Дед Данила

 
     Дед Данила пришел в баньку, когда стемнело. Он принес несколько клубней картофеля и крупный темный овощ с ласковым именем «свеколка».
— Шкурку заваришь кипятком, — учил он Нюру, — получится красивый по цвету и вкусный чай. Мякоть разрежешь на кусочки и дашь детям вместо сахара…
    Напомнив еще раз об осторожности, дед Данила ушел.
    Нюра выполняла все наказы Данилы: топила каменку только ночью, ходила за водой, когда стемнеет, выводила детей в лес до рассвета. Днем дети спали или слушали сказки, вспоминали эпизоды лагерной жизни, с нетерпением ждали темноты и прихода Данилы, по лицу которого можно было понять, плохие или хорошие вести он принес.
    Дед показался ранним утром, озабоченный и строгий. Его фуфайка перетянута широким ремнем; за спиной — холщовая сумка, в которой угадывается топор.
— Собирайтесь! В деревне скоро будут немцы. Облава!
   Данила помог Нюре одеть детей и вывел их к оврагу. Откуда-то снизу он поднял доску, перекинул ее через горловину оврага и велел по очереди переходить узкий мостик.
   Первой на мостик дед поставил девочку. Лена уже прошла половину мостика, когда вспомнила, что забыла в баньке свою шкатулочку. От страшной мысли, что ее шкатулочка пропадет, девочка приросла к доске и не могла сделать ни шага вперед.
— Иди, Леночка, иди… Не останавливайся, смотри только на доску,— ласково уговаривал ее Данила, думая, что девочка испугалась высоты «и, лихо ли, может свалиться в овраг!».
    Лена же, не имея возможности развернуться на узкой доске, вдруг стала пятиться назад.
— Лена, что ты делаешь? — строго окликнула Нюра.
— Я забыла шкатулочку, — пролепетала малышка. — Я велнусь в баньку и забелу ее…
— Лена! Ты пойдешь только вперед. За тобой идет Коля, потом Саша и Миша. В деревне немцы…
    Глотая слезы, девочка медленно пошла вперед. Когда дети благополучно перешли овраг, Данила подал Нюре сумку:
— Вот, возьми, дочка. Здесь спички, немного картошки и пареного овса. Хватит на несколько дней.
   Дед снял доску и опустил ее в глубокий снег:
— Иди вдоль оврага до большой березы; от нее повернешь налево и по просеке уйдешь вглубь леса, — напутствовал он. — Там увидишь людей…
— Дедушка, а вы? Вы не пойдете с нами?— робко спросил Коля.
 — Нет. Но я приду завами,— успокоил мальчика дед. — А сейчас не могу.
   Нюра привела детей на утоптанную поляну, окруженную высокими и густыми елями. На поваленных квадратом деревьях, в лапнике, сидели старики и дети. Чтобы не замерзнуть, жгли костры.
    В лесу отсиживались несколько дней, и все это время со стороны деревни слышалась перестрелка, переходящая в шквальные автоматные очереди. Люди напряженно вслушивались в звуки, но обсуждать события и исход схватки партизан с немцами не решались.
    Дети были серьезны и жались к старикам, не проявляя признаков любопытства, свойственных их возрасту. Даже дрова для костра собирали в полной тишине. Общение ограничивалось словами благодарности за кружку травяного чая или печеную картофелину.
   Лена, укутанная в поношенный клетчатый плед, сосредоточенно молчала; ее не покидали мысли о шкатулочке.
    Наконец наступило полное затишье. Высокий седой старик поднялся с поваленного дерева, натянул рукавицы и велел всем оставаться в лесу.
— Ухожу с внуком разузнать, что происходит в деревне… Подам знак.
   Мальчик вернулся быстро:
— Немцы ушли — можно идти домой.
    За время, проведенное в лесу, Нюра сдружилась с местными жителями. Они доброжелательно отнеслись к ленинградской семье и помогали тем, что имели.
    Когда подходили к баньке, Лена почувствовала неладное: дверь открыта, на полу валяется старенькое одеяло; чугунный котелок и скамеечка опрокинуты, но главное — исчезла шкатулочка!
   Девочка задохнулась и онемела от горя; на лбу резко обозначились морщины, которые появились еще в лагере. Не было только слез!
    Нюра затопила каменку, отогрела детей, напоила их кипятком, уложила спать, а сама села на пол, прижалась спиной к темной стене и стала думать, что ей делать дальше… По исхудавшему лицу текли слезы; ей уже было известно, что Данилу казнили немцы!
Утром в баньку пришла чернявая женщина и позвала Нюру на беседу к старосте:
— Не бойся, он не из местных. Все подтвердят, что ты — наша, деревенская…
Таня — так звали женщину — подробно рассказала, что и как надо отвечать на вопросы старосты.
    Нюра одела детей и вывела из баньки. Семья впервые шла по деревне. Шла медленно, потому что ноги отказывались нести… Впереди, на столбе, в белой рубахе и портах висел человек!
    Он был разут, и его желтые ступни резко выделялись на фоне белого снега. В стороне валялись старенькие с заплатами валенки.
    Лена сразу узнала деда Данилу и остановилась, как вкопанная. Она думала. Думала быстро: если она позовет дедушку, он услышит и спустится к ней…
   Лена вырвалась из рук Нюры, подобрала на снегу валенки и встала перед фигурой деда:
— Дедушка, у тебя замелзли  ножки… Слезай! Видишь, я плинесла валенки…
   Кругом стыла тишина, но малышка не успокаивалась:
 — Слезай дедушка, сколей… Пойдем с нами…
   Девочка тянула вверх маленькие ручонки с большими валенками и просила, просила дедушку спуститься, искренне уверовав, что сейчас так и будет…
    Таня крестилась и шептала молитву. Нюра опустилась на колени рядом с Леной и пыталась объяснить, что дедушка Данила не слышит ее…
    Сознавая, что девочка не воспринимает реальности, женщина подняла ребенка на руки и пошла в направлении дома старосты.
     Когда Нюра вошла с детьми в дом, кроме Тани там уже был высокий старик, который был старшим в лесу.
     Староста — рыжий коренастый, прячущий глаза мужик — стал задавать Нюре вопросы, а та спокойно отвечала.
     Внимательная Лена вдруг натянулась, как струна; в загроможденной вещами комнате она скорее почувствовала, чем увидела, свет. Девочка медленно переводила взгляд с предмета на предмет и, наконец, на комоде из темного дерева увидела шкатулочку из желтой соломки… Ее шкатулочку?!
— А-а-а! — ахнула малышка. — Моя шкатулочка! — завопила Лена и, вырвавшись из рук Нюры, кинулась к комоду.
    Нюра дернулась за девочкой и схватила ее за край платка. В ответ Лена забилась в истерике.
— Пан староста, разрешите уйти, девочка больна; у нее горячка, — нашлась Нюра.
   Староста скривился в ухмылке, махнул рукой, и женщины с детьми вышли за дверь.
   На улице истерика быстро прекратилась, но не потому, что Лена забыла о похищенной старостой шкатулочке, а потому, что она шла навстречу еще большему злу — к столбу, где на ветру беспомощно раскачивался дедушка Данила.
            https://e-shirokova.ru/