Операция Мерседес 5

Фрагмент 5

   Свои встретили дружной судорогой – захлопали учебники, зашуршали конспекты. Лица приняли шкодливо-виноватое выражение.
  - А-а, шпаргалисты,- принялся стращать я, без всякой, однако, злобы.- Всем снижу оценку на один балл! Никто больше тройки не получит!
   Между прочим, именно этот маневр, возможно, и обеспечивает мне неоспариваемость моих оценок. Каждый чувствует себя виноватым и безропотно соглашается с моим мнением.
   Попугав коллектив, я уселся за стол и принялся скучать. Скучать мне приятнее, чем вдалбливать им в головы микробиологию. Не мое это дело, похоже. Мне нужно что-то другое. А на моем месте должен сидеть совсем другой преп. Которому именно это и нравится. Которому ничего кроме этого и не надо. Который будет приходить сюда как на праздник и оно для него будет как для меня Мерседес…  Но для этого что-то должно очень сильно измениться. Преподавание станет другим. И студенты будут другими. Испарятся из аудиторий дураки… Я не успел додумать мысль до конца.  В дверь постучали и раньше, чем я успел ответить, дверь открылась и появилась Серегина физиономия. Я сразу вышел.
   - Саня, она подавила все!
   - Все подавила?!- и я забыл о студентах.

