Свинцовое алиби

Естественно, в какой-то степени донором наших модных дворовых игр было кино - незабвенные «мушкетёры» - у каждого поколения они свои. У нас, кстати,  были киностудии «одессфильм», с Боярским, я по ним жёстко фанатела и, помнится, даже смылась с уроков, прикинувшись больной, чтобы посмотреть повтор по цветному телевизору у Люськи Докторовой – Люськина мать работала в торговле, отец тоже не в дворниках ходил, так что жили они небедно, и цветной телик у них имелся – кстати. в те времена у одних из немногих, хотя за какие-то два-тори года ими все обзавелись – такое уж было время: эпоха становления цветных телевизоров.
Другие фильмы – про Чингачгука с Гойко Митичем – шли в кинотеатрах повторного фильма, и у нас тоже появились перья в волосах, акварель на щеках и привычка издавать вопли, хлопая себя ладонью по рту – нам казалось, так получается очень по-индейски.
Не обошёл нас и комиссар Миклован, если я не путаю сейчас его имени, и Айвенго с песнями Высоцкого, и «Викинги» - старые «Викинги», 1958-го года, Ричарда Флайшера.
Понятно,что игры нам подобные фильмы навевали не самые мирные, а для не самых мирных игр  требовалось оружие. Итак, мы мастерили луки, стрелы, мечи, ножи и даже огнестрельное оружие дворового детства – поджиги. Поджиги, кстати, были ко времени нашего до них дозревания уже историей, но ведь у нас были старшие братья, и это Лёшка рассказал мне, что  такое казённая часть, запал , прицел, и чем отличается курок от  спускового крючка. Нет, он-то вливал эти знания в мою непутёвую голову чисто теоретически, но…
Всеми тайными делами мы занимались за гаражами – от «письки показывать» в нежном детсадовском возрасте до «мастерить огнестрельное оружие» в менее нежном.
В качестве пороха традиционно использовалась сера от спичек, спички принёс Губасов – его могучая мать торговала ими в киоске, он забегал «к мамке на работу» - и тырил. Коробок  стоил копейку, но детям не продавали. Впрочем, у нас дома за ними тоже особо не следили – мы с Лёшкой считались «умными» - в моём случае, явно незаслуженно.
Мастерил оружие Юрка. У него были хорошие умелые руки. Огневой частью ведал Славка – как «сын мента» он разбирался в пистолетах. Я не буду сейчас приводить подробностей устройства такого поджига – если они канули в лету, то и слава богу, но основной его частью была алюминиевая трубка, залитая в торцовой части свинцом. Трубку раздобыл Картавый, свинец принёс Васька в виде пластинок для старых трансформаторов, добывание каковых - промысел опасный и для здоровья, и в смысле получить «по  ушам». Мы с девочками принялись «кашеварить» - вытапливать его на костре. Словом «маленький свечной заводик» юных самоубийц заработал вовсю. Свинец, как всем известно, плавится при относительно низкой температуре, и вскоре мы уже изображали завзятых сталеваров, заливая его в трубку.
Трубку держал Юрка, заливал свинец Васька, у которого руки были, видимо, не просто  хуже Юркиных, а и вовсе воткнуты не тем местом. В итоге расплавленный свинец плеснулся Юрке на руку.
Юрка взвыл. Нет не так. Юрка ВЗВЫЛ. Так, что железный лист, представлявший собой стенку ракушки-гаража, зазвенел как литавра.
- Поссы на `гуку, - приказал Картавый. – Девчонки, отве`гнитесь!
Мы с Иркой, Ленкой и Юлькой послушно отвернулись, а Юрка попытался заняться самолечением всё ещё не переставая вопить.
- Тихо ты! – прикрикнул Губасов. – Сейчас сюда кто-нибудь заглянет -  так наваляют. Этот ожог мамкиным поцелуем покажется.
- Мы огнестрельное оружие без разрешения производим кустарным способом, - сказал Славка. – За это статья.
Видимо, Юрка проникся, потому что за нашими спинами весело зажурчало, и вопль прервался.
- Можно уже повернуться? – спросила Юлька. – Или в тебе там бочка?
- Можно, - разрешил Картавый. – Ольга, у тебя мать – докторша. Сбегай домой, принеси что-нибудь от ожогов.
Я послушно побежала, на  бегу соображая, что мне скажет мама, если я спрошу , чем лечить ожог, а потом постараюсь стырить это из шкафа с лекарствами. На моё счастье, мамы дома не оказалось, зато была бабушка – пожилая, парализованная, прикованная к  постели, тем не менее. она тоже когда-то была врачом, и, к тому же – дополнительный бонус - не могла проследить,  куда и зачем я полезла.
