Холодная роса. Главы 6-9

VI

В начале седьмого, когда сумерки, такие однообразные в осенние дни, покрыли лесистую равнину с разбросанными по ней манящими огоньками поместий, Эрна услышала под окнами голоса, которые неуклонно приближались.

— Говорю тебе: Иветта удивительная женщина. Будь она помоложе, я бы женился на ней, — говорил Рихард, бывший навеселе.

— Я не сомневался в этом, — отвечал ему чей-то как будто узнанный голос.

— Как она тебя назвала? Она назвала тебя сыном! В жизни не встречал большей благосклонности. Ангел, а не женщина! Я без ума от своей тещи.

Эрна нахмурилась, а затем содрогнулась от возмущения, что железным обручем сдавило ей горло. Он вернулся! Надо же, какой наглец!

Разговор послышался уже в холле. Сомнений быть не могло: Рихард каким-то образом встретился с Сандерсом Гейли и привел его сюда. Что же ей делать? Она не хочет видеть в своем доме человека, который лишил ее детства! Который отнял у нее отца!
Вскоре Рихард сам постучался в дверь жениной спальни и сообщил, глядя окосевшим от вина взглядом, что «давеча заглянул к нашей Мадам», т.е. к Иветте, и застал у нее этого молодого человека.

— Зачем? Зачем мама впустила его? Зачем ты с ним разговаривал?! — зашипела Эрна.

— Ну как же! — Он развел руками. — Они пили чай. Я тоже присоединился. Что в этом преступного?

— Ты не должен был даже смотреть в его сторону, а не то чтобы приводить его в наш дом!

— Как же…— Рихард, изумленный таким гневным натиском, оттопырил нижнюю губу. — Он милый…

— Ты говоришь, как баба!

— Приветливый парень. Я нашел его вполне достойным.

— Ты не знаешь, кто он?!

— Знаю. Твой брат.

— Брат! Какая честь!

Эрна хотела захлопнуть дверь, но прозвучало примирительное:

— Мы будем внизу. Может, ты присоединишься? — и она, задержав движение руки, притворила дверь мягко.

Еще чего! Она не спустится к ним. Ей не о чем говорить с этим парнем. Сама не зная почему, Эрна начала в мыслях называть его «маменькиным сынком». Тут не обошлось без обиды на безоблачное детство Санди, поэтому ей казалось, что он до сих пор крепко держится за мамину юбку.

Медленно приближалась ночь. Эрна в напряжении мерила шагами комнату, прежде чем позволила себе выйти в коридор и, воровато крадучись, спустилась по винтовой лестнице с резными деревянными перилами. В салоне горел свет. Если и не из примирения, то ради восстановления справедливой воли Эрна заставила себя подойти к освещенному проходу, занавешенного тяжелыми шторами. Она войдет туда, но лишь затем, чтобы поторопить гостя с уходом.

Эрна медленно отодвинула занавесь. Рихард, уже совершенно хмельной, клевал носом, сидя перед граммофоном, из которого доносились хриплые звуки джаза. Молодой человек, будучи совершенно трезвым, стоял в противоположном краю комнаты с отсутствующим выражением лица. Под ногами Эрны скрипнула половица, вследствие чего на нее тут же обратился сперва недоуменный, а потом — доброжелательный взгляд.

— Рихард позволил мне остаться у вас на несколько дней, — шепотом сообщил он. — Надеюсь, за это время вы пересмотрите свое мнение.

— Боюсь, вам придется у нас поселиться. — Она взглянула на него с вызовом.

Голова Рихарда начала клониться назад и, откинувшись до упора, толчком рванулась в обратную сторону. Он сонно продрал глаза, улыбнулся присутствующим, а затем опять повалился на стеклянный столик.

— Скажи мне, какую музыку ты любишь, и я скажу тебе, кто ты, — пробормотал пьяный. — А какую музыку слушаешь ты, Санди?

Тот будто не понял вопроса, посмотрел на хмурую Эрну и только спустя минуту размышления вернул себе непринужденность.

