Алтай

Наконец-то мы стартовали в сторону гор. Все двадцать семь человек. Ехать долго – около двадцати часов. Все устали. Я тоже. Рядом со мной сел Антон, забавный парень, который рассказывал анекдоты. Автобус ехал быстро, но плавно, как будто плыл над поверхностью, нежно укачивая в люльке своё дитя. Я смотрела в окно – оно почему-то приглушало все звуки, доносящиеся снаружи, обволакивая меня коконом из тишины. Уши закладывало. Хотелось уснуть и не проснуться. Веки сомкнулись.

Остановка. Темно. Я не знаю, где мы и когда. Рядом со мной все смеются. Они почему бодры. Все двадцать пять. А мне холодно. Я поднимаю голову вверх и вижу звёзды. Это они создают холод вокруг. Я опускаю глаза вниз, к земле – так теплее. Антон предлагает мне шоколадку. Я отказываюсь – мне хочется в туалет. Я отхожу в сторону. Свет фар, единственный свет в этой ночи, отбрасывает мою тень на небо. Я становлюсь выше горы, на которую нам нужно забраться. Я машу себе рукой, но тень не отвечает и отворачивается. Всегда отворачивается.

Я отхожу к обочине. Вокруг так темно, что я не вижу, куда ступаю. Иду на голос других девушек – нога проваливается в пустоту. Я падаю. Долго. Я знаю, что нельзя слушать их голоса. Но всегда огорчаюсь. Я падаю. И встаю на ноги. Опять.

С рассветом мы были в посёлке. Хорошо, что рядом со мной никто не сидел – удалось вытянуть ноги и поспать за время поездки. Через пару часов мы вышли на маршрут. Среди белых берез бродила такая же белая лошадь. Мы поравнялись с ней и фотографировались всей группой. Когда мы ушли, она ещё долго смотрела в нашу сторону.

Мост. Река. Бирюзовая вода стекает по моему подбородку – я пила и не могла насытиться ей. Безумно вкусная вода с запахом материнского молока. Я наполнила свой бурдюк. Она мне еще пригодится.

Ночевка. Завтра – долгий путь в гору. Наш отряд из двадцати человек ставит палатки. Девушки смеются. Постоянно. Меня это раздражает, но парням весело. Господи, когда же этот смех прекратится?

Новый день. Мы поднимаемся в гору по лесу. Идти тяжело. Очень. Часть группы убежала вперед. Карина с Мишей позади. Я между ними. Мои ботинки скользят по грязи. Мои ботинки скользят по корням. Я упираюсь в камни. Грязь. Корни. И камни. Грязь. Корни. И камни. Час. За часом. Я так часто наклоняюсь под весом рюкзака, что уже не понимаю, поднимаюсь ли я, или спускаюсь. Михаил решил поддержать меня, ведь он тоже идет один. Вместе веселей. И проще. Перестаёшь бояться утонуть в грязи и разбиться о камни, зацепившись за корни.

Мы вышли на плато. Моя очередь быть дежурной. Мы пошли за водой вместе с Лёшей. Он хороший парень – мне он понравился. Я опускаю двадцатилитровый котел в воду и жду, пока он не наберется. Лёша подходит сзади и обнимает меня. Я хочу возмутиться, но он тёплый. Теплее, чем вода из ручья. Я ничего не говорю. Мне нужно тепло. Всем нам нужно тепло. Вода льется через край. Я поднимаю тяжелый котел и иду с ним готовить обед. Хоть бы один парень помог – опять одна ходила на ключ.

Мы поднимаемся выше. Мимо нас идут другие люди. Каждый здоровается. Казалось, что меня посадили на детскую карусель из «здравствуйте», чтобы я не поняла, то ли я иду навстречу им, то ли они мне. «Здравствуйте», - и он проходит мимо. «Здравствуйте», - говорю я. «Здравствуйте», - говорит дама с немецким акцентом. Он напоминает мне нашу учительницу в старших классах. «Здравствуйте», - говорю я. «Здравствуйте», - говорит парень в солнечных очках с огромных рюкзаком, похожим на мешок новогодних подарков. «Здравствуйте», - говорю я. «Здравствуйте», - говорит местный житель, ведущий за собой лошадь. «Здравствуйте», - говорю я. «Здравствуйте», - говорят они. «Здравствуйте», - говорю я. «Здравствуйте», - говорю я. «Здравствуйте», - говорю я. «Здравствуйте». «Будьте здоровы». «Будьте». «Буду». «Есть».

