Святая весть

Очередь к целителю

По дороге в загородную церковь журналист газеты "Темное время" воображал интереснейший, сенсационный материал.  По предварительной информации местный священник обладал сверх естественными способностями: ставил точный диагноз, быстро осмотрев человека; излечивал от различных болезней и даже якобы изгонял бесов.

Виктор Циновьев был одним из лучших корреспондентом в редакции: в свои 25 лет ему частенько удавалось "разговорить" даже не самых общительных респондентов; писал он легко и увлекательно, с экспрессией. Их вестник публиковал материалы политического и криминального характера, освещая иногда и различные экстраординарные события.

Приехав на личном автомобиле к месту, он увидел маленький храм, выстроенный в православном стиле, вдалеке за ним виднелся деревенский поселок. По левой стороне здания располагалось небольшое озеро, по правой - березовая роща. Позади могучими сосновыми кронами покачивался лес.

Рядом со святилищем стояло несколько дорогих машин. У входа образовалось толпа, человек с двадцать: мужчины, женщины и немногочисленные дети; несколько пожилых людей. На часах - половина восьмого утра.
 
Заняв очередь Виктор хотел было поспрашивать о целителе, но внезапно услыхал доносящийся из церкви крик - грубый басовый голос, который сильно резал  слух.

- Не может так кричать человек! - сказал какой-то мужчина.

 Увесистые двери были плотно закрыты, но голос все равно слышался. Это был отвратительный, леденящий душу вопль каких-то слов на неизвестном языке.

Крик продолжался, но через пару минут утих. Люди стояли, насторожившись. Даже Циновьеву стало не по себе, несмотря на выработанную за годы привычку спокойно, отстраненно реагировать на происшествия.

- А ведь туда зашла девушка! - выпалил другой человек из толпы.

 Когда дверь отворилась, на улицу действительно вышла девица - с радостным, но еще мокрым от слез лицом. Она улыбалась и почти сияла от радости. Ее никто не встречал и барышня ушла в одиночестве. 

Следующим в храм вошел невысокий полноватый мужчина, бросавший доселе на окружающих подозрительно-озлобленные взгляды. Виктор поравнялся с одной бабушкой. Он хотел собрать побольше информации о Савелии (так звали целителя), чтобы потом использовать ее в предстоящем разговоре. Поздоровавшись, парень спросил словно невзначай.

- Вы знаете что-нибудь о Савелии? Кто он, от куда?
 
Выглядевшая нейтрально старушка глянула на него странно: не то улыбаясь, не то прищуриваясь. Замешкавшийся на секунды парень спросил еще раз, но бабуля, приняв уже прежнее выражение лица, изобразила точно такой же взгляд.
 
- Она почти оглохла уже, да и сумасшедшая к тому же. Ничего она тебе не скажет. Зачем ты вообще приперся-то сюда? - заговорила вдруг светловолосая женщина, подстриженная под каре. Ее большие синие глаза пылали эмоциями.

- Опять надумал какую-то клевету писать, журналюга? Знаю я вашу газетенку! А тебя я по телевизору видела, когда о вашей конторе репортаж был. Трудно тебе здесь будет, - довершила она.

- И мы вас очень хорошо знаем! - саркастически ответил Виктор, и, указав рукой на нее и глуховатую бабушку, с преувеличенным интересом спросил.

- Так кто здесь сумасшедшая?
 
Женщина взъелась глазами, нахмурилась, с секунду помолчала и, не желая более общаться, демонстративно отвернулась.

Удовлетворенный собою, Циновьев продолжил опрашивать людей и обошел едва ли не всю толпу, однако так ничего, наверное, нового и не выведал бы, если бы не наткнулся на одну местную жительницу, которая, как сразу же выяснилось, знала Савелия еще с детства. Эта была приятная на вид девушка с повязанном на голове светлым платком, в длинном бежевом платье. Добрые, отзывчивые глаза; скромная сдержанная улыбка. Звали ее Антониной.

"Верующая", - быстро смекнул Циновьев.

Они отошли к озеру. Редкие тучи отражались на его водной поверхности, кое-где плавали пожелтевшие березовые листья.

- Многое узнала о нем от матушки. Она и с Савелием,  и с отцом его была знакома, - начала рассказывать Антонина. - Сейчас попробую ее истории в нечто единое собрать. Значит так...

 Он родился и вырос в нашей деревушке. Получил высшее архитектурное образование в городе. Устроился на работу в крупную строительную фирму. Купил квартиру, женился; супруга вскоре родила ему дочь. В село приезжал часто - отца повидать.  Так и жил себе спокойно. Однако после сорока лет неожиданно уволился с работы и уехал из здешних мест. С женой они вроде бы не расставались (она осталась жить в городе), а просто изменили характер своих отношений.
 