— Я предпочитаю классику.

— Полностью тебя поддерживаю. У меня имеется сборник интересных пластинок… Сейчас принесу…— Хозяин дома с трудом поднялся, неустойчивыми шагами прошлепал к выходу. — Прошу минуту ожидания. Тэк-с. У меня есть мно-о-го пластинок. И-интересных, между прочим.

Эрна дождалась, пока муж уйдет, чтобы повернуться к гостю со всем возможным негодованием.

— Полагаю, вы не станете пользоваться состоянием Рихарда и…

Ее остановил его взор. Лучистые глаза с неподвижными зрачками были широко раскрыты и глядели на нее с простотой и открытостью. Почему-то смотреть в лицо этого человека было тяжело. Его доброта просто ошеломляла тех, кто привык к чопорности и принуждению. Чем дольше Эрна удерживала на нем свой взгляд, тем ощутимее становился сгусток непонятного смятения где-то в груди. Дыхание делалось трудным. Хотелось отвернуться, чтобы справиться с собой.

— Вы похожи на папу, — кротко проговорил Санди.

— А вы нет. — Она подняла брови и уперла руку в бок, давая ему понять, что долго беседовать не намерена.

— Я пошел в матушку. Вот, взгляните! — Он запустил руку во внутренний карман пиджака и извлек медальон в серебряной оправе с вкраплением гранатовых капель. В центре миниатюрной вещицы было помещено изображение женского лица. «Нахальные буржуи», — с тихим бешенством подумала Эрна, забыв, что уже девять лет как сама принадлежит к этому классу. Однако любопытство взяло верх, и она заглянула через руку молодого человека. Он хотел передать медальон ей для более внимательного рассмотрения, но она тут же отстранилась, словно опомнилась. «Мне это нужно? Смотреть, на кого нас променял отец!» Всё же Эрна успела различить черты явного сходства гостя с изображением. Тонкий профиль с диадемой в пышных волосах, полуопущенные ресницы, приоткрытый маленький рот…

— Бледная поганка, — пробормотала Эрна.

Или ей почудилось, или он действительно содрогнулся. Выражение его глаз из доверчивого стало скорбным, но не замкнутым. Да, Санди было больно слушать колкие слова в адрес дорогих себе людей, но обида была противоестественна его сердцу. Он затих на какое-то время. Эрне даже стало жаль его. Наивный простачок! Право, разве можно сердиться на глупость ребенка?

— Значит, вы прибыли «наводить мосты».

— Я питаю надежду, что мы… что наши семьи объединятся, и отцу удастся загладить свою вину.

— Семьи…— Она сделала вид, будто сосредоточенно размышляет над сказанным. — У такого славного юноши, как вы, конечно же, имеется дама сердца.

— Дама? — Он беспомощно развел руками. — О, нет. Нет и никогда не было! Впрочем, я пока не размышлял над этим.

— Прекрасно. — В голосе Эрны звучал металл. — Вот вам мой сестринский совет: поищите лучше свою «даму», а меня оставьте в покое.

За стеной послышался грохот, и оба, забыв о пререканиях, поспешили на шум.
Они нашли Рихарда лежащим на полу в соседней комнате. С невнятными стенаниями он пытался выбраться из-под горы книг, обрушившейся на него с упавшей полки. Ни слова не говоря, не бросив ни одного косого взгляда, Санди бросился «раскапывать» своячника. С его помощью пьяный был бережно перенесен на диван и укутан пледом от ночной прохлады. Когда хлопоты остались позади, Эрна, прикусив губу, отошла вглубь полутемной комнаты. Ей было и досадно, и стыдно за мужа. Надо же Рихарду напиться именно теперь, чтобы дать этим чопорным аристократам пищу для домыслов! Она ждала, что гость усмехнется, поиздевается, но он был по-прежнему спокоен. Его глаза доверительно мерцали из полумрака.

— Можно мне остаться? — спросил Санди. — Кроме отца с матерью у меня нет родных. Только вы…
Она пожала плечами.

