Туманный аккультизм

«ТУМАННЫЙ АККУЛЬТИЗМ»


АННОТАЦИЯ: Мы живём в XXI веке, в цивилизованном мире так сказать, в современном обществе. Разговоры о магии, заговорах, экстрасенсах могут вызвать улыбку у современного человека. Телевидение также вносит лепту своими постановочными шоу. И что касается экстрасенсов то у меня тоже возникают сомнения, оккультные практики действительно существуют и работают. Множество людей не живёт, но пребывает в довольно неустойчивом равновесии между гипотетической жизнью и вероятной смертью и, даже понимая это, предпочитает подобное состояние, потому что всегда лучше обосновать принципиальную безответность вопиющего вопроса, нежели разбить голову об него. Такая позиция очень правильна, несмотря на противоположное мнение сторонников сумасшедшей романтической определенности, и ударной нравственности героизма.


ЖАНР: ПРОЗА И РАССКАЗЫ



СУДЬБА ТЕБЯ ПРОВЕРИТ

В какую пропасть спесь ввергает, творя бессмысленный разбой.… Когда ангелы встанут в шеренгу и споют тебе за упокой, Смиренно познаешь трехмерную суть равновесия зла и добра, Человек живёт, если в нём душа, разлилась водой и как лист чиста. Верных господь хранит благоговейность и простота,  там ручей на дне оврага дремлет в келье ледяной,
Пусть ночь сползает по фонарю на тротуар, и остаётся только истоптанная песчаная почва.
Не оскудеет русский или любой другой,  судьба тебя проверит, смогу ли я как раньше держать удар, Я уйду в тумане, а вернусь с грозой, Карфаген опустел, но осада ещё не снята.
Красотка радуга играет этюд под голубым шатром, В колокольчиках ржавых моих, отзывающихся припевами, Ветер песню поёт про отчий дом, про манящие тайны чужих дорог, Нет ничего, что конкретно и чётко ты можешь назвать и уйти.  Без тебя ухожу прямо в солнце, в огонь, на восток, Чтоб донести тебе, потом где я был, кто со мной был в пути, Тщетно силясь познать, что же там, за последней чертой, Я держу в руках огонь, готовый обрушиться вниз.


Ей в любви признался ели слышно

Несмышлёная страсть обернулась хмельным холодком, День за днём, словно ржа, разъедает и жжёт душу стыд, Как же мне освободиться от душевных всех «оков»? Я тебя забуду скоро, я избавлюсь от оков. Я устал от пульсаций боли под ребром… О, Господи! где та спутница, что с моего ребра ты сотворил, Порой предчувствую и знаю, что завтра мир мне сотворит, Отпускаю как птицу на волю мой сдавленный крик. Звёзды, на небе сияют светом, горя для двоих! У дикой рябины, что терпко и пьяно горчит, Ей в любви признался ели слышно, Она медленно подходит, улыбается, молчит. Я приду, в твою жизнь нежной музыкой слышишь мотив?.. Сердечно-верным пажом молящим: «лишь не уходи! И, приободряясь от этой встречи, возвысимся от любви, И во сне оживём… и там, на изломе границ. И напишет за шибером волшебник-художник на холсте прячущих птиц, Строятся замки на белой бумаге, высокие с башнями дворцы, Сквозь грунт холста пробьются сны-побеги, когда сойдут на озере круги, И будут нам клёны шуметь, и берёз белоствольных стволы. Не высыхающие из ливня дрожат прибрежные ивняки, Над речкой синий окоём с весенних холмов дует удушающий бриз, В жарком тигле у лета расплавились наши мечты, И пусть меж мной и тобою весенние боги не выстроили мосты.


В крутом вираже на размытом откосе

С туманным демоном моих слепых сомнений, Тебе я часто глупости прощаю и довольны вместе мы судьбой, И я не в силах сбросить груз неверных представлений! Перебираю тихо у свечи, и будешь ты всплывать передо мной. А по-настоящему ты ни когда не любила, потом узнал, не я один, Застыл в карих океанах твой взор развратный и святой, Но здесь не Гоа в трансе и сансара не вертится, а жизнь не серпантин, И странный серый мир, едва подсвеченный луной. Шатаются люди и пишут на стенах «враг» или «дезертир». Рывок, щелчок, неровный перестук, озноб. Лишь месяц «свет ночи» рождает — к нему теперь и ты взойди, Которую выбрали, что бы звать — женой. Ты пришла, в мою жизнь однажды меня не спросив, Любовь твоя меня накрыла пеленой, В крутом вираже на размытом откосе.… И женщины не властны надо мной.



Ни дам себя поставить на колени

И ярче невесомость тишины ещё усталость зимняя жива, в волнующем томлении жажды встречи — блистает чудом сладкая мечта! Боги и люди, напившись вина, ищут победу, не зная, где тьма, если есть ад, то он в нашей душе, хочешь вернуться в рай, иди, но знай. Всё смолкнет, холод белый свет и пламенный знак, листопад твой двор украсил пышно, а в углу на киоте лампада горит, и вокруг пустота, пустота оглушительна. Пока ясное небо смотрит сверху, приветливое и голубое, тому, кого легко отпустит тот, кто натешится игрой, немого солнца и снежинки — судьи кружатся в безударной тишине, и ты тем тешишь себя, что не придётся воевать с самим с собой. Порой хотелось мне таких мгновений, и в радуге, и в бликах светотени, круг бытия в цепях перерождений, дымятся гроздьями сирени. Сухие видеть слёзы чьих-то сокрушений, и не дать себя поставить на колени, и жизнь любить на вдох без сожалений, так как боги высших убеждений. Слепцы устраивают моральную голгофу, тем, кто пытается помочь им прозреть, нет ни в чём красоты и во всём разнобой, как и в лицах людей с разноцветною кожей.



И ангел сведёт нас с тобой удивленных скитальцев

Не зрим, но явственен твой аромат губ твоих цветущей вишни, атласного волоса до пояса распусти наряд, Осыпая цветами из грёз два наших безмятежных пути, эдемского сада; упиваясь загадочных трелей пленительных птиц! Не выпуская свирель из немеющих пальцев, а на асфальте — листвы опадающей медь, и ангел сведёт нас с тобой удивленных скитальцев, петь лишь о боге не значит божественно петь. И каждый вздох её — моя тюрьма, мы придавались ласкам, покорно, в божественной зыбкости исступлений, в самых жарких мгновений, и в мыслях, помыслов и побуждений, в обрывках сна, в дремотной светотени, символ наших побед — отвлечённый разврат, я из ада вынес тебя на руках. Но не встреченный не услышанный среди пустых слов.… И опять я, к тебе привыкаю, так получилось — не забудешь меня, Отблеск дарит амазонка страстных глаз, Не откроется взору их шальная краса, Где опять двоих немая сцена обрывает листы календарей. Весна, приятно лицезреть лесов проснувшихся чертоги, Поёт душа звучаньем лир, как хочется упиться дождём и прибоем, Как хочется проснуться, в объятиях с луною упиться свежестью прибоя, в сердце щемит, что-то тайное, и с листвой несётся прочь. Любовь прогрессирует и не виден её конец, какой-то предел, в вплоть до ливня внезапного летних рыданий скупых, где в полусвете настольной лампы опять нетрезвый усну от любви, и этим торжеством небесным лишь хочу наслаждаться!



Глазами впиваюсь в родной силуэт

Тревогой внезапной, сомненьями горькими жжёт, обнимаю любимою за трепетные плечи,
глазами впиваюсь в родной силуэт,  мы смотрели на звёзды — случайных свидетелей встречи, склонился над городом новый рассвет, я остался крылатый, скажи мне, ты знаешь: зачем? И в сердце стучит, сладкий обман, отчего же на воду упал туман. Треснуло застылое стекло, с грохотом, а кто-то скажет: просто майский гром, и поднимутся цветы моих садов, что были без любви, те, что были сном. И жизнь ведь не прошла, а началась с начала, Вот только молодость ушла до мудрости причала, а мне бы не думать где ты, не помнить, что нить тонка, ощутить под босою ногой влажный холод песка.




Бьёт тебя жизнь в набат как колокол на вече

Сменив, стихи на жизни прозу жаль, быть нам вместе не судьба, как можно это объяснить? Она меня взяла за сердце, и расплетала жизни нить, и не была единоверцем, от мига миро сотворенья до первых, собственно, побед. Ах, этот сок, и эта дева — свежа, пленительна, стройна.… Но как ехидно из-за древа на деву смотрит Сатана! Он всё исчислил наперёд — и ревность
и грехопаденье, чёрные мысли плёл, в чёрный омут её маня. Темна вода в облаках белых ночей, и звёзды горят на пенных гребнях так игриво, и над городом сонным, угрюмо повисла луна не важно, куда и зачем, снова к свету ты устремишься, одна бродить в пустыне жизни.
Истины ради, вплету в ожерелье в каплях замёрзшие муки тантала. И опять красным маком пылаешь! Всё это фарс, подобье карнавала, мы были веселы и днём и ночью веселы на зависть всем, я наслаждался стихиями твоих вечерних глаз. Но больше никогда не будет, нас хоть ты по мне рыдала! На моей руке твоя ладонь любовь — там радость каждой встречи, в невесомость, преобразившись себя, находим в облаках… Нам не добраться до вершин, что строили мы вместе, горизонт еще не кровоточит, провинциальный городишко мерцал огни. И вот тут твоя жизнь балансирует на изломе вершин, бьёт тебя жизнь в набат как колокол на вече, я злюсь, устал, от всяких мыслей слушаю, как на скрипках играют сверчки. Как в поле силовом сейчас завис, прошу — господь всевышний помоги! Как скипетр, держава и корона я в тёплом зале, — зритель, господин, я люблю тебя, проказница моя, и, конечно, прощаю грехи.… Чтобы обладать этим, надо либо снизойти, либо взойти.



Согрела в эту ночь мой мир и дом

Горизонт багровый за спиной, и свет фонаря на мокрой мостовой, безумная мечта о наслаждении прекрасном — рядом быть с тобой, чтоб весь до дна испить яд любви! Отравлен я твоею красотой, но ей не ведом, стиль восточных мудр, сияли розы дивной белизной. Согрела в эту ночь мой мир и дом! Мне хочется петь во тьме ночной, морем света залита моя душа и сердце заворожено накрыло волной, в душе лёд и пламя от пылкого плена? хмель дари, обвивая лозой, когда сердце печали уже не отдать, соединились тонкой нитью с тобой. Лишь по субботам льнёт простыня, в твоей постели завернувшись строкой, не ведая ни срама, ни позора когда стрекочут за твоей спиной, и пав на колени в траву предо мной, меня ты просила называть тебя женой, Не можешь разладить с судьбой? поняла и ты, что скучаю я только о той. Она считала, что за счастье платить придётся ей одной, душа моя хоть на край, хоть за край, хоть куда, но лишь только с тобой, обратимся, лебедем белым вспорхнём, над багровой рекой, Полетим как быстрые протоки и забудем всё, что было покрыто тьмой.


Смотрю душой на прекрасный Питер

Луна красой меня ослепила в старом граде, в приюте забытых снов, на покосе выросла отава через корни скошенных цветов, а в храме на горе поёт заутреню, хор дерзких соловьёв, пахнут мёдом солнечные ульи, и облачает образы поток энергии богов. И от яркого соло свободной трели ты наполняешься тёплой волной, и лес как должное приемлет, весна вернётся с новою листвой, и был, мне вещий сон в нём видел, образ твой, были мы друг другу живительный родник в палящий зной. Облака причудливыми формами плывут над рекой Невой, они причудливо ласкают взор, они прекрасны как вечность и покой, и песня недопетая, всё шепчет о чём-то с листвой, в песнях этих столько широты, их многоголосие прекрасно. Зажигаю ночь, звуки скрипки и темнота, прильнула в моё окно, кровавым светом заката хлестануло по мостовой брега освещая, смотрю душой на прекрасный Питер, холодный, промозглый, но родной! И вот я ощущаю тот вожделенный внутренний покой.


А в иллюзии прячется восприимчивая тяга к высоте

Век золотой отзвенел, отгудел, отшумел, на небе забыт, как будто в ночи! Бегут сквозь псевдо — дельты быстрые протоки, к отмели морской, флейтой журчит по камням серебристый ручей, Вдаль уносясь от неспешных в пути кораблей. Сумрачный закат на землю ляжет, многоцветными миражами, пусть он планету с солнцем свяжет иль путь, укажет, грустит земля наша, томится от взрытых и залатанных чрев, глядит природа, с горестным укором — когда же ты очнёшься, человек? Как долго продлятся душевные муки во благо бессмертных идей, решив неразрешимую задачу — ужели цель — не главная из всех, а в иллюзии прячется восприимчивая тяга к высоте, Утро солнце в глазницах струится, только дремлет вода в тишине. Всё о том, что мечтал я в том долгом пути по холодной стране, и не жить безвозвратным из прошлого, и текут как река день за днём, я отдам весь себя без остатка, не веря в неискренность дней, зашиваясь в промозглые вёсны одиночеств, приду к путеводной звезде.


