Учитель физического воспитания

Этот смешной эпизод в ее биографии случился давно, еще до замужества, конечно. После замужества, а там еще и дети пошли, любовников у Иры не было долго, пока не потрескались и не пошли вразброд ее отношения с мужем.
А тогда ее жизнью, вообще образом жизни был спорт. Спорту была отдана и ее редкая целеустремленность и хорошо поставленная энергетика. Все остальное – на сдачу.
Конечно, если в женщине избыток темперамента, чувственности, ее не остановишь. Это был не ее случай. Ира сознавала, что она и женственна и желанна (тогда не говорили «сексуальна») и от любви не застрахована, но это случалось лишь короткими управляемыми вспышками, и то это были вспышки интереса, увлечений, но не любви. К тому же она с некоторых пор твердо установила для себя, что в гендерном вопросе хозяйка она: у мужчины есть право на желание, но не на решение вопроса, ее не берут, берет она, в постель ее не кладут, в постель укладывает она. Это был, по-видимому, подсознательный реванш за какие-то прошлые обиды, раненое самолюбие.
В общем, мужчинам какое-то внимание уделялось, но это не затрагивало ни одной струны ни души, ни сердца. Мужчины были необходимы для поддержания здоровья, хорошей спортивной формы.
Она работала тренером в родной спортшколе, и работа ей была по душе. Помимо этого – сборы, соревнования и ежедневные почти тренировки. Это нередко требовало подмен в занятиях с ребятами, самой тоже приходилось подменять коллег.
Так вот при одной из подмен она и оказалась на стартовой позиции в бассейне рядом со школьным физруком. На ней был легкий спортивный костюм, молния на курточке была подрасстегнута, мокрый бюстгальтер она оставила в раздевалке. Он – высокий, крепкий, хорошо по-спортивному сложен, лет 27, похоже что пловец. И на нем были симпатичные плавки. Уж очень заманчиво они обтягивали его бедра. Она слышала, что балетные закладывают в плавки заячью лапку. Это чтобы срывать гром дамских аплодисментов в зрительном зале. Здесь все было натурально, без лапок.
Он поймал ее мимолетный, беглый совсем взгляд на его плавки, а она поймала его не беглый взгляд на свою подоткрытую грудь и застегнула молнию. Застегивала ее она откровенно медленно: ну что, мол, товарищ учитель физической культуры и спорта, ничего, что я прикрою грудь? При этом она едва заметно улыбалась, и в этой улыбке не было ни призыва, ни вызова, было немного иронии и... да ничего больше, просто была обаятельная улыбка. Этот ее жест с затягиванием молнии его заметно смутил, и она почувствовала это его смущение. Это ей понравилось. Она ведь и по натуре своей и по воспитанию больше была расположена к классике, к традиционности.
К тому времени такие понятия как смущение, стеснительность, застенчивость были вычеркнуты из словарей. И в этом бассейне, и на улице, и в городе и окрестностях от южных гор до северных морей царила свобода. Не только, конечно, свобода. От Запада, еще недавно растленного, а теперь манящего и вседозволенно-непорочного были заимствованы сполна все три французских параграфа с поправками, понятно, на время и место, так, в последнем параграфе заменили две с половиной буквы, и все встало на места.
Все это Иры как-то не коснулось, она шла своими дорогами.
Девчонки-старшеклассницы в бикини и вызывающих бюстгальтерах довольно похотливо крутились вокруг физрука, но он держал себя с ними строго. Его можно было пожалеть, но Ира была здесь не для этого. Она была на работе.
За спортшколой было три дорожки. Одна школьница, явно провоцируя учителя, оказалась на чужой дорожке. Ира обратила на это внимание коллеги четким жестом. Рука согнута от локтя под прямым углом, ладонь выпрямлена. Все жестко и обязательно. Это был ее коронный, фирменный жест для самых разных ситуаций. В ее исполнении это смотрелось по-шекспировски царственно: можно не докладывать, но неукоснительно выполнить без права на обжалование. Он был впечатлен.