   Это уже не лезло ни в какие ворота. Потому что мы подсунули этой плесени то, что пенициллином вообще не подавляется. Энтеропатогенная кишечная палочка, несколько разновидностей возбудителя дизентерии, возбудитель брюшного тифа… Это не подавляется пенициллином сейчас, не подавлялось и во времена Флеминга  и Ермольевой.
  - Устоял только брюшной тиф,- с сожалением сказал Серега.
  - Это хорошо,- сказал я.- Если бы Светка и в самом деле хулиганила бы с хлоркой, то брюшной тиф тоже бы подох!
  - Саня, Светка тут ни при чем! Это плесень такая! Плесень!
  - Это ненормальная плесень… А мыши как?
  - Живые мыши. Обе. И здоровые. Им плохо не стало.  Им ничего не сделалось, Саня! Жидкость нетоксична! Безвредна!
  - С ума сойти,- сказал я. - Идем в ассистентскую.
   Нам повезло, в ассистентской никого не было. Я отпер дверь, мы вошли и Серега ее закрыл – слишком сильно закрыл, потому что со стены тут же сорвалась полка, которую Инхаба прибил для журналов.
  - Черт!- сказал Серега.
  - Инхаба, бля!- закричал я.- Мудак-теоретик! Он же прибил ее гвоздями от посылочных ящиков! Дебил! К котельцовой стене он прибил полку гвоздями от посылочных ящиков! Ему вначале нужно было написать диссертацию! К вопросу о наиболее рациональном методе прибивания к стене полки для преподавательских журналов! После этого он, возможно, и сумел бы ее присобачить! С самого начала было ясно, что полка упадет! Я сегодня утром пришел, увидел, и сразу подумал – упадет! Вот! Даже Феде это стало по…
  - Интересно,- засмеялся Серега,- это у тебя надолго?
  - Дай высказаться! Накипело! Ты видишь, с какими дебилами я вынужден общаться? А еще они не могут прибить ножку к столу! У Дубравина ножка к столу не прибита, а просто приставлена!- тут я пнул ножку ногой, она сразу же отлетела, а стол не удержался и со скрежетом осел набок.
   Серега от хохота схватился за живот.
  - И они не присобачат ее до тех пор, пока на кафедральном совещании не будет обсуждено отдельным вопросом – о прибитии к  Дубравину четвертой ножки! Я бы ее сам прибил, бля, но я ставлю на них острый эксперимент – жду чем кончится! Но это совещание мало что даст и тогда они проведут еще одно – об изыскании средств для прибития!.. Ха-ха-ха! А вот это знаешь что?,- я снял со своего стола исписанный листок, на котором был отпечаток башмака.- Это чья-то итоговая с прошлой темы. Может быть даже моя. Валяется на полу уже месяц. Сегодня делали уборку и положили эту ценность мне на стол. Посмотрим, долго ли она пролежит со второго захода!- и я столкнул бумажку на пол.- А то, что принес ты – это невозможно. И нечего ржать, это не лезет ни в какие ворота! Ни в какие! И что теперь нам с этим делать?!!
  - Кстати,- Серега перестал смеяться.- Три из твоих подкроватных штаммов тоже активны. Они подавили стафилококк.  Устойчивый стаф они подавили, Саня! Что, тоже Светкины происки? Или нет, это я сыпанул им… а че бы мне им сыпануть, а? Хлорамина, что ли?
   - Только не сыпь много,- сказал я. – Хлоркой будет вонять и все сразу откроется.
   - Саня, если такое творится у тебя под кроватью, то что происходит в больнице, а? Ты только представь! Надо поискать плесень по больницам. Мы там такое найдем… Там спокойно радуются жизни противораковые штаммы. Противотуберкулезные. И вообще противовсякие.
  - Давай,- сказал я и подождал, пока он переведет дыхание.- Но пока нам нужно как-то переварить то, что уже получилось. И еще не нужно забывать, что бывают патогенные штаммы плесени.  Выделим на свою голову… Как бы нам не нарваться. Шутки шутками, но дело принимает серьезный оборот.
   Возникла пауза, во время которой я поднял с пола ножку от стола. Серега приподнял стол, а я поставил ножку на место. Потом я поднял с пола полку с журналами и положил ее на диванчик. Потом я поднял с пола рукопись с отпечатком подошвы, скомкал ее и бросил в корзину для мусора.
   - Саня,- сказал Серега,- давай попробуем лечить мышей культуральной жидкостью, а? Заразим их устойчивым штаммом, и будем лечить. Подохнут или нет? Две группы. Одну будем лечить пенициллином, а другую культуральной жидкостью.
  - Это реально,- сказал я. – Это надо сделать. Если и это получится, то это…- на языке вертелось слово «победа» но я удержался. Чтоб не сглазить.
  - Ты когда освобождаешься?
  - Поздно. У меня сегодня три группы. Аж вечером.
  - Ничего. Освободишься – приходи ко мне. Я буду ждать.
  - Хорошо,- сказал я.
  Тут в дверь постучали – на пороге стояли сразу три студента из моих групп. Пришли сдавать двойки, по их лицам видно было. И одно лицо очень противное, Мальковский, скандалист и придурок, которого я, будь я турецкий султан, с удовольствием приказал бы посадить на кол. Вот кто вырастет классическим вредителем.
  - Не могу,- сказал я. – У меня сейчас занятие. Пишем итоговое. В другой раз приходите.
  Но они не успели уйти, потому что за них вступился Серега:
  - Саня,- сказал он,- неужели ты прогонишь этих славных ребят в такой день!
  Вот че мне было после этого делать?
  А славные ребята, в том числе и тот, которого – на кол! Заулыбались, потому что они, фактически, уже сдали свои двойки.
   - Ладно,- сказал я, заходите по одному,- ну не мог же я сразу вот так вот взять и округлить им двойки! Даже в такой день!
    Первой вошла Грубникова. Тоже неприятная личность. Она не скандалистка. Она ****ь. На ней это написано – я *****. Она и держится по типу – попроси, и я тебе дам. Вот и сейчас – она уселась так, что из под ее юбки выглядывает белье. При этом она нахально смотрит на меня и ждет как я к этому отнесусь. Я мог бы и не заметить, но меня такие манеры злят.
