Сатиновые трусы

         (Америка снизу)

Давно это было,  в начале 90-х. 
На мелованном картоне,  золотом, царственно было оттеснено:  «Мистер … имеем   честь... пригласить Вас... в случае согласия …просим сообщить  о личных предпочтениях ..от имени Правительства Соединенных Штатов Америки..  посол США в СССР... Мэтлок Д.».
Оцепенев от свалившегося и посоветовавшись с товарищами, которые и выбрали на визит,  окончательно решил -еду.
Драйзера и Лондона читал;  П.Робсона и М. Джексона слушал- готов.
В маршрут по США пожелал включить  угольные регионы США и Лас-Вегас.
 (Вегас  от тяги к запретному, конечно).
Второй раз попал в США через три года, по другой общественной причине.
Оба посещения слились в памяти в единый клип, в который  теперь  уже не верю.

Впечатлил перелет океана. Широкий – «рештака» на три,  Боинг-747,  стюардессы-барби, дорогие, мятые пассажиры.
Салфетки, подсветка, томный запах.
В туалете – литровый шампунь.
Самолеты куда мощнее наших-  поднимаются  уверенно и круто, без ям.
 Пять минут – и в проход катят яркий пластик еды и выпивки.
 Настроение подмочила сильная гроза над Атлантикой -стало здорово бросать.
 По экрану на потолке, показывающему наше положение над лазурным океаном, было ясно,  что  - до берега не доплыть. 
Гламурный сосед  в диковинном пиджаке,  молниеносно «заснул», но пальцы на подлокотниках выдавали крайнюю панику -сжал до побеления.
А  и то! Навернуться с 10- ти то километров!
У меня самого шевельнулось что то в копчике.
 Но там же пискнуло и другое:
«Ну.. в Атлантику  навернутся …не  в ствол упасть … солиднее выйдет..  …узнали бы свои где сгинул».

Америка шикарна при подлете, да и при отлете тоже.
 Кукольные дома, блики  бассейнов, стильные парки, ровные, как тетива,  дороги. 
Очень ухоженная страна- шкатулка из дорогого дерева.

В Нью-Йорке запомнился  продрогший,  до синевы негр, которому я, движимый пролетарской спесью,  отсыпал в банку из под Колы свой недельный заработок. 
Моросил дождь, такой же нудный как у нас.
За каждую монету, он равнодушно говорил «сэнк ю».
Колоритен был и  другой  афроамериканец  около «Мак-Дональдса» , который смутил меня, своим профессионально-игривым подмигиванием и зелеными колготами.
 Я тогда там ждал своих у входа, экономя два бакса на еде, которые позже пропил и не только их.   

По большому счету, Америка впечатлила не архитектурой и  не товарами – не внешностью.
В ней почувствовалось досель не ведомое ощущение раскованности и  сытого снисхождения.
Американцы не выглядят замороченными людьми. 
«У вас глаза не пуганных птиц» -сказал я им на пресс-конференции при расставании.
Хотя наличие там обилия,  тоже, конечно,  впечатляет.
Посещение наше происходило в начале девяностых, когда у нас люди давились в километровых очередях за самым необходимым.
То есть, тогда мы одни из первых испытали «синдром паники от изобилия», попав в этот вещевой рай, оказавшись в тупике этой неведомой проблемы выбора, решать которую были совершенно не приучены.
Помню выпученные глаза товарища  из Белоруссии, вцепившегося судорожно в меня  за пять минут до отъезда из супер-супермаркета.
Держа в руке кучу разномастных кроссовок,  он чуть не плача кричал на весь магазин: «Паша! Это кеты -бабьи?   Какой размер? Нашим –пойдут?..»
А в его растерянно -умоляющем взгляде была та самая мольба не выдать минуту слабости «продавшего за тряпки Родину».
Общий тамошний поток беспредельно-разнообразных вещей, который бежал перед глазами, лишал нас всяческих ориентиров во времени и пространстве.
 Мы уже не знали -чего хотим, для чего, сколько и почем.
 Ошарашенному здравому смыслу суетливо пыталась помочь  интуиция, но и та, в незнакомых реалиях великолепия,  сбоила на каждом шагу.
Хотелось все, без усилий  и задаром. 
И мы старались.
Желание экономить на всем, накрыло нас с первых минут  посещения США. 
Мы, пугая персонал, селились  бригадами в одноместных номерах,  питались  "тормозками с Родины" -килькой и рафинадом, прихватывали с собой сдобу, которой нас угощали в офисах, не курили, не пили, сметали в гостиницах мыло и шампуни, собирали кучами пластиковые пакеты, как сувениры на родину.
Не платили чаевых, хотя на это США выделили нам солидные деньги и тактично попросили это делать запиской от организаторов…
Жаба душила нас на всех углах…
Но выходила она, как ей и положено, боком.
Стресс от всего увиденного и услышанного, во всех практических мелочах унижающих нас и родину, невозможно было, как оказалось, сдерживать долго.
И уже в середине поездки, мы все посрывались и спускали за вечер почти все, что экономили до этого.
Угощали организаторов турне, переводчиков, барменов,прохожих,  соседей по номеру.
Угощали навязчиво, суетливо и заискивающе.
Комплексовали.
Все были  взвинчены, не зная, как себя вести в окружении всего этого великолепия.
Нас раздражало уже все и мы сами тоже...

