Трагический пуск 4-го энергоблока

                Трагический пуск 4-го энергоблока.

 22.12.2018. С днём Энергетика, коллеги!

 

                Трагический пуск 4-го энергоблока.
                (или спасение женщин-изолировщиц «по-русски»)

 
             Оглавление.

1. С чего всё началось.
2. Мои воспоминания.
3. Рассказ Володи.
4. Воспоминания Директора.
5. Трагический пуск 4-го энергоблока.
6. За орденами погонишься – срок получишь.
7. Спасение женщин-изолировщиц «по-русски».


                1. С чего всё началось.
 
   Эту трагическую историю мы вспоминали с моим коллегой Меркушевым Владимиром на дружеской встрече в Самаре в августе 2005 года. На его вопрос: «А ты помнишь, как развивались события, приведшие к взрыву 4-го котла?» Я ответил: «Да, я хорошо помню то, что я в тот день своими глазами увидел».
 
   Меркушев Володя рассказал, что он в ту ночь спокойно спал у себя дома на Кабельной улице и ничего не слышал и не видел, пока ни приехал на ТЭЦ. А то, что он увидел, подъезжая к ТЭЦ,  для него это тогда было как в кино: солдаты цепью через шесть метров стоят вдоль забора вокруг ТЭЦ, около проходной стоят машины скорой помощи и пожарные, на проходной тройной кордон, по территории ТЭЦ все перемещаются бегом, никто толком ничего не знает, иди, говорят, на ЦЩУ – там всё узнаешь.
 
   Но доступ на ЦЩУ был уже ограничен. Я вынужден был пойти в приёмную и там сидеть и ждать. В приёмной уже сидело два человека в штатском. Они спросили, кто я и разрешили посидеть. Потом пришла секретарша, потом начальник ПТО Казачков В.И. Он сказал, что на ЦЩУ пройти невозможно, на входе в главный корпус стоит охрана. У каждого здания у входа или выхода стояли вооружённые люди по три – четыре человека. Куда-то пройти было проблематично. Все знали только, что был взрыв котла. Я так и остался в тот день практически в неведении.

   Зато недавно в начале августа 2005 года, т.е. уже 25 лет спустя, всё это очень живо нам рассказал наш бывший директор Куйбышевской ТЭЦ Ремезенцев Борис Фёдорович, побывавший у нас на ТЭЦ. Воспоминания Ремезенцева, как сказал Володя, весьма его впечатлили и он их записал. А поскольку Ремезенцев сказал, что вся эта история началась с Жемповского, точнее с его программы по пуску ТГ-3, поэтому, Володя предложил: «Стас, давай сначала ты рассказывай свои воспоминания, а потом я свои, а точнее – я дам мой пересказ воспоминаний Ремезенцева». «Ну, хорошо, давай».


2. Мои воспоминания.

   Я начал вспоминать. Шёл тогда 1978 год. Я уже четвёртый год работал на Куйбышевской ТЭЦ заместителем начальника электроцеха. Станция продолжала строиться. Каждый год к 7-му ноября (к празднику Великой Октябрьской Социалистической Революции – соответственно к годовщине Советской власти) вводился в работу новый энергоблок. Три энергоблока уже работали. В этом году до 7-го ноября по государственному плану должен был быть введён в работу 4-ый энергоблок.

   Первый энергоблок на Куйбышевской ТЭЦ запустили к 7-му ноября 1975-го года в соответствии с государственным заданием. При этом на мой взгляд, электромонтажные работы на блоке шли хаотично и продолжались с июня по октябрь. Было много беготни попусту. Никакой системы и никакого графика. Мне казалось, что на ТЭЦ ВАЗа, где я работал до этого, пуски проходили гораздо организованнее и спокойней.

   Второй энергоблок запустили тоже к 7-му ноября, но уже 1976-го года. Тоже никакой системы, никакого графика. Так же, как и на первом энергоблоке, было много  беготни. Я с самого первого дня работы на Куйбышевской ТЭЦ вёл свои записные книжечки. Все этапы и все нюансы пусков ТГ-1 и ТГ-2 (турбо-генераторов №1 и №2) у меня были записаны в эти книжечки. Вспомнив, чему учили нас в МЭИ по теории моделирования и управления, я по этим записям на большом листе миллиметровки составил сетевой график монтажа и пуска агрегатов (насосов и вентиляторов) для предстоящего 3-го энергоблока.
 
   В июне 1977 года начался монтаж электро-оборудования 3-го энергоблока. По государственному плану 3-ий энергоблок тоже должен быть введён в работу до 7-го ноября, к очередной годовщине Великой Октябрьской Социалистической Революции. Мой начальник цеха Копыток Игорь Владимирович взял отпуск на два месяца, они с женой повезли сына в Минск поступать в тот же «политех», который когда-то закончили они сами.
 
   Я, замещая своего начальника, решил воспользоваться этими полномочиями и применить свой сетевой график. На первой же планёрке с нашими монтажниками я убедил старшего прораба ГЭМа (Строительно-монтажного управления «Гидроэлектромонтаж») Червоненко А.Г. и мастера Маркина А.М. работать по этому сетевому графику. Их тоже заинтересовала возможность завершить монтаж блока раньше срока и потом съездить ещё с семьёй на Юг. В результате мы за 30 дней завершили монтаж всех агрегатов и ввели ТГ-3 в первой половине июля, а не к 7-му ноября, т.е. на три месяца раньше срока.

   Руководство ТЭЦ только 7-го ноября задумалось, как это получилось, что ТГ-3 введён в работу на три месяца раньше срока, быстро докопались до нас с Червоненко и потом решили применить этот сетевой график для пуска 4-го энергоблока. Наших руководителей в этом хорошем начинании поддержало Руководство РЭУ «Куйбышевэнерго». За досрочный пуск нашим начальникам были обещаны ордена и новые должности. Но пуск 4-го энергоблока оказался трагическим – котёл взорвался, были жертвы и пострадавшие. Почти всё Руководство Куйбышевской ТЭЦ попало под следствие, некоторые получили сроки.
 