*  *  *

Санди не сердился на Эрну. Он понимал ее и был исполнен сострадания. Почтительная нежность к старшей сестре рождалась и крепла в нем, несмотря ни на какие колкости. Во внешности этой женщины таилось что-то крутое и непримиримое. Взгляд был тяжел и придирчив. Казалось, давняя обида иссушает ее изнутри, а внутреннее существо жадно тянется к какому-то недостижимому благу; не получив же его — озлобляется.

Эрна редко улыбалась. Ее улыбка выглядела сухой, желчной. Создавалось впечатление, что вслед за улыбкой она непременно осудит вас. Зажатая, забитая особа, чьи мечты не сбылись и были жестоко попраны. Эти широко расставленные, серо-водянистые глаза, словно воды горного озера в пасмурный день… Эти холерически опущенные уголки мягких, податливых губ… Этот волевой подбородок, болезненно-белая, прозрачная как бумага кожа в сочетании с медью волос, связанных небрежным узлом на затылке.

Эрна была носительницей типичной внешности рыжеволосых: все черты ее пребывали как бы «в тени» яркой шевелюры, отчего казались бледными, точно увядший цветок. Беззащитный изгиб золотистых бровей вступал в противоречие с волевым подбородком. Эрна держалась стойко, но внутри казалась раненной птицей. Она была закрыта и никого не подпускала к себе, однако Санди с первой минуты ощутил потребность утешить это несчастное, истерзанное внутренними страстями существо.

Утром, разложив вещи в своей комнате, он не стал дожидаться приглашения на завтрак и вышел на крыльцо, ибо понимал, что в какой-то мере навязался хозяевам. Санди вынужденно пошел на дерзость; это был необходимый шаг, без которого не будет примирения. Он знал, что должен распутать узел давней вражды.

Эрна была во дворе. Она вытрушивала коврик, но взмахивала руками с таким остервенением, будто хлестала кого-то по спине. Губы ее были закушены и побелели. Подойдя сзади, юноша мягко дотронулся до ее плеча; она вздрогнула и повернулась.

— Я помогу вам, — сказал он, застенчиво улыбнувшись.

Ледяные глаза Эрны зло рассмеялись, брови пренебрежительно скакнули вверх.

— Вы не сможете мне помочь. Никто не сможет.

До простодушного человека не сразу дошел смысл этих слов. Поняв, что сестра подразумевает под «помощью» отнюдь не хозяйские хлопоты, а нечто глубокое, серьезное, он, однако, настойчиво отобрал у нее коврик.

— Я попытаюсь.

Она вспыхнула, но его улыбающиеся глаза отбили всякую охоту спорить. Приятно отпустить от себя тяжесть, положиться на друга, который согреет добрым словом, утешит, подбодрит. Кажется, Эрна читала это в женском романе. Оттенок книжного, а значит, почти фантастического чувства коснулся ее... Это можно было сравнить с дуновением нежного ветерка...

Еще раз внимательно посмотрев на «братца», Эрна молча ушла в дом.

VII

В однообразную жизнь Эрны готовилось войти новое лицо, чтобы занять там прочную позицию. Она еще не сказала своего «да», лишь только перестала отмахиваться, согласившись молча терпеть присутствие брата за своим столом, в своем доме. А вскоре с изумлением поняла, что Санди не несет в себе «мирового зла», т.е. с его пребыванием атмосфера в семье не усложняется. Напротив, своими невинными замечаниями, своим вниманием он как будто разгонял застойный воздух, вносил живость в скучную провинциальную жизнь. Он не был разрушительной силой, а был сближающей субстанцией, которая размягчала и сглаживала.

Когда за столом Санди впервые услужил сестре, она ужасно растерялась. Он отодвинул перед ней стул, чего даже Рихард никогда не делал, передал салатницу, отрезал для Эрны лучший кусок торта, а она, онемев от предательской виноватости, не знала, что следует делать ей. Представляя саму себя со стороны, Эрна видела одичавшую без мужского внимания мегеру — неврастеническую самку, которая зеленеет от злости и сжимает за спиной кулаки вместо того, чтобы пожать протянутую руку.

