Дело государственной важности

 Утро только занималось, а здание школы уже бурлило и гудело, словно большая и сложная машина.

Не сказать, что это было чем-то странным — нет-нет, это было совершенно обыденно, почти так же, как и солнце, встающее на востоке и садящееся на западе. Так же привычно, как малыши, захватившие второй этаж школы. И нет, не то, чтобы они специально. Младшеклассники и не думали о таких глупостях — головы их занимали куда более интересные и весёлые вещи, такие как Черепашки Ниндзя, Принцессы, глупая математика или то, насколько не честно играет в догонялки кто-то другой.

Однако же учителя и старшеклассники опасались спускаться на второй этаж без особой необходимости — ведь какую бы суровость ты ни мог изобразить на лице, а опасность быть сбитым с ног особенно не внимательным малышом никуда не девалась. А малыши всё галдели, шумели и смеялись, и дела им не было ни до кого и не до чего.
Возможно, именно из-за этого все уроки старшеклассников проходили на третьем и четвёртом этажах. Кто знает. Но ничто не мешало ученикам верить в благоразумие завуча и директора, наслаждаясь тишиной и занимаясь, кто чем.

К примеру, те дети, что только перешли со второго этажа на третий, во всю болтали, до сих пор не обремененные сложностью уроков — окружающий мир, математика... что тут страшного-то? А вот ученики постарше… они совсем другое дело.

Седьмые-девятые классы, кто может быть несчастнее, чем эти дети? Они были теми, кто ещё не достаточно взрослый, чтобы не бояться учителей и их «угроз», но и уже не настолько маленький, чтобы беззаботно резвиться во время перемены. В тусклом утреннем свете, льющимся из-за широких пластиковых окон, они вчитывались в параграфы, заданные учителем, безуспешно пытаясь подготовиться к уроку и втайне надеясь, что спросят кого-то другого. Их измождённые, бледные лица заставляли малышей, случайно выбежавших за пределы второго этажа, опасаться и спешно возвращаться в свою обитель.

Совершенно иными были старшекласники с четвёртого. Уже взрослые, бесстрашные... повидавшие слишком многое. Они, куда более оживлённые, совершенно не беспокоились о том, что всего лишь через десять минут начнутся занятия. Кто-то беззастенчиво спал, привалившись к окнам, успевшим запотеть от тепла спин; кто-то листал ленту в соц.сетях, просматривал новости, тупо глядя в светящийся экран, или же, напротив, читал, ранее своих учителей наполняя пустые головы информацией; кому-то и вовсе было интереснее щебетать о всякой повседневной чуши, на вроде того, кто и сколько сегодня спал, во сколько лёг и как, и в каком состоянии сегодня красился.

Ничего не выбивалось из размеренного и слегка беспокойного порядка школьных будней.

С опозданием на минуту забренчал звонок — оглушительно и неприятно, как и всегда, заставив вздрогнуть тех бедняг, что стояли ближе всего. Медленно и лениво поплелись к дверям своих кабинетов школьники, затекая вовнутрь. Не прошло и пяти минут, как коридоры школы наполнились гулкой тишиной.

Машина сделала оборот и замерла на ближайшие сорок минут.

Для всех, но только не для учителей. О, нет! Для них эти сорок минут были настоящим испытанием на выносливость — именно так и думала Марина Николаевна, вставая из-за учительского стола и оглядывая учеников.

Не то, чтобы она не любила преподавать — вовсе нет. Когда-то Марина Николаевна горела этой профессией, страшась и одновременно предвкушая свои первые дни на посту учителя, а не ученика. Но, знаете, это было так давно, что и сама она уже не могла вспомнить подобных глупостей — с возрастом Марина Николаевна стала мечтать разве что о премии, выходных… и о том, чтобы ученики проявляли хоть немного уважения к ней и её предмету.

И она даже не знала, что из этого более нереально.

— Где снова Октябрёв? — раздражённо выдохнула Марина Николаевна, отмечая в строчку уже третью эн-ку подряд. — Заболел?