Туманный оккультизм

Лжёт бесстыжей своей наготой что ни ночь лес любви всё страшней, а я внушаю себе, что это мечты, сжигаю потихоньку все мосты, Не стучись в мои добрые сны там не рай там не место тебе, но судьба та тверда — словно камень город мёрз, в феврале он застыл. Всё это ты, любимый город мой твои дома, кварталы и сады, в котором я один, к сожаленью я не понят, проклят, и забыт, плохая дорога я бродил по ночам и не видел полярной звезды, и Моисей ещё ведёт всех нас на белый свет из подземельной тьмы. Листок пергамента усох от дуновений затухающих кадил, в безветрии круг коварства завершённости застыл, что долог, очень долог путь вперёд, и много жизней нам ещё идти, где туманный оккультизм и извращённые «творцы» порядок, творя для тьмы. Тихая месть за обязанность следовать двум параллельным прямым, и ничем нам уже не помочь… подари мне Боже последний рассвет! По дороге из звёздного неба, мы словно на крыльях летим! По-над берегом льётся просинь, берег осенью белым безмолвием укрыт.





Тихо ступая ногой босоногою наперекор судьбе

Рикошетом отдаст тебе сила интуитивно-прозрачный завет, боль тысяч замёрзших сердец, но занавес взметает свет, у нас впереди холода, темнота и смиренье — полный бред, и встали те, кто выжил после бед, и дали свой отчаянный обет. Златит и судит строго каждый луч привратницу купеческих морей, тихо ступая ногой босоногою наперекор судьбе, разведён между нашими жизнями мост в мире застывших свечей, мой чертог, где старое древо три источника бьют из-под корней. Жемчугом вспыхнет, затейлив, морозный узор на стекле.… И сверкнёт на промокшей холодной золе, заблестевший рассвет, И до сих пор над развалинами храмов и в каждом большом дворе, Абрисы крыш черепичных, виден ленивый полёт голубей.
Ведь всё осталось в этом доме! осталось в памяти моей, Подбираю все ключики, как лото, но для них даже нет дверей, Там пространства и времени ткань уходит за горизонт людей, И снова жизнь спешит к развязке серым комом среди хаоса камней!




И откроются нам воды, словно благостный ручей

Плен обещаний притворно-зыбких жгучих страстей наших первых ночей, красотой любуюсь, твоей в этом мире нет у меня ни кого родней, без тебя очень страшно мне средь ультрафиолетовых лучей, но воздух ночи, не к месту пряный, жажду снегов-дождей. Нет, ни хочу проводить свои ночи в плену серых стен, и в просторе, залитом светом, и в печали немых затей, волшебное зелье дочери солнца «моли» добавь и испей, и лампадка взойдёт над озером, поминающим лебедей. Будто манит в свой сказочный плен паутиною белых ночей, безудержная трепетность под остатками летних лучей, не найдя себя в них прохожу сквозь толпу серо-грязных плащей, только жизнь пробивалась снова сквозь безводье и суховей. В нём мир увидел и творца и души всех людей, и лёгкое покачиванье сосен, и мёртвое броженье тополей, и откроются нам воды, словно благостный ручей, Под вой осиновых ветров, под плач берёзовых лучей.





Звучат таинственные фразы об изобилии миров

Я с каждым днём хочу любить тебя всё больше всё сильней, до первых криков ранних петухов я часто вспоминаю о тебе, а мне вдруг стали сниться сны восточных синих дней, я падаю пытавшийся взлететь на хмурый город падающих дождей. Моих строчек картины воплощают каскады безумных идей, приду к закономерному финалу и для меня, конечно, всё пройдёт, твой поезд отбывает с вокзалов, твой самолёт уходит на взлёт, а моё сердце — просто любит и ничего взамен не ждёт, но, вопреки законам строгим, всё вдруг пошло наоборот.… Следовать смело, не смотря на дальнейший крутой поворот, звучат таинственные фразы об изобилии миров.… И в эту секунду является солнце, в лазури тугой небосвод. Иду я к тебе и напрасно ведь ночь разграничила нас синевой, а потом, появлюсь, средь холодных тибетских снегов! И сердце, в агонии бьётся, теряя, и выжигая кислород… Долго мне ещё лететь до места — до своих, земных садов.


На холсте василькового неба плывёт ваниль облаков

На холсте василькового неба плывёт ваниль облаков, и крик о последней весне, не понявшей души моих строк! Не увидят исписанных почерком мелким листов, капля за каплей, за ночью рассвет, полночь отодвигает даты в срок. И мчаться невзгоды презирая, летят к звезде, рождённой в мире грёз, создавал, свой мир с трудом и нарочитое счастье казалось, живым, венчальных свечей волшебства озарятся огнём, исчезнет мой город мечты, краски, наносящие на холст, будут отраженьем это дар писать стихи. Мысли тенью ускользают, дрожат, мелькают, прячась, в лабиринте дней, там по ступенькам эхо след в след шагов твоих и тревога в груди, из-под земли и я спускаюсь к тебе гранитными ступенями на свет, с сознаньем мысли, что я нужен, я напьюсь ещё любви позолот. Расплавляется сотнями дальних огней, подчиняемых воле лихой ворожбы, и моя солёная кровь обретёт бессмертный напиток Амрита, и пусть знахарки, травники, эскулапы, в чьи души не забредал погром, Я найду, заколдованный рай пусть душа осветится, и найдёт свой покой.


Зачем мне трон в стенах твоей души

Город плывёт, величав и прекрасен, под музыку осеннюю дождей, в холодном закате лимонно-рубиновом в яркости взлётных огней, сливаясь с небом, и морем, в величие вечности зимних дней, чуть поодаль, пестрея на склоне, в куполах отражаясь, редел. Люди оставили холод полей, тени лесов и молчанье камней, Забыты все языческие боги всё это до поры и в прахе тленном,
есть истины, светлы и неизменны, редка любви взаимность в мире бренном, Встанешь на заре с чистою душой, вырвав на корню соль семи морей. Еду, по рельсам в дремоте дня и бытия мчатся вагоны, вдаль унося от грёз, в грязном тамбуре вдруг тебя ностальгия внезапно настигнет, в ночь вдохновенья в табачном тумане подбираю ключи, к порталам рифм, среди страниц покрытых, пылью своих книг затеряны, от прошлого пароли. Ночные звёзды светят ярко, как россыпь мелких кристальных слёз, всю ночь брожу в объятиях луны я всё верну с лихвой и отгуляю, зачем мне трон в стенах твоей души? если не я, на нём же восседаю, я бы растворил тебя по безмолвью вен своих нервно поющих от боли. Душит в вагоне воздух спёртостью густой, мерцают лампы фонарей, снилось мне, что скачу на вороном коне,… а на поясе моём арбалет, и я на смертном одре, куда взгляд ни кинь, повсюду тоска и без божье, тянется душа к стволу корней к местам, где твоя частичка памяти дней.



Ты видишь радужно спектральный этот декор

Трава ковром персидским, пыльным, расстелилась пряным, в темноте, но как же медлительно чередование дней и ночей ветрены и суровы октябрьские ночи так на смену блаженству приходит заря, и сменяется ночь неприкаянным днём. Не чувствовал ни холода, ни тряски, я лишь хотел одно, попасть домой.… И весна в душе моей, и зима… не жалею ни о чём прожитом, мрак совсем окружил, ветреным вечером выйди на крышу от изумления заслушавшись. Море волн звуков берущих их в плен… Лирический ген поэта, это вечный ноктюрн позолоченных струн это магия ночи в душе твоей… он есть слово! многолик, как боги! скромен, как обычный человек!» Что делал я? просто, любил не любя! деньги, богатства, россыпь камней, плохо поставленная драма о смерти, пошлости и маленькой весне, я не приемлю все эти злые роли, афиши, шумные гастроли. А как напишем мы свою страницу? сведём любовь в обычный адюльтер, я потихоньку схожу с ума от снов безликих и тусклой боли и я думал что вот, вот… сейчас… сию же минуту… тоже умру.… И ночная луна не в силах усмирить этот праздничный гнев этой казни, вряд ли можно помешать, коль помешан и палач и казначей я тот, кто разрушит все устои и не канет в грёзы. Врубиться бы в скалы, сокрушить гранит, и там найти спокойствие средь диких скал и ролям вопреки, ты, надменно тащишь бремя, под покровом сплошной тишины, где-то там, глубоко в конуре. Сорока принесёт тебе весть на хвосте, а кулик прилетит, из-за моря принесёт воды из неволи» Небо это вечность и покой ниспосланный велением богов нельзя воссесть на трон твоих царей. Мы давали обеты и клятвы, склоняя колено, не святость то, и не грех грянет время чумовое, лихая пора, и от голода, от боли, мне бы спасать, но сам я в беде, если прорваться, но много ль идей? Ворожу, заплетаю узорами кружев… каждый вздох, каждый выдох и росчерк пера узор разглядеть издалека я пытаюсь и видится мне полоса, полоса и что ты ни делаешь туш и фанфары, здесь, будто выставлены для показа. Щедрость природы и гор красота мне всё удавалось, всё делалось ладно к твоим бы ногам не один павший град её походку, узнаю, без сознания так снег не падал, как она идёт, ты засмотрелась опять на небо, в котором рифмы, смеясь, шалят. А я дождями избит, закрыт на запор, от соблазнов кем-то выслежен, захвачен, разбит и выслан, обречен, страдать бессонницей, но магия любви находит средство и как бы мир не грезил тишиной, в нём не было верности, но его путь заставлял верить в свой! Но быстро разрушается, при взрыве бомб реакция идёшь лишь своим путём а стремление к «светлому завтра» смела диктатура рубля и не влекут добрых, да и не злых чернокнижников тайны? хватит строчкам молитвы простой? Волшебный миг осенних равноденствий откроет путь заблудшему домой. Но, укоры глушит, наша совесть, вновь, решив, прикинуться святой и я опять вспоминаю осень, в которой мне было хорошо с тобой, в нём смех весны и расставанье с уставшей от зимы зимой. Заслужили, любовь заслужили, и зарю, и рассвет золотой! Попросить прощения у бога? иль обиженных в жизни тобой? Когда ангелы встанут в шеренгу и споют тебе за упокой — и я, поблёскивая сединою, веселый и опять «босой» из-под куста мне ландыш серебристый приветливо кивает головой; возложу, всю боль себе на плечи я сберегу небесный ангельский покой после июльского солнцестояния в столпотворение жизни людской. Одна минута, чтобы полюбить, как это мало и насколько много, всё равно в поцелуях тобой буду, пьян и меня не суди ты, игривая, строго отдаю, тебе недр глубинных течение ну а ты… отдашь, мне последний свой вдох лишь объятья нас сблизят с тобой, и подарят душевный покой! И чудиться мне сквозь время эхо фронды теперь во мне бушует вирус твой. Но мне ничего не нужно кроме риска и шороха крыльев за спиной я кончено сойду с ненавистной дороги уйду от погони любой. Сквозь псевдо дельты быстрые протоки, на злую память, к отмели морской, изменить ли всё? хотел я очень милость дал ты мне, боже я не получу другой когда росой обрызганный душистой, румяным вечером иль утром в час златой. На якоре вечном, в солёном тумане затерянный в сопках, омытый волной. И по рабам, покорно их взнуздавшим хочу увидеть вновь изгиб мостов, транзитный люд не так он лют, как ты сказал, гремя колясками, несётся на вокзал, церквушки сверкают, золочёные купала и их неповторимый перезвон смерть сообщает новую форму любви — а равно и жизни, она превращает любовь в судьбу. Черты твоего лица вдруг приобретают какую-то резкую, угловатую прямоту всё лицо моё искрилось на счастливом берегу, оттого, что сердце билось. А ещё, что я живу, выбирал другие пути,… целовал чьи-то теплые губы, натыкаясь на пустоту. Мужества мне не изменять то, что могу, и мудрости отличать, одно от другого все атаки отбиты, на захват не попал, но приёмы все скрыты, их лишь часть избежал, на поверхности той зафиксировал зонд мир иной, приоткрыв, где ни капли родного. Мирный мой край, куда меня всегда влечёт, мчится смиренная моей души тревога, прямо в одежде — плюхнулся — на кровать в грязных ботинках. Когда один, тосковал и тужил и невзгоды свои, чтобы в скобки заковать и оформляющее мысль, и выражающее жизнь, и ощущение живого от забытых пределов небесных миров доносится ангелов стройный хорал. Ни с того, ни с сего слышу возглас: «давай!» и даю, выкладываю себя, и мысли свои на бумагу плеснёшь чернил как прадеды елей, с мараешь белоснежную бумагу. В тяжёлый час на помощь к нам придут боги там, на тёмной стороне их много, моими были земные боги, да и у верующих меньше сомнений, заберите меня, слышите, я в небо хочу, там сегодня красиво, и просто не верится, что ты видишь радужно спектральный этот декор.



Бродил в бесприютности странствий

Сказка и быль, в звёздном небе надо мной — жёлтая луна, серебреной мантией яблонь медовых, облачилась живая листва, в сокровенной трепетной, тиши, над бесконечным разноцветьем, И зов, сорвав тебя с излюбленного места, сказав всё нужное, без слов. Бродил в бесприютности странствий вдали от родового гнезда, в предместьях, древних городов средь громад старинных дворцов, а жизнь, наивная такая бьёт прямо в сердце и уносит в унисон, те бури, что нас разлучили, согреют наши сердца лучами цветов. Гала-концерт зари нетленным блеском надежды декорирует восток, всплыла волна малинового сока и взгляд твой, словно облако, высок, скользит по земле солнечный луч, рисует причудливый интеграл, не во сне, а наяву в синеве предрассветной счастливая вспыхнет звезда. В дремоте кружится планета, муаровым рисунком подбивает пеньюар, золоченою нитью запоздалой паутиной тепла, скоро придёт весна, Тщеславно намереваясь разлиться речкой из обычного ключа, пишу о не сбываемом стихи, но не изменить природу вещества. Мерно итожа, ничем не тревожа, жизнь смотрю в отраженье глаз твоих, позови меня туда, где только холод, тишина, где ладана запах, где нашу юдоль, благоволив и радость окрыляла нас двоих, по берегу пойдём по морю, по планете, чтоб слёзы иссушить в твоих глазах!