С приезда Санди прошло три дня, но Эрне казалось, будто пролетело три недели — настолько изменился мир вокруг нее. Впервые в жизни несчастная женщина, рано начавшая стареть, познала тень того, что прежде было возможно только в книгах. Неизведанное, но такое притягательное чувство сначала жгуче сконфузило ее, а потом вогнало в состояние смутного ожидания. Где-то рядом еще бродил страх, что сказка обернется обманом, поэтому Эрна долго не позволяла себе «оттаять». С одной стороны всё осталось прежним: она ходила на работу, гуляла с Мирабель; но с другой — дома ее поджидал очередной сюрприз: каждое проявление заботы Сандерсом Гейли было для нее волнительным и интригующим сюрпризом. В первый год после свадьбы Рихард тоже старался ей угодить, но в силу какого-то принуждения был пародией на «рыцаря без страха и упрека». Санди же был естественен в своих благородных порывах.

Однажды Эрна как обычно проверяла тетради своих учеников, сидя перед окном в глубоком кресле. Эти занятия вынуждали ее надевать роговые очки, появляться в которых она считала возможным только на работе. Без очков в Эрне еще оставался намек на привлекательность; в них же она казалась строгой, неприступной дамой из царства старых дев.

Вдруг рядом послышался какой-то звук. Когда женщина подняла голову, Санди стоял напротив нее и, как видно, уже давно буравил изучающим взглядом. Такой взгляд Эрна замечала у маленькой Мирабель, когда та сталкивалась с новой особенностью окружающего мира.

— Так вы совсем другая... Я даже сперва не узнал вас.

Смущение захлестнуло Эрну горячей волной; она судорожно сорвала с себя очки и поправила волосы.

— Некрасивая?

— Особенная.

Он держал в руке песочные часы и попеременно их переворачивал. Осмелев, Эрна водрузила очки на переносицу, старательно скрывая волнительную дрожь рук, а затем поглядела на юношу.

— Ну, как?

— Не стыдитесь того, что принадлежит вам, — серьезно сказал Санди. — Разве вправе кто-нибудь запретить человеку быть самим собой? — Он подошел ближе, так что она могла рассматривать в упор пуговицы его жилета. — Вы учительница.

— Да…— Ей стало неловко. Перед ней младший брат, она должна чувствовать над ним превосходство и даже верховодить, но это почему-то никак не получалось. Кажется, Эрна вовсе не знала ничего, чем могла бы при случае козырять, потому что обитала внутри своего замкнутого мира. А Санди был открыт, что добавляло ему очарование молодого, но авторитетного собеседника.

Между тем он, спросив разрешения и получив поспешный кивок, уже вовсю рассматривал ученические тетради, а Эрна зачарованно глядела на его белые гибкие пальцы, переворачивающие листы.

— Хотите, я помогу вам с проверкой? — с воодушевлением предложил юноша. — Между прочим, я был лучшим учеником в классе!

— Это лишнее, — неохотно отмахнулась Эрна.

— Я люблю детей, хоть сам еще совсем зелёный...

На лицо Эрны набежала тень.

— Наверное, вы думаете, что отец не любил мою мать, поэтому бросил, — жестко заговорила она, и от этих колючих слов лицо ее сделалось некрасивым и старым. — Что ж, тогда я вам отвечу: мою мать он как раз таки любил, а на вашей женился только из-за денег. Будь мы богатой семьей, он бы этого никогда не сделал и вы бы не появились на свет, дорогой братец.

Последние слова прозвучали ударом. Лицо юноши вытянулось и побелело. Он положил на место тетради и тихо отошел, оставляя Эрну кипеть в собственной желчи.

— Вам нечего сказать, потому что я права! Отними у вас ваше единственное достоинство — ваши деньги, — и вы будете голыми, как ощипанные курицы! — вдогонку крикнула она. Ее трясло от бессильной злости, ибо она никак не могла добиться «подливания масла в огонь»: Санди игнорировал провокации, сколько бы она ни старалась вызвать в нем ответную агрессию. О, это было ужасно! Страшный зуд нервов сжигал Эрну изнутри; в такие минуты она готова была его ударить.