   И вот как это трагическое событие осталось в моих воспоминаниях. 
   В эту ночь 30-го июня 1977 года я спал дома. Всех замов отправили домой, а дежурить в ночь остались первые лица – это требовалось для соблюдения процедуры награждения. Я спал крепко, взрыва не слышал, но меня стуком в дверь разбудил мой сосед – наш мастер Гаврилов Владимир Иванович и сказал, что взорвался котёл, надо скорее бежать на станцию. Я плеснул воду себе в глаза, на ходу оделся и мы с ним побежали. Уже через 10 минут мы с ним  подбежали к забору ТЭЦ и увидели, что весь периметр станции уже оцеплен войсками МВД. Солдаты с винтовками стояли через каждые 6 метров, а грузовики с солдатами всё подъезжали и подъезжали. Около проходной уже стояли пожарные машины и машины скорой помощи. Нас с Гавриловым пропустили – у нас были с собой пропуска.

   Через пять минут мы забежали на центральный щит управления (ЦЩУ). На входе нас проверили какие-то люди в штатском. ЦЩУ был цел, признаков повреждения не было. Там мы увидели директора нашей ТЭЦ - Ремезенцева Бориса Фёдоровича и главного инженера ТЭЦ  Матюнина Юрия Михайловича. Они бледно-серые стояли около стены и смотрели как ДИС (Дежурный инженер станции) и НСЭ (Начальник смены электроцеха) разруливают аварийную ситуацию. Рядом с ДИСом и НСЭ сидели какие-то незнакомые мужчины в гражданской одежде, оказалось, что это представители КГБ, они записали наши фамилии, должность и разрешили приступить к работе. НСЭ кратко рассказал нам с Гавриловым, что случилось, что они успели сделать и кто где сейчас находится. НСЭ сказал, что начальник электроцеха Копыток Игорь Владимирович уже здесь, он пошёл осмотреть 4-ый котёл и турбогенератор.

   Минуты через три на ЦЩУ зашёл взъерошенный Копыток И.В. и рассказал, какую печальную картину он увидел вокруг 4-го котла: сам котёл стоит, но всё навесное оборудование обрушилось вниз. Внизу горы обломков, теплоизоляции, металлоконструкций и т.п. Людей, говорит, не видно. Надо объяснить, что энергокотёл представляет собой громадное сооружение из опорных металлоконструкций, труб, тепло-изоляционных материалов и громадных дымоходов. В рабочем состоянии в котле горит газ в нескольких горелках. Высота котла - порядка 40 метров, стороны котла - примерно по 12 метров. Всё это сооружение обвешано электрическими сборками, щитками, лампочками и приборами. После взрыва сам котёл устоял, а вот всё навесное оборудование или свалилось вниз или болталось на остатках труб и оголённых проводов.
 
   Обсудив ситуацию, решили, что старший ДЭМ (Дежурный электромонтёр) и НСЭ сейчас попробуют отключить из секции всё электрооборудование 4-го котла, а нас с Гавриловым послали осмотреть кабельный подвал под 4-ым энергоблоком, нет ли там пожара или существенных повреждений. Мы с Гавриловым сначала обошли по 9-ой отметке 4-ый котёл, чтобы иметь представление о степени его повреждений, а потом спустились вниз в кабельный подвал. Однако мы не смогли попасть в подвал – двери с обеих сторон заклинило. Но, главное, что там внутри кто-то стучал в дверь. Голоса были мужские и мы с Гавриловым решили, что там застряли ГЭМовцы, они там вчера прокладывали контрольные кабели. Мы им постучали в дверь – дали понять, что мы их услышали. Гаврилов побежал в свою мастерскую за приспособлениями и за слесарями (может, кто уже пришёл).
 
   Я пошёл на ЦЩУ докладывать обстановку с кабельным подвалом. На ЦЩУ  уже появились наш начальник цеха централизованного ремонта (ЦЦР) Филиппов Г.Я. и начальник СпецСМУ «ВолгаПромИзоляция» Демидов Н.И. Демидов стоял около Ремезенцева и навзрыд говорил, что на котле должны были работать 108 человек его женщин-изолировщиц, а он никого там не увидел. От его слов у меня мурашки пошли по коже. Я ещё вчера при обходе 4-го энергоблока обратил внимание, что по всему периметру 4-го котла женщины-изолировщицы группами по три-четыре человека бесстрашно сидят на разных трубах и дымоходах и обвязывают их блоками тепло-изоляции. В голове возникла страшная картина, как эти женщины при взрыве гроздьями летят вниз.

       Я доложил Руководству, что двери в полуэтаж заклинило с обеих сторон и что там внутри кто-то стучится, наверное, ГЭМовцы, и что Гаврилов пошёл в мастерскую искать приспособления для вскрывания дверей. Ремезенцев дал команду начальнику ЦЦР направить туда бригаду своих ремонтников с «болгарками» и домкратами. Меня направили вниз к дверям кабельного  полуэтажа проконтролировать вскрытие дверей и проверить, кто там в подвале окажется, обеспечить их безопасный вывод и потом доложить.
 
   Что происходило дальше с моим участием, я изложу чуть позже, а пока приведу воспоминания бывшего директора Куйбышевской ТЭЦ Ремезенцева Б.Ф., пересказанные мне Меркушевым В.В., работавшим в тот год на КуТЭЦ старшим ДИСом.
 

                3. Рассказ Володи.