Спускаясь в холл отеля «крутой михайловской походкой», иду к выходу, щупая пространство боковым и фронтальным зрением.
В спину презрительно заржали афроамериканцы в униформе.
Я затравленно, но с вызовом  оглянулся   –они оживленно беседовали о своем спиной ко мне.
Кому я там был нужен? 

Америка – тактичная страна.
В том же Вашингтоне довелось ночью одному пересекать три квартала - экономил на такси.
На улице –ни души.
Вдали появился человек, идущий навстречу.
Эхо каблуков, гул сердца.
По нашей дворовой готовности, я с угрожающей многозначительностью  засунул руку в карман и двинулся наперерез «врагу».
Любому же ясно, что любое уклонение ночью -есть доказательство своей слабости и провоцирует на атаку.
Если не ты, то тебя.
Мы сближались и я усиленно и угрожающе напирал на его сторону.
Прохожий отодвигался все далее, освобождая мне дорогу. 
Наконец  мы поравнялись и прижатый впритык к стене дома американец еле слышно произнес: «эскьюз ми».
«То то» - победно ликовал я.
«Извини меня..приятель .. что так напугал твою пацанскую  душу…»- так
я перевел для себя эту его фразу через много лет...


С соседями по номерам в отелях вообще выходило суматошно и неловко.
В городе Ричмонд, мы в номере всю ночь грустили про "молодого коногона", «на шахте угольной", а утром выяснилось, что сосед араб, не прочувствовал  его тяжелую судьбу и пожаловался администрации отеля, которая  была вынуждена переселить его среди ночи в другой отель, за что правительство США выложило ей за нас кругленькую сумму.