  - Поправьте юбку.
  - А что?
  - Грубникова,- с чувством говорю я,- поправьте юбку! В другом месте  вы можете позволять себе все, что вам угодно, мне все равно. Но здесь ведите себя прилично.
   Она усмехнулась, но без вызова, и поправила юбку. Интересно, а на что она рассчитывала? Что я приглашу ее в свою мышеловку на чай? Она не в моем вкусе.
   - Ну, рассказывайте,- сказал я.
   - Что?
   - Что вы готовили?
   - Холеру.
   - Вот и рассказывайте.
   - Что?
     Я понимаю ее. Дело в том, что обычно преподаватель задает конкретный вопрос, например – метод Ермольевой. И студент отвечает. А здесь конкретного вопроса нет, тут надо самому подумать и принять решение. И этого достаточно, чтобы сбить студента с толку. Или же она просто валяет дурака.
   - Вы пришли отвечать или вы пришли спрашивать?
  - Ну-у, холера это особо опасное заболевание… - и умолкает.
  - Ну?
  - Это… э-э… она вызывается холерным вибрионом, - и снова умолкает.
  - Дальше.
  - Э-э…
  - Чем отличается вибрион классической холеры от вибриона Эль-Тор?
  - Э-э…
  - Расскажите метод Ермольевой.
  - Ну-у, она это… предложила… э-э…
  - Идите почитайте!
  - Саня,- встревает добрый Серега,- не будь зверем.
  - Грубникова! Но ведь вы же ничерта не знаете!
  - Я учи-и-ила…
  - Господи, ну хоть что-нибудь расскажите!
  - Холерный вибрион был открыт Робертом Кохом в 1883 году. В Египте,- и останавливается.
  - Ладно, Грубникова, бог с вами, идите. На занятии напомните мне, я округлю вам двойку.
  Грубникова, растеряв свой предлагающе-дающий вид, быстренько исчезает, пока я не передумал. Интересно, в группе она всегда с этим видом, и двойку с ним получает, и нахлобучку, а вот в ассистентской она все же теряется. Трудно держаться в чужих стенах. Даже таким как Грубникова.
 - Ну и бабища!,- говорит Серега.- Она прямо здесь была бы согласна. Только на ней можно подловить целый букет.
 - Похоже. Но она вполне может оказаться девственницей. Просто ей нравится производить такое впечатление.
 - Все равно она противная.
- Плевать. Пусть катится. Чтоб только больше не приходила.
…Следующей была нормальная девушка, да еще и подготовилась. Да еще и соображать умела.  Да еще и на занятиях меня не злила. Я задал ей пару вопросов, она ответила, и я ее отпустил.
   Потом вошел этот негодяй. Он, не дожидаясь вопросов, сразу начал излагать тему сам.
  - Погодите, погодите,- остановил его я.- Давайте по порядку. Начнем с классификации арбовирусов.
  - А она еще не разработана!
  - Верно, она еще не завершена. Но я и требую, чтобы вы тут совершили открытие. Изложите то, что уже известно.
   Молчит. Перехитрить меня хотел. Двойку я ему поставил за то, что он не знал классификацию пикорновирусов. И он был теперь убежден, что я буду спрашивать его о чем угодно, только не о классификации, потому что ее, по моему мнению, он выучил.
  - Назовите хотя бы семейства, которые они включают.
  - Они… это…
  - Бониавиридэ,- начал перечислять я .- Тоговиридэ. Реовиридэ. Риновиридэ. Ареновиридэ…
  - Зачем это нам? Этого и в книге нет. Придираетесь вы…
  Он прав, я действительно придираюсь, я хочу его завалить, потому что он имеет наглость лезть ко мне с критикой. А критика – это не так-то просто, как некоторым кажется. Нужно иметь право на критику и нужно уметь это свое право доказать. Дурак, промолчал бы и я бы тебя отпустил. Но ты же сам полез! Ты начал разоблачать преподавателя. На что ты рассчитываешь? Что преподаватель сейчас дико засмущается и округлит тебе двойку? Ну не дурак ли ты?
  - Студент обязан знать классификацию. На лекции вам давали, кстати, конспект у вас есть? Покажите.
  Молчит.
  - И в учебнике это есть,- продолжаю я. – В учебнике Пяткина. Идите почитайте.
   Не уходит. Сидит и волком смотрит на меня. Испепеляет взглядом. Вот именно сейчас мне и хочется кликнуть своих янычар. Чтобы дальше с ним разговаривали уже они.
   - Вы хотите что-то сказать?
   Не отвечает и продолжает меня сверлить. А может, у него не все дома? Но я не намерен играть с ним в гляделки. Я отворачиваюсь. Отвожу взгляд. Но он рано радуется.
  - Кстати, вы можете на меня пожаловаться. Напишите на меня жалобу в деканат. Пишите. Так и так – нарочно спрашивал классификацию. Или перестаньте валять дурака. Кстати, «валять дурака» тоже можете вставить в жалобу.
 - Зачем нам этот формализм? Мы и так можем…
 - Нет, Мальковский, так мы уже не можем. Идите. И знайте, что принимать у вас отработку я буду только в присутствии другого преподавателя. Для гарантии объективности.
  - Да зачем это…
  - Все. Идите.
  Срывается с места и, обдав меня презрением, вылетает вон, хлопнув дверью.
 - Веселая у тебя работенка,- говорит Серега. – Не соскучишься.
 - Пьет мне кровь на занятиях. Умничает. Шутит. Мешает. Наверное, у него есть лапа наверху. Дурак, не понимает, что лапой нужно пользоваться только в исключительных случаях. Считает себя очень умным. Во всяком случае, значительно умнее меня. Дурак, он нахлебается.  И поумнеет в конце концов. Но пока он поумнеет, приходится отдуваться мне. Его бы не в институт, а в армию. Три круга по стадиону в противогазе…
  - Сань, а на кой черт им все эти классификации?
  - Ни на кой. Но они включены в программу. Я ведь не выхожу за рамки программы. Вообще, многое ли тебе и мне пригодилось из того, что мы изучали семь лет? Но означает ли это, что нам не нужно было все это изучать? И еще – я, когда был студентом, нервы преподавателям не мотал и кровь им не пил. А  ты?
  - Да и я так же.