После занятий они расстались вполне приветливо. «Может быть», – щелкнуло у нее в подсознании.
Незадолго до этого она рассталась со своим хоккеистом. Они теперь были друзьями. Ира всегда предпочитала мужчин старше себя и умных. С последним были трудности. Умные, видно, расселись, не выходя, по еще не закрытым библиотекам, да по термоядерным лабораториям. Оставались раки на безрыбье, да и те как-то стали мельчать. Сама Ира в своем кругу считалась женщиной умной, да и чтение книг не казалось ей тратой времени. А вот ее последний любовник был хорошим хоккеистом, нормальным (не больше) партнером, старше ее на 10 лет, но начитан был не очень. Ей казалось, что последней прочитанной им книгой были «Три поросенка». Она как-то подарила ему «Приключения Буратино», но эти приключения его не увлекли.
В общем, они разошлись по своим тропинкам. Ира была свободна, и дисциплина тела требовала первой медицинской помощи. Претенденты, соискатели тела были, но их приходилось обижать корректным, но твердым НЕТ. ДА могло быть только ее, сугубо личным решением. И вот она спокойно, уверенно, без лишних страстей ожидала звонка от учителя физического воспитания, зная, что звонок будет. Но ему следовало бы поспешить.
И он поспешил.
До этого звонка он узнал, что уже в 18 лет Ира стала мастером спорта по легкой атлетике (пятиборье). Она училась тогда в спортивной академии, там же то ли она вышла на хорошего тренера по конькам, то ли он на нее вышел, но он довел ее в своей дисциплине до мастера спорта (и тоже в многоборье). К этому тренеру он почувствовал не то зависть, не то даже ревность. Еще узнал, что она незамужем...
В его голосе слышалось волнение. Он поведал, что перед походом на хоккей у него собираются на небольшой фуршет его спортивные приятели, и вот он приглашает и ее. Родители на тот же хоккей уйдут раньше, так что все просто, все будут свои...
Перед визитом она положила в сумку пакет с гигиеническим набором. Так, на всякий случай. Мало ли что... Оказалось, что приятели передумали и что они встретятся уже на хоккее, но это ничего, он очень рад вот так встретиться и познакомиться поближе. На столе было шампанское, фрукты и три свечи в подсвечнике. И на всю компанию спортивных приятелей два бокала на длинных ножках.
Когда он открывал шампанское, его руки слегка подрагивали, он все не мог справиться с волнением. Чтобы увидеть в женщине то волшебное, что в ней действительно есть, но другие этого не замечают, нужно в нее влюбиться. С ним это и произошло.
За столом напротив него сидела красивая женщина. Это не была красота клонированных марионеток с конкурсов, которые будто вылупились из одного яйца. Ее красота была серьезной и строгой, натуральной, а не сделанной в гримерной. И в ней было какое-то уверенное спокойствие. А еще в ней не было ничего от его бывших подружек, до которых едва дотронешься мизинцем, они уже норовят в мгновении ока скинуть с себя все, что на них надето честным трудом родителей, да нечастыми подарками товарищей по любви. Все это он выскажет ей потом, в телефонном звонке.
Ему захотелось говорить с ней обо всем на свете, ну, если не на свете, то хотя бы в пределах видимости. И вообще, может быть сходить с ней на хоккей. Капитан хоккейной команды – его хороший товарищ.
– Ира, я спрашивал его о вас! Он с вами незнаком. Хотите, я вас познакомлю и после игры мы навестим его. Его жена вам понравится.
Жена?.. Впрочем здесь никто никого не обманывал, Иру это просто не интересовало. Они, кстати, вообще могли быть знакомы, город-то небольшой.
– Его скоро поставят директором вашей спортшколы.
Его? Директором? Господи, чего только не бывает. Вот она, провинция. Как любят здесь говорить о распущенности столичных нравов. Конечно, в столицах необъятные просторы и людские ресурсы для половой романтики, но здесь-то, на каждом квадратном метре столько цинизма и стервозности, и все это сплетается в клубок, где роли то и дело меняются местами...