Творец проникнет в душу словом

Сквозь жалюзи проскальзывает свет, колышется небрежно штора, ложатся тихим шорохом пожелтевшие листы как папирусы вороха, поманила меня строка, коснулась легко рука как от ветра, туман рассеялся… Пепел, сигара роняет, на воск звучат издалека озябшие слова. Ветвится, сумрак рощ, а в тишине лунной ночи гаснут в небе остатки звёзд, ощущение волшебной сказки… ночь пройдет беспощадно скоро, мы тлеем, во времени, в непринужденном стиле, вновь в геометрии света, рассеется, туман замолчат поникшие дожди, творец проникнет в душу словом. Дам словам свободу, как ножу, на излёте взрезавшему тело, о тех просторах, которые предстоит бессмертной душе объять своим взором, лунными ночами читаем стихи и мечтаем, о вечном, что часто суть одно, в потоке вечерней прохлады прозрачные тени плывут за окном. И в эту секунду является солнце, в лазури тугой небосвод, надеждой, и солнечным светом… неистово птицы поют под окном, и не слезится, мой зелёный взгляд в душе молодость билась, и звенела, что даже сам творец дыхнуть, не смел в свечении любви земля летела.



Такая ли разлуки неизбежность

Для кого ты горишь и не гаснешь, шторы плотной волной закрывают окно, будто ангелы нынче не в духе опять, не жалеют небесного света. На огни призыв откликается чёрное небо тишина, словно камень легла, упали золотые мечты со своих веток осенних, до краёв, наполняет, меня тоска… Я безумно люблю… и безумно скучаю в грёзах как наяву… я целую тебя. Я сегодня теряю, свой блеск тысячи жадных рук ловят, меня в захват, впервые понял, что значит слово, где пращур мраморный, просительно сложа, Простить не в силах ты и, видно, не судьба, такая ли разлуки неизбежность. Вот ты уже лежишь, безмолвно ожидая, всего лишь слышу — как я жду тебя, Извини, но я долгое время держала, себя ни чего, ни зная про нежность, Моменты величия, таинство перемен, влечение, влекущее в неизбежность, Или в искры огня, фитилёк потухающей сигареты в них будешь видеть меня. Тянет город, сквозь сон, виадуки и мчится мой поезд в канун сентября, листья кленовые — так и пылают, и под деревьями — тихо лежат, Метелью заметаются тропинки, ели источают свой хвойный аромат, Две проталины красных полос в полумраке они как гирлянды горят. Пойду, по дорогам старым земли не чуя под ногами как Орион за стаей Плеяд, В новый мир, который будет без тепла, в тот мир, который не принимал тебя. Я — создатель по сути, но мир мой расколот на кусочки и плазмы из бытия, Я видел сны, короткий миг, случайный, как словно ранняя заря.



На небольшом холсте

Ночь-чародейка невеста под покровом торжества бледна, и мистична, вот чудо летнее: у августа есть время — медово яблочный — ореховое — спас! От ощущений радости и благотворного дождя пахло хлебом свежим, окна домов горят, мы читаем молитвы отчаянно, в тишине не слыша набат. На небольшом холсте пишу вечерний нежно-розовый закат, бездорожье цвета лебеды в погостах вянет сморщенная трава, и прямо с неба в волну окунётся ветра, благословенье ледяного дождя, октябрь, в своей тяжёлой злобе, все украшенья с сентября сорвал. Душой своей, что горные озёра, отображая святость неба, взором, осенний сплин лист облетевший кружит вновь где-то идёт снегопад, в лунные звёздные ночи тень бродит в плащанице нищего чёрного божества, и мчал, по улицам наездников-волхвов отражаясь, бликами от шпал. Открылась небесная гладь-синева, втекает в темницу поток-бирюза, как в колыбели, под порывом ветра резвится то и дело звездопад, мудрый старец достал письмена, манускрипты сорвались с листа, И в окнах свет неторопливо зажигает, и может, погадает, какая выпадет судьба.



Мы благодарны богу с надеждой жертвуем себя

В чём причина, скажи, не знаю я — то жара то дожди, снегопад, мне было понятно, где была ты серьёзна, шутила, где ты злилась, где врала? И пусть в душе звучит, любви моей соната позволь мне заглянуть, в твои глаза, мой призрачный вид не прибавит морщин, не оставит следов на висках. Таким влюблённым светлым взглядом! Витал волшебный аромат, код не срабатывает, я чертовски, устал и, конечно, немного пьян. Но ты знаешь, что с нами просто последние романтики не спят, ты видишь — что у меня внутри? — от края до края — там уже всё в крестах… Я сотней строчек об этом тебе пишу, ты сотни, раз отвечаешь тишиной. Слова мои не будут для тебя пустыней, слова мои не будут для тебя водой. Мы благодарны богу с надеждой жертвуем себя, Я сам богам готов себя отдать, поняв, что формула бессмертья так проста. Одним тоскливым, хмурым утром, не дождь пролился здесь, а снег седой, Где растаявший «мир для нас» превращается в мир в себе, Он в них растворяется без края, а то жарой, как в летний зной, И вуалью западный ветер вновь ложный оставляют след.


Я тебя ни за что никогда никому на земле не отдам

Упавший снег растает раннею весной совершенно, сочась студеной, талою водой, теперь в этом месте лес по оврагу, остался не тронутым только ручей, человека нет тебя, теплей за дождь, что льёт порой в душе моей, скажи, как быть здесь под водой с тобою? каштан волос струится за спиной? Я хранил твой взгляд, я тревожно спал, просыпался, а ты исчезала… Мисс, да будьте же вы проще, ваша игра, признаюсь, нелепа слегка, с тобой я неизменно всем рискую улыбки, шепот и вина бокал, себя, я знаю, порой мне не хватает вина, что бы открыть души врата. Чредой пустот зияют числа, обвисли путы на руках, из широких лиственных пробоин ты была прекрасна и нага, и воздуха, и света мало ждать взгляд, что брошенный слегка, в них любви огонь сильней пылает ну и пусть читает страсть в глазах. Согрей в них, не целованные руки, быть может, от горящих страстью фраз, не ведая, сомнений и унынья обхватываю талию твою рукой, ведь в жизни я совсем не ангел, а может просто нимб достал, я тебя ни за что никогда никому на земле не отдам.


Устал царь от бунтов и от измен

Не скрывая нечаянных слёз, не обнять всех берёз за кроны, Надоел уж в замке прогорклый запах, сырых стен, Некроморфы не дышат, откуда ж страданья и стоны, И больше нет гармонии в биении сердец. Она предаст тебя анафеме, забыв тебя в новой измене, Устал царь от бунтов и от измен, В этом замке сонное время течёт вспять… у твоих картин, Всё припомнится от сотворенья, не припрячешь ни грамма под спуд. И завёрнутый в драные одежды, он — тот, кто появился, и исчез, И в призрачном дыхании тумана мне распахнулся мир далёких грёз… Мир зазеркалья — кванты суеверий, материи мудрёный гобелен, И церквей вечерние громады, как корабли приказа ждут. И был один всегда по этой жизни в плену домашнем и привычных стен, И на границе холода и мрака, в фонарном свете битой темноте, Так, страдая — уйду в неизвестность, к своей дальней, прекрасной звезде, Возвышаясь, сгорая от точки к точке то ли падая вверх, то ли вниз поднимаясь волнами.



Согреть тебя стараюсь всей душой

Оголённых ночей, дышащих страстью, рассветов в траве на чьём-то плече.… Если хочется взмахом руки разделиться до несуществующих встреч, распахнув по ночам для любимых сердца и балконы, этой струящейся симфонии дождей. А тверская — стрит манит блеском витрин и светом! Уносят дни, с тех пор на парусах узоры складок пишут о потере, по горячей реке разбросало их щедрое лето, три хрусталика льда — недопитая томность в коктейльном фужере. Согреть тебя стараюсь всей душой, ранним утром весны, в час, когда серебрится роса, в предрассветной заре ловил поцелуи твои и от них улетал, я тебя обниму, тихо тебе прошепчу я тебя ни кому, ни отдам. А может просто эхом одиноким, ты вторишь, чьей — то тающей строке? Я полюбил тебя за то, что счастьем — ты была тех пылких дней, и одержимостью сладких речей, укроет нас тёплых ночей, А рядом ты, прекрасней всех, когда ты мне приснишься, будет падать снег.


Ведь от сердца до неба путь незримо далёк

Ты не можешь остаться в тени, если сама излучаешь свет, мой шёпот содрогает воздух вдоль желанья, он только твой и он уже в тебе, и я совсем тебя не вижу, смотрю я вслед, на серых полосках дождя, торопливый и суетный ветер сметает твой след. Ночные звёзды светили ярко, как россыпь мелких кристальных слёз, луна высоко, сидит на троне и правит балом на прозрачном одре, сквозь небрежно закрытые шторы, не всплакну никогда по весне, подмигнёт на дорожку, лишь ночь озарит небосвод. В город по склонам крадётся прохлада, прячется в зарослях, где потемней, в мыслях моих, обрывки продрогших сонат, дым от костров плывёт над зарёй. Обод кадила и, вдохновенный лунной полнотой, июльские дожди, что в душе учинили потоп, я смогу преодолеть свою тоску через тернии фраз, что может стать рассветным бликом судных дней.
Там стоит монастырь, крепостная стена. У людей там другая видно порода, они поклоняются настоящей вере, и радуются сквозь невзгоды и потери. Выли ветры, осколками плавали льды по опасной и гневной реке, в небе — вспышки звёздный порох ночь взрывает над землёй, всё что истинно, так же и свято, и сияет подобно звезде, Ведь от сердца до неба путь незримо далёк…
Не разученные сцены, не наигранные стоны

От освободительных миссий, стали краше гранитные стелы, и слагая хвалебную весть! И, с той высоты, обозрев все пределы, беда! А до обрыва остался шаг, война! Уносит жизни других людей, Доносятся скабрезные остроты, отравлен город! В воздухе больном. Звёзды мрачно сверкают, пытаясь осветить улицу не хуже фонарей, жизнь не мёд в человеческих сотах с их пустым насекомым трудом, ни с чем пришли, ни с чем обратно, всё просто… силуэтов море,
разных судеб горе, ты забываешь всё больше мыслей, наполняясь едой и сном. А годы, как волны во время прилива, клокочут, бурлят и терзают упорно, назавтра голод вспыхнет с новой силой, пускай твой взор, пресыщенный любовью, и серебро речного переката, он увивался бархатным плющом, все народы и расы, цивилизации и племена дикарей, кругом нищета, вымирает народ. Избушка — развалюха у печи стоит старик-трутовик и что-то помешивает в большом котле, красит усохшие створки оконных рам и любит смотреть на людей за своим окном, и пожинает народ горький опыт, в случайной встрече на пути.… Сгустится темнота в глазах, не принимающих потери.… Не разученные сцены, не наигранные стоны, и тот народ уже не ропщет на судьбу своих удел, но видел тех, кто в тишине молились богу, озаряя свой путь любовью, когда на миг, когда и в смертный час тот серый человечек без потуг. Там чёрные птицы кружат над всеми, кому суждено обрести покой, пренебрегши мирской суетой, эпизоды расписаны в лицах, отражая тоску, и, несмотря на весь цинизм, благодарят, её за каждое мгновение рассвета… Жажда душу обжигает, распаляя потоком немых осязаний.… Ломали хлеб во время остановки в пути, и пили глиняное молоко, Как раненый медведь в своей берлоге я жизнь люблю страдающей душой, а небо подобно стали, блестит темно-серым ливнем, и просится на плечо, рисуя в тумане Невы панорамы, пусть осень неслышно крадётся листвой.


Мне б успеть рассказать о тревогах опавшего сада

В самый страшный момент как спасение нам и отрада, только терний и крест наш девиз и удел, и награда, мне б успеть рассказать о тревогах опавшего сада, поцелуй меня, время, улыбкой весеннего взгляда. Заражённой прицелом, поделенной нацело осторожно ступай на бордюр, туда — сюда находки и потери пристанище надежды и тоски, упивайся свободой, а от жизни убогой принимай килограммы микстур, в нём откровенно шатаются сны: бродят бывалые буки и веди. В тихом моём в позолоченном осенью граде, жизнь проходит тугими завесами,
Цветом меняясь, тропинка смиряется с долгой ходьбой, но даже в эти моменты в нём не поселяется страх. Хор в небе журавлиный курлычет — едва различим, добавь на холст забвенья тину и постылости ручей, как ветви сгибаются болью, под тяжестью дней, и ночью светло тебе так, что не нужно огней. Повсюду склепы распятия и всадники на легкокрылых конях, но то, что нас сейчас разъединяет, и всё, казалось, нам принадлежит, я, лишь пастух одиночества, я, лишь надежда и страх, все мы в кольце небесном обручальном в звёздном свечении орбит.
Я слышал обрывки крика, и видел обрывки взгляда, я шёл так долго, падал и вставал, там быстро весна забывается, в воздухе пахнет зимой, не всё объемлет опыт человечий, не отразит в стекле своих зеркал, вся жизнь — из наливки вишнёвой, сбродила в полынный настой.