   Меркушев Владимир: «Эту историю я тебе пересказываю со слов Ремезенцева Бориса Фёдоровича (он был директором КуТЭЦ в тот период). Он рассказал нам её совсем недавно, в августе 2005 года, на вручении премии и специального вымпела за внедрение новой техники, точнее, за ввод в работу нового экспериментального энергоблока №5. На следующий день я сделал несколько записей, но это для ориентировки, а в основном я тебе устно сейчас перескажу то, что запомнил и плюс дам некоторые свои комментарии».

   Так вот, после торжественной части, прошедшей в актовом зале станции по случаю вручения вымпела и премии, мы собрались в кабинете директора ТЭЦ на чаёк-кофеёк. От нашей ТЭЦ присутствовали Шикунов В.А. (директор ТЭЦ),  Мусий В.А. (председатель профкома) и зам директора Меркушев В.В. (это я). От РЭУ, точнее от ТГК-7 были главный инженер Дикоп В.В и член совета директоров, бывший директор нашей ТЭЦ - Ремезенцев Б.Ф.
 
   После двух рюмок коньяка и тостов за коллектив и за безаварийную работу нового энергоблока, слово взял Ремезенцев: «Ну, вот, коллеги, установив и благополучно введя в работу 5-ый энергоблок, мы с вами как бы закрыли печальную для всех нас память о неудачном, точнее о трагическом пуске 4-го энергоблока. Предлагаю по обычаю третий тост поднять за погибших и пострадавших тогда коллег». Встали, молча выпили.
 
   Потом мы немного повспоминали события тех дней, конечно, вспомнили взрыв энергокотла при пуске 4-го энергоблока. И тут вдруг Ремезенцев добавил: «Вообще, коллеги, хотите верьте - хотите нет, но чем дальше время уводит нас от тех дней, тем чаще я задумываюсь о том, что вся эта история со взрывом котла была очень похожа на наказание высших сил за наше прегрешение по отношению к Жемповскому».
 
   Мы все опешили, я первый спросил: «Не понятно,  Борис Фёдорович! Все знают, что взрыв произошёл по оплошности машиниста котла. А при чём тут зам начальника электроцеха Жемповский? Что, опять кто-то подозревал его в диверсии? Вы можете нам всё объяснить?»  Ремезенцев отвечает: «Нет, коллеги, диверсия тут не при чём, но, если вы не спешите, то я расскажу вам о тех событиях через ракурс моего личного восприятия и сопровожу их некоторыми своими размышлениями». Мы не просто согласились, мы очень горячо попросили  Ремезенцева всё это объяснить».

   Ремезенцев выпил стакан воды (он по-прежнему практически не потреблял спиртное) и начал рассказ.

 
                4. Воспоминания Директора.
 
    «Раскрутка этой, как я теперь считаю, мистической истории началась через три месяца после успешного и досрочного пуска 3-го энергоблока. В очередную годовщину Великой  Октябрьской Социалистической Революции, 7-го ноября 1977 года, после участия в праздничной демонстрации на площади Куйбышева, я решил поехать на ТЭЦ, было желание без помех поработать с документами. Ответственным дежурным по станции в этот день был Матюнин Ю.М. (главный инженер станции). В кабинете его не оказалось, видимо, он делал обход по ТЭЦ.
 
   Через некоторое время Матюнин зашел. Я, говорит, увидел, дверь у Вас открыта, решил заглянуть, можно? Да, конечно. Поговорили о праздниках, о режиме работы ТЭЦ. Матюнин сказал, что станция работает в нормальном режиме согласно диспетчерскому графику, вахта в полном составе, по персоналу замечаний нет, обстановка в целом нормальная, рабочая. Мы оба отметили, что впервые встречаем ноябрьские праздники тихо и спокойно.
 
   Мы вспомнили, что в предыдущие два года мы именно к 7-му ноября вводили в работу 1-ый и 2-ой энергоблоки, а в этом году 3-ий энергоблок ввели в работу в первой половине июля, хотя в планах Министерства и РЭУ пуск 3-го энергоблока (да и следующего 4-го энергоблока) стоят на 4-ое ноября. Я спросил Матюнина: «Юрий Михалыч! А ты не объяснишь мне, как это нам удалось пустить ТГ-3 на три месяца раньше срока?»  А он говорит, что и сам хотел разобраться, кто это - строители или монтажники так оперативно сработали, что бы учесть этот опыт и применить это для пуска четвёртого энергоблока.
 
   Я предложил позвонить Краснову - начальнику строительства нашей ТЭЦ (он одновременно со мной уезжал с площади Куйбышева и сказал, что едет на работу). Я позвонил ему в кабинет, он сразу отозвался. На мой вопрос, как им удалось пустить ТГ-3 на три месяца раньше срока, он ответил, что они (строители) тут не при чём, что это ГЭМовцы (гидро-электро-монтажники) с вашими электриками какую-то новую схему пуска применили и посоветовал позвонить Каплану М.С. (начальнику участка ГЭМ) они, говорит, сегодня здесь на ТЭЦ, вагон с кабелями принимают.
 
   Каплан тоже сразу отозвался и на мой вопрос о досрочном пуске ТГ-3 сказал, что вот только что зашёл Червоненко, вы его лучше расспросите, он с вашим Жемповским по какому-то специальному графику вёл монтаж электро-оборудования. Я тогда спросил Каплана, а может быть, они вдвоём с Червоненко зайдут к нам на чаёк-кофеёк и тут поговорим. Они согласились и подошли к нам минут через пятнадцать. И тут нам Червоненко Александр Григорьевич (старший прораб участка «ГЭМ» на нашей ТЭЦ) и открыл глаза на чудесную историю про то, как они с Жемповским тихо, «без барабанов», сократили время пуска 3-го энергоблока на три месяца.
 