По словам его отца Савелий поступил учиться в духовную семинарию. В деревню стал наведывался редко. Всего себя отдавал самосовершенствованию: посещал занятия, читал книги; свободное время фанатично много молился; неделями соблюдал строгий пост. Потом начал к одному старцу-отшельнику ездить, позже вообще уехал к нему на несколько лет.
 
 Виктор внимательно слушал, и, как учили в университете, почаще кивал головой. Длиннющий, словно жердина, он смотрел на собеседницу сверху вниз. Покрытая лаком прическа поблескивала на солнце. Сверкал также и находящийся в руке журналиста компактный черный диктофон.

Очередь тем временем затягивалась. Вошедший после девушки мужчина до сих пор оставался внутри.
 
- По приезду от старца он еще ощутимее изменился: не только спокойнее стал и рассудительнее, а как будто целиком переродился внутри, - продолжала свой рассказ Антонина. - Мать не раз повторяла: "Посидишь рядом с ним, поговоришь просто, а на душе потом так спокойно становится, так хорошо...".

Смутно помню эпизод из детства. Савелий сидит у нас: за окном дождь, гроза; мама крутиться возле плиты, а он о чем-то рассуждает, улыбается; капли стучат по крыше, время от времени грохочет гром. А мне настолько уютно, настолько интересно! Мама приносит что-то на тарелках и садится возле нас, они заводят беседу. Лицо ее такое светлое, такое красивое в тот момент! Дождь заканчивается, он уходит, а мы долго еще довольные сидим, точно он по-прежнему с нами...

Он научился с возрастом необычному диагностическому методу - "руками видеть" (это уже люди о нем сказывали). Станет возле него человек, он ладони выставит сантиметрах в пяти от его тела, опустит медленно от головы до ступней и скажет тут же, где что в организме не ладно. Некоторым, кто ходил потом в больницу, по снимкам такой же диагноз ставили.... В некоторых случаях мог на месте излечить от недуга - вылив на голову пациента немного воды, которую предварительно заговорил молитвой.

А потом, после смерти отца, он больше здесь не появлялся. Мать погибла, когда он еще младенцем был... Лет десять никто его в деревне не видел, пока внезапно он не приехал снова - сельский батюшка  рассказал позавчера на службе, что пару дней назад к нему приходил мужчина по имени Савелий. Возвышенными словами о нем высказывался: мол, таких праведных и отданных Богу людей он давно уже не видел. Вот и я пришла к нему, родимому, исповедаться...

Задав несколько уточняющих вопросов, Виктор поблагодарил девушку и они вернулись в очередь.  Она, как ему показалось, говорила искренне, от души и непохоже чтобы врала, ведь подтвердила часть имеющийся у него информации.

 "Нужно обязательно его разговорить. Как бы это... Начать? Представиться журналистом или умолчать поначалу? А вдруг он вообще не захочет общаться? А фотографироваться?" - размышлял парень.

Мужчина-посетитель вышел только через два с половиной часа - в спокойном, миролюбивом настроении. Очередь продвигалась медленно и даже росла: приезжали новые люди.

В неспешном темпе зашло и вышло еще три человека. Циновьев ощутил подступающий голод. Он с грустью осознал, что пообедать как обычно в ресторане сегодня не получиться: излюбленного им жареного цыпленка (в пикантном соусе) придется заменить бутербродами с колбасой из местного магазина.

- Черт побери, сколько ждать-то можно? Мне за это никто не доплачивает. Что он там с людьми, в морской бой играет что ли?  Я в такое время уже пивко дома "потягиваю", а не "торчу" непонятно где с неудачниками и сумасшедшими на плече. Все у них в жизни не так, все не складывается - да кому вы вообще нужны? Думаете вам этот  инквизитор  поможет? - злился вслух Виктор, перекусывая в машине.
- Да он сам, наверное, очередной шарлатан, знающий парочку психологических трюков. Тоже небось после "профессиональный стресс" за бутылкой снимает, - продолжал злорадствовать Циновьев.

- И пора уже нанимать себе водителя - будет возможность и на работе "потянуть"" - заключил он.
 
Вернувшись в очередь, парень простоял еще невесть сколько времени. Солнце уже пекло так, точно сейчас разгар июля, а не конец сентября. Утомленные длительным ожиданием, некоторые из приезжих открыто высказывали недовольства.

Наконец, когда перевалило далеко за полдень, журналист вошел в церковь.

                ***

Острый разговор

Савелий сидел на одиноко стоящим посреди храма стуле, облаченный в серую монастырскую одежду. Это был энергичный мужчина лет шестидесяти на вид. С седыми волосами и длинной, достигавшей груди, белоснежной бородой. Глаза ясные, ярко-голубого цвета.
 