А потом всё уйдет, наступит покой и прохлада

Это можно назвать бы флиртом, только будет, двоим смешно, почтенный возраст призывает на покой, но бес в ребро, наперерез годам, любовь бывает и слепа, — наверное, на меня напала тоже слепота! Так беззащитны в вервиях соблазна… там звёздные, взрываясь, огоньки.
Друг к другу прикоснёмся мы с тобой пускай дожди и невидимки ветры, чрезмерно затянувшиеся игры прискорбный ожидает результат, я возьму нити бледных рассветов и оставлю клубок до весны, но вы мои печали развенчали… ваше слово нежное и ваш лучистый взгляд.
Потом призыв, но это к марту ближе» ах, осень, не сгорай! гори, гори!.. А потом всё уйдет,… наступит покой и прохлада, бликами нестойкими рассвета прекрасного неведомы законы, и клён, побагровевший от стыда, листвой поник. Понимаешь, я никогда не думал — а слова несказанные горчат, Фото в профиль, фас, в бикини фото в юбке, лучше мини, ах, прекрасные, кудри славные! вы воздушней шаров и листвы…. Ох, как люблю я этот блеск твоих раскосых карих глаз.
Только шорох пластинки заезженной под патефонной иглой, не сложившейся нашей любви… только годы разлук и утрат — но, послушай достаточно взгляда, надменного взгляда, видишь, я упал, на колени не спеши ну просто ты не спеши. Пусть опутает нас огненной пряжей, омоет водой ледяной, вокруг деревьев мерцающие кроны, и обнажил ветви ясень и клён — а ты то — веселишься, по листьям шагая, а то плачешь обильным дождём, а вокруг всё поглощающая мраком пустота, в чреве жизни неземной.



Как исполнен, сей мир благодати и духа святого

И в памяти тот день сейчас вернётся, ещё сугробы снега тёмные лежат, как в колыбели, под порывом ветра, резвится то и дело звездопад, засмотрелся в зеркало, зеркало потемнело, треснуло, выпал квадрат, и плещется чужая нам стихия и кознями грозится здесь судьба.
С безразличием смотрящего на мир, в котором зла больше чем добра, что-то мне невесело от той игры, мне припасть бы только душу отдам! Пылает сквер, а листья опадают, по ветру хороводами кружа, ты не подумай, это не со злобы и нет обиды просто в душе пустота. И кружится над водами Кубани, осенний блюз плывёт по берегам, тихо так на реке, лягу я на песке, лишь рыбак вдалеке — истукан, вот они, мои любимые кавказские горы, что снятся по ночам, почувствую, как ветер легко дышит, и я, как ветер, быстр и лёгок. Мы косо смотрим на церквушки, но говорим, что верим в бога, жалко поздно прозрел и от этого в сердце тревога, этот сон неподвластен огням притяженья земного, как исполнен, сей мир благодати и духа святого!



Мы по жизни идём в одиночку

Спешат куда-то люди, проносятся прочь машины, бродячие собаки, воробьи, и ты вопреки сознанию, и ты вопреки волнению, куда-то идёшь, презрев святую, праведною силу, что лишь душой и сердцем познаёшь, к другим, являя только бессердечье — и почему к инстинктам ты идёшь? А время прощает, как чёртова прихоть за слабость за трусость за блёклый успех, самим собой отринут гений, слывёте знатоком веселья и потех, страдая от врагов своих — коварства, и от непонимания людей, кружит ветер, срываясь на пыльную бурю, прибывает вода, если сможешь — испей! Откроешь своё сердце, больно ошибаться большому чувству веря в простоте, И сапожник босиком идёт по снегу, и поэт бредёт к неведомой судьбе, огонь свечи мог в пламя разгореться! Вы, не ищите причудливых путей, бесчувственность их мучит, бессердечье, пуста их голова, в ней нет идей. Мы по жизни идём в одиночку, терпим зависть и подлость людей, Весь мир — как худшая из пародий, как концентрат неудачных дней, где каждый герой, умеренный или не очень, — сам себе выбирает стезю, Я иду дальше по этим рвущим нутро отмелям — их окаймил бордюр.




Волшебный миг

Я знаю, для тебя я — шрам на теле, мне очень трудно это говорить, ты — самая прекрасная из женщин, я благодарен, что ты есть в моей судьбе, что я с тобою нежен чересчур, и ты от этой нежности летаешь.… Ах, как ты роскошна в ночном серебре, в окне неспешно колышется свет.
Звёзды гаснут в небе, а восход прекрасен и любовью страстной жизнь озарена, воровски зарываясь лицом в эти тёплые волосы, понимаешь — попал. Утверждать свою власть вскоре стала, я задёргался в сладких силках, Знать, другой и желанней тебя не найду, я умру, в нежной зелени глаз. Волшебный миг, цветущий остров лучом искрится в облаках, вечный свет и любовь мы с тобой обретём в небесах, с тобой я неизменно всем рискую, улыбки, шёпот и вина бокал, в радужке твоих глаз плещется море, а я слежу за его волной. Расскажи мне про море, про скалы и корабли я буду смотреть, как отдаляется, исчезает вдали фрегат, а вечер был осеннее — безмятежным, вода вздымалась, нежилась к ногам, и радуга в небе и в море прибой, колокол громко звенит предо мной. И чайка одинокая застонет, и где-то в августе с тобой осыпемся в лугах, вспомним пламя и лёд и стуки в висках, как любил я тогда — наяву и в мечтах. А наш блаженно ленивый город давно заснул, и нам пора забыться во снах, Я верю, что это любовь, иначе, откуда столько счастья в твоих глазах.



Твоей любовью душу согревал

Старый железный фонарь болтался по ветру под козырьком подъезда и скрипел: девочка стерва в баре веселится, девочка стерва водку с пивом пьёт, и, в дуэте с дерзкими фаготами, заставляет замолчать всех соловьёв. Убегает в потоки незримости, закавыченных жаждой оков… Ты же, как мёртвая принцесса, в глазах зияет пустота.… Но не дождалась, не совпали, гены её кодировка не вела, к любви…, Но сколь ни петляй, по дорогам всё равно все сюда приведут, и сам виновен в том, что меня встретил! меня винишь, что вдребезги пьяна. Воздух режет горло острей ножа, в животе шевелится скользкий спрут, ну, и стервой,… но совсем немножко… выживу, смогу, не умерла.… Словно ты с полотна Боттичелли на меня посмотрела вдруг, лавируя между машинами, стремительна и легка. Без любви, — говоришь, — без любви, и родится рассвет, и рассеется тьма. И в груди её кол осиновый, в каждом взгляде ладо — злоба да тоска,
Разве так важно, кто из нас хуже и кто был, когда не прав?.. Твоей любовью душу согревал, а теперь прости меня, что был в твоей суде.



Покой души

На нить судьбы, навешивая мысли тропой лесной шагаю не спеша, ещё столько же, наверное, выдержу, спешу в холодный вокзал, пустой асфальт — серого цвета, немного солнца… тишина? Да, вечно поэт и влюблён и печален, и рвётся навстречу к чужой. О тайнах закулисной жизни как в театре не скажет тот, кто в нём играл, по величественной солнечной проекции, идёшь на встречу походкой от бедра, я нёс тебе любовь, ты несла мне жизнь, в лучах заката, ты была хороша, ты ослепляешь взглядом и губами, я разгадал всю суть твоих речей. Покой души, и тела возрожденье горит свеча, даруя полумрак, тебя тихонько обнимаю и задуваю, пламя на свече… Слышен сквозь сумрак железобетонный лязгающий за окном трамвай, А в нашем парке осень колдовала, ночью снилась горькая тоска. Сквозь время и расстоянье я буду лететь к тебе в небе ночном, я буду так случайно, невзначай, приходить к тебе в редких снах, что же расплачусь за счастье своё сполна, но это будет там, на небе, где наслаждаться будем вместе вселенной красотой.


Здесь жизнь другая

В ожерелье фонарных оков, серебром откупилась листва, где не светит небесный огонь, город мой погружён в полумрак, здесь жизнь другая, с чистого листа, холодный ветер, на глазах слеза, и детство здесь и юность прожита, но слышал я, есть солнце, высота. У крепостных неприступных стен, окружённых глубоким рвом, мягко ступал по сугробам прошедший год, и отражался в стёклах немых витрин, добили тень в укромных уголках, ворон и воробьёв исчезли стаи, и вырастут побеги тонких лоз, в городе снег, а значит время вьюг. Докучливым, октябрьским днём, мимолётность прекрасных мгновений. Закрываются форточки, задёргиваются шторы, все прячутся по домам, тех, кого и рок, и память превратили в пыль, и прах, зажмёт их воспалённую душу в хандре, как в тисках. Пусто так… и душа мертва,… безгранично тосклива зима, и штрихи полу разорванных мгновений тех, что не проглотила пустота, в пустом вагоне… «осторожно, двери… «теряем, вновь друг друга в темноте, по жизни всё само собою сталось на самом деле, жизнь загадочна, сложна. Будем любоваться только что выпавшим снегом, восхищаться его белизной, а как вновь хочется услышать звонкие капели, ожиданье первых тёплых дней, и журчащих извилистых ручейков как мыслей летящих, весенней порой, где оттает моё сердце, где развеются тревоги блёклых дней. И в то светлое христово воскресенье! ты — такая далёкая, что до слёз, я улыбнусь тебе так грустно, это просто я к тебе не равнодушен всей душой, в твоём окружении вдруг расцветаешь, и наслаждаешься чудесной красотой, я буду ждать, тебя и буду жить в тебе, ты так прекрасна, как никто другой.


Только суть остаётся всегда неизменной

Запретная страсть, робкой неги томленье и рок, чей так нрав одичалый строптив, фальшивый пафос поздних эпитафий нам останется, последнее прости, любви вкус терпко — пряный, как анис… как вырваться из липких паутин, но с тобой было хорошо, как не крути, и тебе хорошо, но ты решила уйти. И я в этой сонной геометрии выпутаться пытаюсь из приворотных паутин, я сам всё сумею, страдая от боли, закон превзойду из моральной стези, а был ли тот потусторонний взгляд из не написанных картин.… Пленился б тобою без мер, без оглядки, делил бы беспечно с тобой куражи. За окном сгусток парчовой осенней ночи, вижу, как осень рисует тебя с натуры, в воздухе пахло яблоками, и стаял тончайший аромат свежей мяты, тонким едва осязаемым ароматом наполнен домашний уют; кресло, свеча, камин, и преступная нежность безумных мгновений, разорву эту связь, что калечит духовно. Я перечислю, что я делал в этой жизни, как некий план, для представления другим, печальна жизнь в мечтаниях, исканьях, про жертвенность мы часто говорим, это время очнуться от снов и иллюзий, помолчать и впустить в себя солнца лучи, ну а потом, когда любимые уходят, мы что угодно за любимых отдадим. Кидало сверху вниз и жгло, как в преисподней, казалось, боливар не вынесет двоих, мой корабль плывёт, накреняя борта — сквозь ветра и обломки штурмующих льдин, а ты там на своём конце земли прочитаешь, подумаешь — странная ну, такая — прости, только суть остаётся всегда неизменной, от чего же тоска, или страхи твои.



Не скрою по жизни своих я грехов

Когда растают в одночасье льдины, и слово Вечность! Станет вновь водой, пробьётся свет звезды среди ветвей, Единению, наполняющему постепенно, как ручьями растёт поток, Что я смотрел без боли на распятье, помочь старался тем, кто сам хотел. Брызг, и ударных девятого вала, звучит просоленный интернационал, Ты зачем-то играешь, на контроктаве так не удивляйся, что вышел адским этюд, Когда на миг, когда и в смертный час тот серый человечек без потуг, Кажется наброском на полях тетради улица, аптека и фонарь кривой.… И стоят деревья, как глухие шельмы, лишь кивая ветру рыжей головой, разрешит, как по щенячьи приласкаться, обойти попробуй тихо стороной. А ведь могла сама себе отдаться, гораздо лучше в тишине ночной, Бог-весть, что эта девочка творит… освободясь от всяческих обид. В автобус, толкается с ворчливым народом, и каждый закрыться в себе норовит, Кто мир её придал распятью на ложе похоти в плену у липких паутин? И некого послать за экипажем… на улицах кривых не видно суеты, Резинка от трусов нашла родственников — жвачку и презерватив. Потом — призыв, но это к марту ближе ах, осень, не сгорай! гори, гори!.. — В эти вздорные чёрные очи я вернусь, чтоб из них не уйти! Твоё имя на шее моей отпечатано следом укусов тугих, Красные в крапинку жёлтые линзы не закроют душевной тоски. Лунный свет сплетёт, новую нить и возможно ты подаришь другому желанья свои, Как, эта пышная грудь зажата в тиски? я мигом избавлю её от тоски. Не скрою по жизни своих я грехов, меня научили, я не шепот, я — крик, Порваны кеды, забрызганы джинсы, боль пулеметная давит в виски.