— С ним Миронов дружит, у него спрашивайте! — выкрикнул с задних парт как всегда говорливый Носов, а затем засмеялся, словно сказать что-то — уже было смешным. Она уже привыкла к подобному за последние десять лет.

— Миронов? — Марина Николаевна посмотрела на оного поверх очков.

— Я не… он говорил, что у него семейные проблемы, его не будет ещё пару дней.

Миша Миронов выглядит не совсем обычно — вот что думает учительница. Она отмечает его растерянность, бледность и какую-то зажатость. Очень-очень странно…

Марина Николаевна хмурится и строго произносит:

— Если не увижу записки — ты тоже будешь писать объяснительную заучу, понял?

Не то, чтобы она и правда собиралась заставить будущего медалиста Мишу писать объяснительную заучу, но она точно знает, что так парень ей не соврёт.

Написав тему на доске, Марина Николаевна принимается за урок — произносит выведенные до автоматизма слова, которые она произносила из года в год трём-двум разным одиннадцатым классам. Её поглощает ощущение того, что это не она вовсе объясняет тему, не она спрашивает учеников, не она.… Столь странное и жуткое чувство, которое, однако, приносило на каждом уроке Марине Николаевне лишь спокойствие — всё шло правильно и хорошо. Всё было выверено и взвешенно. И она не сопротивлялась привычкам, а только текла по течению, желая, чтобы скорее вышел срок в сорок минут.

Однако кое-кто явно не хотел, чтобы урок прошёл без эксцессов. А конкретно — всё тот же Миша Миронов, который, несмотря на то, что она с самого начала урока объявила о важности темы в дальнейшем обучении, нагло и бессовестно сидел с телефоном в руках. И ладно, она бы поняла, если бы телефон просто лежал на парте, — у многих зверей детей они лежали рядом, — но Миронов же явно с кем-то переписывался и даже не смотрел на доску!

Вероятно, даже не слушал…

— Миронов, — прервав объяснение темы, зовёт Марина Николаевна. — Может, поделишься с нами, что интересного пишут?

— А? — это его нелепое удивление только сильнее раздражает женщину. Не говоря уже о продолжении. — Извините, Марина Николаевна… я сейчас уберу…

— Прямо сейчас, Миронов, — строго произносит Марина Николаевна, наблюдая за тем, как парень спешно убирает телефон в карман.

Лучше убрал бы в сумку — мимолётно подмечает она, но только продолжает урок. В конце концов он ведь послушал её, верно? Миронов — отличник, никогда с ним не было проблем… и эта ситуация просто недоразумение.

"Наверняка с девочкой переписывался", — думает Марина Николаевна, и уголок её губ дёргается вниз. Как бы эта девочка не испортила успеваемость её будущего медалиста. Будет совсем некстати. Марина Николаевна делает себе пометку — обязательно поговорить об этом с парнем. Конечно, Миша уже взрослый, но и она не хотела прославиться в школе как никудышный классный руководитель, которому всё равно на своих учеников.

Она всё больше и больше погружалась в свои размышления и не сразу из-за них заметила светящийся дисплей телефона, не сразу поняла, что Миронов снова достал проклятую игрушку и что он снова не слушает.

— Миронов, я что, непонятно первый раз сказала? — уже раздражённо интересуется женщина. С таким же раздражением отмечает веселье и заинтересованность на лицах других детей. — Ты мешаешь другим учиться.

— Марина Николаевна… — Миронов хмурится, сжимая телефон в руке. — Можно я тогда выйду?

— Что, дело государственной важности? — едко интересуется женщина. Ей сразу же вспоминается надуманная ею же девочка. — Закончится урок — поболтаешь. А сейчас телефон на стол.

Мгновение стоит тишина. Слышаться тихие шепотки с последних парт.

— Нет, — негромко произносит Миронов, опуская голову. И, вдруг, как будто и его ответа мало было — начинает что-то набирать на телефоне.

Марина Николаевна чувствует, как изнутри обжигает злость, резко поднимается температура, а мысли становятся смазанными. Это просто верх наглости! Как он мог… он…. Как он смеет выказывать такое неуважение на уроке?! И к кому! К учителю! К своей классной руководительнице! Из-за того, что не может оторваться от диалога с девкой или кем там вообще!