Стены и внутренний купол помещения украшали росписи некоторых сцен из Библии. Сквозь окна проникало недостаточно света, электрические лампы отсутствовали; освещения добавляли горящие у иконостаса свечи. Пахло ладаном; в легком полумраке золотистыми оттенками блестели лица святых.

В дверях показался новый посетитель - долговязый молодой человек с прилизанной прической: короткие светлые локоны были аккуратно зачесаны на бок. В темных штанах и черной рубашке. На плече небольшая сумка.
 
Не успел Виктор и рта раскрыть, как Савелий уверенным, твердым голосом заговорил.
 
- Я знаю, ты журналист из местной газеты. Видел я таких как ты - в каждом городе, где работал... Охотники за сенсациями...  Хочешь написать обо мне материал?

- Да, - с воодушевлением ответил журналист, присев на небольшую деревянную скамейку напротив старика. Собеседников разделяло не более двух метров.

- Хорошо. Пообщаемся, но не долго - сегодня еще много людей принять нужно.

- Могу ли я включить диктофон, чтобы записать нашу беседу?

- Конечно.  Тебе самому полезно будет потом это переслушать. Но скажу сразу - вряд ли ты что-то напечатаешь. Не то чтобы я запрещаю, нет. Поступай, как желаешь. Просто ты сам после нашего разговора не захочешь это сделать, - беззаботно ответил Савелий.

"Как это не напечатаю? Классная статья получиться - давненько я таких "кадров" не видел", - подумал Виктор и с невозмутимым лицом  (словно и не было этих размышлений) спросил.

- Давно вы такой деятельностью занимаетесь?

- С тех пор как почувствовал, что должен это делать. Озарение, интуитивное понимание, прозрение - словами можно по-разному описывать. Около двадцати лет уже.

- А как вы начинали?

Савелий слегка улыбнулся, глаза его засветились. Он задумался на секунды.

Виктор знал: как и многие, добившиеся чего-то в жизни, люди, он наверняка пережил множество трудностей на своем пути. А об этих моментах почти все очень любят рассказывать. Ведь кто еще его об этом спросит? Журналист предвкушал любопытнейшую драматическую историю.

- Начинал я непросто. В способности помогать людям был уверен, но далеко не все это адекватно воспринимали. Когда вылечишь человека - да, он уже безоговорочно верит. А на этапе становления, когда еще мало рекомендаций от других - многие сомневаются, боятся идти на контакт. Ведь как можно что-либо сделать, если пациент закрыт: весь напряжен, в страхе? В первые годы я еще не умел с такими случаями работать, поэтому людей у меня было мало. Приходилось подрабатывать на других работах, трудиться физически, с простыми людьми, - кратко ответил старик.

- Но у вас ведь два престижных образования, неужели нельзя было лучшее место подыскать?
 
- Строительная сфера давно меня уже не привлекает, хотя в молодости нравилось чертить, проектировать. Но этого было настолько много, что быть архитектором мне разонравилась. Это как слушать очень красивую мелодию большое количество раз - рано или поздно она перестает радовать. Прошли годы, но желание заниматься некогда любимым делом профессионально не возвращалось. Только рисовать иногда тянуло... Просто для себя.

А семинарию я на самом деле так и не закончил - разочаровался в классическом религиозном мировоззрении. Ушел. Поэтому я и не священник вовсе, как многие говорят.

- С вас не насмехались на работе "простые люди"? Образованный человек в необразованном окружении...

- Некоторые да. Но меня это не задевало. Нужно лишь самому себе признаться: "да, я рабочий". Что здесь такого? Ничем не хуже любой другой деятельности. Твоей, к примеру. Да и среди "необразованных" я встретил множество достойных людей. Традиционное высшее образование редко облагораживает людей.

У Циновьева слегка дрогнула щека. Он проигнорировал сравнение Савелия, и одобрительно (через силу) кивнул, продолжая слушать. Но лицо его побледнело.

Старик продолжал рассказывать. Он говорил со все возрастающим энтузиазмом, но в тоже время без гордости в голосе, словно повествовал о каком-то другом человеке.

- Мне было все равно, поэтому чей-либо сарказм быстро затухал. К тому же я часто менял свои подработки. Не успели меня еще толком как личность идентифицировать, как я уже переходил на новое место. Да и трудится руками мне нравилось, поэтому то время я вспоминаю с удовольствием.

Это была чрезвычайно насыщенная жизнь! Подъем в четыре тридцать утра. Приготовление завтрака, пеший поход на работу, почти что на самом рассвете... Восемь часов труда на фабрике, потом домой, пол часа на сон, подкрепиться и еще четыре часа в мастерской по изготовлению поделок из дерева. И так пять дней в неделю. И только на выходных я мог практиковать свою нынешнею деятельность.

