Би-жутерия свободы 319

      
  Нью-Йорк сентябрь 2006 – апрель 2014
  (Марко-бесие плутовского абсурда 1900 стр.)

 Часть 319
 
Раздался шум крыльев, резавший слух на абразивные ломтики.
В комнату влетел вездесущий Зонтик. На нём была шляпа с мягкими полями и глубоким оврагом тульи.
– Кстати, как обстоят дела с адвокатами, Зонтик? – спросил Лёлик, у которого весь его облик говорил сам за себя, так что лучше ему было бы помолчать. – Я беседовал с одним из отрекомендованных тобой. По всем параметрам он подходит, хотя и выглядит толковым парнем, а не как многие – недоразумением мужского пола.
– Рад был вам помочь, но в деле срочно нужны деньги. Надеюсь, Мошка посвятил вас в произошедшее с ним?
– Вы шо, с ума все посходили? Такое ощущение, что вокруг меня собрались одни пираты и флибустьеры, встревающие в разговор, только и слышишь «Пиастры, пиастры...» – нервно забегал по комнате Лёлик. Не каждому на роду выпадало человеческое лицо сменить на зверский облик, но ему это явно удалось.
– Не придуривайся! Поумерь свои эмоциональные всплески тонущей рыбы, – вскипела Лотта, – а ты, Зонтик, не волнуйся, у меня припасено золотое пшено. При нынешних тенденциях золотых акций на повышение можно сделать хорошие деньги. Вчера в «День квашеной капусты» индекс Дау Джонса споткнулся и упал на Уолл-стрите на 500 пунктов, чуть не переломав ноги вкладчикам, но к концу торговли он вернулся к отметке 400 без наложения гипса.
– Спасибо, благородная Лотточка, из ваших рук я всё приму, а биржа – это не по моей части, – заверил её попугай, который питался по большей части рациональным зерном.
– Ещё один обожатель на мою голову, – раздражённо вставил Лёлик, – начиталась утрусских газет и вводишь гордую птицу в заблуждение. Меня трясёт от таких нежданно негаданных визитов.
– Срочно нужны бешеные бабки, будь я жадной собакой на костеприёмочном пункте колли вру.
– Зачем они тебе?! – истошно заорал на йоркшира Лёлик, – а тебе случайно не снилась тартановая беговая дорожка внешнего лоска от долгов или корма кормящей сучки-матери?!
Лёлик не упускал случая блеснуть спортивными знаниями и  инициативой, если она казалась ему белошвейкой, обшивающей корабли. И тут он вспомнил, что нос в замочную скважину ему не просунуть, а вливать в себя смазочные зелья на спирту не хотелось. Это натолкнуло его на идею микрокамеры, вмонтированной в кончик ключа, с первым применением которого, сопровождавшимся внедрением в скважину, он получил внушительный дополнительный срок за не запатентованное изобретение и несанкционированное любопытство, преследующие цели шпионажа. Но теперь это был иной случай – гиблое дело, нечто вроде прерванного секса.
– Заслуженная компенсация ватаге попугайчиков, – прокукарекал Зонтик, – их родичам обещан шахидский отступняк, ведь любовь к ближнему в квадрате помножена на деньги в кубышке, в которой сохраннее чем в башенке, укреплённой подозрениями.
– За что им такое везение? Все пытаются использовать мою врождённую доброту! Я не позволю разбазаривать выданные на совместное предприятие мисс Вандербильд таллеры! Хотите пресечь своё финансовое равновесие?! Лучше возьмите тесак и зарубите меня как петуха, несущего яйца. У вас, я вижу, появилось хобби – выбрасывание не принадлежащих вам денег на ветер в штиль. Нет, голыми руками меня не заполучить! – психанул Лёлик. 
– Включите телевизор, всё узнаете, – посоветовал попугай.
 В комнате было великодушно. По всем телевизионным каналам, а также из уст в уста в небоскрёбном городе (неофициально признанном столицей гомериканской иммиграции) передавали экстренные сообщения о крушении в приватном аэропорту имени Фрэнка Синатра лайнера «Silver Bird» в мельчайших подробностях, касающихся кончины мультимиллионерши Вандербильд.
Один из робких комментаторов позволил неосмысленное замечание: «Самолёт, в который ударяет молния, превращается в братский электрический стул» и вкусно покраснел.
Опубликовали предсмертные агонизирующие фотографии в нескольких ракурсах, на которых отретушированная мисс смиренно выстаивала в очереди за пирожками с капустой на Драйтоне в шубе из утрусского соболя и пухлом берете со скульптурным ансамблем.
Миллионершу показывали в фас и в профиль, похожий на сачок для ловли бабочек, как будто в стране не хватало насильников и злостных неплательщиков налогов. Почему-то внимание телевизионных камер было направлено на запястье мисс, с песочным «Лонжином», изготовленным на Ланжероне в Одессе.
Потом внимание камер переключилось на негров, перекидывавших баскетбольный мячик, а могли бы собирать хлопок. Не удивительно, что в конгресс поступило предложение упразднить должности гардеробщиков – супервайзеров повешенных пальто, а заодно запретить секс по телефону «Funiculus spermaticus».
Лёлик вырубил телепередачу о мисс Вандербильд в исполнении группы «Укороченные жизни», сравнивавшую рабочие простои мужчин с «пролежнями» у женщин, и включил спутниковое радио «Синоптика катастроф» с его непролазными дебрями коммерческих выводов. Часы на стене показывали то что надо.
Ведущий зачитывал в раструб «Your masters voice» экстренные новости, высосанные не из того пальца и сопровождаемые реквиемом Л.Т.М., по странному совпадению написанным бардопоэтом за неделю до ужасающей катастрофы:

         Прощай любовь, прощай, поспешно улетаю.
Меня в аэропорт не стоит провожать.
А камера в мозгу  последний кадр снимает.
В объятиях стоим, не в силах рук разжать.
      (йоркшир закрыл мордочку лапками)

Прости любовь, прости за горькие минуты,
Запечатлённые на  ранней седине.
Тебя одну любил, смешно сказать кому-то.
В смущеньи признаюсь растерянному мне.
    (в этом месте лапки терьера вздрогнули)

Кощунственная мысль спасеньем показалась,
Навечно унести, что было мне дано.
В отчаянье,  когда в последний раз прижалась,
Взять на руки тебя и выпрыгнуть в окно.
                (Мося рыдал и рвал когтями шерсть на голове)

– Печальная история, – ухмыльнулся Лёлик, – выходит,   теперь мы никому ничего не должны. Два «лимона» – наши.
В недоумении пожав хвост плечами, Мошка завыл на коврике, предчувствуя, что не достанется ни одного таллера, и ему вовсе не хотелось проникать в углубления извилин людей, по-настоящему ценивших его в этой жизни, включая художников – передвижников стульев в артистическом кафе «Кошерная Мурлыка».
По намакияженным щекам Лотташи катились слёзы в два карата каждая – она вспомнила, как мама заявила отцу, что больше не намерена выслушивать сводки тарелки-репродуктора, ибо боится залететь от густого, не размешанного голоса Левитана (после этого реформистка-мать чудом убрала жир с талии и щиколоток). Покачивая бёдрами и вытирая драгоценные слёзы, Лотта вышла в другую комнату и вскоре вернулась с увесистым конвертом толщиной в большой палец ноги, покинувшим разгорячённую воду.
 – Здесь 5000 таллеров, – заверила она, – передай, Зонтик, обещанное вознаграждение родственникам исполнителей. Надеюсь, ты осознаёшь, что произошедшее в аэропорту не  инициировано нами. Хотя, чего греха таить, Лёлик не один день ломал голову, каким способом избавиться от долга. Он предпочитает служить Богу, не будучи у него в услужении, поэтому в любой момент может махнуть отдыхать на курорт алкоголиков Блюварские острова.
– Да, – облегчённо вздохнул Зонтик и с нескрываемой укоризной взглянул на терьера, который с месяц подвизался на птицеферме «Курьёз», гоняя наседок. Зонтик обогнул ковёр-поглотитель посторонних звуков и плюшевым медвежонком плюхнулся в плетёную интригу кресла, примяв свой плюмаж. Мошка завыл ещё громче. Преданными, влюблёнными глазами смотрел он на Лотташу, с сожалением понимая, что, как в песне, взять любимую в лапки у него не получится. Он соскочил с ковра, забегал по комнате и с диким визгом выпрыгнул из окна 35-го этажа в гудящий Конфеттэн.
Зонтик вылетел вслед за  терьером, не выпуская из клювика заветный конверт, предназначенный для родственников попугайчиков-самоубийчиков, сгинувших в терактивном голосовании, не подозревая, что их поджидало в мире ином не менее 70  попугаичьих невест Аллаха. Пока птица раздумывала, как ей поступить, Мошка, протирая  глазёнки сквозь слипшийся от страха репейник ресниц, он стремительно приближался к безжалостному асфальту. Сказывалось, что он был слабым философом, да и чего ожидать от собаки, не подозревающей правды о своём весе в обществе.
 – Кошмар! – прокаркал попугай и выпустил конверт из клюва, как ворона кусочек сыра у дедушки Крылова, мало евшей и протестовавшей против притеснения пищи стенками желудка. Надо спасать Моисея. Попка пулей понёсся на терьера. Приветливый солнечный луч полосонул его по глазам. Попугай промахнулся, возможно это помешало ему записаться в Шербургские «зонтики».
Мошке показалось, что на заходящее солнышко нашло частичное затмение и оно присело на задние лапки в позе «Подвиньтесь!», еле освещая улицу, а фонари забыли зажечься.