В другой раз, к концу визита, ребят потянуло по бабам.
По темно-коричневым, конечно.
 Меня   прихватили в качестве переводчика (я не хотел..ей -ей не хотел), да и знания  мои английского за тридцать лет обучения были крайне скудны: «меня зовут Павел», «я  имею свой завтрак», « где речной вокзал?» - вот и весь джентельменский набор.
 Побродив по ночному городу, мы  выяснили, что в воскресенье вечером  алкоголь и женщины тут запрещены.
Мы,правда, нашли одно злачное место, призывно мигающее на каком то этаже.
Но там была лишь дорогущая выпивка, которую даже не разрешали прихватить с собой в дорогу.
И когда мы попытались это сделать шумно, скопом, хорошо сложенный охранник, японского вида, уверенными, но щадящими жестами, указал на нашу оплошность, которую мы вынужденно признали и допили на ходу у выхода.
 Огорченных очередным не везением, но распираемых неведомой свободой, нас понесло куражится на булыжной мостовой , выбивая каблуками «ты ж, мэнэ подвила…» и прочее подобное.
И тогда из припаркованного  ряда автомобилей напротив, которые стоят там ночью справа  вдоль всех улиц, лихо выпрыгнула некое огромное автомобильное чудо,  и, подкатив к нам, зловеще-вежливо  открыло заднюю дверь.
 За рулем сидел «габаритный» центурион в белоснежной рубашке, синей куртке, форменной фуражке,  вооруженный пистолетом, рацией, дубинкой, наручниками, карабином в специальном гнезде, аптечкой и золотой бляхой на груди.
Это было яочевидное явление наместника бога на земле.
Ребята вмиг отрезвели и принялись суетливо подсказывать мне варианты объяснения  «этому», что мы де– простые, но очень мужественные и самые демократичные советские горняки, до смерти влюбленные в США, а сейчас просто вышли подышать и ничего не делали, а если и сделали, то не знали, что нельзя, а то бы ни за что не делали.
Страх  любыми властями, которые пришлют  «бумагу на производство» и ославит «перед трудовым коллективом» сидел в нас плотно.
«Скажи ему, слышь, что все путем, скажи у нас бумага от ихнего генерального есть..» - гомонили они. 
«Джомен, Франсе ?!»- буднично спросил страж американского порядка.
«Русские мы… СССР… Гагарин –услужливо пояснил я.
«Оу, раше, о-кей».
 «Веа риз лив (как то так… где, мол, тут живете).
«Чего он?» - суматошно наседала братва.
«Спрашивает, где расстрелять...» -  нервно отмахиваюсь,
  полицейскому же с несвойственной вежливостью пытаюсь объяснить:
«Хотел Плаза» -и сую рекламную брошюру, которую удачно (мы всюду сметали тогда все блестящее и халявное)удачно обнаруженную в кармане.
  «О, кей! Сидаун, плз» - роняет коп.
"Амбец..садимся.." обреченно перевожу я.
Мы  понимаем, что «попали по самые»  на местное начальство и  понуро втискиваемся в заднюю часть «участка на колесах»,  отделенную прозрачной перегородкой (пуленепробиваемой, небось) от его хозяина.
Авто мягко трогается и через минуту мы оказываемся …у лифта нашего же отеля, только в подземной его части.
(там видать так заведено пьяных возить).
Когда мы сооброзили  что произошло, то вспенивлась радостная истерика с приглашениями  в Воркуту и попытками целоваться,  от которых у полисмена скашивает глаза.
С нервно-истерическим смехом поднимаемся в номера, допиваем пиво холодильников, закрыв дверь на ключ и выключив свет, дослушиваем блюз, тихо наигрываемый белозубым, темнокожим человеком на саксе под окном  и ошарашено засыпаем ...

Но не все. Я после  такой встряски пригласил переводчика Боба в бар, где мы с ним постепенно, но крепко деревенеем.
В душевной части беседы, до которой мы опустились, Боб вдруг крайне расчувствовался и признался, что крайне завидует моей такой вот шалой, как на вулкане жизни  -забастовки, голодовки и прочие бунтарские прелести,  а вот его «лайф» расписана до гроба по минутам и центам–где и как работать, сколько получать, на что тратить, где жить…
Тем более, что тратить особо нечего, ибо кредитно все уже давно приобретено.
 Боб горько и безудержно плакал,  я его утешал.
«Нет в комфорте счастья»  –так я его по человечески понимал,   заказывая ему выпивку на американские, его же по сути  деньги..   