В эти моменты он не думал о постели, он думал о том, что этой женщине хорошо бы стать его женой. А она... она встала из-за стола и уже знакомым ему фирменным жестом пригласила его пройти именно в постель...
В ожидании ее он лежал под одеялом и никак не мог унять волнение. Она пришла из душа, отбросила одеяло и нырнула к нему. На нем еще оставались плавки, а на ней были белоснежные носки и белоснежные же маленькие кружевные трусики. Он принялся снимать эти трусики, и она ему помогла, отбросив их куда-то в угол постели. Его горячий член прижимался к ее прохладному нежному животу, он брал в губы ее грудь, ее соски, целовал и сосал их, слегка покусывая, и пытался освободиться от плавок, они мешали, она как могла помогала это сделать. И он нес какой-то бред, не отдавая себе отчета в словах.
– Ира, ты (ну вот, перешел на ты) теперь моя жена, ты родишь мне ребенка, совсем маленького, и мой сын вот так же будет целовать и сосать твою грудь. Мы с ним будем это делать вдвоем.
Это было и ново, и неожиданно, и вообще подлежало обдумыванию. Но когда же тут думать. Она крепко сжала свои тренированные ноги. Он бесполезно пытался раздвинуть их коленом...
Однако надо же было все это исполнить, и она наконец раздвинула ноги, забросила их вверх, а затем закинула ему на плечи, это тоже было ее фирменным, и тут...
Горячая струя как вулканическая лава хлынула на ее живот, и это извержение еще продолжалось. Затем все стихло. Они еще полежали в молчании. Ничего не случилось. Можно было успокоиться, передохнуть и начать все сначала, но... она ни тогда, ни после не могла себе объяснить своих действий. Она привстала, достала из сумки гигиеническую салфетку, обтерла живот, свернула салфетку и положила ее обратно в сумку. Она даже не пошла в душ, так не терпелось ей скорей выйти на улицу. Она быстро оделась, поцеловала партнера в лицо и покинула его.
Когда она ехала в автобусе домой, она явственно чувствовала запах мужской спермы, и ей казалось, что это чувствуют все вокруг, и когда стоявшая рядом женщина как-то пристально посмотрела на нее, Ира вышла на первой же остановке.
Достав из сумки салфетку, она прижала ее к лицу, хорошо вдохнула. Слегка закружилась голова. Она выбросила салфетку в урну: прощай, нерожденный учителю ребенок, может быть даже двойня, близнецы, мальчик и девочка, будущие спортсмены-чемпионы.
Ближе к ночи учитель позвонил. Чтобы унять эмоции, он, конечно, пошел в гости, к другу, тому самому хоккеисту, от него он и звонил. Они посидели, выпили. Он ему все рассказал, имени, конечно, не называл, сказал только, что легкоатлетка. К концу телефон-ной исповеди учитель был уже вполне раскован, даже весел, покаялся, говорил много хороших теплых слов, просил о встрече. Ире для таких встреч помимо возможности и желания необходимо еще и настроение. У нее в этом отношения были сомнения. Ведь все это прошло так мимолетно, она даже не успела за этими, хоть и не бурными, но все же страстями, спросить у парня как его зовут.
Вежливость в те дни уже считалась пороком, но Ира сохраняла в себе многие черты старорежимного воспитания. В общем, она вежливо ответила коллеге, что они непременно останутся друзьями. Именно такой формат сворачивания близких отношений она установила для себя уже тогда. Классика. По-чеховски: приятель – любовник – друг. Когда влюбленный в чужую жену дядя Ваня Войницкий, заметая следы, говорит доктору Астрову: она мой друг, Астров спрашивает: уже?
Такой фокус проходит легко и просто, когда ни с одной из сторон нет сколько-нибудь серьезного чувства.