— Вы трус! Поэтому молчите!

Он замер на выходе из комнаты, и она воспрянула в своем злорадном торжестве.

— Ответьте! Молчанием вы оскорбляете меня!

Теперь она знала, чем его зацепить. Действительно, он вернулся и подошел к Эрне, посмотрев на нее спокойным, ясным взглядом сверху вниз. Взглядом старшего по духу.

— В вас говорит обида. Забудем! — предложил юноша, но ответом ему послужила рука, взметнувшаяся для удара. Точным жестом он перехватил ее, сжав запястье.

— Вы боитесь правды! — Чувствуя, что проигрывает, Эрна вскочила и, вырываясь, качнула стол; чернильница упала на пол, оросив темными каплями сюртук Санди. Пятна расползлись также на его светлых брюках. Это немного остудило пыл Эрны.
Хоть ее грудь еще бурно вздымалась, рука медленно обмякла, и он отпустил ее.

— Что случилось?! — Привлеченный шумом, вбежал Рихард. Накануне не раз умолявший жену отнестись к брату снисходительно, он теперь был не на шутку встревожен звуками ссоры.

По обоим было видно, что здесь сейчас произошло нечто крайне неприятное: Эрна стояла бледнее полотна, а ее брат виновато опускал глаза долу.

— Ничего, — последний решил перевести все в шутку. — Эрна запустила в меня чернильницей — только-то.

— Что?!

— Так сказать, братское крещение. — Санди рассеянно улыбнулся. — Вот я и получил свой первый нагоняй от старшей сестры!

Рихард с недоумением оглядывал обоих.

— Эрна, объясни!

За это время она успела собраться с мыслями. Раскаяние пришло слишком запоздало.

— Он прав... Идемте! — И она, стыдясь посмотреть в глаза Санди, приобняла его за плечо. — Вам нужно немедленно переодеться.

VIII

— А знаешь, дорогая, я рада, что сын Робина гостит у вас. Рано или поздно нужно было во всем разобраться.

Иветта, решившая навестить дочь, деловито прохаживалась под стеклянным куполом оранжереи. Эрна следовала за ней, покусывая губы. Как всегда, вне зависимости от настроения и времени года «наша Мадам» выглядела превосходно. На старости лет она решила наверстать упущенное в молодые годы. Сегодня на ней был красивый жакет с фигурными пуговицами, изящная горжетка и бусы крупного черного жемчуга. Шифоновая юбка плавно покачивалась в такт движению тела.

— Какое запустение! Ты давно поливала апельсиновое дерево? А инжир? У него же скрючились листья! — сокрушенно восклицала Иветта, останавливаясь перед кадками. — Кстати, твой внешний вид тоже оставляет желать лучшего. — Она пронзительно скользнула взглядом по фигуре дочери. — Я давно хотела сказать…

— Мама. Я не нуждаюсь в твоих советах.

На мраморный пол ложились радужные блики от зеркал — ими здесь были отделаны стены. Под самым потолком высилась полукруглая клеть с попугаем ара; в двух других клетках поменьше порхали дрозды и канарейки.

— Кстати…— Иветта с лукавым видом подняла палец вверх. — Мальчик-то действительно не похож на нашего папочку. Сегодня моя давнишняя проделка могла бы сойти за правду.

Эрна была занята опрыскиванием папоротника.

— Какая проделка? — не отрываясь от дела, спросила она.

Иветта приготовилась рассказывать тоном невинной шутки, как будто это действительно было занимательно и смешно:

— Думаешь, я не боролась за мужа? О! Нынче мне легко говорить о прошлом. Все наши дрязги давным-давно стали достоянием истории, но тогда, будучи значительно моложе, я не желала сдаваться без боя и — стыдно вспомнить! — даже не гнушалась подлогом. Меня жестоко мучила обида, я хотела вернуть твоего отца любым путем...

