бояться? Ведь они, вопросы, у меня были распечатаны на формате «А4». Думаю, многие смеялись с того, что десять примитивных вопросов не упомнить? Но тогда завидуйте сейчас, когда я вам скажу, как на духу, что с этого не смеялась ни одна настоящая Личность.

А они, Личности, вообще на мои непривычно вычурные манёвры не обращали никакого внимания. Или делали необращённый вид. Но, какого же было их удивление, что это никакой не тест на восприятие «малограмотной профессиональной подготовки», а самый что ни на есть натуральный образ жизни.

Следующую часть интервью я не слушала, хоть и слышала всё, что в нём говорилось.

Где же витала? Нет – не в облаках, а во времени древних воспоминаний своего детства. Даже – нет, скорее – следующего возрастного периода, – в котором, на целое лето, наши родители позволяли завести кроликов.

… так вот – где-то на окраине колхозного сада, находились бесхозные материалы для до конца необдуманного строительства, и на месте начатого, но так и не организованного фундамента, росла мини-плантация одуванчиков. Мой, уже тогда, жизненный опыт подсказывал, что сок стебля (молочай) оставляет веснушчатые пятна на одежде, которые не отмываются. Но, что меня удивляло ещё больше, это то, что первоначальный цвет пятно-производителя абсолютно белый и бесконечно горький. Но детский, возможно исключительно советский, инстинкт требовал всё (или почти всё) попробовать на вкус, что и сейчас стало поводом произвести опыт над вкусовыми рецепторами. И, таки да, горькое молоко в послевкусии становилось обязательно сладким.

Мне нравилось рвать крупные (даже я бы сказала – буйные) листы одуванчика, которые на этой «плантации» напоминали по размерам лопухи. Руки становились липкими, как от мёда, и веснушчатыми, как будто зацелованные солнцем. Но самое главное было всё ещё впереди. Потому что самое интересное зрелище, это, - как кролики невероятно интенсивно грызут плоды твоего, казалось бы, примитивного труда.

Мой же «деЙ» не был похож ни на кролика, ни на Конфуция. Он был похож исключительно на героя моего романа. Вот только в тот день я ещё точно не знала, какого именно. Потому как корень науки во время примитивно-объёмного интервью находился ещё глубоко в сознании моей собственной приземлённости.