- Бабуля, мы с ребятами поспорили. Правда, что ожоги можно мазать вазелином?
- Неправда, - сказала бабушка. – Чем вы его обожгли?
- Кого? – сделала я наивные глаза.
- Мальчишку, который вопил за гаражами. Мне через форточку всё слышно.
Действительно, окна бабулиной комнаты выходили на задний двор, где и располагались наши металлические убежища, а не услышать Юркин вопль мог только мёртвый. Бабушка была парализована, но в маразме она не была и сделала определённые выводы.
- Свинец топили, - призналась я. – На руку Юрке пролили.
- Много пролили?
- Пол-ложечки примерно.
Бабушка обречённо вздохнула:
- Иди, найди в лекарствах аспирин, только сразу не бери – сначала дай мне прочитать, потом беги, дай одну таблетку Юрке - одну, как бы у него ни болело - и тащите его к колонке – поливайте руку водой, да не струю на руку направляйте - слышишь? С ладошек!
На мгновение я тут прервусь, чтобы представить, как сейчас бомбанёт нынешних образцово – показательных матерей при рассказе о том, как взрослый бывший врач доверил десятилетнем ребёнку лечить другого десятилетнего ребёнка, но могу только заметить, что в те времена от этого никого бы не бомбануло -  мы росли самостоятельными, не опекаемыми так плотно, как сейчас, и, однако, все выросли. Не то, чтобы я призываю вернуть былой всеобщий пофигизм и оставить детей на милость случая и друг друга, но… Что-то, наверное, в этом всё-таки было. Поскольку работало.
Так вот, когда я вернулась с бабушкиными рекомендациями, Юрка уже не вопил и даже почти не плакал, но  свинцовая блямба впечаталась в его кожу  намертво – отдирать её Картавый не разрешил. Я сказала про колонку. Мы отправились всем кагалом – это было недалеко, примерно в половине квартала, Губасов налёг на   рычаг, а все остальные стали поливать Юркину руку водой. Запив из пригоршни аспирин, Юрка уныло  наблюдал за водной процедурой, в ходе которой жжение, может, и утихало,  но свинцовая нашлёпка с руки никуда не девалась, пока , наконец, не всплыло сакраментальное: «Что я маме  скажу?»
- Про поджиг не вздумай! – предупредил Губасов.
- Всё равно не скроешь, - вздохнула я. – А если потом заражение? Это же лечить надо. Надо правду сказать. Соврёшь – начнут что-нибудь неправильно лечить – и привет.
- Значит, что расплавленный свинец на руку пролил, сказать придётся. А про поджиг не надо.
- Скажи, что биток делал, - предложил Картавый. – Как у меня, - его знаменитый биток для игры в «котёл» знал весь двор.
- Ещё не легче, - всхлипнул Юрка. – Мама не разрешает мне в «котёл» играть.
- Да ладно. Мы же не на деньги.
- Всё равно.
- Тогда скажи, хотел грузило отлить для удочки, -  подсказала Юлька.
- Не поверит. Я – не рыбак.
- Андрюхин брат – рыбак, - припомнил Котовского-старшего Славка.
- Андрюхин брат сам бы и отливал.
- Может, он помогал? – безнадёжно предложила Юлька.
- Андрюхиному брату? – скептически хмыкнул Юрка. О том, что их с Андрюхой отношения последнее время, мягко говоря, натянуты, тоже знал весь двор, особенно Юркина мать, которая только недавно зашивала распластанную в драке футболку.
- Знаю, что ты делал, и ругать особо не будут, - придумала практичная Ирка. – Скажи, что хотел своей сестрёнке для классиков битку сделать. У неё ведь день рождения скоро, а в классики она играет каждый день. Это будет подарок своими руками, благородный поступок.
- Нельзя так врать! – возмутилась честная Ленка. – Тем более маме. Ты же по правде не делал.
- Так сделай, - пожал плечами Картавый.
Это был выход. Свинец оставался, коробочка от вазелина или сапожного крема не была проблемой, и по предъявлении битка «для сестрёнки» вопрос о поджиге едва ли всплыл бы.
Так что мы вернулись  за гаражи и коллективно отлили биток для Юркиной сестры. Если есть выражение «железное алиби», то у Юрки в тот день оно оказалось свинцовым. Насколько стало потом известно, дома ему не влетело, но в травпункт мать его всё-таки отвезла, и свинец там с руки удалили, опасаясь отравления.