Тяжба судебная

На городской набережной Керчи,  вблизи  от места, где впоследствии был сооружен фонтан, я занимался  рыбалкой. Конечно, не ради богатого  уловами, а  азарта  охотника. Забросив леску с грузилом и наживкой на крючках, внимательно наблюдал за поплавком на поверхности зеленовато-бирюзовой воды.
Обернулся на оклик и увидел коллегу Александра, известного под псевдонимом Узбек, поскольку ранее до того, как бросил якорь в Керчи,  работал в  редакции одной из газет Узбекистана. Рядом с коллегой  я увидел высокого, статного мужчину с импозантно-вальяжной внешностью, явно не измученного нарзаном, как монтер Мечников из «Двенадцати стульев», то есть  денежно-бытовыми издержками. 
Когда они приблизились, то в облике  незнакомца уловил знакомые черты.  В руке он держал книгу в мягкой обложке. После обмена рукопожатиями, Узбек, указав на спутника, произнес:
—Угадай, кто перед тобой?
Вопрос застал меня врасплох.  Пристально изучая незнакомца, принялся перебирать в памяти имена друзей, но, увы…
— Ладно, не ломай голову, это твой давний соперник, оппонент по громкому судебному процессу Валерий Лапков…
— Точно, как мог забыть!? — сокрушался я. В оправдание своей забывчивости заметил. — Лет пятнадцать прошло, много воды утекло. За это время  кануло в Лету  единое могучее государство, братские республики разбежались по своим «национальным квартирам», а люди  продолжают пожинать  горькие плоды социальных потрясений и бездарных реформ.
— Да, система, с которой я настойчиво боролся, рухнула. Вбил свой гвоздь в крышку гроба, — подтвердил Валерий и, показав титульную обложку книги «Духота», продолжил. — В ней я  изложил  подробности своей борьбы с режимом, который преследовал граждан за инакомыслие и насаждал всеобщее «одобрямс», Напечатал в одной из московских типографий. Разошлась, как горячие пирожки. Подарил бы с автографом, но это последний экземпляр. Вернусь в Москву и заказу дополнительный тираж.
Тот факт, что я не стал обладателем бестселлера, не огорчил. По  названию книги, догадываясь о сути содержания,  спросил
— Сатирический памфлет «Порча» вошел в книгу?
— Обязательно, как же без него, это квинтэссенция. Забавно мы тогда скрестили свои шпаги. Но  поединок считаю неравным.
— Почему?
— Вас опекали чекисты, — ответил Лапков.
— А вас поддерживали адепты воинствующей секты, — напомнил я  о его чрезмерно эмоциональных соратниках и соратницах, занявших тогда все места в зале судебного заседания.
— Не секты, а  православной общины, — поправил он.
Следуя заповеди, «кто старое помянет, тому глаз — вон!», мы, пожелав друг другу творческих успехов в новых политических реалиях, расстались без слез и сожаленья. Зато случайная встреча воскресила в моей памяти  событие, оказавшееся  в эпицентре внимания жителей славного города.
Наверное, редактор Николай Григорьевич и автор  фельетона «Под звон демагогии», Юрий Черемовский,  не предполагали, что данная  публикация   в «Керченском рабочем»  вызовет большой резонанс. В этом фельетоне  автор «Порчи»  керчанин Валерий Лапков, был подвергнут острой критике. Дело в том, что в десятистраничном машинописном произведении Валерия в карикатурно-сатирическом виде были изображены  руководители, в том числе начальник УВД, прокурор  и другие чиновники. Возможно, на этот опус, судя по мотивации,  его вдохновила бессмертная комедия Николая Гоголя «Ревизор».
Как известно, сатира, юмор, басни,  являются острым и грозным оружием, метко поражающим  «героев». Недаром в советское время столь популярными были журналы «Крокодил», «Перец», сатирические телепередачи, ныне почившие в бозе. В созданном обществе благоденствия, где окончательно изжиты все пороки, в том числе коррупция, казнокрадство,  нет и причинно-следственных связей  для критики. Сатирики и юмористы оказались безработными.
А тогда у многих обиженных керченских чиновников появилось желание свести счеты с автором пасквиля «Порча», который к тому времени уже находился  под негласным надзором  чекистов.