— И что же ты сделала? — Эрна начала слушать с напряженным вниманием.

— Я разузнала об этой его аристократке. Оказалось, у нее незадолго до Робина была интрижка с каким-то актеришкой. Так вот я выдумала несусветную дикость: подослала к мужу купленную «свидетельницу», которая знала-то не больше моего, с сообщением, будто Санди не является его сыном. Я надеялась, что Робин разозлится на свою новую пассию и вернется туда, где действительно обитает частица его сердца, его кровинушка. Но он, конечно, ничему не поверил.

— Так что же… Человек, свалившийся как снег на голову, вовсе мне не брат? — воскликнула Эрна.

— Почему? То, что он не похож внешне, еще ничего не значит. Да и я вскоре узнала, что интриги-то никакой не было. Глупые сплетницы надурили меня!

— Значит, все-таки брат…

— Конечно! А разве плохо? Да и вообще, держа обиду, мы делаем честь не себе, а тем, на кого обижаемся. Злоба не возвеличивает, а принижает!.. Так! А теперь подай мне садовые ножницы: розовый куст нужно проредить…

IX

Пикники на лоне природы, среди девственной красоты леса, что обступал поселок отрядом хвойных и лиственных деревьев, разнообразили быт местных жителей. Приглашались соседи, приезжали из города родственники и друзья. На сей раз Эрну туда сопровождал не только муж, но и брат Санди.

Было начало октября. Лес стоял еще не облетевший, но уже позолоченный дыханием осени. Туман смешивался с дымом жаровен, в которых уютно потрескивали дрова, на разостланных одеялах были рассыпаны игральные карты, громоздились бутыли, стаканы и всякая гастрономическая утварь. Слышался увлеченный говор, звучал смех, кто-то бренчал на гитаре. В сыром воздухе явственно пахло хвоей. Серое небо нависало над головами рыхлым полотном облаков, готовых вот-вот брызнуть дождевыми каплями.
Стало прохладно. Люди плотнее кутались в теплую одежду, подвигались поближе к костру — а между тем было замечательно. Один вечер, проведенный в объятьях первобытной романтики, успокаивал разгоряченные нервы.

Для Эрны весь пикник прошел точно во сне. Туман окутывал не только кроны деревьев, но и ее сознание, пребывающее в смятении уже несколько дней. Из этого тумана возникала то важная физиономия мужа, то добрая улыбка Санди, то Стелла, обрушивающая на него шквал своего непревзойденного кокетства. Сегодня Эрна была необычайно спокойна. Сквозь умиротворение ее существо как будто приподымалось навстречу чему-то близкому, но еще неведомому. Она вела себя сдержанно, не стремилась поддерживать разговор; все находили ее задумчивой. Эрна погрузилась в свои мысли, при том спроси ее кто-нибудь о сущности этих размышлений, — и она не нашлась бы, что ответить.

Состояние Эрны было близко к сомнамбулическому. Весь день она силилась что-то понять, как-то охарактеризовать природу своих новых ощущений, но ни одно событие не наводило ее на верный путь. Что-то было. Оно то ввергало Эрну в пучину ярости, то изводило тоской, то напускало оторопь. Вокруг мелькали лица знакомых людей. Они улыбались, но, задержав на ней взгляд, почему-то становились озабоченными. «Я плохо выгляжу», — решила женщина, но ей теперь не хотелось об этом думать. Все силы ума были брошены на разрешение загадки касательно своих внутренних противоречий.

Потом был тост, произнесенный Санди. Высоко подняв бокал, он сказал, обращаясь к кругу внимательно-оживленных слушателей:

— Господа, а теперь я предлагаю выпить за мою единственную сестру. Я обрел ее лишь в двадцать три года, но знаю точно: лучшей сестры нельзя пожелать!
Юноша нашел Эрну глазами (она сидела на земле поверх покрывала), и кивнул ей с нежным беспокойством.