Марина Николаевна подрывается из-за учительского стола, ощущая, что усидеть просто не может. Встаёт напротив парты, с силой бьёт по ней рукой, привлекая внимание.

— Телефон, Миронов, — сквозь зубы, шипит, вместо того, чтобы кричать. Взгляд учителя сейчас — холодный и злой — заставляет ученика только сгорбится, втягивая шею.

— Нет, я не мо…

Он не договаривает — потому что у Марины Николаевны кончается терпение.

— Я сказала — телефон на стол! Это значит, что ты должен положить телефон на стол, Миронов! — орёт женщина, выдёргивая из рук парня телефон. Это даётся не так просто — всё же они все были уже здоровыми лбами в её классе, и Миронов не исключение. — Своим поведением ты мешаешь не только себе учиться, но и всем! Не имеешь уважения к себе, прояви его ко мне и к своим одноклассникам, которым важно их будущее!

Под её взглядом Миронов бледнеет, выглядит он виноватым и растерянным, и Марина Николаевна удовлетворённо думает — он всё точно понял. И злость внутри спадает, опускается и растворяется где-то в груди женщины. Марина Николаевна отходит к своему столу, кладёт на него телефон и совсем не замечает, как мальчишка сжал кулаки.

— Ещё одна такая выходка, Миронов, и я позвоню твоим родителям, — предупреждает Марина Николаевна напоследок. Всего лишь один, последний штрих, подтверждающий её безоговорочную победу. Женщина легонько улыбается этой мысли и возвращается к теме урока.

Мысли её текут вяло теперь — то к теме подходят, то к ученикам, но снова останавливаются на этом неприятном инциденте. Всё же ей бы не хотелось, чтобы Миронов пошёл по кривой дорожке, как Носов или Октябрёв тот же — они совсем безнадёжны, один тупой, как пробка, а другой дерзкий… хулиган (хотя Марине Николаевне хотелось бы выразиться крепче).

Время урока для Марины Николаевны пролетает незаметно — казалось, вот она, взбешённая, кричит на Миронова, а вот уже гремит звонок, и она, под тяжёлые вздохи, объявляет домашнее задание (как и всегда). Женщина мягко улыбается бледному, нервному Миронову, который подходит забрать свой телефон — всё же, она сильно напугала парня. Он отличник и наверняка близко к сердцу воспринял эту ситуацию… в конце концов, она это не со зла.

Продолжение дня смазывается в памяти учительницы — ещё пара уроков у старшеклассников, на удивление, прошедших без происшествий, заполнение журнала, собрание, а затем посиделки в учительской за чаем и болтовней… Самый обычный день из жизни Марины Николаевны, настолько обычный, что придя домой вечером ей было сложно вспомнить хоть что-то, кроме происшествия на уроке с её классом. Ведь всё остальное прошло правильно, как и всегда проходило.

Марина Николаевна устало качает головой, стараясь хоть сейчас отдохнуть от школы — она заваривает себе крепкий чай, берёт вышивку и включает «Россия 1».

— Сейчас узнаем, какие новости на этой неделе, да, Барсик? — улыбается она толстому коту, умостившемуся в её ногах.

—…новости на первом, в студии Валерия Самолётова. Итак, сегодня днём в метро города N, на красной ветке произошёл взрыв. Первое срочное сообщение о происшествии поступило около одиннадцати часов, тут же появились фотографии и видео очевидцев в социальных сетях. Взрыв произошёл в вагоне поезда, между станциями X-овая и M-ный Институт. Число пострадавших неизвестно. Предположительно теракт был спланирован группировкой S. Личность смертника не была установлена, но правоохранительные органы задержали его сообщников. Все они оказались школьниками…

— Куда только учителя да родители смотрят? — ворчит себе под нос Марина Николаевна и думает, что всё же позвонит родителям Миронова.

Не хотелось бы, чтобы что-то подобное произошло в её классе.