18.

В чашках Петри все так и было, как рассказал Серега. Все было подавлено и только брюшной тиф весело резвился на самом краю канавки.
  - Ты Светке показывал?
  - Да. У нее были круглые глаза.
  Потом мы пошли смотреть наших мышек. Они были живы и здоровы. Кушали корм.   С зелеными отметками на спинах. Никаких последствий…

   Мы болтали долго. Повторяли одно и то же. Мечтали, что теперь точно станем кандидатами. А может быть и докторами. Радовались, что благодаря нам будет спасено множество жизней. Это хирург с ножом наперевес, бегает вокруг стола и сражается за каждую жизнь в отдельности, переживая за каждого на грани инфаркта…  тогда как такие как мы с Серегой…
    - Пошли ко мне пить чай!- сказал в конце концов я. И мы пошли.

    В воздухе ощущался праздник. До Нового года оставалось всего ничего. Народ тащил елки, коробки с тортами и игрушками, шел легкий снежок и под ногами поскрипывало. Навстречу показались мои студенты и, что очень приятно, раскланялись. Я ответил, причем добросовестно, а не мельком – иначе могут и не заметить и подумают, что я дурно воспитан.
  - Ты уважаемый человек, Саня!,- сказал Серега.- Преп. С ума сойти.
  - Ндя-я-я,- сказал я.- Вот оно как обернулось…
  Сейчас мне нравилась и моя работа, и студенты, и даже общага с ее комсомольско-профсоюзной начинкой не вызывала отвращения. Меня немножко огорчало, что я иногда вынужден зверствовать – а не напрашивайтесь!
   - Все равно они станут врачами,- сказал Серега.- Мы же с тобой стали.
   - Или вредителями,- поддакнул я.
   Навстречу нам попалась бездомная собака, маленькая дворняжка, веселая, с нахально закрученным хвостом – ей бог послал еду, она была сыта и радовалась жизни и ни о чем не думала! Завтра бог опять пошлет ей еду.
   Серега при виде собаки заулыбался, а я насторожился – он добряк, однажды он подобрал на улице бездомного кота, сиамского, и забрал домой. Жить. Кот мяукал на троллейбусной остановке, и Серега запихнул его себе за пазуху. Кот разгромил им квартиру, едва не задушил их домашнюю кошку и в итоге снова вылетел на улицу.
   Но с собакой обошлось – она побежала дальше радоваться жизни, а мы продолжили свой путь.
   - Вечер-то какой!- сказал я. – И погода… Новый год скоро…
   И мы болтали о всяких пустяках. И строили планы на блестящее будущее. А у меня было в душе скверное предчувствие. Ничего у нас не выйдет.
   В общаге мы пили чай и продолжали болтать. И еще я показывал свои плантации плесени.
   Когда Серега ушел я отправился на кухню – помыть посуду. На кухне была студентка из комсомольских активисток, тоже что-то мыла; я видел боковым зрением как она на меня смотрела, и чуть не пригласил ее к себе в мышеловку на чай.  Совсем сдурел. Она же из категории уменягалаваболит. Лучше не связываться. Или побежит стучать на меня прокурору.
   - Даже не смотри в ту сторону,- сказал мне внутренний голос.- Не нарывайся!
    Я и не смотрел.
    На фиг вас! Мне здоровье дороже!
 



   В воздухе пахнет сессией. Студенты стали покладистыми и всячески стараются заставить препов забыть о былых неприятностях. Те группы, у которых занятие в канун Нового года, дарят препам цветы – мне тоже подарили. Разумеется, я не поставил ни одной двойки… Многие отпрашиваются домой без всякой уважительной причины – отпускаю, сам был такой. Заниматься не хочется до отвращения, я даже не знаю кому больше, нам или им. Я устраиваю огромные перерывы, двоек не ставлю вообще и отпускаю всем грехи направо и налево – если, конечно, они не очень злили меня в семестре. Дубравин же появляется в группе только для того, чтобы сделать перекличку и задать им какую-нибудь работу. После чего прячется в своем боксе – он уже занялся наукой, делает диссертацию и ему выделили персональный бокс. Я тоже трусь около него, наблюдаю и принимаю участие.
  - Юрик,- скажи честно, на кой черт оно тебе надо?
 - Интересно,- отвечает он. – Я правду говорю – интересно.
  - Да-а-а?
 -  Это потому, что ты еще не взялся. Возьмешься – тебе тоже станет интересно.
  Грехи студентам он отпускает прямо в боксе, с пробирками в руках.
 - Юрий Николаевич,-  нудит здоровенный и толстый парень в джинсах из Колбасных переулков,- я учи-и-и-ил…
 - Ну ладно, - преп, вместо того, чтобы отпустить бедолагу в честь Нового года, упорствует, и задает легкий вопрос:- что вы вообще знаете о дизентерии?
   Парень начинает нести такую околесицу, что мы смеемся. Прямо как про генераторы и дегенераторы.
  - Но вы же ничего не знаете! Вообще! Абсолютно!,- но Юра его не выгоняет и это означает, что он только ищет повода, чтобы округлить двойку.
  - Юра,- влезаю я,- отпусти парня. Новый год же…
  Парень с признательностью смотрит на меня.
- Ну хорошо, а как различаются возбудители дизентерии по отношению к манниту?
 - Ну-у-у… это… Ньюхейстер…
 Тут мы начинаем смеяться в голос.
 - Как-как? Ньюхейстер?.. Вы даже не знаете, как они называются.
 - Юр, он стерильный. Это же ясно! Отпусти его, пусть катится!
 - А вот по манниту как они различаются, по манниту?
 - Юра, он понятия не имеет что такое маннит!
 - Почему? Имею! Это сахар!
 - Ньюхейстер! Ха-ха-ха! Это надо будет запомнить!
 - Юра, ты в его годы точно так же разбирался в Ньюхейстерах и маннитах!
 - Саня, да не спеши! Где ты такое еще услышишь?.. Ну, а антигенную структуру вы знаете?
  Студент напрягается и выдает новую порцию ахинеи.
 - Да отпусти ты его! Он тебе за елкой сбегает. Сбегаете за елкой?
 - С корнями вырву! Принести?!!
 - Ха-ха-ха!!!
 - Да не нужна мне елка!
 - Может, вам починить что-нибудь нужно?
 - А что вы можете починить?
 - Все, что угодно по электрической части. Я электрик.
 - А-а-а-а! Так вы электрик! Юра, отпусти его! А скажите, как можно заглушить соседский телевизор?  У меня соседи-сволочи по ночам на полную катушку гоняют телек – для тех, кто не спит. И я вместе с ними не сплю тоже.
- У вас  комнатная антенна? Налить в одно колено ртути. У вас будет идеальное изображение, а у них темная ночь.
- Я отравлюсь. Ртуть токсична. Да и взять ее где?
- Я вам небольшое устройство спаяю. Помехи будут будто телек испортился. Они понесут его в ремонт. Это месяц гарантии. И еще вопрос будет ли он после ремонта работать.
 - Ха-ха-ха! Юра, отпусти его!
 - Ха-ха-ха! А что вы можете спаять мне?
 - А что вам надо?
 Юра бегло оглядел бокс и сказал:
 - Лампу дневного света поставить можете?
 - Запросто! Завтра же поставлю!
  И они принялись обсуждать, куда именно поставить эту лампу.
  Теперь мы с Юрой постараемся, чтобы он хорошо сдал экзамен. Или даже отлично.
  - Тебя как звать?
  - Коля!