   Жемповский тогда оставался за начальника цеха, за Копытка. Копыток Игорь Владимирович с Ниной Евгеньевной с середины июня взяли отпуск за два года на два месяца сразу – их сын сдавал экзамены в школе и они сразу хотели везти его в Минск поступать в «политех», где и они когда-то учились. Мы тогда с Матюниным подумали, что основной накал пусковых работ, как и в предыдущие годы, будет в сентябре-октябре месяце, поэтому спокойно отпустили обоих Копытков в отпуск.
 
   И вот что рассказал нам Червоненко про ускоренный пуск. В первый же день после отъезда Копытка И.В. они с мастером Маркиным Анатолием после обеда пришли в кабинет начальника электроцеха на ежедневную цеховую строительную планёрку. Жемповский, исполнявший тогда обязанности начальника электроцеха, сказал, что монтаж и пуск электро-оборудования третьего энергоблока будем вести по моему (Жемповского) сетевому графику.
 
   Он выложил на приставной стол миллиметровку размером с большой лист ватмана. На этом листе был от руки карандашом нарисован сетевой график, а на нём красной ломаной линией был отмечен, как сказал Жемповский, критический путь – самый короткий путь от начала работ (дата «Х»)  до пуска турбогенератора ТГ-3 (дата «У»).
 
   Получалось, что если всё делать строго по этому графику, то можно пустить энергоблок за 27 суток. Ну, мы с Маркиным загорелись этой идеей (а в августе с семьёй съездим на юг) и охотно начали вести монтаж электро-оборудования по графику Жемповского. Каждый день мы координировались у Жемповского и уже через три – четыре дня мы с Маркиным полностью вошли в курс дела и, главное, во вкус разумно организованной работы. В результате третий энергоблок был пущен за 30 дней, в середине июля».

   Ремезенцев рассказывает: «Я спросил у Червоненко: «А конкретно за счёт чего вам удалось так существенно сократить затраты времени, ведь состав оборудования всё тот же, что был и на 2-ом энергоблоке, число монтажников, наверное, не увеличили, а что изменилось?» Он ответил: «Раньше мы каждый день вытаскивали со склада Базы оборудования первый попавшийся движок или агрегат, а теперь, по графику Жемповского, мы вытаскивали только те движки и агрегаты, которые требовались по графику на завтра и послезавтра, очищали их, проводили измерения, испытывали их  и сразу везли к месту монтажа. Туда же Маркин в соответствии с этим графиком прокладывал и кабели. А в день монтажа агрегата мы только выписывали наряд на подсоединение кабеля к соответствующему распред-устройству. За один рабочий день при этой методе мы монтировали минимум два, три, а то и четыре агрегата. А через неделю я стал выписывать  требования на склад на выдачу насосов на неделю вперёд и тоже строго по графику. Работа шла как по маслу и завершилась за 30 дней. Вот в этом и весь фокус».
   
   Матюнин аж вскочил: «Ну, ни хрена, себе! Оказывается Жемповский у нас три месяца назад провёл экспериментальный ускоренный пуск 3-го энерго-блока по своему хитрому графику, а мы только сегодня от Червоненко узнаём об этом!»  Я спросил Червоненко, а где этот график сейчас, он ответил, что Жемповский после пуска 3-го блока его сложил и спрятал в папку, сказав при этом, что этот график пригодится и для пуска 4-го энергоблока.
 
   Матюнин тут же набрал домашний телефон Жемповского, тот сразу отозвался. Матюнин спрашивает:  «Ты ещё не пьяный? Тогда возьми с собой свою карту с сетевым графиком пуска ТГ-3 и иди сюда в кабинет директора, тут нам Червоненко раскрыл секрет, как это вы с ним ТГ-3 на три месяца раньше срока пустили. Надо теперь обсудить, как нам досрочно пустить ТГ-4».
 
   Тут же Матюнин позвонил Казачкову В.И. (зам главного инженера - начальник ПТО) и того тоже вызвал на ТЭЦ  для обсуждения планов досрочного пуска ТГ-4. Я сказал Матюнину, что как-то не этично обсуждать это без начальника электроцеха Копытка. Матюнин тут же вызвал на станцию и Копытка. Благо, что они все жили в 15 минутах хода от ТЭЦ.

   Пока мы с ГЭМовцами попили чай-кофе с печешками, подошли сначала Казачков и Копыток, а чуть позже и Жемповский с портфелем, из которого он вынул папку, а из неё вынул большой лист миллиметровки и положил на стол передо мной. Я спросил Червоненко: «Этот график?» Тот взглянул и подтвердил: «Да, этот». Я посмотрел на этот график во весь лист, отметил про себя, что работа явно проделана большая и творческая, но всё нарисовано от руки и карандашом, есть пометки и поправки, сделанные явно по ходу дел, только одна ломаная линия нарисована красными чернилами. Я такой график видел впервые, но понял, что эффект от этого графика серьёзный.
 
   Вы представляете, если в соответствии с нынешними методами обсчитать экономический эффект от пуска ТГ-3 мощностью в 100 МВт на три месяца раньше срока. Уйму денег насчитают (и заберут). Но тогда были советские времена, все работали по плану и за одну зарплату.
 
   Матюнин спросил Жемповского: «Станислав, ты чего молчал, что у тебя есть сетевой график?» «Да, не молчал я. Мы же с ГЭМовцами каждый день в кабинете по этому графику работали, да и Никольский каждый день заходил, при наших совещаниях присутствовал и смотрел этот график. Потом, это же был пробный вариант. Я считал, что шуметь об этом раньше времени не было смысла. Главное это сработать без суеты, но оперативно, как намечено по графику. Вроде получилось. И потом, Юрий Михайлович, это ведь было на виду у всех».
 