Благодаря новоявленному родственнику, Эрна Нэдрис предстала перед друзьями и знакомыми в новом свете. Этот новый образ был для нее кафтаном с чужого плеча, который слишком тесен.

Странно, но за припадками ярости последовало состояние, когда при всем желании не можешь воспринимать происходящее как реальность. С Эрной никогда такого не случалось прежде. Что-то будто опьянило ее. Она всё думала, думала, но думы эти не приводили к четкому результату. Не внесли ясности и слова Санди.
Присутствующие аплодировали ему, поздравляли Эрну с чудесным пополнением семейства, а она словно не понимала, что происходит вокруг. Ожидание… Чего? Ответа, способного расставить акценты и определить цель.

— Поверьте, я ничего не думаю, — быстро наклонившись к Эрне, шепнул Санди. Стелла всё тянула его куда-то за руку, он же не спешил покориться ей, потому что желал развеять тень недоговоренности. — Не мне судить о прошлом родителей. Отец считает, что былое быльем поросло; за давностью лет прощаются даже преступления.
Эрна впервые согласилась с ним и на его рукопожатие ответила спокойной улыбкой. Перед ее глазами пронеслись силуэты двух людей, держащихся за руки. Они смеялись, наслаждаясь красотой скошенного луга с пожелтевшей травой. Над поверхностью земли нависла зыбкая дымка.

Он и она… Она что-то говорила, жестикулируя свободной рукой. Он обернулся…

*  *  *

Стелла продела руку под локоть Санди и игриво склонила голову к нему на плечо так, чтобы локон наполовину скрыл профиль. Вместе они пошли по росистой от минувшего дождя траве, и девушке начало чудиться, что каждый шаг приближает их к чему-то заветному, волнительно-сладкому. Фантазии юной сердцеедки смелели час от часа. Стелла настолько увлеклась, что не заметила вежливой отрешенности своего кавалера. Они шли вместе, их плечи соприкасались в такт неспешным шагам, но в то же время между нею и Санди пролегла невидимая бездна.

Тогда как девушка ожидала поцелуя, юноша был далек от темы обольщений. Он думал о том, как помочь и утешить… Таким Санди оставался всегда. Он пребывал рядом с тем, кто нуждался в его помощи; когда же нужда отпадала, устранялся незаметно и легко. Он был призван помогать, его неудержимо влекло к себе чужое несчастье. Этой же цветущей, пышущей здоровьем девушке (Санди мельком глянул на льнувшую к нему Стеллу), меньше всего требовалась его поддержка.

— Что с Эрной? — обеспокоенно спросил он. — Сегодня она какая-то грустная...

— Будет вам! — Рука Стеллы змеей обвилась вокруг его шеи, но он не заметил вольности, которая в другое время вогнала бы его в краску. — Обычная меланхолия. У вашей сестры не всё ладится в личной жизни. В конце концов, это дело Эрны. Вы знакомы-то с ней без году неделю!

Санди решительно двинул плечом.

— Нужно пригласить Эрну прогуляться вместе с нами. Она скучает там одна!

— Да ну! — Стелла подавила в себе вздох разочарования, ибо рассчитывала побыть с завидным женихом наедине.

Но вот Санди уже возвращался вместе с Эрной. Та согласилась совершить прогулку до реки, что протекала за небольшим перелеском. Молодые люди разговаривали о каких-то пустяках, во что пытались втянуть и Эрну, но после череды ответов невпопад оставили ее в покое. Погода действительно располагала к меланхолии, а жизнелюбивой, легкомысленной по натуре Стелле не хотелось проводить отдых рядом с этой пресной женщиной, пусть она и считалась ее подругой. Грандиозные планы, померкнув от равнодушия Санди, еще имели шанс осуществиться, поэтому девушка улучила момент намекнуть о «третьем лишнем».

— Он мне нравится, очень нравится! — с грубой поспешностью зашептала Стелла на ухо Эрне. — Он, можно сказать, мужчина моей мечты!

Ничто не отразилось на лице Эрны.

— Мне вас поздравить или благословить? — вяло спросила она.

