Часть I. Глава 6

– Вы понимаете, что такое растить детей, когда не на что, – твердила мать с тщедушным апломбом.
– Так устройтесь на работу, – апеллировал участковый.
– Не берут.
– Так перестаньте пить.
Простое решение, вот только – невыполнимое.


У других детей – у всех, которых она знала – были собственные компьютеры, интернет. Масса игр на телефонах, мультики и фильмы. А у них с Сережкой даже телека не было.
Ну, какой-то был однажды – недолго, потому что его очень скоро продали. А до этого, не исключено, нашли на помойке. Старый, на проволоке вместо антенны, транслирующий лишь пару каналов. Но и этого уже было достаточно для детского счастья, как небольшой зазор в непроглядном пыльном мраке.
Если родители не сильно шумели, а то и вовсе пропадали где-то целыми днями, Вика любила проводить время у этого старого телека. Любила смотреть американские сериалы о людях, у которых были шикарные дома, шикарные машины, одежда, битком набитые холодильники и ужины в ресторанах. Смотрела на их несчастья и причуды, ссоры и разлуки, измены и месть... и всей душой жаждала иметь их проблемы! Эти смехотворные проблемы обеспеченных людей!
Господи, неужели эти люди не знают, что в мире есть дети, любимое лакомство которых – сырая лапша из пакетиков, которой они жадно хрустят, пока околачиваются по чужим дворам; которой всегда мало, сколько не облизывай пальцы, и часто это их единственная еда за день!
А любимая игра у них: «Что куплю, когда разбогатею»! И как правило предел мечтаний в этой игре – изобилие всевозможных деликатесов. Потому что нет серьезнее проблемы, чем дико урчащий живот, особенно ночью. И весь жизненный уклад помещается в «я ем, следовательно, существую».
Как в жизни уличных собак, за которыми она не раз наблюдала, единственная цель которых – либо найти, либо выпросить у людей. Они с Сережкой и были этими уличными собаками. Она постоянно думала так, глядя на миски с кашами, что выносили милосердные домохозяйки для уличных бродяжек. Это так натурально.
Так почему же ИМ никто ничего не выносил, думала она всякий раз, – точно таким голодным и диким?!
Сколько она себя знает, ей постоянно хотелось есть. Вика накидывалась на еду и могла есть часами, до невыносимой желудочной боли, злясь, что не могла вместить в себя еще больше за раз, как какой-нибудь верблюд. Запастись наперед. А может и могла, жадность так или иначе брала верх. Она знала, что когда-то соберет достаточно денег, чтобы позволить себе что-угодно, любой ресторан. Подобно этим сериальным героям, она будет сиживать над чем-нибудь экзотическим, потягивая дорогое вино и ощущать себя кем-то большим и значимым. Человек с большой буквы. Да, именно так!
Вот это жизнь!
И она будет у нее! Пусть только кадрами, выборочными фрагментами, но обязательно будет, зареклась девчонка.
Когда у тебя есть стремление во что бы то ни стало выжить, тебя не нужно ничему учить.

Как-то ее взяли к себе люди по программе «семья по замещению». Но вернули уже через неделю. У нее, как выяснилось, несговорчивый характер.
А вот Сережке повезло, если можно так сказать. Хотя временные семьи менялись с регулярной частотой, все же – хилый, наивный, он вызывал жалость, как брошенный на помойке котенок. Его хотелось накормить и приласкать.
Вике светила одна дорога – все тот же опостылый интернат.
И когда она поняла, что ей больше нечего терять, что родители никогда не изменятся – что бы ни происходило, и завидовать брату не было больше сил, она решила бороться за себя самостоятельно. Бороться свирепо, не жалея никого и ничего, до последнего вдоха. И словно гора спала с плеч. Словно она прошла незаметную черту, такую, за которой нет возврата, дав себе разрешение на любую крайность, оправдав ее, как оправдывает свое право человек, берущий в руки пистолет, слыша, как вор пробирается в дом.
И мы еще посмотрим – кто кого!

