Певцы

Наде Д.-С.

Ни нотной грамоте, ни хоровому пению их не учили. Просто душа, разрываясь от радости, а еще больше от озорства, просила песню. И они пели...
Жизнь двора звенит играми и забавами, звенит от рассвета и до заката, а если игры затягиваются, случается и позднее...
Те волшебные дни я вспоминаю с нежной грустью... Солнца много, очень много, оно растеклось по всему небу. Кто-то из дворовых заводил предлагает поход в Кстово.

Это еще один, отличный совсем от города, изумительный мир. Маленькая против Волги река Черемуха вьется здесь среди высоких обрывистых песчаных берегов. Здесь простор, пьянящий сосновый воздух и свобода, полная, полнее не бывает.
В одном из заповедных здешних мест на повороте совсем узкой здесь реки в самый край обрыва крепко вросли красавицы сосны. Лучи солнца бьют в эти стройные уходящие в небо смолистые стволы и, отскочив от них, отражаются уже в воде. Обрыв плавно снижается вдоль берега к поляне, и на самой излучине реки он уже невысокий.
Так заманчиво выбегать из леса на поляну и бежать к этому обрыву, снимая с себя набегу нехитрую свою одежду, чтобы сразу же, сходу нырнуть в прохладу реки, уйти насколько хватит дыхания в глубину и всплыть из воды уже на маленьком песчаном пляже на другом берегу. Кстово манит, зовет и обещает еще много всего. А пока...

Сборы недолги. И вот они идут. Дороги до места почти час. Сначала это город, до железной дороги. А после как бы уже и не город. Старое кладбище с красивой живой церковью, деревянный мост через речку, слева ухоженный городской сад со спуском к этой речке, а справа еще одно кладбище и тоже с церковью, но уже бывшей, затем отдельные деревянные дома за заборами и с огородами. А потом дорога идет как и шла, но если с нее свернуть, путь получается короче.
Теперь они идут полем. Поле неудобное для ходьбы, какое-то по большей части неровное. Здесь были, а кое-где и остались картофельные огороды. Картошки они, конечно, по пути поднаберут, немного, по нескольку клубней на брата. Эти клубни потом они будут печь в кострище.
Вокруг просторы без конца и края, и такая большая и такая красивая жизнь. Самое время для песни.
Репертуар певцов не лишен недостатков, но зато без заимствований. Это продукт родной дворовой среды.
Удивительная живая сказка. Что бы они не пели, это звучало криком восторга, радости самой жизни, и казалось – это было взаимно, жизнь в ответ тоже приветствовала их. На сцене это не повторить.
Вот совсем простенькая строевая. Шершавый язык плаката.
Сначала соло:
По шпалам, по шпалам
За поездом пешедралом.
Дальше поют все:
Шагай, шагай, Ванюха,
А то получишь в ухо.
И с особым ударением:
Мозолистой рукой.
Следующий куплет:
Шагай, шагай, Гаврила,
А то получишь в рыло.
И опять с ударением:
Мозолистой рукой.
Этот гимн рукоприкладству исполнялся так весело, словно это был подарок Ванюхе с Гаврилой на день рожденья. Они, конечно, не шагают строем. Каждый то и дело отбегает куда-то в сторону, а потом догоняет остальных, идет, бежит, подпрыгивает, в общем, за такой строй в Красной Армии положена гауптвахта. Песня, однако, звенит не прерываясь.
А вот совсем другое. Текст без особого смысла, зато с явным подъемом и отзвуком приблатненной романтики.
Орел высоко в небо взвился.
Чум чара чура ра.
Жирафа в Африку пустился.
Чум чара чура ра.
Чум-чару блатные во дворе исполняют, конечно же, с притопом и с прихлопом. Детвора это за ними репетирует...

И по темам, и по настроению репертуар дворовой блатной песни разнообразен и широк. Рифма несколько хромает, а бывает – и вообще отсутствует. Главное – рвать душу.
Новый год – законы новые.
Колючей проволокой лагерь обнесен.
Со всех сторон глядят глаза суровые,
И смерть голодная повсюду стережет.
Обычные ребята напевают это, как и всё остальное, с веселым озорством. По-другому поет юная совсем начинающая шпана. Эти поют с чувством, они как бы грезят романтикой грядущих отсидок.
Время было строгое. С отсидок возвращались не все. А те, кто возвращался, ничего больше не пели. Повзрослели, видно.

Тех песен больше нет. Да они и тогда не прошли бы кастинга ни в хоровых коллективах, ни на радио, ни даже в кино. Дворовая культура – шаткое все-таки образование. Теперь другое время, иные нравы, иные, стало быть, и песни.
Цензура времени пощадила, однако, пиратские песенные мотивы. Пираты ведь были героями дворов, и песни про них принимались повсюду как свои, доморощенные. А массовая культура, низкий ей поклон, приняла под свое крыло этот звонкий фрагмент дворового фольклора.
Через годы и годы вбежала-таки на эстраду очищенной, конечно, от шероховатостей очаровательная мелодия про «Жанетту», которая загружала такелаж. «Но прежде, чем идти в далекие пути, на берег был отпущен экипаж». Экипаж – это 14 отважных моряков, которые не скрывают от людей свой пиратский лик. «Они пошли туда, где можно без труда найти себе и женщин, и вина». В дворовом исполнении они не прячутся и за хорошие манеры. «Идут, сутулятся, врываясь в улицы, походкой нежною, как у слона...»
Внимательный слушатель обратит, конечно, внимание на количественный состав экипажа. Прежде, во время истории с сундуком мертвеца, их было 15, не так беззаботны, стало быть, их морские будни...
А сколько неизъяснимой прелести в песенной истории про маленькую таверну, где пираты наслаждались танцем Мери. А Мери танцевала неспеша, неспеша и вдруг остановилась возле двери. В дверях стоял наездник молодой, молодой, глаза его как молнии сверкали, и был красив он сам собой, и был красив он сам собой, пираты его Гарри называли...

Перерывы между песнями заполнены смехом, беспорядочными разговорами, какими-то историями, и бывшими на самом деле, и тут же на ходу выдуманными. До кстовского леса остается только перейти через дорогу. И... Эту песню я вспоминаю с особым теплом и просто начинаю смеяться сначала хорошим добрым смехом, а потом уже едва не до слез.
Текст, такой романтичный, замечательно ложится на звонкие голоса певцов.
Как у нашей у соседки молодой
Муженек-то был и старый, и седой.
Я как вспомню,
Так от смеха весь дрожу,
Ну а все же по порядку расскажу.
С каким умилением, с какими хорошими улыбками встречают эту нехитрую песню случайные по дороге слушатели. Особое очарование здесь не в песне вовсе, хотя и очень милой.
Изумительная, волшебная прелесть живого спектакля – в хоровом коллективе, в исполнителях, в таких красивых и счастливых певцах. Этим ребятам кому еще шесть, его взял в путешествие старший брат, а кому, как этому брату, уже и десять...
Да, на золотом крыльце детства было и это...