Побег

 
    Анна дотронулась до плеча золовки.
— Пора, — сказала она и взяла маленькую дочь на руки. Нюра подхватила сонного Сашу, и две женщины и четверо их детей растворились в серо-молочном тумане раннего зимнего утра.
    Двигались бесшумно, как призраки, к восточной части лагеря, где их должны были ждать. Страха не было. Ненависть немцев к евреям не оставляла ни малейшего сомнения в том, что Анна и ее сын рано или поздно будут расстреляны.
   Поменять что-либо в их жизни здесь, в концентрационном лагере, уже нельзя. Единственный выход — побег. Его готовил центр Сопротивления — глубоко законспирированная группа военнопленных, наладившая связь с местными партизанами. Анне поручили вывезти еще несколько детей, родители которых умерли от истощения и болезней.
   Лошадь, впряженная в широкие розвальни, уже стояла за ограждением лагеря.
— Сюда!
   Пожилой мужчина в овчинном полушубке склонился над лазом, проделанном в колючей проволоке. Он ловко по очереди вытащил детишек через узкое отверстие и осторожно усадил их в повозку, где уже сидели несколько малышей, обошел повозку и заботливо укрыл всех пологом.
   Мерин Серый, прозванный так за свой окрас, стоял спокойный и мудрый, время от времени опуская морду в сумку с овсом, висящую на его уздечке. Шорохи не беспокоили его. Но в словах людей Серый чувствовал явную тревогу…
— Ты вот что, милая, — говорил человек в полушубке, обращаясь к Анне, — езжай по левой стороне и больше держись края леса, не заплутай ненароком в болото; не промерзает оно. Наши люди отвлекут немцев. Тебя будут встречать…
   Мужчина подошел к Серому, снял сумку с кормом и легонько хлопнул жеребца по крупу:
— Ну, с Богом!
   Анна взяла в руки вожжи. Ей не привыкать управлять лошадью. Сирота с семи лет, она долгое время батрачила на кулацких подворьях, пока судьба не привела ее в Ленинград на большой завод.
   Серый сразу почувствовал сноровку возницы и легко затрусил. Некоторое время ехали по накатанной дороге в полной тишине. Навстречу летели редкие пушистые снежинки. Снег скрадывал стук копыт, а гладкий металлический полоз помогал мерину легко справляться с нагруженными санями.
   Дети не спали. Они смотрели в темное небо, на далекие, начинающие тускнеть звезды, на верхушки деревьев, настороженно слушали тишину, и шаг Серого казался им непозволительно гулким.
   В условном месте Анна свернула влево, чтобы по краю болота объехать немецкий пост. Повозка медленно продвигалась вперед, заваливаясь на кочках.
    Женщина сошла с саней и взяла лошадь под узцы. Серый уже не просто перебирал копытами, он искал опору: осторожно выносил и опускал ногу и, если не был уверен, переставлял ее снова и только потом делал рывок вперед. Сани подпрыгивали, их мотало, кренило на одну сторону.
   Нюра шла сзади. Она выравнивала повозку, когда та грозила перевернуться, подбирала выпавших в снег детей, усаживала их обратно в сани и следила, чтобы малыши держались друг за друга.
   Лошадь и люди все больше погружались в глубокий снег. Серый напряженно прял ушами…
— Ну, родной, тяни! — упрашивала Анна коня.
Серый и без понуканий знал свое дело и тянул, и не его вина была в том, что сани заносило то вправо, то влево; что, взлетая с кочки на кочку, они вставали торчком или западали в сугроб…
    Неожиданно в лесу возник шум, и окружающее пространство стало наполняться короткими сухими щелчками. Одиночные оружейные выстрелы сменила непрерывная автоматная очередь.
— Уберфален партизан!* — кричали немцы. — Умгебен! Шнель!** — долетало до них.
Тттррррр-тттррррр — содрогалась зыбкая ночная пелена, выбрасывая вокруг фонтанчики белой пыли. Фьють, фьють, вжик, вжи-ик — свистели над санями пули, сбивая снег с елок.
    Обстановка быстро менялось. Шум усиливался, и как-то неожиданно и лошадь, и сани оказались в его эпицентре. Анна встала на колени перед Серым, утонувшим по грудь в снегу, и приспустила подпругу. Ее платок развязался и сполз с головы.
— Только бы не завязли его ноги, только бы не завязли, — молила женщина. — Ну, родной, давай, вместе!— она припала к влажной морде мерина и, подбадривая его, потянула узду вперед.
   Серый напрягся и рванул. Сани тряхнуло, они подлетели вверх, переместились с одной кочки на другую и завалились набок. Дети подлетели и темными комочками попадали в глубокий снег. Следующая кочка приняла уже пустые сани.
    Анна повисла на упряжи лошади.
— Тпру! Тихо… Тихо… — успокаивала она коня, пока золовка собирала в снегу детей и торопливо закидывала их обратно  в сани.
   Серый тяжело дышал и гневно косил на вздымающиеся фонтанчики снега. Из ноздрей шел пар, его круп подрагивал, на губах
выступила пена.
— Трогай, родной! Осталось совсем немного…
  Но Серый, казалось, застыл. Женщина гладила коня и ласково убеждала его идти вперед. Напрасно. Конь стоял.
  Анна закинула за спину вожжи и от бессилия стала хлестать жеребца. Конь прял ушами. Он чувствовал разлившуюся вокруг опасность…
* Нападение партизан! (нем.) ** Окружать, быстро! (нем.)
  Наконец, конь сделал резкое усилие: передние копыта вылетели из снега, грудь рванулась вперед! Серый выбрал правильное направление — кочки вскоре закончились, а выстрелы остались в стороне.
— Кажется, выбрались, — выдохнула Анна. Виновато, вперемешку со слезами, вызванными сильным напряжением, она прижалась к лошади: — Все хорошо. Мы от них ушли. Спасибо, Серый…
   Выстрелы теперь доносились откуда-то издалека, а затем так же, как и начались, неожиданно смолкли.
   Дальнейший путь проходил в тишине. Анна мысленно сверяла каждый шаг Серого с планом, который ей объяснили накануне побега. В лагере их отсутствие заметят нескоро, если заметят вообще. После массовой эпидемии тифа немцы потеряли всякий интерес к дальнейшей депортации пленников в Германию. Там нужны здоровые рабочие, а больным самое место на торфяниках… Искать беглецов в лесу на болоте не станут из-за боязни партизан… Страхи и осторожность немцев сейчас, как никогда, кстати. Так, женщина успокаивала себя, выискивая все новые аргументы в пользу удачного побега.
   Серый шел спокойно и сам вывел на дорогу. Занятая размышлениями, Анна не заметила невесть откуда появившегося человека.
— Стой! Давай вожжи.
Мужчина присел на край саней. Поплутав по известной лишь ему одному лесной дороге, проводник остановил Серого у заброшенного хутора и стал осторожно переносить детей в дом.  Измученные ночными переживаниями, они крепко спали.
— Здесь немного картошки, — указал на ведро мужчина. — Дрова заготовлены. Топите печь и отдыхайте. Проводи,— обратился он к Анне и уже на крыльце продолжил: — Через несколько дней детей отправим дальше. Сама — готовься в лес.


                Свобода