— Ты что! Еще рано! — Та испуганно замахала рукой, боясь сглазить. — А вот если ты сейчас же не улыбнешься и не скажешь во всеуслышание о чудесном расположении духа, то, боюсь, тебе никогда не случится нас поздравить!

— Я не понимаю…

— Братец переживает за тебя. Его, видите ли, беспокоит состояние твоих нервов.

— А-а.

Эрна поняла, что должна устраниться. Впрочем, в ней не заговорил протест или взыгравшая гордость. В сущности, ей было всё равно — Стелла прочла это по ее кивнувшим глазам и тихо возликовала.

— Тебе повезло: у тебя такой замечательный брат!

У Эрны не было причин препятствовать сближению Санди со своей подругой: Стелла молода и красива, происходит из приличной семьи, а брат ей почти неизвестен, она не имеет права что-либо решать за него. К тому же пора тупой неприязни миновала. Устав истязать себя обидой на отца, упиваясь собственными неудачами, Эрна уже почти решила даже посодействовать успеху Стеллы у молодого Гейли. Она, правда, еще не знала, под каким предлогом отказаться от прогулки до реки, поэтому решила на ходу придумать какую-нибудь отговорку.

Уже через десять шагов ветви расступались, обнажая поблескивающую гладь воды. Эрна остановилась; Стелла и Санди не сразу заметили, что она не шагает вместе с ними, а когда обернулись — он с удивлением, она с тайным торжеством, — женщина сделала первое, что пришло в мысли: начала снимать туфли, сказав, что растерла ногу и намерена вернуться к становищу.

— Растерла ногу?! — воскликнул Санди, немедленно бросаясь к ней; Эрне пришлось отпрыгнуть в сторону, чтобы ее ложь не открылась. Меньше всего она ожидала такой реакции.

Внимание и забота всегда звучали в характере Санди с особой певучестью; не столько данное родителями воспитание, сколько заложенная природой начинка души диктовала его поведение. Правда, он порой перебарщивал. Он действовал инстинктивно, употребляя все возможные методы на благо окружающих людей.

— Со мной всё в порядке! Всё хорошо! — в каком-то предчувствии вскричала Эрна, пятясь от Санди с вытянутыми вперед руками.

Конечно, знай она своего брата получше, она ни за что не пустила бы в ход эти доводы, ибо ими лишь крепче приковала к себе внимание сопереживающего юноши. Он, кажется, видел ее страдания насквозь и тянулся за ней, точно привязанный.
Ход с якобы пострадавшей ногой явился ошибкой в полном смысле этого слова. Сколько бы Эрна не уверяла молодого человека и не уговаривала его продолжить прогулку вместе со Стеллой, было уже поздно. Он, не переставая извинительно улыбаться, изловчился подойти поближе. Эрна не успела ничего сообразить, как он легко поднял ее на руки. От неожиданности с губ ее сорвался вздох; туфли, зажатые между пальцев руки, упали в траву.

— Что… что ты делаешь?! — воскликнула Эрна и в запале не заметила, что впервые назвала его на «ты». — Я могу дойти сама! Тут совсем недалеко!

— Босиком? — Он добро улыбнулся.

— Ну… да!

Он удерживал ее на весу, и в этих теплых, заботливых руках Эрна, досадуя и недоумевая, почувствовала себя драгоценной ношей.

— Я бы позволил тебе это, сестренка, будь сейчас лето, — мягко и непоколебимо промолвил Санди. — Но сейчас холодно. Ты можешь простудиться. К тому же на траве роса…
*  *  *
Стелла обиженно поджимала губы.

— Подумаешь! Кроме сестры он никого не замечает! — хмыкнула она.

Рихард ел барбекю, удерживая на весу картонную тарелку с сочным мясом, и был слишком увлечен вкусовыми ощущениями, чтобы вникнуть в суть чужого недовольства.

— Санди славный парень! — отозвался он с набитым ртом.

Стелла с минуту смотрела на него изучающим взглядом, а потом сощурилась и отвернулась.