   Тут я вставил слово, говорю: «Юрий Михалыч! Это до нас с тобой только через три месяца дошло, что ТГ-3 на три месяца раньше срока пущен. Мы с тобой должны сказать спасибо Жемповскому и Червоненко, что они так эффектно и так скромно сработали».

     Далее я всех вновь пришедших проинформировал о наших беседах с ГЭМовцами и предложил успешную работу Жемповского с Червоненко по досрочному пуску ТГ-3 принять за основу и доработать её общим сетевым графиком досрочного пуска 4-го энергоблока. Доработку графика поручить ПТО, персонально - Казачкову В.И., ему поручалось скоординировать работу с начальниками цехов и в первую очередь с электроцехом (и конечно, с автором графика Жемповским С.С.) и не забыть скоординировать со строителями и монтажниками. Работу начать с понедельника и представить мне план-график через месяц.


                5. Трагический пуск 4-го энергоблока.
 
   Через полтора месяца Казачков представил на листе ватмана аккуратный сетевой график ввода в работу оборудования 4-го энергоблока на четыре месяца раньше срока к 30-му июня. Внизу ватмана в разработчиках этого графика значились: «разработал» старший инженер ПТО Дикоп В.В., «проверил» начальник ПТО Казачков В.И., «утверждал» главный инженер Матюнин Ю.М. Я обратил внимание Матюнина, что в разработчиках следовало бы указать и Жемповского. Однако Матюнин Ю.М. мне сказал, что, «как сказал папенька» (его отец – управляющий РЭУ «Куйбышевэнерго» Матюнин Михаил Ильич), орденов на всех не хватит, а у него есть особое предложение по Жемповскому, которое он чуть позже сообщит мне персонально.
 
   Когда мы остались вдвоём, Матюнин мне сообщил, что перспективу досрочного пуска ТГ-4  он подробно обсуждал недавно со своим отцом, и тот сказал, что эта тема тянет на награждение орденами 3 – 4-ёх человек станционников и по паре человек строителей и монтажников. Кроме того, предполагается повышение в должностях всех  участников проекта. Так вот, награды (в этом случае выдают ордена Трудового Красного Знамени) планировались директору ТЭЦ (т.е. мне), Матюнину Ю.М., Казачкову и Копытку, а у строителей – Краснову и Каплану и двоим мастерам. Для Жемповского Юрий Михайлович согласовал с Матюниным-старшим  введение должности заместители главного инженера по электрочасти, т.е. повысить его через ступень, минуя должность начальника электроцеха,  Казачкова - в главные инженеры ТЭЦ, а Дикопа В.В. - в начальники ПТО, Матюнина Юрия Михайловича в директора нашей ТЭЦ, а меня - в замы управляющего РЭУ «Куйбышевэнерго». Матюнин считал, что Жемповский будет не в обиде, поскольку у него карьерный «прыжок» будет больше всех. И Казачков тоже выразил удовлетворение, что Жемповский будет его замом по электрочасти. В общем, казалось, что дадим «всем сёстрам по серьгам».

   В конце января этот график был полностью подписан и утверждён у нас на станции и согласован в РЭУ. С марта эта программа вступила в действие. Всё шло прекрасно, точно по графику, с 1-го июня на 4-ом энергоблоке начался ввод электрооборудования и агрегатов, а 27-го июня начался период предпусковых испытаний всего оборудования 4-го энергоблока, как положено на 72 часа. Уже многие из нас рассчитывали с 1-го июля получить новые должности и ордена.
 
   28-го июня нас с Матюниным и Казачковым вызвали в РЭУ, там, в присутствии «пятёрки», Матюнин Михаил Ильич (Управляющий РЭУ) сказал: «Похоже, ребята, ваш график ускоренного пуска сработал. Эффект получается солидный. Через два дня вы должны подписать акты ввода в работу 4-го энергоблока и сопутствующего оборудования. Как только акты сдадите нам, мы представим вас к государственным наградам и издадим приказы о повышении в должностях: Ремезенцева Б.Ф - в замы управляющего РЭУ «Куйбышевэнерго», Матюнин Ю.М. – директором ТЭЦ, Казачков В.И. – главным инженером ТЭЦ» - и пожелал нам успешного завершения работ.
 
   Но 30 июня, как вы все знаете, в результате ошибки машиниста произошел взрыв 4-го энергокотла. Были жертвы, были и пострадавшие. Вместо орденов и повышений в должностях под следствием оказались все руководящие работники ТЭЦ, а некоторые - попали под суд.  Сейчас мы все знаем результат суда, знаем персональных виновников и знаем техническую причину происшедшего.

   Но с прошествием некоторого времени у меня всё чаще в голове встаёт воспоминание о первых словах моей жены в первый же день после этой трагедии. Она сказала: «Вас Бог покарал за то, что вы вычеркнули Жемповского из авторов этой программы». Да, она знала его. Жемповский после ТЭЦ ВАЗа пришёл работать к ним в ОДУ ЭСВ (Объединённое Диспетчерское Управление Энергосистем Средней Волги) в службу АСУ, сидели они в одной комнате. Она мне очень его рекомендовала при приёме на работу и я потом ни дня не пожалел, что послушал её.
 
   Я хотел бы ещё немного добавить о своих личных воспоминаниях и переживаниях в те трагические дни. В ту ночь мы с Матюниным и с начальниками основных цехов дежурили на ТЭЦ – так велел Матюнин-старший, так надо было для процедуры выдвижения и награждения.
 
   Около 12 часов ночи мы с Матюниным ушли в свои кабинеты прикорнуть. Как вы помните, взрыв произошёл ровно в 4 часа утра 30-го июня 1978 года. Мы с Матюниным одновременно выскочили из своих кабинетов и побежали на ЦЩУ. Сразу  вместе с Матюниным и ДИСом мы сходили в котельный цех и осторожно осмотрели взорвавшийся котёл. Зрелище было не для слабонервных. Удручённые мы вернулись на ЦЩУ.
 