19.
Среди кафедральных традиций есть одна, которая мне нравится – предновогоднее застолье. Еда готовится в лаборатории, причем никто не гавкает, что лаборантки не по назначению используют сухожаровой шкаф. Мы скидываемся, покупаем все, что надо, в ассистентской сдвигаем столы, зажав между ним Дубравина, в смысле  стол, чтоб не дергался, и коллектив без всяких понуканий и добровольщины, собирается. И хоть ничего особо веселого не происходит, все же приятно посидеть всем вместе, выпить и закусить, поболтать, поделиться запасом допустимых анекдотов. И на время выбросить из головы все то, что тебя раздражает. Афанасий совсем не козел. Его нельзя назвать глупым, у него располагающая внешность. Он порядочный человек и, вполне возможно, у него был в молодости свой «Мерседес», после кончины которого он занялся  более реальными делами. И преуспел. Вот интересно, сумею ли я так преуспеть, если наша затея с плесенью рухнет? Да и вообще, ничего конкретного я пока еще не достиг пока и мне, вероятно, не следует обзывать его козлом. У меня нет на это морального права. Все таки он доктор меднаук, профессор и в микробиологии он разбирается получше меня. И, когда  общий крик стих и можно было уже просто подобраться к человеку и поболтать, я сказал:
  - Валентин Михайлович, а может быть, плесень и не нужно дрессировать специально. Может быть, в дикой природе уже есть дрессированные штаммы. Способные подавлять антибиотикорезистентную флору. В больничной атмосфере, так сказать.
    Мне было неловко, потому что я возвращался к уже закрытому вопросу. Я нервничал, суетился и улыбался. Вспоминать противно.
     Он не стал переспрашивать, он ничего не забыл.
  - А-а, вы все о том же… Поверьте мне, это нереально. Если я даже решу этим заняться, мне не дадут оборудования. Я могу выписать, но заказ не исполнят. Лучше заниматься дизентерией. Это в пределах наших возможностей. Тут можно рассчитывать на результат. Поверьте моему опыту.
   - Ну хотя бы попробовать…,- я надеялся, что разговор так повернется, что я смогу выложить ему все – и про подкроватные плантации, и про кормовую плесень, и про подавленный стаф вместе с теми, кто пенициллином вообще не подавляется,  и про выживших мышей… В рамках УИРС попробовать!.. Я смогу набрать целую группу студентов  для этой УИРС! У меня уже есть кандидаты!.. Толковые ребята! Умницы!.. Но он сказал:
  - С сильным не борись, как говорится,- и добродушно засмеялся. Он незлой дядька.- Вы просто не представляете, со сколькими сильными придется из-за этой плесени бороться. А в итоге может получиться лишь пустое место. Нет, нет, это нереально. Поверьте мне.
   - Да, конечно,- согласился я и отстал от него. Приличий я не нарушил. И больше к нему я с этим уже не лез. Это было бы моветоном…


    А потом встречать Новый год меня пригласил к себе Серега. Это был его домашний круг. Близкие родственники и их дети – школьники. Нашего возраста тут не было совсем.  Но время прошло весело, праздник удался. О нашей затее здесь знали. И, что удивительно, одобряли и надеялись на успех. И даже выдали мне кусочек мумиё размером с каштан – чтобы мы добавили его в питательную среду для плесени -  вдруг она сильнее станет?


-==-

Вторая часть.