Из-за угла показался грузовик. Видимо под его колёсами суждено было погибнуть йоркширу. Но... по счастливой случайности терьер угодил в открытый кузов, застланный матрацами фирмы «Спи спокойно, дорогой покупатель».
От удивления хваткий Мошка протянул лапки к небу, используя шаблонные движения души, чтобы поблагодарить наводчицу и корректировщицу жизнь, и в этот момент в лапы упал конверт с деньгами. Сначала кутила из кутят Мошка хотел бежать врассыпную, преодолевая распри в желудке, но потом поняв, что его много, но не настолько, быстро спрятал деньги под матрац, как это делала его бабушка, проходившая через публичные дома на хозрассчёте в трассе скоростного спуска к греху и пользовавшаяся в виде противозачаточного средства резинкой от трусов.
В тот же момент Зонтик раскусил тонкую игру терьера и готов был обменять своё хвостовое оперение на Мошкину предприимчивость. Попугай понял, что остался с «клювом» и пожалел, что не родился охотничьей собакой Ягдташ. Обстоятельства волей-неволей не вытравили, а выгравировали из Моси настоящего зверя.
Грузовик с рёвом и йоркширом покатил матрацы на доставку в сторону Брюквина. За ними еле поспевал на поворотах доверчивый попугай Зонтик, всю дорогу чувствовавший себя на птичьих правах, в надежде в целости и сохранности изъять конверт у Мошки и доставить его родственникам погибших. Но Зонтику, бывшему Мошкиному единопромышленнику, не хватило доли секунды, он  забыл, что время не конь – его на ходу не остановишь.
По улице, где разминали свои ожиревшие тумбы толстозадые баклаЖаны, пронеслась «Гуманитарная помощь редкозалётным птицам» и скрылась за ключевым поворотом банальной истории. Грузовик, смердя неотработанными газами, неукоснительно следовал за ней, как в «Гонке с преследованием», и завернув за угол, оставил попугая позади, без лишних трелей влетевшего на бреющем полёте в склеп-салон модного украинского парикмахера-стилиста Прадо-брея Чемнадо для наркоманов-флеботомистов и Чит из Тарзании «Наколотые поленья, где палка за палкой – частокол!»
В салоне продавались жала медуз, бесплатно раздавался ухающий кашель филина и никто не скорбел о скарбе.
Попугай Зонтик, выходец из страны «третьего мира», которая даже в четвёртые не годилась, почему-то сменил турецкую феску на тирольскую шляпу и полетел догонять пресловутый грузовик.
На пятом повороте к конечной цели Мошка, надурняк кичившийся своим йоркширским происхождением и часто задиравший нос и соседских собак, памятуя о том, что спасают не Боги, а ноги, вывалился из кузова и бросился бежать в неизвестном направлении (в тот момент он не понимал в какой стороне живёт). Не потому ли, в совершенстве владея четырьмя волчьими лапами, легче прокормиться, подумал он, не успевший нагулять жирок за зиму.
Неожиданно Мося, от которого страшно несло изысканными духами «Псина», вступил во что-то мягкое, по-волчьи взвыл и из его пасти полилась оборотная версия «Распря … хлопцы коней».
Нестриженый пучок травы в ушной раковине, вытоптанный летней арабской скакуньей, не приспособленной к зимней спячке, не мог рассматриваться как скрытый вызов для отъезда из страны.
Грациозная лошадь-карьеристка в стиплчезе запуталась в одно-марочных не винных чувствах и месячных кровоизлияниях по юлианскому календарю в праздный день 7-го ноября. Не потому ли Мося посчитал, что в этот День Упразднённых Законов стоит надраить кому-нибудь сбрую до блеска, и ты, соблюдая порядок, поимеешь право начистить морду любому?

(см. продолжение "Би-жутерия свободы" #320)