Бобы

 
       В узкой дощатой пристройке с многочисленными щелями и небольшим окном, выходящим на проселочную дорогу,полутемно. По стеклу стучит мелкий осенний дождь. От порывов ветра противно дребезжит стекло. В комнатке, у которой только одна стена примыкает к хатке, сыро и холодно.
    На узкой кровати, сколоченной из досок, на мешке с соломой, положенном вместо матраса, сидит маленькая девочка. Рядом с ней, укутанный в выношенное солдатское одеяло, лежит больной братик.
    Девочка долго и напряженно всматривается в лицо мальчика, его худенькие плечи, и хочет понять, дышит Коля или нет. Не уловив дыхания, пугливо шепчет:
— Коля, почему ты не дышишь?!
   Не получив ответа, осторожно, через темные складки одеяла обследует тельце брата; приближаясь к лицу, кладет на бледный лоб маленькие ладошки и, уловив слабое тепло, успокаивается. Нет, с братиком ничего такого не случилось, он просто спит.
   Девочка задумалась. Теперь они с братиком одни. Вчера тетя Нюра забрала Сашу и Мишу и уехала на попутной машине в Ленинград.
— Поедем вместе,— звала она золовку. — Центр города не разрушен, будем жить в моей квартире.
— Это решаю не я, — устало отнекивалась Анна, вышагивающая по сельским дорогам не менее двух десятков километров в день, чтобы поднять народ на посевную. — Ты уж, Нюра, задержись на пару-тройку недель; присмотри за детьми. Вот проведу в деревнях сходы, вернусь, и тогда ты поедешь.
     Нюра пообещала повременить с отъездом и побыть с детьми, пока золовка обходит деревни  Полновского района. Но неожиданно подвернулась машина до Ленинграда, и женщина, уверенная, что ее родственница под вечер обязательно вернется домой, реши-лась ехать.
— Наверняка Анна сегодня появится. А когда случиться еще такая удача!
   Удачу Нюра видела в том, что водитель согласился везти бесплатно да еще посадить ее с маленькими детьми в кабинку.
    Крохотное помещение, согреваемое дыханием шести постояльцев, опустело и стало быстро остывать.
    Но, где же мама!? Когда она вернется?
   Лена перевела взгляд с брата на окно, мутное от дождя. От сильного ветра ходуном ходили доски каморки; стучала калитка забора…
  Девочка почувствовала холод. Она залезла под одеяло и прижалась к брату. Но тепла не было. Тельце брата— кожа да кости—зябко свернулось в комочек и не хотело распрямиться.
   Лена снова села и долго смотрела на бледное лицо спящего мальчика: на голубые жилки под кожей, проваленные глазницы. После концлагеря Коля так и не оправился.
   Девочка перевела взгляд на потолок, где шевелились причудливые тени, и ее мысли изменили направление: «Уже утро, а дедушка Илья еще не затопил печку. Когда он ее затопит и можно будет прижаться к теплой стенке?».
   Пристройка имела только один выход — на кухню. Когда дед топил печь, дверь открывали, и дети могли видеть сквозь щели чугунной дверцы бушующее пламя, потрескивающую бересту, мерцающие угли. Еще большим событием была раскрытая дверца печки. После трех с половиной лет жизни в темных лагерных бараках дети испытывали неодолимое притяжение к огню.
— Но почему дедушка Илья не встает? Может, у него ломит кости?
   Во дворе громко стукнула калитка. Еще раз! Потом она начала жалобно скрипеть. Но сколько девочка ни прислушивалась к звукам с улицы, в дом никто не заходил.
     Мама! Где она? Когда вернется? Холодно и хочется есть.
   — Коля!— не выдержала девочка.— Коля, проснись же, я хочу есть!
     Коля — старший, и он, конечно, знает, когда вернется мама и что они будут есть?
     Коля открыл свои глубокие черные, наполненные спокойствием глаза и тихо произнес:
   — Лена, ты поспи, и кушать не захочется.
     От этих слов у девочки стала опускаться нижняя губка, глаза наполнились влагой.
—    Есть хочу, — тихо повторила она и размазала кулачком слезы. Ее взгляд скользнул по подоконнику, стенам каморки и остановился на грубо сколоченном табурете, служившим вместо стола. На нем что-то лежало?!
     Лена перевесила тельце в сторону табурета и увидела две горки бобов. Бобы были крупные — с ноготь, с морщинистой кожицей и с темной впадинкой на боку. Это Нюра, уезжая в Ленинград, оставила детям питание.
    Немного бобов — единственный запас еды, который был в семье и хранился в холщовом мешочке, подвешенном на гвоздь под потолком. Каждое утро Нюра снимала мешочек и выдавала детям по пять штук бобов. Если хозяйка дома, бабушка Татьяна, украдкой от деда приносила в переднике горсть мелкой, как горох, картошки или брюкву, то дневной рацион бобов уменьшался до трех штук.
    Бобы достались Нюре в обмен на серебряный крестик — единственно ценную вещь, чудом сохранившуюся из всего, что имела семья на момент захвата в плен. Нюра верила, что именно крестик спас их от гибели во время войны, и теперь, когда они были свободны, он спас их во второй раз — уже от голода. Уезжая в Ленинград, Нюра разделила остатки бобов пополам.
    Лена зажала свои бобы в кулачок и залезла под одеяло. Она положила один боб в рот и стала сосать. Под действием слюны плотная шкурка стала разглаживаться. Плод наливался соком, становился гладким и более крупным. Теперь стало казаться, что еды во рту много и плод можно раскусить.
   Процесс поедания пяти бобов шел долго, создавая ощущение сытости.
   Вкусные бобы! Но они закончились. Девочка прижалась к брату и уснула.
   Когда Лена снова открыла глаза, за окном все так же моросил дождь, а в комнатке все так же было холодно.
    «Почему дедушка Илья не топит печь? Почему Коля не открывает глаза? И где, наконец, мама?»
     Лена посмотрела на табуретку. Колина горка бобов оставалась нетронутой.
«Он ничего не ел?!»
     При взгляде на бобы у девочки стало подсасывать внутри, и она завопила:
— Хочу есть! Коля, я хочу есть!.. Где наша ма-ма-а! А-а-а! — рыдала она.
   Коля открыл глаза.
— Не плачь, — прошептал он. — Съешь мои бобы…
   Лена послушно перестала плакать; размазала по лицу слезы и внимательно посмотрела на брата.
— Бери, бери, я не хочу, — устало сказал Коля. — И больше не плачь, мама скоро придет.
  Лена взяла со стула бобы и зажала их в кулачок; прижалась к брату, закрыла глаза. Она представила, как кладет в рот самый крупный боб и сосет его. Боб становится большим, и она разгрызает его. Светло-зеленые комочки, источающие свежий запах, лежат на ее ладошке, потом — на язычке и снова — на ладошке.
     Это была ее игра. Девочка мысленно воспроизводила картинку несуществующего поедания бобов.
     Лена успокоилась. Чувство голода прошло, и мысли изменили направление.
— Вот, Коля проснется, — думала она, — и я покажу ему бобы.
 Он обрадуется, и они съедят бобы вместе. А потом придет мама, и они скажут ей, что у них все в порядке, что они сыты.
           https://e-shirokova.ru/