1.
   Однако мумиё нам не понадобилось и мы вернули его. Где-то через неделю. И никаких новый опытов мы тоже не делали уже. Мы занимались своими зарплатными делами – я проводил последнюю перед сессией практическую неделю, а он  кропал свою статью о вреде ядохимикатов для человека. (Потому что многие полагали, что ядохимикаты приносят человеку пользу.) Не понадобились нам и мыши, мы не стали их мучить и лечить. Мне вообще это не нравилось – я помню как на той же кафедре, где я сейчас, мы испытывали на мышах золотистый стафилококк – я тогда на втором курсе был. И я запомнил мышь, белую, она была мокрая от пота, она сидела на задних ногах, сгорбившись, держа на весу сложенные передние, как на молитве складывают, и дрожала. У нее был сепсис. Или перитонит, не помню уже…Это мы ее заразили. Чтоб посмотреть. У мышки не было никакой надежды выжить. Так я не хочу больше… И мы не стали. Мы решили, что в этом нет смысла. Ну, поставим опыт, уморим трех мышей, а других трех культуральной жидкостью спасем. Будем знать, что она помогает. Но это мы знаем и так. Мы знаем главное – пенициллиум  крустозум подавляет антиотикорезистентные штаммы. Все остальное частности и дело техники. Надо было что-то решать с главным. Надо было нести это главное лысым дядькам на загородную дачу. Все теперь зависело от них.
   - Нас не возьмут даже в соавторы!- каркал Серега.- И вообще – все уже изучено до нас.
   - Главное, чтобы они этим занялись,- сказал я. – А уж мы как-нибудь сумеем доказать свое авторство. Нам нужно как-нибудь официально зафиксировать это.
   Способов фиксации мы придумали два -  написать небольшую заметку в журнал «Изобретатель и рационализатор», а также сходить к нотариусу, чтобы он мог подтвердить, что мы с Серегой в такой-то день такого-то года знали о том-то и том-то.
   Номер с нотариусом провалился первым – нотариус нам заявил, что не правомочен совершать подобные действия.
   После этого я сел за свою, специально купленную для борьбы с дизентерией, пишмашинку «Москва» и одним пальцем (это уже сейчас я могу сразу десятью) настучал письмо в редакцию журнала «Изобретатель и рационализатор». И мы отправили это письмо, поставив свои разборчивые подписи. Журнал ответил недели через две – невероятно быстро! Сказали, что опубликовать не могут, поскольку все изложено узкоспециальным языком. Никогда бы не подумал, что тот примитив, который мы проделали, мог кому-то показаться узкоспециальным.
    Как быть дальше мы не знали. Оставалось идти на съедение к лысым дядькам без всякой страховки. Съедят так съедят… Но в нашем Мухосранске не было лысых дядек, к которым мы могли бы явиться. Афанасий был самым лысым. Наш Мухосранск как был задворками  Империи, так и остался.
   Проклятый город Кишинев!..
    Наш Мерседес стал.
  Мы даже друг на друга кидаться начали. Уже не помню из-за чего. Пустяк какой-то. Или я что-то не то сказал, или Серега… короче, я на него наорал, выскочил из его заведения и умотал к себе. Весь в ярости. Он на меня наорать не успел, если и хотел.
    Чтобы остыть нам потребовалось часа два. После чего Серега пришел ко мне в общагу и мы, ни словом не вспоминая инцидент, пили чай и думали как нам быть дальше.
    - А может, начнем выделять чистый препарат? – сказал Серега.- Может, оно не так уж и сложно. Проверим на мышах. А потом я сам себе его введу. Подумаешь, это же пенициллин.
   - Не,- сказал я. – Себе не будем. Мы не мыши. Что я твоей маме скажу?
   Некоторое время мы  молчали – прикидывали в уме, чем такой эксперимент мог бы закончиться.
  -  Дубравин уже  экспериментировал,- сказал я.- Сделал аутовакцину одному парню с прыщами. Так тот просто не успел ее себе ввести… Нет и нет.
   Я вспомнил, как Юрец рассуждал о сепсисе, и как мне было больно на Юрца смотреть.
   - Нам пришлось бы заново изобретать велосипед,- продолжал я.- Зачем? Все уже известно. Нам нужно оборудование, нам нужны реактивы, нам нужно черт знает что, тогда как уже существующие лаборатории могут получить чистый препарат из нашей плесени за неделю. Я интересовался технологией получения пенициллина – ты знаешь какие деньжищи нам потребуются? Кто нам их даст? Кто мы с тобой такие? Даже если я загоню свой автомобиль, этого не хватит… А если мы даже и получим чистый препарат, то с нами все равно никто не станет разговаривать, потому что мы никого не представляем. Ты почитай РИ! Годами не могут пробиться изобретения, дающие миллионную выгоду! Защищенные авторскими свидетельствами. Ты почитай удивительные истории в  Известиях. Ты почитай Правду. Долбаки пускают на ветер миллионы! Ты Фитиль посмотри! Они по нескольку раз снимают один и тот же сюжет, а виновные сидят на своих местах и хоть бы хны! Меры принимаются, пля!.. Кому мы нужны? Кто будет нами заниматься? Вспомни, что стоило Ермольевой пробить пенициллин!  Вспомни, как ее травили! За что ее травили? Ты «Открытую книгу» смотрел? Пока заграница не сделала, ее ведь за человека не считали! А что по сравнению с ней сделали мы? Знаешь, как называется наш Мерседес? Это всего лишь рационализаторское предложение. Рацуха это. Рацуха.
   - Кстати о птичках,- сказал Серега,- тот тип, для которого я делаю статью, выписал оборудования на 50 тыс рублей. Валютных рублей. Импортное оборудование. И оно теперь лежит во дворе и ржавеет. Уже полтора года ржавеет.
  - Ну вот, а теперь еще и ты хочешь ограбить государство,- сказал я.- Нехорошо так, Серега.
- Стрелять их надо, - сказал Серега.- Стрелять. Они не пускают нас в коммунизм.
   Серега тогда еще верил в коммунизм. Это сейчас, если ему сказать, он смеяться станет. А тогда – верил. У меня с этим было уже сложнее, потому что я успел уже нанюхаться отвратительного запаха загнивающего капитализьма.
  - Противно,- сказал я.- Можно  ставить галочки и заниматься показухой. И еще УИРСами всякими дурацкими. Писать никому не нужную кандидатскую тоже можно. А делом заняться нельзя.
  - Драться надо,- сказал Серега.- Если бы изобретатели не дрались, человечество до сих пор сидело бы в пещерах. И куксилось бы – ах, нас не понимают, нам не создают условий…
 - Давай. Только покажи мне кого драть. Кого драть первого. Афанасия? Смысл?
  - Я поеду в Москву.
  - Тебя там ждут.
  - Мне есть где остановиться.
  - Ну да, тебя всегда приютят менты!
  Он засмеялся. Он уже побывал у них в приюте. На остановке троллейбуса он сделал замечание какому-то уроду, тот бабу свою бил, кажется. Ну, урод сразу же Сереге в рыло. Серега увернулся и в рыло уроду. Урод с катушек. Тут налетели наши доблестные мухосранские менты, скрутили Серегу и уволокли к себе в приют. Подыскали ему сидельную статью и стали шить дело… насилу удалось отмазаться. А того урода они не тронули. Серегу еще и баба уродская облаяла…
   - Сань, я серьезно. Мне давно уже обещают командировку в Москву, насчет ядохимикатов надо кое-что утрясти. Я могу даже ускорить это дело.
   - Ну, значит надо ехать. А там узнать где институт Ермольевой. Явиться к ним и выложить что у нас есть. И если заинтересуются, скажи им где ты взял эту плесень. У мамы на работе.
  - Где мы ее взяли,- с ударением сказал Серега.
  - Да, где мы,- сказал я, и мне было приятно понимать, что Серега меня не бросит и не забудет.- Про подкроватные штаммы тоже скажи – даже они могут быть активными.