Карьера диссидента или религиозного бунтаря, поскольку Валерий позиционировал себя борцов за чистоту православия,  началась с того, что, обладая литературными способностями, он после окончания школы поступил на факультет журналистики Ленинградского госуниверситета и там проявил себя в роли вольнодумца, бунтаря.
Теперь остается лишь предположить, что после окончания вуза он имел шанс пополнить штат «Керченского рабочего» или другого издания. Но за бунтарское поведение Лапкова из университета отчислили.
В городе трех революций он нашел единомышленников, установил связи с корреспондентами вещавших на СССР радиостанций «Свобода», «Голос Америки», «Би-би-си», «Немецкая  волна»… Эти, как тогда, да и сейчас считается, «враждебные голоса», несмотря на «глушилки», проникали  за  «железный занавес» и пагубно влияли на сознание слушателей. Тогда-то Лапков и попал под колпак чекистов.  На какие средства жил, курсируя между Москвой и Керчью? Может на гонорары? Так ведь нигде, как неблагонадежного субъекта, не печатали.  Однако он проводил в столице тайные литургии, давал интервью зарубежным корреспондентам. Не исключено, что получал гранты от радиостанций, работавших под  эгидой спецслужб, что во все времена широко практикуется вождями и лидерами всех  государств. 
Для политика, любого публичного человека, который стремится быть в центре внимания, слава, как позитивная, так и скандальная, если ею грамотно воспользоваться, корыстна.  Лапков, поднаторев в интригах,  решил публикацию в газете обратить себе в пользу, создать ажиотаж, который бы заметили и оценили его западные кураторы.
Спустя неделю после публикации фельетона, редактор городской газеты Николай Григорьевич пригласил меня в кабинет.
— Владимир Александрович, выручай, диссидент Лапков подал на редакцию иск в суд о защите своей чести и  достоинства. Требует опубликовать опровержение и возместить ему моральный ущерб за подрыв безупречной репутации.
— Что от меня требуется, какова  роль?
— Будешь представлять интересы редакции в суде.
— Но автор фельетона Черемовский,  он  в теме?
— В теме, но целесообразно, чтобы наши интересы представлял сотрудник, который разбирается в юриспруденции, в судебных делах. Все аргументы в твою пользу. Во-первых, не дилетант, имеешь опыт  работы замначальника милиции; во-вторых, успешно освещает работу правоохранительных органов, проявил себя, как автор судебных очерков  и других материалов.
Зная, что  судебная тяжба выбьет из творческого русла, я предложил:
— Почему бы не поручить это дело опытному адвокату?
— Предлагал такой вариант, но «наверху» решили, что логичнее, чтобы  редакцию  представлял штатный сотрудник.
Получив такой ответ, понял, что упорствовать бесполезно, более того, посчитал оказанное мне доверие за честь и согласился. Городской отдел КГБ предоставил текст памфлета «Порча» и другие  материалы о его авторе.  Тщательно изучив исковое заявление Лапкова, заранее подготовил  контраргументы против его претензий.
На судебных заседаниях председательствовала  Маслова, впоследствии  работавшая в областном и  Верховном судах республики. В течение недели состоялось три судебных заседания. Выступили истец и ответчик, дали показания свидетели. За давностью лет некоторые детали и нюансы не сохранились в памяти, они зафиксированы в протоколах архивных папок. В старом блокноте я отыскал запись диалога в прениях с истцом.
— В памфлете «Порча» вы огульно оклеветали представителей власти, опорочили их честные имена, подорвали авторитет. Это  послужило поводом для публикации фельетона, — констатировал я.
— У меня, даже  мысли не возникло о публикации «Порчи», — возразил Валерий. — Один из машинописных экземпляров изъяли  офицеры  КГБ. Лишь после этого  произведение обрело известность, стало предметом обсуждения.  К ним и предъявляйте претензии.
— Странно, в таком случае, зачем было  сочинять?
—Проба пера. Впрочем, какие могут быть замечания к художественному произведению, тем более неопубликованному? Я продолжаю над ним работать, довожу до совершенства. Любой автор имеет право на свободу творчества. С таким же успехом Поп, Балда  и другие персонажи из сказок, поэм, повестей и рассказов могли бы предъявить иск  Александру Сергеевичу Пушкину…
— Не утрируйте, не поминайте всуе великого поэта. По жанру и содержанию  «Порча» не является художественным произведением, так как в ней имена, фамилии  конкретных  людей, живущих в нашем городе. Это публицистика с элементами сатиры и сарказма.