Мы стоим возле озера. Я наблюдаю, как облако медленно заползает на гору, как огромная амеба, пытающаяся проглотить пищу. Я представила себя горой, стоящей на краю мира, которую окружает белая пелена. Я протягиваю вперед руку, но ничего не ощущаю в этом тумане. Я беру палку и протягиваю снова, ища что-то, во что она упрется. Мне не страшно. Мне интересно. Хотя у гор нет рук. И нет палок. На границе мира им не в чего упираться.

Переход был долгим, но никто не свернул назад. Все пятнадцать пришли. Смех девушек, который меня раздражал, придавал отряду сил. Я пару раз к ним присоединялась. Было весело, но кисло на языке. Нам стоять три дня. Я пью воду, чтобы не было так мерзко. Ведь она бирюзовая. Я люблю этот цвет.

Долина озер была просто прекрасной. Альбине на голову села красивая бабочка. Она медленно расправляла свои крылья, вырисовывая только ей известные узоры. Мне казалось, что все они напоминали восьмерку, но у бабочки могло быть своё мнение. Бабочка не хотела улетать с головы Альбины. Они стали так близки, что бабочка пустила в ней корни, на что девушка только глупо улыбалась. Когда я увидела Альбину в следующий раз, с её губ текла слюна. Она посмотрела сквозь меня своими впалыми глазами бабочки и бросилась со скалы. Я не понимаю, почему это вспомнила, ведь я не знаю, кто такая Альбина.

Вечером была баня. Казалось, что я не мылась целую неделю, но прошло всего лишь шесть дней. Мы мылись втроём с Ирой и Вероникой. У Вероники шикарная копна волос, в которую хочется зарыться и вдыхать её запах. Я тоже хотела бы такие волосы. Я тоже хотела быть Вероникой. Но я не она и никогда ей не стану. Ведь у меня нет таких прекрасных волос. Я другая. Я не она. Кто я? Закончив мыться, мы вышли в тамбур. Там лежали чьи-то вещи. Странно, ведь нас в бане были только двое.

Мы идём по лесу. Солнечные лучи, как на картине, пробиваются сквозь столетние ели. Наш отряд растянулся. Впереди мне еще виден оранжевый рюкзак Егора, но он свернул за угол и лес стал исключительно зеленым и коричневым без лишних пятен. Сзади тоже никого не видно. Я иду вперед с той же скоростью. Я знаю, что впереди и позади меня есть люди. Но сейчас их нет. Сейчас я одна. Возможно, я всегда была одна. Никто не знает. В этот конкретно момент никто не ответит правильно на этот вопрос. В этот конкретно момент никого не существует кроме меня. Осталось только понять – существую ли я, если никто этого не видит? В этот конкретно момент. Когда никто не видит.

Я подхожу к привалу и вижу, что все суетятся вокруг Егора. Он лежит на земле. У него припадок эпилепсии. Он страшно мычит. Его зрачки совершают безумные круги. Он вытянул руку вверх, сжав в ней красный платок. Ноги бились в конвульсиях. Ему было страшно. Мне тоже. Кто-то крикнул про воду. Я быстро дала свою флягу. Вода помогла. Он сказал, что приступы иногда бывают сильнее, чем действуют таблетки. Не нужно доверять таблеткам. Я знаю. Я точно знаю. Но не помню, откуда. Егор дал мне платок. Егор сказал, что он счастливый. Егор сказал, что он больше ему не понадобится. Я не спросила, почему. Мне было страшно.