2.
   Поскольку я не принимаю активного участия в общественно-политической жизни кафедры, и вообще не шибко-то горю на работе, то акции мои котируются невысоко и это может мне как-то повредить. Поэтому я обрадовался, когда представился случай заработать очко. Наш кафедральный фотограф, оказывается, снимает не только для нашей многотиражки, но еще и для Вечерки. И там его снимки идут, да-да. И вот однажды, когда я замешкался, проходя после занятий сквозь стену и исчезнуть еще не успел, он поймал меня за полу халата и втащил обратно. И предложил мне написать для Вечерки очерк о старейшем сотруднике нашей кафедры – о старшем доценте. Ему хотелось опубликовать снимок, а для снимка нужен был текст. Почему он предложил мне, а не  стал договариваться с журналюгами, я спрашивать не стал. И ломаться я не стал тоже, типо ах-ах, ох-ох. Я написал текст по образу и подобию того, что пишут в газетах. Взвейтесь да развейтесь. Получилось нормально и даже понравилось нашему коллективу. И старшему доценту тоже понравилось. Меня лишь слегка огорчило то, что она потом ломаться начала и демонстрировать скромность – ах, ну зачем?!! Все бабы одинаковы, независимо от возраста. Но мне не пришлось ее уламывать, эту задачу взял на себя коллектив. И хорошо, что взял, потому что я бы не стал. Я свое дело сделал? Сделал. Текст написал? Написал. Слезьте с меня… Зато она отыгралась на Пыргаре, на фотографе. Она пила ему кровь несколько дней. Не давалась. То прическа не такая, то еще что-то. Его уже начало трясти.
  - Дала? – встречал его я вместо привета.
  - Сапративляеца!- с отвращением отвечал он.
  - Брось ее,- сказал я. – Ну ее. Для них это самое обидное, что только может быть. Ну, если вы не хотите…
  - Нет,- сказал он.- Я сделаю кое-что похуже. Лет пять назад я ее сфотографировал для многотиражки, и вот это фото я в Вечерку и отнесу. И потом подарю ей газетку. Она лопнет от злости. И сказать ничего не сможет… Ты знаешь какая она там страшная? Парик набекрень, лицо злобное… А печать в Вечерке офсетная, это не наша тиражка!
  Так он и сделал. Коварен человек, ох как коварен.
  Ой, что потом было…
  Материал отправился в Вечерку и старшая могла сколько угодно думать и терзаться на тему – а почему меня оставили в покое? А потом ей в торжественной обстановке поднесли газетку и она вздрогнула, увидев тот самый снимок. Он ей стоил нервов еще тогда, пять лет назад. А в Вечерке еще и качество печати офсетное.
   «Клещ – наша гордость» - и дальше мой текст.
   - Хороший очерк,- сказала младшая.
 Мне было приятно, несмотря на то, что я знал – очерк дрянь. Но главным было другое – фотография.
  - Ты так думаешь?- старшая рассматривала фотку, а на текст ей было глубочайше наплевать.
  - Конечно. Вы получились ну прямо как в жизни! Честное слово!
  Крыть было нечем.
  А через пару дней произошло то, чего я ожидать никак не мог. Старшая не просто сказала мне спасибо, но еще и обняла и поцеловала.
  - Ах, ну что вы, ах ну что вы,- сказал я. Она не врала, ей на самом деле понравилась эта публикация. Я ничего в этой жизни не понимаю. Ничего.
   