Ира, впрочем, – не такой уж простой человек. И то, что в ней есть выходящего за простейшие обывательские страсти, не могло остаться никем незамеченным. Учитель физкультуры – это так, у него как мелькнуло, так и забылось. А вот после, через много уже лет, Иру нежно и преданно полюбил всем своим немаленьким, израненным жизнью и истосковавшимся по любви сердцем очень непростой немолодой уже мужчина, и она, поиграв с ним какое-то время, проделает (без поводов и доводов, на ровной поляне с травой и полевыми цветами под ногами и с россыпями земляники среди этих цветов, с жаворонками в залитом солнцем небе, высоком, бездонном) тот же простенький трюк с предложением дружбы. Со стороны это будет и цинично, и жестоко и... (здесь можно сказать еще много слов, и ни одно из этих слов не будет хорошим)... но небеса не разверзнутся.
Для него это станет тяжелой незаживающей раной на все оставшиеся ему дни. Ему жить впредь и с болью вот так, без подготовки, неожиданно рухнувшей на него потери самого близкого, больше чем родного человека и с болью необъяснимого предательства, с горечью униженного и задетого эгоизма и с самой для него мучительной болью – болью непонимания. А ей... ей это будет никак. Вот брала билет в троллейбусе, выпали из кошелька 3 копейки мелкими монетами, не искать же их под ногами. Ни один молекул ее спортивного тела не дрогнет. Она к тому времени и выстрадает, и вполне созреет и будет уверенно знать, что никакой любви за пределами выдумок искусства, то есть в окружаю-щей жизни, просто нет. Есть игра половых гормонов, да забота об охране здоровья, здорового образа жизни. Так учил ее давний и единственный незабытый любовник, так учили ее в курсе простейшей физиологии в спортивной академии, такую же физиологию будет преподавать к тому времени она сама. Она построит к тому времени хороший забор во-круг своей жизни. Еще не растеряв своего немалого когда-то ума, она будет, конечно, понимать, что диапазон восприятия мира, возможных жизненных интересов безграничен. И здесь выбор за каждым. Можно жить в безбрежном мире высокой математики, а можно ограничиться пятью, а то и тремя столбцами таблицы умножения, даже выучить их наизусть. Таков же диапазон от игры гормонов до высокой любви...
Впрочем, это все за пределами вдруг всплывшего в ее памяти эпизода с учителем физического воспитания...
Из будничных разговоров с коллегами и знакомыми Ира узнала, что с учителем вскоре произошел неприятный инцидент со старшеклассницей со всем сопутствующим: беременность, аборт, родители, школа, тупой прокурорский следователь. Маленькая начинающая стерва, которая и сама не знала от кого она залетела, просто мстила учителю за то, что он отверг ее притязания. А еще: если указать на кого-то из одноклассников, могут ведь и морду набить. Одноклассники сучки, половина из которых претендовала на несостоявшееся отцовство, стояли за учителя скалой... Экспертиза его оправдала, но со школой пришлось расстаться. Он устроился на завод и поступил на вечернее отделение инженерного института. А вскоре еще и женился на симпатичной молоденькой медсестре-вампирше (из процедурной лаборатории поликлиники, где берут у пациентов кровь).
Ира, впрочем, слушала про все эти страсти самым краешком уха, да даже и того меньше. Физрук был вычеркнут и забыт. Конечно, если бы она его где-то встретила, скорее всего узнала бы. Но как-то так сложилось, что больше он ей не встречался...
Пауза после несостоявшегося похода на хоккей и повторного знакомства с хоккейным капитаном и его женой, которая должна была Ире понравиться, долго не затянулась. Возник футболист с хорошей детородной фактурой. Этот хорошо знал про приключения обаятельного деревянного мальчишки. Книгу он может до конца и не дочитал, но с удовольствием посмотрел анимационную телеверсию. Две серии. Иру футболист не обижал, играл хорошо, голы забивал, особенно с одиннадцатиметровых.
Эта любовная новелла, впрочем, тоже вскоре перешла в дружбу, потому что на горизонте появился и стал уверенно приближаться хороший неглупый человек, из тех, что были успешны в прошлой жизни и вполне уверенно вошли в новую, такую тревожную и непредсказуемую жизнь. Это было очень важно для создания семьи.
И всё. Жизнь на тот момент определилась. Спорт и семья...