Мы идем дальше сквозь лес. Рядом со мной пробежала вперед спортивная девушка с рюкзаком. Казалось, что она не чувствует вес. Легкая, быстрая, живая. Я не успела разглядеть её лицо – так быстро она пробежала. Спустя час я настигла её на тропе. Она сидела на мхе и смотрела прямо перед собой, никого не замечая. Застыв, как восковая фигура с потухшим взглядом. Она была очень красивой и кого-то напоминала. Я бы хотела увидеть её снова.

Возле ручья был привал. Я взяла чай и села на траву, остужая его дыханием. Рядом со мной копошились четыре осы. Я не сразу поняла, что три из них пытались сожрать другую. Это комок шипел и переворачивался туда-сюда. Это было нечестно – трое на одного. Но такова природа. В ней нет справедливости. В ней есть только животные инстинкты. У людей все не так. У нас есть разум. Он может контролировать инстинкты. Чтобы заменять жестокость порядком и логикой. Правда, ведь? Мне очень хотелось бы в это верить. Я раздавила всех четырех.

Кристина рядом со мной привязала свои носочки к веревке и повесила её на рюкзак, чтобы они высохли. Все они разного цвета. Похожи на игрушки над люлькой младенца. Казалось, протяни руку, и они начнут звенеть, как бубенцы. На мои глаза почему-то навернулись слёзы. Не сдерживаясь, я начала плакать. Я так хотела к ним протянуть руку. И я протягивала. Но каждый раз до них не получалось дотянуться. Как будто моя рука был недостаточно длинной для этого. Я закричала в голос, но никто не услышал. Как и всегда.

В последний день мы шли по чудесной долине. На дереве по пути сидели два старых орла. Они молча наблюдали за нашим отрядом. Наблюдали за мной. Их черные силуэты мешало разглядеть солнце, слепящее прямо в глаза. Мне казалось, что их присутствие предвещало что-то зловещее. Нечто, за гранью моего понимания. Мне стало казаться, что, если я отвернусь, они схватят меня за плечи и куда-то улетят.

Мы остановились рядом с кустами красной смородины. Хорошо, что мы идем малой группой из десяти человек, иначе всем бы не хватило. Я собирала руками крупные и спелые ягоды, отправляя их в рот. При раскусывании в разные стороны летели капли сока. Во рту стоял вкус крови. Это странно. Мне казалось, смородина должна быть кислой, как лимон, а не как кровь. Не как моя кровь.

В конце пути нас шестерых ждало праздничное застолье. За деревянным столом хозяйка приюта расставила свои лучшие тарелки, все оживленно и со смехом стали рассаживаться по местам. Свежеприготовленный шашлык пах так вкусно, что у нас урчали животы. Я была счастлива, ведь его так не хватало во время похода. Александр сказал праздничный тост об окончании маршрута, все стали аплодировать. Я посмотрела в свою тарелку, чтобы выбрать самый вкусный кусочек мяса и услышала, как аплодисменты затихли. Моя рука с поднятой вилкой стала дрожать. С глаз капали слёзы. Я не хотела поднимать голову, уже зная, что рядом со мной никого нет.

Ведь не было никакого похода. Не было никакого отряда. Как не было никакого Алтая. Не было ни смеющихся девушек, которые меня раздражали. Не было Антона, не было Егора, не было Альбины, не было Вероники. Я всех их придумала. Каждую деталь этого безумного рассказа, состоящего из водоворота обрывков воспоминаний, образов, переживаний, страхов и загнанных в угол эмоций. Есть только я, лежащая на выцветшем от бесконечных стирок постельном белье больничной палаты, пытаясь собрать в последнюю картину осколки своего затухающего разума. Есть только я, пытающаяся балансировать мозаикой сознания на грани собственного существования. Есть только я, стремящаяся сохранить остатки человеческого мышления, постепенно осознавая, что превращаешься в овощ. Есть только я, питающаяся много лет через катетер. Есть только я, с отрезанными конечностями после автомобильной катастрофы. Есть только я, которую поддерживает аппарат искусственного дыхания в одном шаге от комы. Есть только я, когда-то красивая и живая. Есть только я. Есть. Я в это верю. Я должна быть. Я не хочу умирать. Я есть. Я есть. Я……………..………………….