   Минут через 10 на ЦЩУ появились КГБэшники, они сразу поставили свои подписи и штампы под последними записями в оперативных журналах ДИСа и НСЭ и поставили на стол свои магнитофоны и сели рядом с ДИСом и с НСЭ. Они нас проинформировали, что снаружи солдаты МВД полностью оцепили весь периметр ТЭЦ. Впускать сюда будут только работников ТЭЦ, выпускать будут только по их письменному разрешению старшего чина КГБ. Все наши телефонные разговоры с внешним миром – только через них.
 
   Сознаюсь, ощущения  у меня в тот момент были панические, но я старался держать себя в руках. Я дал команду ДИСу проверить наличие и состояние персонала вахты и начать вызывать остальной персонал на ТЭЦ. Мы с Матюниным стояли на ЦЩУ сзади за рабочими местами ДИСа и НСЭ, ближе к стене, слушали и наблюдали за действиями оперативного персонала. Они, казалось, действовали спокойно и уверенно. А мы с Матюниным уже поняли, что время для нас (для руководства) разделилось на «до и после взрыва».
 
   Из подрядчиков первым на ЦЩУ пришёл начальник Специализированного строительно-монтажного управления (СпецСМУ) «ВолгаПромИзоляция» Демидов Николай Иванович.  Его персонал завершал работы по изоляции трубопроводов 4-го энергоблока, поэтому он ночевал рядом в здании Дирекции строительства и первый из монтажников прибежал на ЦЩУ. Я часто вспоминаю тот неописуемый ужас, охвативший меня и Матюнина Ю.М., когда Демидов, зайдя на ЦЩУ, почти рыдая, сообщил, что этой ночью на трубопроводах 4-го котла должны были накладывать изоляцию 108 женщин-изолировщиц.
 
   Мы к этому моменту с Матюниным уже успели увидеть, что собой представлял взорвавшийся котёл и что было внизу вокруг котла: там, на 3 – 4 метра всё было засыпано изоляцией, жестяными кожухами, металло-конструкциями и прочим хламом. Мой мозг резанула мысль: «Неужели там, под этими обломками погибли 108 человек и все они женщины (матери и жёны)?» Тихий ужас!

   От возможного масштаба трагедии волосы вставали дыбом. Матюнин Юрий Михайлович сказал тогда сквозь слёзы, что нас всех «посадют надолго и зашлют далеко-далеко». А Демидов дополнил: «Вас-то всего-то «посадют», а вот я эту трагедию не перенесу и мне уже завтра не жить – нынче вечером меня растерзают семьи погибших женщин». Я подумал, что при таком количестве возможных жертв снимут не только нас – руководителей ТЭЦ, но и могут снять и главного инженера системы (Букина Г.И.) и управляющего РЭУ «Куйбышевэнерго» Матюнина М.И. и многих других. А что будет твориться в городе! Представить страшно.

   Тут встал представитель КГБ, сидевший около рабочего места ДИСа, и громко сказал: «Так, товарищи, прошу раньше времени не паниковать, всем руководителям подразделений принять все меры к розыску всех своих людей, списки найденных живых (или мёртвых) подавать мне. Информацию «вверх», в любую инстанцию, подавать только через меня. Я лично буду определять, кому и что можно сообщить. На звонки с города отвечать будет только мой помощник» - он указал на своего коллегу справа.
 
   Минут через тридцать после взрыва на ЦЩУ появились практически все основные работники цехов, в том числе и Жемповский, он ночевал дома. Копыток, как и все начальники основных цехов, в эту ночь дежурил на станции и сразу после взрыва прибежал на ЦЩУ и начал организовывать осмотр и отключение повреждённого электро-оборудования. С прибытием на ЦЩУ Жемповского и Гаврилова Копыток часть задач поручил им. Через некоторое время Жемповский пришел на ЦЩУ и попросил начальника ЦЦР Филиппова Геннадия Яковлевича найти что-нибудь и кого-нибудь, что бы вскрыть заклинившуюся дверь кабельного подвала под главным корпусом, там, говорит, похоже, заблокировало монтажников (ГЭМовцев). Жемповский и Филиппов ушли за инструментом и за людьми.
 
   А дальше, на мой взгляд, произошло нечто невероятное. Через некоторое время Жемповский и Филиппов приводят на ЦЩУ мастера ГЭМовцев Маркина и бригадиршу изолировщиц здоровенную Катерину. Демидов, увидев её, бросился к ней с криком: «Катя, ты жива! А что с остальными?» И тут она спокойно отвечает: «Николай Иванович, да не рыдайте Вы! Все живы и здоровы, мы просто в 3 часа ночи все слезли с котла и пошли с монтажниками в кабельный подвал (там ведь тихо и прохладно) перекусить и отметить пуск энергоблока. У ГЭМовцев была канистра спирта, а у нас у каждой был хороший «тормозок», вот мы и скооперировались. Потом мы услышали какой-то хлопок. Монтажники сказали, что это, похоже, котёл рванул. Мы хотели посмотреть, что там случилось, но наружные двери в тоннеле заклинило. А сейчас нам их открыли, девчата все вышли из подвала и пошли в свои  бытовки». Демидов перекрестился: «Мужики! Я буду жить!»  и пошёл с Катериной к своим «девчатам». Ему в догонку КГБэшник сказал, что бы он в течение часа принёс список всех своих сотрудников, остававшихся в ночь на станции и указать, кто остался жив, кто травмирован, кто погиб, кто пропал без вести. Через час Демидов принес на ЦЩУ списки всех своих чудом спасшихся работниц, все были живы и здоровы и всем им выписали разрешение на выезд. Через два часа всех их пьяных развезли по домам. В эту трагическую ночь эти женщины родились повторно. Такое спасение возможно только в России. Это было спасение по-русски.