После смерти матери у них больше не осталось дома. Даже той помойки, того гадюшника.
Тетка очень быстро распорядилась квартирой, посулив ее общине. А взамен забрала детей к себе, но с конкретным условием. Сергею это условие понравилось, ребенок хотел есть, и спать в кровати.
Когда их стали окружать серые лица, монотонно твердящие о «грехе», «стонах ада» и «покаянии», он только кивал в ответ. Ей же казалось, что она уже в аду, и окружают ее самые кровожадные из всех демонов.
Вику тошнило от атмосферы в квартире тетки, от ее вида, запахов, голосов и интонаций. От грохота падающих на пол коленей и воплей молитв, заставляющих ее содрогаться в ужасе, когда крики усиливались и сливались в жуткий вой, напоминая оргию из кино с кровавыми жертвоприношениями.
Их тоже заставляли молится, и делать много других, угодных общине дел. Малейшее непослушание – никакого обеда. Без улицы. Голод и душная комната, даже форточку нельзя открывать. И пока не покаешься, пока не выучишь наизусть отрывок из молитвенника – ни на что не надейся! Это касалось не только Вики. Тетка наказывала за ее неповиновение брата, вот за что ей хотелось удавить старую шизычку. Сережка начинал плакать и обвинял Вику в том, что остался голодным.
Тетка готова была пустить ее на колбасу, собственноручно перемолоть в фарш. Оскорбления лились потоками. Вика слышала угрозы о «каре» так часто, что каждый день ждала расправы, – ее попросту прибьют к кровати гвоздями, а потом будут рвать по живому, заставляя «каяться». Отныне она всегда носила в поясе скальпель (стащила однажды в медпункте), а когда засыпала, ставила в узком проходе между их с Сережкой койками стул, заполненный барахлом, чтобы услышать возню, если кто-то вздумает подкрасться.
Это была та самая комната, в которой в заточении доживала их полоумная бабка. Вика спала на той самой, продавленной кровати, на которой та и отдала свою измученную душу Богу. Матрас был загажен, никто и не думал его менять или стирать. Запах старого больного тела въелся повсюду: в стены, в выцветшие обои, покрытые пылью вещи в шкафу.
Когда тетка уходила из дому, Вика накидывалась на холодильник и полностью опустошала его. За это снова приходилось расплачиваться брату. Все, что ей оставалось, это воровать из морозилки рыбу, которой тетка кормила своего жирного облезлого кота, и от которого на кухне, в ванной и в прихожей смердело, что в самом аду.
Тетке должны были платить за опекунство, но черта с два Вика допустила бы это. Она искала способ отделаться от нее и пошла бы на все.
Однажды девчонка «не так» помыла посуду, и уже не просто вызвала недовольство тетки, а получила за это по лицу.
Вика едва не свихнулась, всеми силами сдерживая себя, чтобы не размозжить в ответ ненавистную физию. У нее перехватило дыхание от разрывающей грудь ярости, заглушить ее стоило невероятных усилий.
Девушка мигом помчала к участковому, тому, что много лет уговаривал ее мать взяться за ум. На щеке все еще горело свежее красное пятно, тетка приложилась от души. С полными слез глазами, дрожащими губами, она призналась ему, что их морят голодом и не выпускают из квартиры.
– Вы все знаете: у нас отобрали жилье, даже пособие.
– Но что я могу сделать? – вздохнул мужчина, устало потирая лысеющий лоб. – Тебя не берут ни в одну семью. Мы имели столько проблем, помнишь? Ты согласна вернутся в интернат?
– Если вы меня туда не устроите, я сбегу и буду жить на улице, это будет на вашей совести, – выпалила она с подростковым жаром, в котором таились все угрозы мира.
Улица ждала ее так или иначе, она понимала это слишком хорошо. Но у нее оставался младший брат и ей хотелось спасти его.
Однако она не смогла забрать Сережку. Не смогла даже убедить его, что в другой семье ему будет лучше, что его никто не бросит, и позже, через несколько лет, она заберет его, они будут вместе, как-то устроятся, возможно вернут свою квартиру.
Внезапно он разорался, как припадочный, что не хочет ее больше видеть, никогда!
– Ходячее зло, ты сгоришь в аду! Я покаялся, а ты – нет. Тебя насадят на вертел и будут жарить на костре, как и мамку! Так тебе и надо!
Пораженная, она замерла, но в следующий миг схватила мальчишку за локоть.
– Покаялся, говоришь? В чем ты покаялся, гаденыш? В том, что на свет родился? Она ненавидела нас с первой минуты, ты будешь жрать ее дерьмо!
– Иди к черту, – завопил брат. – Гори в аду! – и плюнул ей в лицо.
Вика резко отпустила его руку ¬– и он убежал. Она стояла, молча вытирая глаза: от этого плевка, плевка Иуды... и от невольно брызнувших фонтаном слез.
Она больше никогда не позволит себе реветь.
Никому не позволит издеваться над ней, пугать или морить голодом.
И убьет любого, кто плюнет ей в лицо.

Когда она появилась в интернате снова, взбучка не заставила себя ждать. Но отпор был впечатляющий. Словно девчонку подменили, словно в нее вселился бес. Она накидывалась с яростным рыком, движения становились быстрыми, тело упругим, она казалась неодолимой, как хищник, стремясь если не убить, то покалечить.
Девушка иногда вспоминала свой реванш. Могло привидеться сухое и бледное лицо заведующей интерната, ее тяжелый взгляд и тонкие морщинистые губы, сжимающие сигарету, угрожающие «детской комнатой милиции».
Сплошные угрозы! Сколько раз ее пытались загнать в угол, навалиться скопом, но Вика раскидывала противников, как дикий кабан, ее невозможно было ни ухватить, ни скрутить. Она не чувствовала, когда ее хватали за волосы, зато, когда чьи-то волосы оказывались в ее пальцах, впору было снимать скальпы. Хватка была цепкой, кулаки тяжелые, удары сильные и точные. Как будто в ней включалась какая-то программа и она превращалась в Железного человека. Чувствительность к боли пропадала, сменяясь поразительной стойкостью. Как если бы это был ее скрытый талант!
Знала бы она о нем раньше, не прозябала бы почем зря.
Крики противников приводили Вику в восторг.
Такой она стала в тот, последний год в интернате, когда ей исполнилось пятнадцать.
Тетку и брата она больше не видела. Где находился ее отец Вика понятия не имела.
Пришла пора подыскивать себе жилье.
Интересовало ли кого-то вообще в этом мире, где она будет жить, куда отправится, чем займется, что будет есть, где спать, в конце концов?
Знала ли сама?
Инстинкты обострились: начиная борьбой, заканчивая неожиданной прозорливостью. Опасность она ощущала еще за несколько дней, знала, где, когда и от кого ждать подвоха. Каждая пора, каждый волосок на теле превратились в невидимые датчики и антенны. Девчонка выросла из кокона прежней себя.
Только вместо тонкокрылой юной бабочки явилась беспощадная химера.
Ну что ж, попробуйте теперь отнять у нее что-нибудь!
Здравствуй, мир!





"Истоки". Глава 7 : [url=http://www.proza.ru/2018/12/21/2020]