    Скоро сессия. Мы приводим в порядок журналы, собираем подписи студентов по технике безопасности (чтобы не жульничать и не подписывать за них), расставляем темы УИРС, якобы выполненные в семестре. Примерно как флоте, когда пишешь рейсовый отчет.
    Занятия в группах носят компанейский характер, теперь это можно.
    - А-а, голубчики,- начинаю занятие я. – Сейчас я вам сгелаю. Сейчас я вам все припомню!
    - Не надо, Александр Васильевич,- и  все смеются.
    - Ну хорошо. Давайте, хвостовики-затейники, кто хочет сдать двойку?
    Я принимаю предельно либерально. Тех, кто не знает вообще ничего, я отправляю почитать, прям счас, прям здесь, а минут через пятнадцать снова опрашиваю. И округляю, даже  если он все равно ничего не знает. Ну его. Это нарушение с моей стороны – плевать. Я иду даже на более серьезное нарушение – округляю и пропуски. В конце концов, семестр был трудным, три месяца в колхозе, а потом галопом, по нескольку тем в одно занятие. Мне хорошо, я учебник теперь наизусть знаю, а они? У них же не только микроба была в этом семестре…
   - Александр Васильевич, а что вы нашли интересного в микробиологии?,-  на последнем занятии они непрочь поговорить за жизнь.
   - Хирург сражается за каждого в отдельности. В пене, поту и крови. А микробиолог сразу за всех. В чистеньком беленьком халатике. Потери от эпидемий, от инфекций, от микробов, равны потерям от войн. А может и превышают. Если человеку удалось предотвратить эпидемию, то он может сразу выходить на пенсию – он эту пенсию уже оправдал… Да и хирург без микробиолога мало что может. Асептика и антисептика – это микробиология. А пенициллин?
  - Пенициллин, это вчерашний день!
  - Вы уверены? Дикие, уличные штаммы зеленой плесени, да и не совсем уличные, запросто подавляют антибиотикорезистентный стафилококк, и много еще чего заодно. Мы с одним приятелем это проверили – так и есть. А это все тот же пенициллин. Так что не спешите с приговором.
  - А что такое ареновирусы?
  - Это биологическое оружие.
  Минутная пауза. Оружие.
  - А вы стали бы этим заниматься? Бакоружием?
  - Стал бы. Но там и без меня обходятся.
  Они смотрят на меня и сомневаются.
  - А вы как думали? Против нас готовят бакоружие? Да. Значит, мы тоже должны готовить. Представьте. Эпидемия какого-то вируса. Никто не знает что это такое. Человек не мучится, не корчится, он просто слабеет и умирает. Что делать нам? Чума по сравнению с этим – детский сад. Методов диагностики нет. Вакцины нет. Сывороток нет. Ничего нет. Остается только одно – помирать. Так? Именно так. Ни один хирург со своими ножами и зажимами не поможет. Теперь. Вы уже прошли микробиологию и можете дать мне ответ – что мне нужно для того, чтобы получить и сыворотки, и вакцины?
  - Возбудитель!
  - Правильно. А взять откуда? Враг подаст в пробирочке? Вряд ли. Значит, нужно самому всем этим заранее заниматься. Создавать заразу. И одновременно средства защиты от нее. И вообще быть в курсе происходящего.
  - Александр Васильевич, а вы когда учились, у вас тройки были?
 - Да. По немецкому, по физике и по терапии на четвертом курсе – лекционного материала не знал. Не конспектировал. И вообще пропускал.


     У Дубравина в боксе установлена дневная лампа. Он ее включает, потом выключает, потом снова включает – и выражение лица у него счастливое.
   - Представь, Саня, если бы я пробивал ее законным порядком?! Господи! Ходил бы, упрашивал, составлял смету, потом ходил бы за монтером и поил бы его спиртом, доставал бы ему провода, а потом шурупы… Да тыщу лет она бы мне была нужна, эта лампочка! А так вот она – видишь?
   И он опять выключает и включает. Выключает и включает. Приятно работать.
  - Юр, так он же эту лампочку где-то украл. Такие на производствах ставят.
 - Плевать. Не украдешь – не проживешь. Все лучше, чем если бы она на складе где-то ржавела.


3.
  Все. Семестр кончился. Суббота. Последний день. С понедельника – сессия.  С-снимаю халат, вешаю его в шка…
  - Александр Васильевич!,- в ассистентской возникла студентка.
  - Да?
  - Меня к сессии не допускают.
  - Что должен сделать я?
  Она молчит, потому что я и сам знаю что я должен сделать – написать в деканат справку, что у нее нет задолженности по микробиологии. Я должен соврать.
  - Я не могла прийти в пятницу…
  - А в чем дело?
  -… я не могла…
  Терпеть не могу эту категорию. Так. Голова болит. Пля, скажи по человечески в чем дело! Нет, она не скажет.
  - Ах, так вы не могли. У вас, конечно же, чрезвычайно уважительная