    Мы с Матюниным, сознаюсь, тоже перекрестились, а тогда это ещё здорово осуждалось, тогда все были ярыми атеистами. Через два часа мы и подрядчики провели все сверки персонала и стало полностью ясно, что при взрыве погиб только один монтажник-киповец из командированных, он добросовестно пошёл на котёл осматривать свои приборы. Ещё раненных было три человека – один наш машинист котла (виновник аварии) и два монтажника, находившихся снаружи котельного цеха – их порезало вылетевшими стёклами. Можно сказать, что всё это ЧП обошлось малой кровью.


                6. За орденами погонишься – срок получишь.

   Немного передохнув Ремезенцев продолжил.
   «Котёл через три месяца монтажники восстановили.  А основные наши потери, как я считаю, оказались морально-психологического и уголовного характера. Ведь до взрыва мы все рассчитывали за досрочный пуск получить ордена и новые должности, а получили мы сроки, кто условно, а кое-кто реально (например, Бурдин И.В. – начальник котлотурбинного цеха, получил  три года). В общем, авария эта была какая-то странная: она как бы носила  исправительно-назидательный характер. Воистину это было похоже на весьма щадящее наказание Высших сил за то, что мы согрешили, не включив фактического автора проекта – Жемповского С.С. в число официальных разработчиков. Вот, пожалуй, и всё.
 
   Вдобавок я хотел бы подчеркнуть особенность в работе Жемповского. На мой взгляд, он работал очень добросовестно, очень разумно, очень спокойно, причём, без афиширования своих успехов, никогда не пытался выпячивать свои заслуги. Как я понимаю, он просто был убеждён, что так должны работать все. А вы вот и сейчас, спустя уже 25 лет, считаете, что он работал не как все, что он работал образцово-показательно. Вот и ходят среди нашего персонала легенды о нём».
 
   Потом Ремезенцев добавил: «Когда через год после этих событий  Жемповский перед увольнением подал мне заявление с просьбой разрешить ему обмен нашей ведомственной квартиры, в которой он жил, на тольяттинскую, я крепко задумался. Для себя я сразу решил, что он заслужил эту квартиру, но партком и особенно наш местком наверняка будут против, поэтому я решил собрать все доводы «за и против». Я вспомнил известный метод – «крест Аденауэра». Я нарисовал на листе этот крест для Жемповского, точнее для его дел. Слева плюсы, справа минусы в работе. Так я вам скажу, плюсов набралось аж десять, а в минусах оказалось только то, что Жемповский не был членом партии. Но, при обсуждении квартиры оказалось, что все проголосовали «за», только один председатель месткома Рузайкин «против». В итоге я подписал разрешение Жемповскому на обмен квартиры».
 
   Мы спросили у Бориса Фёдоровича, а знает ли он истинную причину ухода Жемповского с ТЭЦ. Он сказал, что, похоже, знает. Эту причину ему назвал бывший парторг ТЭЦ и начальник службы связи Пахомов Ю.П. Он примерно за три месяца до увольнения Жемповского имел с ним очень доверительную беседу на тему: почему  Жемповского не принимают в партию. Пахомов рассказал Жемповскому, что мы трижды пробовали провести через Кировский райком партии решение о его приёме в КПСС и - всё безуспешно. Тогдашний начальник орготдела наотрез отказался пропускать его кандидатуру, за якобы искажение ленинских слов о советских профсоюзах в нашей стенгазете, в которой Жемповский был тогда главным редактором.
 
   Услышав это от Пахомова, Жемповский сказал, что, значит, ему надо увольняться с ТЭЦ и он очень чётко спланировал свой уход, провёл обмен квартиры с Тольятти, подготовил надёжную себе замену в лице Меркушева Вячеслава. Вы ведь знаете, что в те времена беспартийного работника мы даже в начальники цеха не могли продвинуть.
 
   А где-то примерно через пять лет, на очередном партхозактиве в РЭУ «Куйбышевэнерго», мы разговорились с директором ТЭЦ ВАЗа Васиным Юрием Михайловичем о судьбе Жемповского. Васин рассказал, что в Тольяттинском Тресте столовых, куда ушёл работать Жемповский, его не только приняли в партию, но и достаточно быстро продвинули в заместители генерального директора треста. Жемповский с Васиным  иногда виделись на районных и городских партийных и хозяйственных мероприятиях. Васин рассказал мне, что ему довелось лично пожимать руку Жемповскому, вручая переходящее красное знамя от имени Автозаводского райкома партии Второму тресту столовых и ресторанов».
 
   А дорогу в партию Жемповскому, как выяснил Пахомов, закрыл наш «уважаемый» тогдашний председатель профкома Рузайкин Владимир Митрофанович. Он поднял бучу за ту заметку в стенгазете «о хозяйничании советских профсоюзов», которую пропустил Жемповский, как главный редактор стенной газеты. Кстати, наш бывший парторг Пахомов Юрий Павлович, уходя на пенсию, во всеуслышание обозвал Рузайкина «старым стукачом». Пахомов подал в наш партком официальное заявление с доказательствами о ложном и политически неграмотном доносе Рузайкина, сделанном три года назад в райком партии, что скомпрометировало тогда самого Жемповского, как редактора стенгазеты, плюс Пахомова, как парторга, и всю парторганизацию нашей ТЭЦ. На очередном парткоме мы при участии представителя Кировского райкома партии рассмотрели это заявление Пахомова и сняли Рузайкина с должности председателя месткома».

