Апостроф

Порой с тобой происходят такие штуки, которые чёрт знает откуда берутся. Вот, например, цыгане - всегда их обходишь стороной, хотя знаешь что ничем
опасным в современном цивилизованном обществе сближение не обернётся. Обессиивно-компульсивное... да? А вроде мы не больны. Правда целая цивилизация верящая
в таблетки и нооторпы, отдающая дань волшебному шприцу, и настолько замученная своей проблемой, что вскоре и забывающая о ней. Это всё правда? Правда.

Так о чём я? Ах да. Однажды, когда я лежал в больнице со сломанной ногой и мой друг принёс мне краски и бумагу. Просто так, развеяться. Правда, глаза у него были такие, будто он
разглядел во мне велиикого художника и поднёс мне всё, словно сёгун самураю. Я принял сей великий дар, и даже пару карандашей для набросков. Сразу начал набрасывать окружающую меня комнату.
Ребята с койки напротив ходили всё в соседнюю палату: к одному из парней там приехала девушка и что-то привезла, кстати, красивая. Так вот, пока их не было, я успел нарисовать полную панораму, начиная
от моих рук и кончая уголками комнаты. Будто через рыбий глаз. Я тогда ещё не курил, и у меня было хоть понурое, но свежее лицо, в отличие от сегодняшнего - сине-красного, отчаянного, плотно-припухшего,
как будто подмазаннного слоями краски. Я всё так же полон фобий и страхов, и это отражается на лице.

Краски, которые у меня были, я так и не распаковал. Они уже сухие настолько, будто им века, хотя тогда были совсем свежими. Ещё ранее я просто выходил с ребятами в больничный дворик постоять.
Они курили, а я стоял, говорил, что не курю. "Потенциал!" - сказала бы моя сестра. Я всё думал нарисовать их портреты, да ребята эти вечно были воткнуты в свои какие-нибудь гаджеты или книги, да и слащаво
так общались вообще. Мне нравилось писать маркерами. Я брал скошенное перо и рисовал ими готические буквы. Добавлял розы, и, - вуаля! Красивая готическая надпись. Я любил это. Моя жизнь уже тогда казалась
готической. Какую-то из работ я подарил той самой девушке. Девушек вообще притягивают фаталисты. Я сейчас пытаюсь вспомнить какая церковь верит больше всего в предопределение. Хочется
сказать "Протестантизм", но это не протестантизм. Что-то более белое и глубокое. Я невольно был каким-то олицетворением этого движения лет семь назад. Как будто бы ждал конца и был невероятно красив.
Но сейчас я в больнице, и об этом уже не стоит думать. Впереди что-то более волнующее.

Фрося приходила. Её оставил Иван, умчавшийся на велосипеде в художественную школу, в которую он всё хотел меня пристроить. Мы поговорили о Сонечке, о девушке, нашей знакомой, которая устраивала в этой
больнице свой день рождения некоторое время назад. В общем, слащавый такой разговор получился. Всё об общих друзьях. Я уже не помню, что я тогда слушал, вроде Стинга, группу The Police. Потом я перешёл на хип-хоп,
и он отлично подходил к граффити, которым я тогда занимался. Однажды, я в гипсе и на костылях вышел из больницы в местный граффити-магазин. Меня там не узнали. Я сказал, что всё хорошо, и чтобы дали побыстрее
мне маркеры со скошенным пером и пару обычных. У меня осталась фотка, где я сижу в курилке у школы на скамейке, рисуя эскиз к работе в балаклаве. Вот это было время! Или, где ем сандвич в той же самой маске.
Мы тогда всё по-быстрому нарисовали - слово "вафли" по-английски во дворе, соседнем к моему двору. И убежали. Быстро ушли. Да ладно, мы ещё и пофоткались там.
А до этого был случай, когда мы с другой стороны этого двора ночью решили написать свои ники на стенах. Когда мы рисовали, подъехала полиция, прямо к калитке двора. И такого дёру мы тогда дали!
Был в своём подъезде через 9 секунд. Чертовски быстро! И стояли курили, адреналиново размышляя о том, что будем дальше делать и каковы последствия.
К тому времени у меня уже была кепка, которую мне друг привёз из Америки. С красивой каллиграфией какого-то баскетбольного клуба или команды. Я в ней всегда ходил. Один раз сфоткался в ней на веб-камеру ноутбука, будто я музыку
делаю, чтобы кому-то скинуть.