Все это было на террасе отеля в теплом побережье Атлантики в городе Джексонвилл, шт. Флорида ( звучит то как,  ФЛОРИДА!!).
Набравшись основательно, мы разошлись по своим номерам собирать чемоданы (процедура, сильно осточертевшая).
Упаковав наскоро вещи, я решил нырнуть таки в последний раз (попа на показ) в океан, который уже не увижу никогда и спустился к песчаному его побережью.
Было четыре ночи, звезды с кулак,  теплый ветер и ласковые волны, .
Зажмуривши.  я обалдел от плотского счастья и нырнув в парную воду, я постарался подольше не открывать глаза, наслаждаясь не реальностью происходящего.
Когда же я восторженно открыл их, то от ужаса окаменел!
На меня неслась большая темная акула! 
 В конце той бесконечной секунды, во время которой я окончательно  убедился в своей никчемности. невдалости, ничтожности  и полной ненужности этому свету, я все таки наконец понял, что это была совсем не акула, а тот самый несчастный переводчик Боб,  который , как оказалось, тоже притащился окунуться напоследок,   но сиганул прямо в обтягивающей майке, боясь потерять ее на берегу…
И его побагровевшую от нашего перепоя лысину, я и принял за акулью пасть…

В Вашингтоне нам показали тот самый Белый дом- на вид он старенький, вроде приличного дома культуры.
Пускали уже тогда через металлоискатель.
Комнатки там тоже древние, обвешанные дорогими картинами и обставленные  дорогой мебелью.
Нам показали то место с хорошй акустикой в большом зале сената, с которого известный сенатор  того времени услышал какую то важную гостайну с  19 метров и тем спас страну.
Слышимость там и вправду хорошая, хотя подслушивать это всегда отстой.
Во время обеда, когда сенаторы уехали и смотреть было не на кого (там сенаторов могут смотреть кто угодно), наша группа тоже покинула Белый дом.
Я же не захотел почему то и решил пока побродить по комнатам.
Через полчаса решил отдохнуть в маленькой такой и присел на мраморную скамейку.
(Или малахитовую).
Но сидеть на прохладном камне (был февраль), хотя и хорошо полированном, удовольствия скажу  никакого и потому я сместился на полированный , но деревянный пол, сел в позе лотоса и задремал.
Через небольшое, надеюсь, время, приоткрываю глаза и вижу темного полицейского, который подкрадывается ко мне, с бляхой, рацией, наручниками и дубинкой.
Я оцепенел.
Видя, что я открыл глаза, он остановился и нерешительно спросил:
«Ю,  окей?».
(«Все путем?») .
« Сэнк ю» - выдавил я, он кивнул и не спеша удалился.
(много ли подремлешь в наших белых, серых и золоченых  домах).
 
         Особенно эффектна Америка, конечно,  ночью, особенно   - над Лас-Вегасом.
Возвращаясь на маленьком самолетике от Гранд-Каньона, мы летели в черной темноте над пустыней Невада.
(Когда туда летели днем, то «прямо рукой доставали» плоские как стол каменные плато, между которыми текли речки.
Нам рассказали, что там живут индейцы, которые пробираясь на лошадях вдоль этих речушек, посещают друг друга).
Через час лету, пилот через наушники вдруг стал о чем то оживленно говорить нам.
Оказывается это он нас просил, чтобы мы отключили фотовспышки на своих фотоаппаратах (40 долл., мыльницы) , так как они слепят пилотов.
 Мы выслушали переводчика, не понимая смысл просьбы.
 Но когда появился город – мы сразу поняли, о чем он.
Город возник неожиданно,  весь и сразу –яркий, огромный, подсвеченный, многоцветный и живой.
С диковинным рисунком своей панорамы.
С огромными реками уличного огня.
Мы кинулись лихорадочно снимать -удержаться было не возможно, про просьбу пилота никто и не вспомнил.
Он грустно оглядывался на нас и молчал.
Судя по местности, где находится Лас-Вегас, было очевидно, что Америка его построила тут принципиально –вроде вызова природе. Это, как если бы  Алма-Ату поместили бы на семипалатинский полигон.   
Сам же Гранд –Каньон, куда мы летали  –величественный  грандиозный до несуразности, бисквитный торт (именно торт, а не пирог, так как сложен из множества разноцветных слоев), выпеченный Богом и порезанный им же на огромные, километровой глубины, куски.
Они завораживающе смотрятся с самолета, не плохо  выглядят и с панорамной смотровой площадки, на которую возят туристов самолетиками из Вегаса.
Каждому при этом дают сертификат «за геройство воздушного пересечения»  Невады.. 
 Там же, в Гранд-Каньоне, кстати, пытаясь засняться  на «мыльницу» у самого края плато, в немыслимо -эффектной, «нависшей над головокружительной глубиной» позе, я чуть не скользнул туда же по заиндевелой февральской траве, но и тут, за что то пронесло.