В двух бокалах вина утонуло озябшее лето

Это сон — это индивидуальный мир, —
это микрокосмос,
отношения и отношений в человеке,
Превращая незрелые мысли в стихи имаго,
И что-то там происходит, когда ты целуешь веки.
 
Из тех пожаров, в коих мы пылали,
здесь наша высоко взошла звезда,
Но со мной будут вечно не тленны —
твоя молодость и красота,
Выпуская молодое поколенье,
город-ангел, твоим воздухом дыша,
Жаль, что он не простился,
не зажили рубцы на спине и плечах.
 
Вырву сердце себе, не заплачу,
за твой образ молю красивый,
Уплываю в потоках дождя,
растворяюсь в музыке света,
Что уже мы с тобой отлюбили,
но осталось у нас бабье лето,
В двух бокалах вина утонуло озябшее лето,
Где девчоночка сплетёт, венок кленовый…
крикну, шёпотом, ну, здравствуй, бабье лето!
 
Изрезав в линии обиды, призренья, стыда и молвы,
Давным-давно, бродил Суфит — монах по миру,
Проповедуя свободу, от благ земных,
Ах, как жестоко раскаются грешники,
как обломаются агнцы у врат!
 
Горячее сердце под душной сутаной
и взор огневой капюшоном сокрыт,
Всё вперемешку — боль и благодать,
как находить, не ведая утрат,
Изображать, когда нужно, смех, веселье и слёзы,
Навзничь падая в судорогах на пол,
и взмывать к небу проклятья,
О, нет задыхаться в агрессии участь иных.



И нам ли вновь отмаливать грехи

Над озёрной замёрзшею гладью синицы мелькают, ловя воздух холодной зимы, во льду замёрзшей воде отражаясь, сияют в лучах ноябрьского света, меж снежных двориков свой ищу силуэт, иду проулками, что еле различимы, В вечность мгновенья вскрытого жемчугом лотоса, в заводь рассвета. Я прошу тебя, слышишь, я очень прошу, понапрасну меня не тревожь, не звони, не пиши, я хочу белым пеплом развеять все сожжённые жизнью страницы, трагичность в голосе, ах как ты благородна, какая музыка из уст твоих звучит, пойми, что поэты долго любить не умеют, они живут как птицы! И снегом, который всё летел с небес, и снег, такой же молчаливый, На перепутьях и развилках ста дорог сбиваются созвучные мотивы, светит серебряным светом луна, словно алмаз в диадеме царицы, но стрелы мои ещё затмят небеса и принесут победу.
Налью в бокал, добавляя душицу гвоздику мускатный орех две крупицы, и нам ли вновь отмаливать грехи за смятые истории страницы? Любовь с весною так похожи, в шампанском солнечного света, Там, где поют соловьи в терновнике, сон слепил мёдом, твои ресницы.



Изреченное слово

Нас влекут за собой незримые тропы, зовущие в вечность, обрекая на ложь изреченное слово, Заворожи меня, и вместе, река, впадем мы в бесконечность, дай постигнуть истина тебя средь молчанья ночного. И философия, и неоднородная чистосердечность, душным туманом накроет сердца и воплотится в беспечность, и вот на распутье стоишь дорог любовь твоя безнадежность, выпятив фазу луны напоказ, выкатит бренная вечность! Я не верю, в свою стихию я не верю в свободу, прокляну эту ночь за скупость снов о тебе за быстротечность, и кружатся стрижи, прикасаясь крылом к небосводу, и я прижму твою ладошку к щеке своей на миг на вечность.


Устал царь от бунтов и от измен

Не скрывая нечаянных слёз, не обнять всех берёз за кроны, надоел уж в замке прогорклый запах, сырых стен, Некроморфы не дышат, откуда ж страданья и стоны, и больше нет гармонии в биении сердец. Она предаст тебя анафеме, забыв тебя в новой измене, устал царь от бунтов и от измен,
в этом замке сонное время течёт вспять… у твоих картин, всё припомнится от сотворенья,
не припрячешь ни грамма под спуд. И завёрнутый в драные одежды, он — тот, кто появился, и исчез, и в призрачном дыхании тумана мне распахнулся мир далёких грёз… Мир зазеркалья — кванты суеверий, материи мудрёный гобелен, и церквей вечерние громады, как корабли приказа ждут. И был один всегда по этой жизни в плену домашнем и привычных стен, и на границе холода и мрака, в фонарном свете битой темноте, так, страдая — уйду в неизвестность, к своей дальней, прекрасной звезде, возвышаясь, сгорая от точки к точке то ли падая вверх, то ли вниз поднимаясь волнами.


Согреть тебя стараюсь всей душой

Оголённых ночей, дышащих страстью, рассветов в траве на чьём-то плече.… Если хочется взмахом руки разделиться до несуществующих встреч, распахнув по ночам для любимых сердца и балконы, Этой струящейся симфонии дождей. А тверская — стрит манит блеском витрин и светом!  Уносят дни, с тех пор на парусах узоры складок пишут о потере, по горячей реке разбросало их щедрое лето, три хрусталика льда — недопитая томность в коктейльном фужере.
Согреть тебя стараюсь всей душой, Ранним утром весны, в час, когда серебрится роса, в предрассветной заре ловил поцелуи твои и от них улетал, я тебя обниму, тихо тебе прошепчу я тебя ни кому, ни отдам. А может просто эхом одиноким, ты вторишь, чьей — то тающей строке? Я полюбил тебя за то, что счастьем — ты была тех пылких дней, и одержимостью сладких речей, укроет нас тёплых ночей, а рядом ты, прекрасней всех, когда ты мне приснишься, будет падать снег.


Ведь от сердца до неба путь незримо далёк

Ты не можешь остаться в тени, если сама излучаешь свет, мой шёпот содрогает воздух вдоль желанья, он только твой и он уже в тебе, и я совсем тебя не вижу, смотрю я вслед, на серых полосках дождя, торопливый и суетный ветер сметает твой след. Ночные звёзды светили ярко, как россыпь мелких кристальных слёз, луна высоко, сидит на троне и правит балом на прозрачном одре, сквозь небрежно закрытые шторы, не всплакну никогда по весне, подмигнёт на дорожку, лишь ночь озарит небосвод. В город по склонам крадётся прохлада, прячется в зарослях, где потемней, в мыслях моих, обрывки продрогших сонат, дым от костров плывёт над зарёй.
Обод кадила и, вдохновенный лунной полнотой, июльские дожди, что в душе учинили потоп, я смогу преодолеть свою тоску через тернии фраз, что может стать рассветным бликом судных дней. Там стоит монастырь, крепостная стена, у людей там другая видно порода, Они поклоняются настоящей вере, и радуются сквозь невзгоды и потери. Выли ветры, осколками плавали льды по опасной и гневной реке, в небе — вспышки звёздный порох ночь взрывает над землёй, всё что истинно, так же и свято, и сияет подобно звезде, Ведь от сердца до неба путь незримо далёк…



Не разученные сцены, не наигранные стоны

От освободительных миссий, стали краше гранитные стелы, и слагая хвалебную весть! и, с той высоты, обозрев все пределы, Беда! А до обрыва остался шаг, Война! Уносит жизни других людей,
доносятся скабрезные остроты, отравлен город! В воздухе больном, звёзды мрачно сверкают, пытаясь осветить улицу не хуже фонарей, жизнь не мёд в человеческих сотах с их пустым насекомым трудом, ни с чем пришли, ни с чем обратно, всё просто… силуэтов море, разных судеб горе, Ты забываешь всё больше мыслей, наполняясь едой и сном. А годы, как волны во время прилива, клокочут, бурлят и терзают упорно, назавтра голод вспыхнет с новой силой, пускай твой взор, пресыщенный любовью, и серебро речного переката, он увивался бархатным плющом,
Все народы и расы, цивилизации и племена дикарей, кругом нищета, вымирает народ. Избушка — развалюха у печи стоит старик-трутовик и что-то помешивает в большом котле, красит усохшие створки оконных рам и любит смотреть на людей за своим окном, и пожинает народ горький опыт, в случайной встрече на пути.… Сгустится темнота в глазах, не принимающих потери.… Не разученные сцены, не наигранные стоны, И тот народ уже не ропщет на судьбу своих удел, но видел тех, кто в тишине молились богу, озаряя свой путь любовью, когда на миг, когда и в смертный час тот серый человечек без потуг. Там чёрные птицы кружат над всеми, кому суждено обрести покой, пренебрегши мирской суетой, эпизоды расписаны в лицах, отражая тоску,
И, несмотря на весь цинизм, благодарят, её за каждое мгновение рассвета… Жажда душу обжигает, распаляя потоком немых осязаний.… Ломали хлеб во время остановки в пути, и пили глиняное молоко, Как раненый медведь в своей берлоге я жизнь люблю страдающей душой,
а небо подобно стали, блестит темно-серым ливнем, и просится на плечо, Рисуя в тумане Невы панорамы, пусть осень неслышно крадётся листвой.


Волшебный миг

Я знаю, для тебя я — шрам на теле, мне очень трудно это говорить, ты — самая прекрасная из женщин, я благодарен, что ты есть в моей судьбе, что я с тобою нежен чересчур, и ты от этой нежности летаешь.… Ах, как ты роскошна в ночном серебре, в окне неспешно колышется свет.
Звёзды гаснут в небе, а восход прекрасен и любовью страстной жизнь озарена,
Воровски зарываясь лицом в эти тёплые волосы, понимаешь — попал, утверждать свою власть вскоре стала, я задёргался в сладких силках, знать, другой и желанней тебя не найду, я умру, в нежной зелени глаз. Волшебный миг, цветущий остров лучом искрится в облаках, вечный свет и любовь мы с тобой обретём в небесах, с тобой я неизменно всем рискую, улыбки, шёпот и вина бокал, в радужке твоих глаз плещется море, а я слежу за его волной. Расскажи мне про море, про скалы и корабли я буду смотреть, как отдаляется, исчезает вдали фрегат, а вечер был осеннее — безмятежным, вода вздымалась, нежилась к ногам, и радуга в небе и в море прибой, колокол громко звенит предо мной. И чайка одинокая застонет, и где-то в августе с тобой осыпемся в лугах, вспомним пламя и лед, и стуки в висках. Как любил я тогда — наяву и в мечтах, а наш блаженно ленивый город давно заснул, и нам пора забыться во снах, я верю, что это любовь, иначе, откуда столько счастья в твоих глазах.



Твоей любовью душу согревал

Старый железный фонарь болтался по ветру под козырьком подъезда и скрипел: Девочка стерва в баре веселится, девочка стерва водку с пивом пьёт, и, в дуэте с дерзкими фаготами, заставляет замолчать всех соловьёв, убегает в потоки незримости, закавыченных жаждой оков… Ты же, как мёртвая принцесса, в глазах зияет пустота.… Но не дождалась, не совпали, гены её кодировка не вела, к любви…, Но сколь ни петляй, по дорогам всё равно все сюда приведут, и сам виновен в том, что меня встретил! меня винишь, что вдребезги пьяна. Воздух режет горло острей ножа, в животе шевелится скользкий спрут, ну, и стервой,… но совсем немножко… выживу, смогу, не умерла.… Словно ты с полотна Боттичелли на меня посмотрела вдруг, лавируя между машинами, стремительна и легка. Без любви, — говоришь, — без любви, и родится рассвет, и рассеется тьма, и в груди её кол осиновый, в каждом взгляде ладо — злоба да тоска, разве так важно, кто из нас хуже и кто был, когда не прав?.. Твоей любовью душу согревал, а теперь прости меня, что был в твоей суде.



Здесь жизнь другая

В ожерелье фонарных оков, серебром откупилась листва, где не светит небесный огонь, город мой погружён в полумрак, здесь жизнь другая, с чистого листа, холодный ветер, на глазах слеза,
и детство здесь и юность прожита, но слышал я, есть солнце, высота. У крепостных неприступных стен, окружённых глубоким рвом, мягко ступал по сугробам прошедший год, и отражался в стёклах немых витрин, добили тень в укромных уголках, ворон и воробьёв исчезли стаи,
и вырастут побеги тонких лоз, в городе снег, а значит время вьюг. Докучливым, октябрьским днём, мимолётность прекрасных мгновений, закрываются форточки, задёргиваются шторы, все прячутся по домам, тех, кого и рок, и память превратили в пыль, и прах, зажмёт их воспалённую душу в хандре, как в тисках. Пусто так… и душа мертва,… безгранично тосклива зима, и штрихи полу разорванных мгновений тех, что не проглотила пустота, в пустом вагоне… «осторожно, двери… «теряем, вновь друг друга в темноте, По жизни всё само собою сталось на самом деле, жизнь загадочна, сложна. Будем любоваться только что выпавшим снегом, восхищаться его белизной, а как вновь хочется услышать звонкие капели, ожиданье первых тёплых дней, и журчащих извилистых ручейков как мыслей летящих, весенней порой, где оттает моё сердце, где развеются тревоги блёклых дней. И в то светлое христово воскресенье! ты — такая далёкая, что до слёз, я улыбнусь тебе так грустно, это просто я к тебе не равнодушен всей душой, в твоём окружении вдруг расцветаешь, и наслаждаешься чудесной красотой, я буду ждать, тебя и буду жить в тебе, ты так прекрасна, как никто другой.