— Не драматизируйте. Что касается имен, то случайное совпадение по теории вероятности. Человеку неподвластны законы природы и бытия, он неспособен на них повлиять. Для  глубокого познания окружающего мира изучайте философию и теологию. Вы знаете, сколько в Москве Ивановых, Петровых и Сидоровых? Десятки тысяч. Если автор на это будет обращать внимание, опасаться, что кого-то обидит, то строки не напишет. Всю жизнь просидит с пером перед чистым листом бумаги. А по мне, если не выдал на-гора, хоть одну страницу текста, то считаю день пропащим.
Если чиновники узнали себя в образах моих литературных героев, то это их проблемы. Пусть лечатся у психиатра от мании величия и преследования. Или  последуют моему примеру  и обратятся  в суд с  исками  о защите чести и достоинства. Однако, они бездействуют, молчат,  как рыба, значит, я никого  не огорчил, не опорочил, все довольны жизнью.
Самоуверенности и напористости. Лапкова содействовал тот факт, что  небольшой заметке, опубликованной в  популярном тогда еженедельнике «Аргументы и факты» с тиражом в 23 миллиона  экземпляров  его  фамилия  стояла в одном ряду с именами  академика, отца  водородной бомбы Андрея Сахарова, отбывавшего ссылку в Горьком, писателя  лауреата Нобелевской премии Александра Солженицына и  священника Якунина.
К тому же в небольшом судебном зале доминировали  воинствующие адепты из его странной паствы. Некоторые из них митрополитом епархии из-за раскольничества были лишены сана священников и обращены в простых мирян. Мои коллеги в зале появлялись редко, так как не могли надолго оторваться от текущих газетных забот и хлопот.
— Очень благодарен редакции за фельетон «Под звон демагогии», — продолжил Валерий свою тираду. — Раньше о существовании «Порчи» знали не более десяти человек, а теперь при тираже «Керченского рабочего» в 56 тысяч экземпляров, фактически все жители города. Поэтому редакция является распространителем  моего творения.
Против этого аргумента сложно было возразить,  но я бросил реплику:
— В таком случае, зачем вы обратились с иском, требуя опровержения и возмещения морального ущерба?
— Чтобы  со страниц газеты не сходила эта тема, — признался он. Заведомо зная исход суда,  Лапков  достиг поставленной цели.   Сейчас бы его акцию назвали пиаром, ради повышения рейтинга. Тогда он сознательно провоцировал скандал, чтобы быть в эпицентре внимания и его активность оценили на Западе, не  поскупились на гранты.
Решение суда дословно опубликовали в газете. Истец вправе был обратиться с апелляцией в областной суд, но зная об отрицательном для себя решении,  этой процедурой не воспользовался. Удовлетворился  тем шумом, что возник вокруг его персоны, привлек внимание зарубежных радиостанции, сообщавшим о преследовании диссидента по политическим мотивам. Хотя он формально проиграл процесс, но информационно,  обретя статус «узника совести»,  выиграл. Фактически каждая из сторон  осталась  при своих интересах.
Интересно узнать с какими «ветряными мельницами» борется Лапков или сложил оружие? В годы застоя, даже при издержках правящей системы власть все же адекватно реагировала на критику, оперативно принимала  меры к нарушителям, а газеты, журналы, телевидение информировали граждан о наказании нерадивых чиновников. Для этого существовали тематические страницы: «Правопорядок», «Человек и закон», «Народный контроль», рубрики «Отдел действенности», «По следам наших выступлений» «Из зала суда» и другие.
Пресса, радио, телевидение были мощным оружием борьбы против социальных пороков и недостатков.  Нынешние держатели власти  требуют от граждан, наделивших их полномочиями всеобщего почитания и доверия. Поэтому в отличие от вечно здравствующих дифирамбах и панегириках, фельетон, памфлет и другие сатирические жанры, обречены, подобно мамонтам в ледниковый период, на вымирание.
В моей домашней библиотеке в память о том событии хранится книга  В. Полубинского «Знакомьтесь: МУР» об истории Московского уголовного розыска с дарственной подписью, начертанной рукой редактора: «Уважаемому Владимиру Александровичу за блестящую победу в судебном процессе. Крепкого здоровья и творческих достижений!».
Возможно, этот подарок станет музейным экспонатом, о единственном судебном иске к газете за почти столетний период ее истории.