Невообразимо растрогали, конечно,   белки и валоокие косули, питающиеся прямо с рук на фоне стерильного ландшафта.

В самом Лас-Вегасе нас поселили на 64 этаже ослепительного замка, неописуемо- завораживающей  архитектуры.
Он был вроде огромной, белоснежной, изящной кляксы, парившей в небе и меняющей объем и цвет в зависимости от угла зрения на нее.
 Пальмы, кипарисы, гигантские и мелкие диковинные птицы, тигры и львы в полуметре, разномастные красавицы в средне-вековых одеждах, швейцары –министры, живые горнисты на шпилях...
Сказка!
Когда мы поднялись до своих номеров, они оказались тоже, конечно, невыносимо роскошными.
«Ну, вот и Крыша Мира! Сбылась мечта идиота!..» - вскипела в голове   возбужденная мысль, когда я в своем номере присел на край необъятной  кровати, продав которую,  мог купить личную шахту.
Но в глубине души как то ..не екнуло.
И не потому, что через отечественные, сатиновые  трусы не ощущал неземную нежность ослепительного, элитного льна.
И не от хрустальных зеркал, в которых отразилась собственная растерянность.
А оттого,  что все эта сказка, обрушившаяся так стремительно и бурно,  не только безжалостно  обесценила все прошлые и будущие бытовые мечты, но и агрессивно покушалась на что то очень важное в душе, чего отдавать или терять никак не хотелось.
Почему то именно сейчас  и тут вспомнилось, как мы с ребятами после смены привычно усаживались возле родной «шайбы» на ящики из под помидор, резали колбасу крышкой от кильки, наливали в одну посуду всем и все принесенное с собой, вытирали руки и губы газетой в лучшем случае, но все это  и было настоящим счастьем.

Когда мы опускались на первый этаж этого   центра  наживы и  порока, где тучами гудели разномастные игровые автоматы,   некоторых наших   всерьез  повело  и они стали агитировать «сыграть по маленькой», разменяв в автомате квоты (столбики по 25 центов).
Но я твердо запретил себе спекулировать судьбой- «халява не бесконечна», как я  ее понимал . 
(Как и в другой раз, когда  находясь в двух шагах от воздушно  –стального канатного моста в Калифорнии,( обесценивший все мои познания физики и сопромата),  не решился ступить на него..
«Подо мною он и закончится…»   подумал я,  решив и тут не дергать судьбу).   

 В «столовых» Вегаса тогда за три бакса можно было есть все и вечно.
(мною это было написано задолго до фильма «Сваты»).
Когда я взял метровую тарелку и двинулся вдоль бесконечной раздаточной, где вышколенные повара сыпали  все, на что посмотришь, опять возникла мучительная  проблема выбора, опыта решения которой абсолютно не было.
Вначале  в лотках предлагалась огромная масса экзотических салатов и я позарившись наложил себе гору цветной капусты и еще чего-то там, но буквально следом потекли соблазнительные мясные и рыбные деликатесы,  из за чего пришлось потихоньку избавляться от «силоса».
 Десерт, который на тарелку, конечно,  не лез, пришлось добирать со второго и третьего заходов. 
Надо отметить,  что именно тогда я впервые столкнулся с приправами, упакованными в целлофан.
Всякие там кетчупы, горчицы,  другое пробовать, которое  я и пробовать не рискнул.
 Я рвал эти стручки ногтями, колол вилкой, жевал- они были не преступны.
Увлекшись этой борьбой, я случайно поднял голову и увидел сухонькую американку средних лет, сочувственно наблюдающую за мной.
Смутившись от роли подсматривающей, она взяла со стола подобный стручок кетчупа и попробовала продемонстрировать как его надо открывать.
У нее не получилось (китайский, небось) – и она храбро сунула его также в рот и раздавила, обрызгавшись.
 Мы улыбнулись.

