Плен

       
        Когда последний станок стал на платформу, Анна взглянула на часы. Она отвечала за отправку в тыл оборудования завода «Красный треугольник», филиал которого был расположен в пригородной зоне Ленинграда.
— Не опаздывайте! — обратилась она к рабочим. — Поезд отойдет с Северного вокзала ровно в пять.
     Анна почти бежала по тропинке, петляющей вдоль полотна железной дороги. До Лиговки, где находились дом свекрови и двое ее детей, минут сорок быстрой ходки. Машину обещали подать в три часа дня.
     «Все ли готово в дорогу? Накормлены ли дети?» — терзали ее тревожные мысли. Особенно Анну беспокоила свекровь, наотрез отказавшаяся покидать город, к которому вплотную подошли немцы.
— Не могу я бросить дом, корову, огород. Да и что сделают мне, пожилому человеку, немцы? — твердила она. — Нет, я никуда не поеду. Мое место здесь.
     И как Анна не объясняла свекрови всю безрассудность ее решения, та была непреклонна.
    Дома беспорядок. Везде разложены вещи; на выходе два чемодана с теплым детским бельем, сумки с продуктами. На столе горка блинов, которая быстро таяла с тарелок трех черноглазых мальчишек.
— А где Лена?
— Она с бабушкой. Доят корову.
Анна кинулась во двор и буквально вытащила из сарая белокурую девочку с пухлыми и румяными щечками.
— Лена, быстро в дом! В дорогу надо поесть. Скоро подъедет машина.
— Не буду есть. Молока хочу, — лепетала девочка. — Видишь, какая у меня клужка? — Дочь не выговаривала «р».
    Лене— третий год. Вскормленная молоком и сливками от Марты и любовью бабушки к единственной в большой семье внучке, она отличалась от старших братьев завидной подвижностью, самостоятельностью и веселым характером.
    Мать потянула девочку в дом, но на крыльце та заартачилась:
 — Пу-сти-и-и, буду ждать бабушку здесь.
    Анна метнулась в дом, оставив дверь открытой. Она перебирала детские вещи, оценивая их необходимость в долгом пути, отрывисто переговариваясь с худой темно-русой женщиной— сестрой мужа…
    Мальчики-погодки, сидевшие за большим столом, перестали жевать и сосредоточенно наблюдали за взрослыми.
 — Ты бы сама поела в дорогу, пока мать подоит корову, — напомнила золовка — тоже Анна, которую, в отличие от первой, в семье звали Нюрой.
—Правда, все блины дети съели, но в кастрюльке осталось тесто. Анна подошла к плите и залила на сковородку порцию теста. Поворачивая очередной румяный блин, она услышала во дворе шум подъехавшей машины.
— Кажется, мы не успеем напоить детей молоком. Нюра, беги за матерью!
  Но бежать не пришлось. В проеме открытой двери стоял немецкий офицер, быстро и цепко оглядывающий комнату и всех, кто в ней находился. При виде румяных блинов его ноздри затрепетали. Он заулыбался:
— О-о-о! Русский блин. Это зерр вкусно!
  Немец подошел к плите, взял с тарелки большой блин и запихнул его в рот. Прожевывая, он продолжал осматриваться. Улыбчивый взгляд неожиданно задержался на руке молодой женщины, а точнее — на широком золотом браслете, поддерживающем маленькие часики — правительственную награду Анны.
  Немец заинтересованно посмотрел на украшение, а потом знаками показал, что часы надо снять.
  Анна вспыхнула от негодования, медленно расстегнула браслет и, пока немец пребывал в приятном ожидании, с силой ударила лопаточкой по циферблату. Часы подпрыгнули и упали на пол.
  Немец отреагировал мгновенно. Тяжелый кулак опустился на лицо Анны, да с такой силой, что та отлетела к стенке. Воитель нагнулся, подобрал часы и, не глядя, сунул их в карман френча. Лицо немца было гневно-мстительным, а рука медленно тянулась
к оружию. Глядя в глаза своей жертвы, офицер не спеша расстегивал кобуру.
     Анна поняла всю бессмысленность своего поступка. Но испугаться не успела: во дворе послышались громкие крики и возня. Немец быстро развернулся и кинулся во двор…
     В распахнутую дверь ворвались звуки новой трагедии. На тропинке к дому сцепились два человека: бабушка Анастасия с полным ведром молока и немецкий солдат, желающий испить «млеко» и пытающийся двумя руками вырвать ведро.
      Еще один немец с автоматом стоял у машины. С цепи рвался крупный пес. На  крыльце,  с расширенными от ужаса глазами и большой кружкой, застыла маленькая девочка в розовом платьице.
     В поединке воина и пожилой женщины преимущество было явно на стороне бабушки. Крупная и сильная, она одной рукой удерживала ведро, а другой «навешивала» фрицу пощечины, при этом храбро и сочно выговаривала слова, которые раньше никто от нее не слышал!
     Выбежавший из дома офицер дважды выстрелил в бабушку. Она повернула голову в сторону убийцы, выпрямилась и, не выпуская из рук ведра, рухнула на дорожку. Река белой, душистой жидкости вытекала из подойника и пятном расползалась вокруг…
     На крыльце громко плакала Лена. Сильный Рекс вот-вот был готов разорвать цепь…
     Каратель повернулся к собаке и снова произвел два выстрела. Рекс жалобно заскулил и беспомощно завалился набок.
      Офицер что-то прокричал подчиненным и быстро пошел к крытой машине. Стоящий около нее солдат побежал к дому, и вместе с немцем, успевшим повоевать с бабушкой, они выгнали из дома Анну, Нюру, четырех маленьких детей и запихнули их в машину.
      В машине темно и душно от прижавшихся друг к другу человеческих тел, но ехали недолго. Машина остановилась, и людям приказали быстро выходить.
Анна узнала окраину Красного села. Народу во дворе было много, но машины, набитые людьми, все подъезжали и подъезжали.
      В общей тишине резко звучала немецкая речь:«Шнель, шнель», сопровождаемая движением приклада.
    Солдаты спешили: одни встречали машины и выталкивали из них людей, другие быстро пересчитывали пленных и сбивали их в колонны, третьи выводили колонны со двора.
     Не прошло и десяти минут, как семья Анны переместилась с одного края обширной территории на другой.
     Когда с Северного вокзала Ленинграда должен был отойти литерный поезд на Урал, из Красного села в западном направлении немецкий конвой выводил колонну мирного населения, среди которых были Анна, Нюра и их малолетние дети.
        https://e-shirokova.ru/