   Ремезенцев налил себе ещё воды, выпил и стал собираться. Перед уходом он сказал: «И ещё я виню себя за то, что мы тогда не нашли доводов и способов удержать Жемповского с нами. Вы уж извините, но за эти 25 лет на моей практике это был самый, как сейчас говорят, креативный специалист. Хорошая была идея у Матюнина Юрия Михайлович перевести Жемповского в замы главного инженера станции по электрочасти и мы до аварии с котлом собирались эту должность для него ввести. Это считается инженерная должность и она обошлась бы без приёма в партию. И, кстати, потом и дальше его тоже можно было перевести в замы главного инженера РЭУ по электрочасти. Эту мысль, оказывается, давно вынашивали Кронид Иванович Антонов  (начальник ЦС ЭТО) и Гольдберг (начальник ЦС РЗАИ). А помните, Асмолов  – начальник ЦДС РЭУ у нас на собрании говорил, что мы единственная в «Куйбышевэнерго» станция, где нет ошибок персонала при переключениях в главной схеме станции и сказал, что это результат грамотной и кропотливой профессиональной работы с персоналом зам начальника электроцеха, т.е. Жемповского.
 
  Просто мы с Матюниным после взрыва котла как бы «под стол залезли», побоялись проявлять инициативу, боялись приподнять голову и получить «по шапке». В результате мы тогда потеряли высоко-квалифицированного специалиста, хорошего, грамотного, культурного и уважаемого работника – его уважал весь цех, да и вся станция. А наша Энергетика, возможно, потеряла будущего министра».
 
   На этом Ремезенцев Б.Ф. завершил свои воспоминания и они с Дикопом В.В. уехали.
   На этом Меркушев В.В. тоже завершил свои воспоминания и стал снимать мне копии со своих записок.   
   А я к его рассказу добавил свои воспоминания, как мы людей из кабельного подвала извлекали.


7. Спасение женщин-изолировщиц «по-русски».

   Когда я повторно по указанию Директора спустился к кабельному подвалу, там уже около дверей работали мастер Гаврилов с двумя нашими слесарями. Они ломами и талью пытались вскрыть дверь. Появился и Филиппов со своими ремонтниками, они принесли болгарки и три домкрата. Минут через десять дверь вскрыли.
 
   За открытыми дверями мы увидели сначала мастера гэмовцев Маркина Анатолия и его бригаду, а за ними толпились женщины-изолировщицы. Казалось, эти женщины заполнили весь подвал. Внешне все были здоровы и невредимы. Из подвала шёл запах свежей пьянки. Первым делом мы спросили: «Женщины, вы целы-здоровы? Сколько вас здесь, на котле кто-нибудь оставался?» Они хором отвечают: «Да, все мы здесь! Всё нормально, все живые, невредимые, но – уже пьяные». На сердце у меня полегчало. Я заслонил собою дверной проход и спрашиваю: «Ну, Маркина и его бригаду мы сюда вчера днём допускали по наряду кабель прокладывать, а вы, женщины, что в нашем кабельном тоннеле делали? На наши кабели свою изоляцию накладывали? Кто и когда вас сюда допустил?» Они со смехом отвечают: «Нет, просто в три часа ночи ваши кобели-электрики сказали, что у них есть две канистры спирта и предложили нам спуститься в прохладный кабельный подвал и отметить досрочный пуск блока и будущие ордена нашего и вашего начальства. Вот мы и спустились и начали праздновать. А потом слышим, что вы там что-то взорвали. Котёл, что-ли? Нас перепугали. Спасибо Маркину Анатолию, он сегодня нас всех спас».
 
   Так, говорю, а кто из вас старшая, надо пойти со мной на Центральный щит, там ваш Демидов стоит и рыдает, он ведь вас на котле искал, а там никого не видать, только горы асбоизоляции внизу». Женщины закричали: «Катя, иди, успокой Николая Ивановича! Скажи, что мы все здесь были».

   Вперёд выдвинулась очень крупная женщина лет 40 в грязном  комбинезоне  и сказала: «Веди меня на ваш Центральный щит, а вы девоньки идите все в свои бытовки, сегодня уже явно на котёл не полезем». Гаврилову я поручил обеспечить полный выход всех из кабельного подвала и безопасный проход наружу. Мы с Филипповым повели Маркина и эту «великую Екатерину» на ЦЩУ. Зашли, говорим: «Вот вскрыли кабельный подвал и там обнаружили полно народу, вот эти товарищи вам всё  расскажут». Тут Демидов бросился к Екатерине с криком: «Катя, ты жива! А  как остальные, живы?» «Да, не переживайте, Николай Иванович! Все живы и здоровы! И она рассказала, что в три часа ночи они приняли приглашение монтажников перекусить и отметить пуск энергоблока и спустились в кабельный подвал, а в четыре часа услышали, что снаружи что-то взорвалось. Монтажники нам сказали, что так рвануть мог только котёл, с которого мы все час назад слезли. Мы поняли, что мы второй раз родились и дружно напились. Работать сегодня мы уже не сможем». Демидов обнял Екатерину (он был ей по грудь), потом перекрестился со словами: «Мужики! Я буду жить!» - они ушли в свои бытовки. Наши Ремезенцев и Матюнин тоже перекрестились – конечно, такой камень с сердца свалился! Ведь 100 человек женщин буквально «воскресли»! Истинно- это спасение женщин «по-русски». Такое спасение может быть только в России.
 
   А электромонтажника Маркина «товарищи из КГБ» посадили за «чайный стол» писать подробную объяснительную.
   Эти события я наблюдал своими глазами.   

   Примечание. Автор и рассказчики не всегда точно вспоминали фамилии и имя отчество участников событий. Сами события, имевшие место быть,  излагаются через призму психологического восприятия автора и рассказчиков. Художественная доработка автора минимальная.
 
Всех коллег поздравляю с днём Энергетика.

Станислав Жемповский.      22.12.18.