Хотя про китайцев я зря так -побывав в их чайна-тайнах,  не возможно не признать, что работают они круглые сутки, делают чудеса за копейки и всегда улыбаются…    

Что касается американской еды - в целом не понравилась, любопытно, конечно, на первый раз, а дальше на любителя.
Всего много разного, а есть нечего.
(вот как у нас сейчас).
Холодная кола и макдональсы надоедают быстро.
Ничего настоящего  –ни хлеба, ни молока, ни сала.
Тем более рассольника или плова.
На первых порах пребывания там, мы перебивались прихваченной хозяйскими мужиками отечественной килькой в томате, запитой чаем, кипяченным на бритвах.
После чего сладко курили остатки «Примы».
И когда возвратились домой, то прямо в аэровокзале набрали бородинского хлеба, сала с луком, водки  и ели так, что «трещало за ушами».
(Термин, кстати,  очень точный. Желанная еда вызывает такие щекотливые ощущения в районе ушей. Хочется есть и есть).
В Америке питаются, а не едят. Это верно.

Зато там много тряпья, техники, автомобилей и удобных, сказочных  дорог.
Хай-веи в шесть полос и прочее.
 После отечественных ухабов, каждый из которых  помнит всю жизнь организм, американские дороги поражают воображение- невообразимо ровные и комфортные.
Там трудно не заснуть за рулем.
Вдоль основных дорог - девственные леса, в них не пуганая живность.
Белки, лисы, ежи, косули – рукой подать.
 Один раз мы выехали из Вашингтона по широкому хайвею.
Дело было к вечеру, вокруг цвела  впечатляющая красота.
В одном месте я попросил притормозить и пошел посмотреть на безмятежного зверька (барсук или бурундук) в нескольких шагах,   в подлеске.
Погладить его не получилось, но прихватив его  «мыльницей» ("Кодак", 40 долларов)я повернул назад.
Однако дойдя до кромке шоссе,  я уже смутно осознал не поправимое – была пятница, время недельно –вечернего «часа пик», когда жители Вашингтона массово  покидают город и потому океан авто отсек меня от нашей  машины, стоящей на той стороне этого «вея».
Я обреченно застыл у края дороги.
Прошла минута, другая и вдруг я увидел, точнее ощутил, что поток авто почему то  встал, хотя никаких светофоров не было и быть не могло вдали от города.
Но сотни, да чего там- тысячи  машин  до горизонта, застыло в этом огромном  потоке.
Ничего не  понимая,  я вертел головой.
Присмотревшись к водителям,  увидел, что ближайших из них, улыбались мне ровно и устало и ласково показывали рукой –не волнуйся, проходи, мы подождем, заблуда!
Я побежал неуклюже сквозь строй машин через шоссе и никто не засмеялся в спину…

Поразил, нет, потряс, Тихий океан.
 К нему мы подкатили через два часа от г. Портленда сквозь тысячи летний лесной заповедник, в котором стволы- в десять обхватов.
Побережье Тихого океана в США не выкуплено частниками, оно государственное и поэтому выглядит не ярко, но очень солидно.
Мы высыпав из авто и начали потихоньку подниматься по дощатому пологому склону на обзорный холм.
И  сразу не зримо, но мощно Его почувствовали, хотя до холма было еще очень прилично.
Когда же каждому открылась Его величественная, неохватная панорама –все враз умолкли, как снегири.
«Ну! Подползай , насекомое… Ополоснись… ..»- с царственной ленью, низко шелестел Он в ошеломленное сознание.
Благославен Великий Океан! 
Нет ничего  более потрясающего для человека из подземелья.