Земле ещё долго зализывать шрамы твоих перемен

Я не сплю, под осенней листвою сладострастных грехов… Я вижу, как тесной толпою гор, созвездий и цветов.… И несётся над Коломной дивный звон колоколов, но, на кромке зимы, разбивает заклятье цветок. И ничего мне уже не надо лишь только слышать твой звонкий смех, нам в одиночку с тобой, кроме смерти, свободы другой не найти, земле ещё долго зализывать шрамы твоих перемен, но, вот маленькая иноверка мне улыбается и… молчит. Она предаст тебя анафеме, забыв тебя в новой измене, и мысли о тебе, как свод небесный, хранят меня от хамов и задир, каждого крон пожирал, лишь к нему попадал я в тени, чтоб донести тебе потом детально, где я был, и кто со мной был в пути.… С тобой не расслабишься, жар обнимает тело и целует палящими стрелами прямо в висок. Сильной веры твоей и пугливых моих многоточий мы — декабрьские сны, ледяные ладони дорог. Она пахнет, другим… так пахнет, наверно горе среди сотен имён — твоё лишь дало росток, я молюсь Перуну, чтоб сберёг, тебя от тоски северный ветер летит, а внутри у него песок. Ах, как жаль не начать всё сначала звучал, звучал патефон, рождая в душе боль и стон, поскольку слышен уставший зов, покрепче нам закрывать засов, не стоит слушать бродячих псов, псов бездомных, на схронах бетонных коробок, манекены и маски — безличье основ. И кричит над бурьяном барочное пламя на руинах дворцов, в запустенье прудов. Удаляются огни «Тойоты» и превращаются в размытое пятно.… Глушат, уличный шум подворотен беруши там по-прежнему гонится пёс за котом. Оступиться, возможности нет, улыбаемся, накрывает лавиной… с каждым прожитым днём. Город, высокий и круглолицый, мой, снежными облаками накрыт, как щитом.


Прорастает, через слёзы счастье прорастает

Тайна его остреё любых вечерь камни его дневное тепло стерегут, на южный крест с похмелья озираюсь, какие толпы их Лондоном идут, кто - то свивает судьбы тонкой нитью и две другие мойры вязь плетут, сортировка людей подлинная борьба за здоровье потомства и чистоту.
И путает игрою светофоров до дома на калашном добредут, никуда не деться это просто звёзды сошлись на небе в одну звезду, в детстве мне говорили, что если во сне я падаю, то значит — расту, душа страдает, видя, как её живьем снедает, явившийся супруг. От рассвета до открытья манны ангелы господни берегут, её любовь мне счастья обещает, а я всегда люблю её одну, и бежит во главе колонны неизменный хромой верблюд, наводятся шаткие мостики, пассажиры смыкаются в круг. Тебя так часто вспоминаю, вот за минутку набросаю стих, сплетенье тел и дар полёта, пришел, касаясь нас двоих! Я наливаю стопку и к девице и чувствую, как телом та грустит, чья-то жизнь растворится в моей, чьи-то мысли — в моих. И попутным потоком ветра унесёт нас с тобой двоих, её любовь мне счастья обещает, а я всегда люблю её одну, и я способен согреться одним лишь, словом твоим, вторя гримасам морлоков, химерам. Затеявшим нелепую игру…
Ты, надеюсь, не умеришь прыть, чтобы мне, повесе и фрондёру, Любовь? туда же! Снос так снос ужель пора задёрнуть штору? Травами гор газированный воздух, с терпким озоном сгущенный в грозу, прорастает через слёзы счастье, прорастает из разлук.


Время тени к земле приковало спицами

Не земной красотой тебя бог наградил, значит тебе крест свой, надежду и веру нести! Не желай мне, родная, такого пути, но я тем дорожу, что каждый миг могу с тобой провести. Я к тебе прикоснусь, как никто никогда не коснётся, ты смущённо прячешь глаза свои под ресницами, светает, темнеет, не дышится, не слышится, не поётся, время тени к земле приковало спицами.
Аллюром время прочь летит от естества конец ночи, но чёрен небосклон, задумался, сигналят мне давно, а я тобой любуюсь сквозь стекло! Писалось как то мне упражнение из предложенного набора слов: А мне не нужно тепло, духота и жара, и в душе дьявольский зной.  Время крикнуть: довольно! Баста! Жажду вылечит не песок, мне бы любой ценой удержать твои запахи удержать любой ценой, мы от жизни своей получили отличный урок, но путь к тебе, как к горизонту — вечен и холоден, и пуст, и одинок.



Сладость губ от любви

Но был, июль наш ласково игривым и сколько б море в сердце не штормило, переплёты и нравятся виды с крыш, и всё это было так и легко и мило, изменила видение мира, и глаза мне собою открыла, надеюсь, ты не до конца забыла, что я тебя без памяти любил. Увы, постель я не согрею, хотя пока не уходил, но придёт весна, и яркое солнце растопит лёд старых обид, для чего без тебя мне земные открыты пути?.. А разве не того мы все достойны, и нам не это сердце говорит. Да опоздал на полжизни, но эту вольность мне ты простила, и тишина эта особая, тихо с тобой говорила, ты, играя с огнём, горделивого льва приручила, незаметным укусом в пароксизме любовного пыла. И глазами лживыми на бога, в страхе, уличённой быть, глядит, и никто из нас не знает, что там будет впереди, не кручинясь, что всё обойдётся это то, что ждёт нас впереди, в ночи засверкал невероятно звёздных блёсточек настил. И кольцом небесным обручальным — звёздное свечение орбит, и может даже бросит на полюс, на другой, а я тебя любил, — выхожу один я на дорогу; сквозь туман кремнистый путь блестит, сладость губ от любви поцелуя я тебя своим чувством пленил.


Будем летать, на ядре обивать порог

Да, был я изгоем когда-то, но почести ждать не заставили долго себя, проговорил, вскочив на ступеньку такой вот избитый финал, а прошлое кажется сном, небылицей, о чём бы ни думал, в пути колеся, Пеленгаторы ищут нас на системе координат. Притаился мальчуган на берёзе молодой, небо затянуло пеленой пред июльской грозой, и поднебесный магний вспыхнул в небе красотой, и качается на ветру шальном ковыль седой. Молочно-лазурный коктейль, закрывает простор, словно ангел-хранитель играет с тобой, и лился на пол без волос мысленный поток, мне не раз снился сон с той красой-стороной. Вновь пишу «привет». Задыхаюсь, смотрю в потолок, и я слышу ответ, на вопрос главный свой! Будем летать на ядре, обивать порог, чтоб не мучил меня утомительный зной.


И не ведаешь, куда же делся бал

Мои девочки, что заворачивались в простыни, стыли от холода моего, закрытые шторы, тела и волшебство рывками кидало без лишних слов!.. То ли комедия, то ли внезапный фарс, то ли начало,… а впрочем, откуда срок? Игрушкой можешь стать в руках врагов и навсегда остаться — без богов. Нарисованной мной… и ужасно смешной я улыбкой отвечу на глупый вопрос, открой окно и пусть свет прольётся в спящий дом волшебным молоком, и не ведаешь, куда же делся бал? и что слаще: дань, повинность иль оброк? Надеждой, и солнечным светом… неистово птицы поют под моим окном. Перелистывая жизни страницы, вдруг понимаешь, что ты послан мне, как урок, матросы судачат, что ангел воскликнул: вы движетесь верным путём!.. Отголоски судьбины предтечей… мастер душу играл переливами строф, кто-то пополнит список врагов, я бродил по улицам бездомным псом. Пивший дожди, вдыхал пары бензина военных парадов и кровь убиенных стрельцов, да я помню её не Елену, конечно, другую, что вытиралась простым полотном, знаю, вскоре счастье улетит с белым пухом золотых цветов, хочешь, в клетку посади, — не беда буду хвастать перед каждым скворцом. Вечер холодит ветви деревьев пеленой облаков, То ли влево, то ли вправо, то ли прямо на пролом, по ухабам мы пройдём, Когда: «не спеши!» но, уже не вернуть ничего, И я пятницу жду постепенно снова встречу её в городке небольшом.




Ты ни такая как все

Ты не такая, как все, не такая! В свете солнечных дней и вечерних огней, и шепчешь ты мне одному на целом свете: «я в жизни не видал красивей глаз… дремота мрака нубийской пустыни, не жалеющая голодных детей, Нет сирени в твоих волосах и лицо твоё из зеркального стекла. Сама любовь в улыбающейся маске, протягивает руку, навстречу… приветливо кивая, манит в мир слепящее белого света, меня манил лазурный небосвод, и шум прибоя чаровал, искал я знаки в ряби стылых вод, а ты с платком бежала на причал. Мы ехали, к конечной мир молчал, а я запоминал, стыдясь немножко, зарощенные у локтей дорожки, и старый шрам на вене от ножа, хочу… желание овладело, нами исчезли все границы и условия твой взгляд был, нежен, твои ласки сводили меня сума. Паскали понимают одного хорошего поэта, который, заглянув к восторженной рецензентке на страничку, написал: Враг на пламя глядит, не мигая, весь натянутый, как тетива он приходит, как я, молчаливо, пустота поселилась в глазах.… Мне б только руки твоей коснуться — заглянуть в зеленые глаза… утро и приходиться проснуться от такого сна опять в слезах, натянуты как струны провода им нет конца и нет у них истока. Вся жизнь из ниоткуда в никуда по ним скользит с бессмысленностью тока. Это сон и не будет он явью — между нами времен океан, не распета выкриками по нотам, не перезамечена по местам, с ними сброшу и тяжесть мук ложь, предательство, просто обман, шагали годы, сединой вздыхая, вонзая в сердце сотни острых жал.


Я отдам все плохое дождю

Коль моя Джульетта — за глухой стеною? Меня ты слышишь из небытия?  За то она и спит, но ненадолго и скоро прежней станет для меня, опускаемся в страх неизбежности,
и к таинственным жизни огням.… Пробьётся там и тут по сроку — пламя и к звёздам устремишь печальный взгляд. В камнепаде гранатовом, в гареме через край, и катается жизнь на таких вот, некрепких, плечах, и — убивай, всё ненужное рви, ломай, я стремился домой через смерть километры и страх. Позади одни сияющие вершины впереди темно, и кто-то играет блюз, охоту закончили, вещи собрали, залили водой остатки костра, но ты просто об этом не думай, веришь, пройдёт — невостребованное «люблю»? Три времени года: ясное лето, щедрая осень и верная утру весна. Срисовывай плеч её случайную наготу, холмики и перелески, в сочных весенних цветах, меня донимают и в бегство пуститься влекут, Уходи! мне уже непонятна твоя красота.
Из несбывшейся мечты возникает подобие фраз, нет, не возраст терзает меня скорее усталость, депрессия, страх, и сколько б ни было там впереди красивых глаз, ну а где то волна бьётся мимо людей в янтарях. Улыбаться себе, вспоминая совсем невзначай, смотри — люди плывут по внутренним городам, все безымянные канули нынче за край.



И не было края бездумным словам

Будто точно небесный пастух погоняет овечек домой, что мне чужие тревоги, когда жизнь моя протекает в дожде сентября, а пред взором какой-то венок… и зачем он лежит над тобой? Лишь ты обнимаешь, целуешь, утешая меня. Когда каждый считает, что ты из путей выбрал самый простой — мне всё равно, уже ведь поздно, но я, же верил в тебя! Смерть товарная лбом ледяным упирается в лоб ледяной, не жду в ответ с любовью взгляда, в лицо, тебе бросая взгляд:
Из могилы пошли им привет старомодно чеканной строкой, я всё спою, правду о жизни, о душе, о боли, мучавшей меня! Взмоет душа моя яркими брызгами вверх и стечёт вниз солёной слезой, в свои сорок два никак не остыну, это моя колея? Я отдам всё плохое дождю, что блуждает, по окнам звеня, от песка… иль от дыма… сгорает судьба на глазах у меня, это время, когда языки вырываются пламени из огня, я в чужих городах растворюсь навсегда тебя всем сердцем любя.