Я в то время был влюблён в Ксению Мизик. Познакомились мы чёрт знает когда. Очень давно. Я решил с ней снова заобщаться.
Кстати, чем больше ты зависишь от родителей, начальников, кого-угодно - тем тоньше твои кости. Тем быстрее перемалываются в труху от холода в любое время года. Тёплая кровать с одеялом остаётся единственной мечтой, противопоставленной,
стоящей в отдалении от этого холодного мира. Только бы они не вовевали между собой. Молоко вскипело. О девушках я лишь вспоминаю, не хожу за ними, не встречаюсь, почти не разговариваю.
Как так? Переходный куда-то период слишком затянулся, и уж слишком холодно сегодня.
Я вообще сторонник жизни, которую раньше называл "лоу-лайф". Но "лоу-лайф", оказалось, это отбросы общества, питающиеся отходами производства. А я имел в виду другое. Я имел в виду: чуть-чуть славы, чуть-чуть девочек, чуть-чуть тусовок, чуть-чуть денег
(это по сравнению с Рокфеллером каким-нибудь). В общем, такое маленькое королевство, где ты король без короны. Маленький принц такой. И эта идея меня часто пленяла. Я даже мечтал иметь свою квартиру, дабы не вылезать из неё и постоянно заниматься делами.
Так как мечты сбываются, я её имею, но рисовать уже так, как раньше не хочется. Я выбрал путь ума пути упорства и получаю знания теперь от людей, которые знают больше меня. А раньше я сам себе был всему голова.

Есть некая безликость, которая украшает, скрывая от нас какую-то вечную глубину. Человек выглядит подтёртым, но подтёртым оттого, что когда-то был слишком неуёмен и красочен. А теперь это пустота с намёком на полноту, так метафорично, что аж завораживает, если
свидетельствовать это вживую, натюрморт. В то время я уже состоял в отношениях - имени называть не хочу, иначе выйдет компромат на самого себя. Один раз она заходила, принесла сладкого - всяких кит-катов и сникерсов, мне было приятно, она переживала. Но когда я вышел из больницы случилось другое,
как у меня водится, неприятное, если оглянуть мою жизнь, то это просто ужасно. Я просто неподобающе себя вёл, когда пришёл на один фестиваль в парк на своих костылях, она меня даже не ожидала. И я выделывал из себя непонятную вещь, чтобы начать общаться с её друзьями.
После этого она как-то перестала со мной разговаривать и жутко отстранилась. Это было долго. Много времени она молчала, потом однажды, я сказал, что нужно очень серьёзно поговорить. Мы обусловились на встречу в садике перед большим, великим собором.
Это место осталось для меня знаковым до сих пор, и я подтрунивал сам над собой частенько, когда проходил мимо него.
Когда я пришёл, вернее приковылял, она просто сидела на скамейке с сумкой на ногах, как будто бы куда-то торопилась. Тогда уже я почувствовал, что это наша последняя встреча. Я сел рядом и спросил: -"Ну в чём дело?"
Забыл сказать, что я очень долгое время над ней подтрунивал, кто-то может считать это оскорбительным и взять меня за шиворот за это.
- "Мы уже с тобой как-то не так часто общаемся, я живу в одном конце города - ты в другом, скоро начнётся учёба, и у меня совсем не будет возможности проводить с тобой время. Да и вообще, мы как-то не подходим друг другу. Нам надо..."
Это могли бы быть мои слова, но увы.
- "Расстаёмся что ли?"
- "Мне кажется, да...  Я же уже сказала."
- "Ладно."
Я убил всё на корню, а первые секунд десять сделал вид, что "Ну и иди ты, я с тобой полностью согласен!"
Вдруг, когда я остался один на скамейке, а она уходила всё дальше и дальше, у меня капнула слеза на руку. Потом другая. Потом глаза вдруг стали красными-красными, и словно ливень из глаз потекло.
Я сам от себя не ожидал, это было настолько искренне тогда, что сорвало все мои планы. Я просто сидел один и рыдал. Я схватил оба костыля и побежал на них в её сторону. Она стояла на остановке.
Весь в поту, рыдающий, заплаканный, я сказал, что - "НЕ ХОТЕЛ БЫ, ЧТОБЫ ТЫ УХОДИЛА. Я понял свои ошибки, понял что был не прав, почему бы не идти вместе дальше?"
Но на это было отвечено то же самое, что и раньше было сказано.
Вот так. Я подцепил машину, и мне сказали чтоб я не унывал, ибо такое случается. Если бы они только знали в каком состоянии пройдут следующие полгода, просто похлопали бы по плечу.
Через день было первое сентября, и я явился туда прекрасно выглядящим, хоть на костылях, но красивым. Правда что-то было стёрто на лице. Какой-то красный румянец. Какой-то объём, будто с яблока сняли кожуру, был утерян.
Я не знаю, вернётся ли он, но кажется, что потихоньку он занимает прежнее место.