 - Ничего себе... Поразительно! Выдерживать такую нагрузку! - подхалимствовал Циновьев. В его глазах отсутствовала искренность: замутненный, но сосредоточенный взгляд преследовал другие цели.

- А ваш учитель? Говорят вы к одному старцу-отшельнику ездили?
 
- Да, правда. Но о нем рассказывать ничего не стану, - неожиданно жестко заключил Савелий.
Обнаглевший слегка журналист с точно таким же, как и в начале беседы, невозмутимым видом, спросил.

- Почему же? Думаю многим будет интересно узнать, кто вам передал знания и силу.

 Он осознавал, что вопрос был не совсем тактичен, но надеялся, что разговорившийся к этому времени старик должен еще больше открыться. Но Савелий лишь неодобрительно посмотрел на собеседника и внезапно спросил.

- Скажи мне лучше... А совесть тебя не мучает на работе?

Эти слова застали Циновьева врасплох: глаза замешкались по сторонам, губы покраснели. Повисла напряженная пауза. Не найдя ответа, он задал встречный вопрос с почти мастерски сыгранным удивлением.

- Совесть?

- Да, совесть, - сказал Савелий в более жестком тоне и уставился парню прямо в глаза.

Но Виктор уже окончательно собрался и с подлинной уверенностью заявил.

- Я в полном порядке. У меня своя работа, а всякие "возвышенные чувства" для людей других профессий - вашей, к примеру. Да и вообще, что такое совесть? И кто сейчас о ней заботится?

- Ты прекрасно знаешь что это такое. Видел я как-то наклеенную листовку в одном городском автобусе с надписью "не знаешь как поступить - поступи по-человечески"... Каждый может это прочувствовать, не правда ли?

- Видимо я не такой, как все, - парировал журналист. Глаза парня продолжали дергаться. Казалось, они рассматривают нечто очень подвижное, вращающееся под разными траекториями.

 Он чувствовал, что разговор шел не в ту степь, и понимал что нужно сейчас говорить другое, но не мог удержаться от реплики.

- А почему, собственно, она должна меня мучать?  Я же просто пишу статьи, фотографирую, общаюсь с людьми... 

Савелий встал. Он сделался вдруг необычайно серьезным. Подойдя к парню достаточно близко, он вытянул руки вперед ладонями от себя и, приподняв их до уровня его лба (старец был на голову ниже молодого человека) медленно опустил по самые щиколотки, одновременно опустившись на корточки. Выпрямившись, он молча вернулся к стулу и вновь уселся. Помолчав с минуту, он заговорил.

- Сильных бесов в себе носишь, раз можешь "творить" такое - писать о несчастьях... В этом ты еще убедишься... Ты никогда не задумывался, почему, к примеру, у тех людей, которые в селах самогонку продают, нередко горе в семье случается? Неожиданная или нелепая смерть, болезнь или другая беда приключается.... Понимаешь? Ничего не остается без наказания.

"Что посеешь, то и пожнешь" - как говорится. И что же ты полезного своими публикациями в читателях "сеешь"? Попалась мне вчера (не случайно ведь!) "макулатура" ваша - почитаешь такое и жить потом не захочется: один утонул, второй разбился, третий пропал без вести; этих ограбили, тех обманули; ампутация; клиническая смерть; изнасилование... Срам! - проговорил Савелий резко и громко.
 
- Да какая вообще разница?  Я выезжаю на аварию - вижу все это и меня, несмотря на некоторую жесткость, это увлекает! Что хочу, то и пишу. Не убиваю, не ворую, и на том спасибо! - отрезал Циновьев почти крича. Глаза совсем перестали слушаться его.

- Если ты "в полном порядке" - почему же тогда алкоголем увлекаешься? У пьяниц почти такая же печенка как у тебя.

Виктор смекнул что нужно срочно закруглять эти темы. Контроль над  разговором все больше ускользал из его рук. С минуту он отчаянно молчал.

- Возможно вы и правы. Да и стрессы на работе влияют, - сказал журналист и тут же, окрыленный удачно подобранными фразами, спросил. - А как вы со стрессом справляетесь? Одна та девушка чего стоит, все ее крики слышали...

Старик спокойно ответил, притворившись, будто не заметил, что собеседник сходит с неприятных ему тем. Видимо, он и сам не желал больше их развивать.

- Я же говорил, негатив меня давно уже меня не задевает.

- Однако каким образом вы ей помогли? Ведь она орала нечеловеческим голосом. В чем суть вашего метода? - спросил Виктор о том, о чем хотел спросить еще в самом начале.
 
(продолжение следует)