Воспоминания вслух

Миг остановки дыханий… ракурс прицела… и замерло — под ребром — она застывает в полушаге от офиса, переводит дыханье с трудом — Неожиданно, безо всяких движений блюдца, послышался голос, голос прокашлялся и нараспев объявил: Алексей тоже достал фотографию своей жены и дочек, насмотрелся, вздохнул, снова цигаркой задымил. Подъёзжая, к станции с меня слетела, шляпа, призвав стихии мирозданья, Христа, и на пределе сил — потоком импульсов, сознанием страдальцу раны излечил. Изнеженные птицы, сделав круг над золотыми куполами церковной звонницы, улетели на юг, поведя крылом, Ветру известны сотни моих агоний, он потому и носит меня в ладонях — просто обнимет, ласково и молчит,… Я тебя сберегу, ты мне должна помочь дай хоть мало согреться огнём.… Только я тебе, милая, вот что на это скажу: мне наплевать на учёных, я просто тебе напишу, я отвечу без страха: «наверное,… возможно… да! да, я любил тебя и сейчас люблю! больше жизни люблю!» Назревает гроза, слышу её приближение: «Пиратка! я тебя сотни лет дожидался и теперь уж не отпущу», я сегодня хочу танцевать для тебя, твоё сердце бьётся в ритме, виртуозный рождая вальс, твои губы — медовый блюз. Но сумеешь ли выдержать мой эротичный набор? я сегодня приду к тебе незнакомцем, безумцем с любовной страстью. Я нашёл тебя, ты моё солнце» Любовь это страсть и спокойствие, и рай земной, ты больше не ляжешь ни под единой строкою сегодня, под этим апломбом прощаюсь с тобою, беспокойно спешит песочное время хозяин добра, разорившейся сноб. Мы его не забудем, и снова резвится дитя мой сын, он останется принцем, он будет нам сниться порою. В ярко-красном холщовом пальто воеводы заберу его в дом к себе на сезон холодов, Ведь тогда не придётся, держать за ошибки ответ знаешь, так нелегко расставаться с хрустальной мечтою. Уходят на дно льдины, разверзая глубины, управляя судами, становятся водой, так же как и наша жизнь…. Давно я позабыл, что такое любовь, что такое спокойствие, рай земной, пока причмокивал, камлал, во сне любя жену, на поруганье отдал невинный свой мир. Про нужность прощенья врага и как жизнь становится дорога, когда часы уходящие полночь пробьют, лишь одну тебя вижу — на тебя я смотрю, всех цветов ты прекрасней, и, конечно же, сорву я этот цветок прежде опять уйти в поход. Взлетает волшебника шляпа, сиренево — блекла у всех телефоны, а в детство звонить не дают, не надейся на гены божеств, спиритов и столоверчение — красоты стиля солгут, это не ложь это не сон это сердец стук две юных души звучат в унисон песню любви поют! И о том, что наступит и эта внезапная осень покружат над лесами, над озером тихо замрут, а кроны, листья, стволы, корни, дни ноября — все года поставляют в столетие лун, и зовут: попадёшь в холодное небо, прячущее то ли осень, то ли весну. Осень пьёт меня, растворяет, мешает с пеплом с тем, который в воздухе, если сожгли листву, ничто не в силах изменить твоей судьбы пусть жизнь твоя напоминает череду, никогда не поздно всё начинать сначала, только если ты ещё не пришёл к концу. Сегодня падал снег, роняя слёзы, с прогретых, мокрых, на жилищах — крыш. Ветром в спину, врываясь к нам в окна, ломая нам двери припадками сквозняков, опутал, город Гольфстрим аллей без единого плеска солёный голый торс потная рубашка на полу. Не высохшие лужи от дождя ведёт, меня в ночь куда-то лесом чёрный камень мой внешний вид истрёпан судьбой. Никого не жду вот уж десять лет, там босая тьма на моих глазах кто жив мечтами, тот преподобен, теряясь в омуте чертовщин, потом выйду и буду валяться в земле, чтоб перебить запах, не люблю сочетания белого и каких-нибудь георгин. Вычеркнув настоящее, выкинув бесполезное, движется в неизвестности, движется по мосту. И как всегда я про разлуку я не кому не говорю и что я говорю!!! Решил, больше никогда не буду указывать координаты вдохновенья, все кому нужно, все поймут.




И биржа вяжет новенькие снасти

Хорошо, что судьба допускает порой отступленья от правил движенья теней, розовых линий движения, среди жемчужин в пещере ласковых ощущений, смыли горечью, ненастные дожди… смыли все былые наши встречи, долго блуждаю ночным беспокойством в грозном могуществе не совпадений. Под вековечным парусом Любви! В стране страстей я постоянный житель, как высоко ты душу бренную вознёс! Мой милый друг, безумный искуситель, великий царь расставит по местам, как ложь сильна, но мы её обитель, им бы оставили то море, что в дар им дал когда-то спаситель.

Буйное сердце молчи, в серебристых ветвях мы одни,
Тошно демон неба уже заходит в пологом пике,
Мои птицы давно не щебечут, они безъязыки,
Сладкие стоны, удары по судьбе, пьяные крики.

Лишь зеркальная гладь отражает в зрачках звериные блики,
Как птица крыла тянет вверх, захлебнувшись в крике,
Ненасытной фрезою врезается, вдаль горизонта,
Может, вместо иконы там радостно пользуют лики.

Мы тайной прикованы к их обжигающей власти, —
В странах мирных и ясных, где нет ни ветров, ни страстей,
Мы с тобой никогда не мечтали о власти,
И биржа вяжет новенькие снасти.

Ну да, ты безумный Геймер, пришедший в себя случайно,
Тебе, Ахилл, героем быть по масти,
Нет никакого бюджета, и он не попилен тайно,
И знай: у тебя надо мной нет власти.



Но как прежде ночью нам не спится

Любви нашей осколки я собираю, сохраняю на века в ларце, взбаламутятся сны и химеры, как клубок потревоженных змей, а ты смеёшься как борзая декадентка, предчувствуя адюльтер, и я совсем не понял, ни взгляда и не нежности твоей. Ведь только ты — моя отрада ведь о тебе я брежу во тьме ночей, и распахну, я окна навстречу ветрам я не приемлю, время оно теперь мне враг, как долго продлятся душевные муки во благо бессмертных идей, покажи мне свой город, свой загадочный сон, еженощный кошмар и мираж. Желание рвётся и ввысь парит, срываясь на стон… ломается в искажении лучей, всё не просто любовь, это всепоглощающая страсть с которой не справится мне, правдой, отравляющей самую суть, исцеляющей где-то на глубине, я воспарю, как ангелы ручные парят в час утренний в той райской стороне. Любимая открой, своё сердечко будут петь тебе, соловьи, в дуэте встречая рассвет, за этим окном простирается новая вечность, она раскрывает объятья. И радостно ждёт и в эту секунду является солнце, в лазури золотой восходит небосвод, странность в том, что мне никогда еще не было так хорошо просто быть с тобой, а я слова тебе летящие дарю, мы встретимся с тобой, когда пройдёт мороз, Утону — со всей неизбежностью — и осадой — жизни — земной! Это смысл и радость, это крест и грех моя ярость растает с первой звездой, но это будет там, на небе, где наслаждаться будем вместе вселенной красотой. Корнями осенних садов и цветами зимы; на коралле солнца, на саранче облаков, шепчутся листья с иголками хвои, словно боясь потревожить птенцов, хлопьями сыплется снег, вниз «роняется», вьюгой кружится, укрывая листву, я понимаю, что шедевр сегодня не выйдет, ночь желает нам приятных снов. Остановлено время, слушать мы будем над заснеженным полем зимнего ветра игру, осень листву, наземь стряхнула и бушует среди серных стволов, эта осень будет солнечной, будет нежной — сочным яблоком лежать в золотом меду, И вот солнце с края земли опускается вниз, задевая о склон. Обжигает, душу свежим ветерком рудник на пригорке спит, укрытый мглой, дни, как подкинутая монета, в руку ложатся не той стороной, будто верная дружба умножит, мне силы по чужим городам одиноко брожу, И не чувствовать боли, что в ребрах застряла — не умею и честно сказать не хочу. Облака рваными клочьями расползаются у меня над головой, я как птица сквозь небо парю в облаках мне утонуть суждено в изумрудных глазах, на небосводе звёздочкой мерцая,… быть может, встретимся ещё с тобой, потому что, в солнце я — несносный! а в кружение листвы, ещё и…, озорной. Но как прежде ночью нам не спится, к нам вернулась, юность с сединой, но не переделать, сколько не пытаться природа тебя, не обделила красотой, всегда всё принимаю за новую сказку! я чист пред тобою своим телом, и душой, и всегда цветами убранное наше ложе ах, как целовались мы с тобой! Мчаться кони в утренней заре, мчит в карете странник неземной, рисуя в тумане Невы панорамы, пусть осень неслышно крадётся листвой, осень в городе, по улицам гуляет полусонный ветерок, боясь нарушить философский монолог, мы ни на час, ни на миг не сможем, расстаться будем, рядом сидеть, вдыхая тепло. Мне показалось однажды, что появилась мечта, где смешались и белая, и чёрная полоса, и голос её зачарованный, в миг бесконечности — расплавит и выжмет последний стон твой. Умчали, ангелы тебя на белых конях… засыпай, на моих руках, улетая в мир дивных снов, а из чистого неба прольётся стремительный луч, окатив белоснежное царство осколков зеркал.


Интриганы плетут паутины вокруг нас по ночам

Но о том, чтобы тебя любил тот, кто дорог тебе мы — не одно целое, мы — половины, разные, как рассвет и закат. И это всё, глотая слёзы, бедняжка Лиз облокотилась на стенку, без чувства сползая вниз, и, отчаянно-страстная, она пойдёт куда угодно за тем, кто пронесёт её на руках, На синей ветке меня прижала к двери реальность, а я уверен, что оставил её в слезах. Я под дозой безумства свой покой находил и, купаясь в разврате, утопая в грехах, Тишина листьев шорох, как звуки Шопена горсть земли на ладони — как пластилин, И на грабли наступление, обещает отступление, отступление в слезах. Всё равно мы — врозь и сколько не гарцуй у меня лишь час, — запас не так велик. Ты смотришь через окно на вечернее небо и ждёшь, когда в доме затихнет и погаснет камин, Воздух будто пропитан дыханием слёз серых улиц нахмурены редкие брови продрогла, Заливают дождём мизансцены своих афиш… и на скатерть небес снова лепится жёлтая луна, Нараспашку ветер, пронизывает током насквозь на меридиане твоих глаз. И мне бы записать многоточием прямо в вечность сплетения взглядов, ладоней, и распущенных волос, а я усну в твоей фантазии сейчас, на тёплом пледе, в отраженьях твоих глаз. Хочу услышать тела твоего тончайший аромат и нежностью кусать сосцов набухших виноград, А я слышу, только привычный колючий стук… входи, моя осень, размыв акварель стекла. Ответ: «да!» — это ситуация взгляда… это произошло так… жаркое лето город Москва курский вокзал, поцелуем в тумане, незаметно в Москве в свете фар, отражаясь, светотени плели, — я хочу тебя, моя милая… как можно выразить про чувства на словах. И аукнется, — забытое былое, когда удача отвернётся, без причин в дожде печали и в ненастных днях, а потом о тебе сочинят немало пустых небылиц и уже не вернутся обратно, словно в плаванье долгом на краткий привал. Ночь прошлась, холодна и сурова, загуляла нетрезвая вьюга, расплясалась по мёртвым снегам, интриганы плетут паутины вокруг нас по ночам, ореолом свечей отражался огонь в глазах, так странно пахнет от воды — тимьян и розмарин… — Лиз моя, далёко до беды, то всё хандра и сплин! На границе безвременья трудно порою постичь нереальность и несовпаденье орбит. Так одиноко, так стыло, звенит печаль, перепутав фасады с убогой изнанкой на коломенском острове в доме — ампир. Я в окне наблюдаю, как по небу тучи плывут, и меняется пейзаж в плотной пелене, словно на ощупь, вот… осенние серые дни как то уже надоели, под ногами везде грязь целую неделю, идут дожди.… И с ветром в холодный ноябрь улетаем от чтения скверных стихов с грустью в глазах. Избит, за творчество своё в небесной нише, как дождь стучится в стёкла, бьётся в крыши шумом, гулом в камыши. Душа избита цинизмом в полной мере долго бежал, но небо оказалось в другой стороне, где жёлтых людей превозносят лесные звери, Под обессилившим небосводом не уцелеть, а там где берег твоей печали, где верность фраз, Сколько стоит несказанное, тёплое слово, утонувшее в потоке ненужных, обыденных фраз? Милая моя ненаглядная краса атласного волоса до пояса распусти наряд ты моё огромное родное беспокойство. Вновь грущу я, хоть и встреча наша близка ожиданье моё нетерпеливо, по всей земле ведёт меня твой в кромешной мгле очей прекрасных свет, и в наступившей тишине чувствую запах, твой он потерялся в звёздах, планетах, да и речи сейчас далеки от златых высот.… Сияли, руны и волшебные слова бредёт, бредёт за мною сердца жёлтого дня и как осенью, надомною листья кружат и летят.


Я хочу опять в тебя влюбиться

С осколками небес рушились воздуха замки цветные, слетала с их стен на снега позолота, места там очень живописные, но очень дикие леса, и не проходимые болота, любо! дышится покоем, и душа чиста, полна переливами соцветий, от которых рождена, окунусь, не дыша, и… ноябрь позабуду, и вернётся ко мне ощущенье полёта. Зато Нева мерцает, словно сталь громадою средь северных шатров, я хочу опять в тебя влюбиться! расскажи мне сны белых облаков, пойдём со мной, по ступеням из снов на восток, в странную сказку странных дорог…. Над молчанием спящих селений, огнями больших городов. Падает снег пушистый, за окошком весело снегирь поёт, холодный стеклянный, грядущий покой города остывают, закутавшись в ворох реклам. Пронзённая иглой душа, лукавый отблеск на стекле я помню хрупкий стебелёк последнего цветка, Невыносимо было, а теперь мир будто бы стал, другим меня не нужно ждать это я тебя всегда так ждал, искра твоей любви во мне живёт, всё нагрето лучами медового цвета,… а ветер поёт и поёт, и поёт. Вытру пыль с фотокарточки, где мы откровенно пьяны от любви, и влюблённость до чёртиков скачет в счастливых зрачках, когда-нибудь, в других мирах, мы за руки возьмёмся дружно, и любовь нам улыбнётся вся в цветах, скоро зима, белый снег и его сияние разноцветное, рассеется по прекраснейшей белизне.… Образуя узоры, которые можно сверить, находясь в темной зале с ненастным пятном на окне. Волны тихо теплоходам плещут, в ржавые бока… долгожданный вольный ветер расшалился, налетел ни спроста, полетим с тобою, пробиваясь сквозь тысячи звёзд, туда, где кто-то в дивных мирах красоту нежной лирой воспел. В свинцовых тучах небо и в липучей слякоти земля, но светит нам, словно лампадкой в темноте, Кто бывал на краю, ценность каждого мига познает, возвращаясь к истокам, я сейчас говорю о тебе. Лишь меняются сутки, в спокойном круженье планет, оплывая меж пальцев мелодией календарей, где-то веет теплый ветер, сыплет мягкий белый снег, проступает любовь алым цветом по ранней весне. Тебя осыплю сладостью слов желанных, я буду за руку тебя держать, по ладони гладить я, глядя, тебе в глаза буду говорить, как люблю тебя, в сердце — моём — простой иероглиф любви… я теперь уже твердо знаю с кем, зачем и куда мне идти.