Отдельно запомнился еще музыкальный эпизод в г.Талсе, штата Оклахома.
Увлечением хозяина дома, к который нас  прикрепили, была джазовая музыка  и любовь к СССР.
Он нас принял у себя дома, хорошо угостил.
Мы пели у него джейм сейшн в подвале, где пианино, гитары  и другие инструменты.
Там же он пригласил нас  «послушать своих ребят». 
Это была двух уровневая пивная, где пиво варят на глазах у посетителей, которых  развлекал этот самый оркестр из пяти человек –тромбон, саксофон, пианино, труба и темнокожий ритмик на стиральной доске, по которой он виртуозно трещал наперстками. 
Исполняли они на балконе второго этажа, нависшего над  не многими  посетителями.
Исполняли очень красиво, раскованно, вдохновенно и мелодично.
Такой же «чай с джемом (джейм –сейшн), но куда как круче, конечно.
  Их музыка не гремела агрессивно и оглушающе, а эдак ненавязчиво,  приглашая к собеседованию.
Жены музыкантов, которые сидели за нашим столом доверительно сообщили, что должен появится еще один виртуоз, в миру профессор математики, который сейчас  принимает экзамены у себя в институте, но вот-вот должен прибыть.
Через полчаса действительно на глазах посетителей,  появился интеллигентный  старичок, но не видимый оркестру, расположенном на втором этаже.
Достал из поношенного футляра трубу, наскоро, но аккуратно протер ее фланелью, поправил очки и, дождавшись нужного места, вступил в музыкальный диалог с  трубой и тромбоном, звучащим с балкона.
Чистое, натуральное звучание, ритмичное игривое перекликание , вольное, но уверенное (стильное) поведение  музыкантов, их горячее вдохновение и доброжелательность, производили ошеломляющее впечатление.
 Ничего подобного ни до, ни после я не видел, да и вряд ли увижу.
Желая отблагодарить за полученный восторг, я подарил им всем  по отечественной купюре, а некоторым так и по два.
Они тактично вернули, понимая мое состояние.

В отеле небольшого городка, где когда то месяц жил король рок-энд -рола  Элвис Пресли  ( его фото висело почетно у входа), там же у входа мы радостно встретили земляка, Аркадия, молодого человека, который лет пять назад приехал сюда из Таллина или Одессы.
Паренек так нам обрадовался, что отпросился у администрации, где он работал рыцарем у входа и повез нас  «накрыть поляну» в лесу. 
Там он, опьянев, стал жаловаться на скуку в городке, где ничего не происходит, что он очень скучает по родине и не знает что делать.
Мы его утешали и доплатили за «поляну», добрав горючего за свой счет.   


По возвращению на домой , мне  пришлось много раз рассказывать свои впечатления о США.
В том числе на огромном сьезде горняков в Москве. 
Выглядело это примерно так:
"Какой кошмар,ребята как нас обманывали!
Откуда такие разрывы жития!?
 Там, слышь,  в Пенсельвании…мы у Джо  Бановича были…председателя  ихнего союза горняков...
Он дом свой показывал, который только что сыну продал...
И его сноха водила нас по нему…
Так вот - смотрю, что она в одну ванную, с синим кафелем, во второй раз нас приводит…
Ну я ей тактично замечаю, что мы тут уже были…
 А она прослушала переводчика, покраснела и говорит  – нет, что вы!
-Это наша третья басрум...
 Тут, видите  - шторки деревянные?
-А там было все пластиковое, желтое …
-Но зачем  вам столько ванн? –спрашиваю, сам покраснев.
 -Ну, как же!
 -Мы гостей  часто принимаем, они  у нас ночуют, моются, конечно…
-А другие  басрум для родителей.…
-Ну,  а эта? Пятая ?
- Видите -она у нас не достроена…
-Мы в ней пиво баночное храним…Льдом засыпаем…

У них, вишь ты, ванны ,  как зубная щетка- у каждого своя...
А в моей, совмещенной, мы всей семьей моемся .
И родители, когда у них воды нет приходят…
Да и пиво свое я там же, под ней, прячу…».

В заключении этих зарисовок, которые еще остались в памяти, хочется  сказать, что за прошедшее время у меня сложилось ощущение,  что наличие  ванн, туалетов и другого комфорта в доме - это  очень здорово, но не самое важное для человека.
Если,  конечно,  понимать, что же самое важное).