И снова с треском рвутся нити

Сегодня вспоминал, ты не поверишь нашу встречу стеснительно несмелый первый поцелуй, Жду ответа, когда ты мне наберёшь? я без света твоих глаз, моих грёз… ожиданье томит, я в бреду не могу без тебя, я люблю. Нас «завтра» ещё не волнует, пока не ушёл караван, по небу скользящие звёзды блуждают, спускаясь к нам вниз, в крепких объятиях, в самой родной зиме нежность везде, не прося ничего взамен в тонких запястьях и нежных сердец. Сильно огорченный, иду по краю поля и размышляю вслух: но что делать, когда полагал, что ты скользишь белой лебедью, в очередной раз войдёшь в адский, но сладкий круг я болею истеричным бесчувствием ко всему, угостил, надкусила и горько, и любви разорвалась струна. Заполняют пустоту новые смыслы, иными людьми и стоит целый мир не больше, чем легкий взмах твоей руки, В твоей стране вселенская дыра, всё вперемешку — боль и благодать как находить, не ведая утрат. Листает кадры беспокойный мозг: в исподнем завтрак в шорохах возни, а я рисую поезд, летящий, навстречу убегающей любви рисую, в мыслях камские огни. За этим окном простирается новая вечность, она раскрывает объятья и радостно ждёт, я прошу для тебя огня, чтобы сердце согреть, я прошу, чтоб на все твои письма пришёл ответ, очередной февраль летит к развязке, а значит, прошлый не последним был, а значит, я напрашиваюсь на взаимность. Ты для меня — навсегда — золотая отрада, богатая душевным благом и теплом благодарю и воспеваю яркость лучей твоих! Пусть нам не будет тяжёлой дороги: все дурные знаменья зарниц, сны, предвестья, слепые тревоги, перекрестье не взятых границ.… Две печати сняты, осталось пять, рыжий конь гарцует у райских врат на пересечении всех искаженных зеркал, холодное ночное небо Ангелы раскрутят каруселью и в этой неравной схватке, затяжном поединке никто не напишет, большой эпилог. Однажды всё закончится, будет ветер, будет гроза: потоками дождя размоет склоны, и моё тело возьмёт река в водоворот, все мы люди, не боги, и смерти боимся несказанно, снаружи мы будто из стали, а на душе всё та же тоска. Я научился больше помнить о нас, а было ль наяву: сплетенье ласковых молчаний, коварство снов, любовь — это мысли, мысли о том, кем живёшь и дышишь мысли сладкие от них так больно, когда счастье не возможно. Горячая моя, лиловая, весёлая, унылая, милая и немилая, — кем ты тогда была? Жизнь нас делила на ноль, но я всегда сомневался, что любви исчерпаем запас, руки опускались все ниже и ниже, поцелуи выжигали горячие дорожки на наших телах.… Вновь спешит разыграться предсвадебный пух тополей, разогретый асфальт и чадящий автобусный запах, пойми, нет смысла, но есть дорога пойми, нет счастья, но есть удача, а привычка — почти уже смерть свежесть чувств сохранить — задача. И снова с треском рвутся нити, и снова грань ко мне близка, и пишет на листке «простите…» чужая — но моя! — рука.… Всё, что было и будет — известно, и исчезло давно без следа, догорев в этой сумеречной бездне, наша родная звезда. Океан эмоций внутри меня такое впечатление, что я под гипнозом! я смотрю на тебя, но «картинка» не движется, замерла, я знаю, многими нас движет, и каждый может быть и прав, но, то, что нам сейчас дороже это миг он сладок, пока в небе горит родная наша любви звезда.


Миража метраж был нескончаем

Мамаева гора Каменское городище столица скифов, что-то всё чаще мне кречет напоминает грифа, в мой закрытый атолл из колючих коралловых рифов.… Где в порту моряки умирали от тифа. Впрочем, с этого средоточия всех помыслов ещё не сняли грифа, и в груди завывает громче, чем ветер уж позади и раскалённых будней череда, и поглядит без сожалений кому в глаза немой туман? Если видится мир как цветной монитор, где: удача, надежда, подарки с плеча. И привязанности крепкой будто гранит наше поле с тобою — семейный очаг, ты поцелуй меня, милая, поцелуй! утро лиловою дымкою гонит мрак, от забытых пределов небесных миров нам доносится ангелов стройный хорал, мне на вены ложилась, сталь слепого клинка я от боли терялся, я от злости кричал. Покой души, и тела возрождение горит свеча, даруя полумрак, примеряя одежды скорбей и утрат, не спешим на последний земной карнавал, воды рек вот-вот обратятся вспять, и на землю рухнут огонь и град, мир таким стал непохожим для нас сейчас и это совсем не мираж. Не будет чести меж светил, когда один глупец войдёт в мой храм, ты никогда не узнаешь, как постепенно мир для меня исчезал, и опять вокруг нас разыгрывается, безжалостная игра, в делах амурных рвался напролом — вот началось — несчастий полоса. Миража метраж был нескончаем, в проблесках сознанья мне виделся уже судьбы кураж, под обессилившим небосводом не уцелеть, а там где берег твоей печали, где верность фраз, где та грань, за которой искать тебя? настоящей!» — поищу средь лесов и дубрав. Этим торжеством небесным лишь насладишься! суровый, такой далекий, но родной мой край.



И в событьях суетных я не потерялся

Мёрзлый вопрос, что тянулся, от века до века я хочу, оказаться на полюсе рядом с тобой, я никуда от тебя, милая моя, не исчезну я закрою тебя от порывов сильных ветров. А время-то, время-то, вовсе не лечит? весна ступала беззвучно, воздушно, легко. Небо раскрасила, ночи заполнила, снами краешек солнца раскрасит, она в нимб золотой. Гудят трактора на сонных пашнях, кромсая землю цвета эбонит прогрессом, отдаляя день, вчерашний рычал в забоях скальный аммонит. Конторы, банки, за проценты драка, живому не уйти из «пирамид» и в курсе курса — каждая собака, и каждый фискалить норовит. Имея превосходный аппетит, не молится Евтерпе и Минерве, его на написание шедевры лишь содранная кожа вдохновит. Удача даётся не всем, а отважным, а вещи, удобства они впереди, когда порой недостаёт отваги, когда ни зла, ни боли не забыть, хочу провалиться сквозь землю, и сгинуть вот нерв над судьбой как верёвка висит, я сам всё сумею, страдая от боли, закон превзойду из моральной стези. Это мои сиюминутные чувственные образы, кто не близко, тот, не поймёт, просто забудьте и закройте, окно дует… и без обид. В автобусе, толкаешься, с ворчливым народом и каждый закрыться в себе норовит, жарким июнем, словно река, ржавые капли текут, с потолка рядом на корточках девочка спит, лёгкая курточка сифилис и СПИД. Преступная нежность безумных мгновений, украденной песни короткий мотив, в омут ныряешь с буйной головою, и сама того ни зная, как дальше жить, Не скрывая, идёшь по жизни грехов своих, и всё же ей трудно прошлое забыть, Бог, дай мне душевного покоя, принимать то, что я не могу изменить. И давит могучим телом, звёздное небо готово всё в пыль дробить, вдохну вожделенно целостность жизни всем чертям назло в одиночестве, жизни тонкая, эфемерная, обрывается жалкая нить, и в конечном итоге ты выберешь город, который привяжет к себе. Там в одиночестве смоталось в клубок обид моё счастье в нить, К мирским благам не привыкаю, им я не восхищаюсь, ведь мне не виден свет. Бьёт под дых тишина, и летит сквозь меня неуёмной печалью в рассвет, задыхаясь от чувств, во всё горло кричу, но, ни звука не слышу в ответ. И пусть мы все живём под таким же небом, а в небо улетают наши души как огни, всё так быстро — даже не зареветь, не догнать, не взвыть и не крикнуть вслед. Мы строим планы, только плещет, волна по граниту длинные мили исходим, расчётливо смотрим на жизнь, но однажды всё забудется, и я всё прощу тебе, выдавливая ревность изо всех сил. И в событьях суетных я не потерялся, и злобу — ненависть в свет солнца превратил? Я ни чем уже не связан материально я переулка не вижу, где ждут, терпеливо полтысячи крыл, разорву эту связь, что калечит духовно, кину миру под ноги эту осень, дождёй, добро и жизнь, почти вслепую, проходят мимо — не забыл, но счастлив тем, что в родную Россию веру сохранил.



В конце тоннеля вижу свет

Закрываю глаза… как изменчиво время, круг замкнётся, знакомлюсь с одиночеством один,
заставляют глаза на мгновенье ослепнуть, небо августа звёздами чертит штрихи, неизбывной из сердца печали, уносятся к небу звуки, и звучит мотив, всё это до поры и в прахе тленном, а небо это вечность и покой. Хранитель земли и лесов беспредельных, сурово на рейде молчат корабли, засверкают алмазные искры веселой и чистой эльфийской любви, я в неоновый рассвет встану на край золотистого облака, чтоб в безмолвии снять всех течений реки, и вольное тело своё обрести. На сцене лунно-голубой не жажду воздаяния по вере, живу, дышу, люблю, я не одинок. Кроны, листья, стволы, корни, дни ноября, все года поставляют в столетие лун, и зовут. Будто сами грачи, обреченные верить в антарктический смог, за серость вымокшей округи, за грязь просёлочных дорог, ночь укроет нас дымчатым флёром, а потом день пройдёт в суете, между нами не годы — века, разделяет нас времени мутный поток. А я ухожу, что бы заново жить, и будет мне прощён мой грех кровавый, в конце тоннеля вижу свет, зыбкий скользящий свет,
Призрачный чёрный свет в тоннели жуткой ночи.



Только суть остаётся всегда неизменной

Запретная страсть, робкой неги томленье и рок, чей так нрав одичалый строптив, фальшивый пафос поздних эпитафий нам останется, последнее прости, любви вкус терпко — пряный, как анис… как вырваться из липких паутин, но с тобой было хорошо, как не крути, и тебе хорошо, но ты решила уйти. И я в этой сонной геометрии выпутаться пытаюсь из приворотных паутин,
я сам всё сумею, страдая от боли, закон превзойду из моральной стези, а был ли тот
потусторонний взгляд из не написанных картин.…  Пленился б тобою без мер, без оглядки, делил бы беспечно с тобой куражи. За окном сгусток парчовой осенней ночи, вижу, как осень рисует тебя с натуры, в воздухе пахло яблоками, и стаял тончайший аромат свежей мяты, тонким едва осязаемым ароматом наполнен домашний уют; кресло, свеча, камин, и преступная нежность безумных мгновений, разорву эту связь, что калечит духовно. Я перечислю, что я делал в этой жизни, как некий план, для представления другим, печальна жизнь в мечтаниях, исканьях, про жертвенность мы часто говорим, это время очнуться от снов и иллюзий, помолчать и впустить в себя солнца лучи, ну а потом, когда любимые уходят, мы что угодно за любимых отдадим.
Кидало сверху вниз и жгло, как в преисподней, казалось, боливар не вынесет двоих, мой корабль плывёт, накреняя борта — сквозь ветра и обломки штурмующих льдин, а ты там на своём конце земли прочитаешь, подумаешь — странная ну, такая — прости, только суть остаётся всегда неизменной, от чего же тоска, или страхи твои.




Не скрою по жизни своих я грехов

Когда растают в одночасье льдины, и слово Вечность! Станет вновь водой, пробьётся свет звезды среди ветвей, единению, наполняющему постепенно, как ручьями растёт поток, что я смотрел без боли на распятье, помочь старался тем, кто сам хотел. Брызг, и ударных девятого вала, звучит просоленный интернационал, ты зачем-то играешь, на контроктаве так не удивляйся, что вышел адским этюд, когда на миг, когда и в смертный час тот серый человечек без потуг, Кажется наброском на полях тетради улица, аптека и фонарь кривой.… И стоят деревья, как глухие шельмы, лишь кивая ветру рыжей головой, разрешит, как по щенячьи приласкаться, обойти попробуй тихо стороной. А ведь могла сама себе отдаться, гораздо лучше в тишине ночной, Бог-весть, что эта девочка творит… освободясь от всяческих обид. В автобус, толкается с ворчливым народом, и каждый закрыться в себе норовит, Кто мир её придал распятью на ложе похоти в плену у липких паутин? И некого послать за экипажем… на улицах кривых не видно суеты, резинка от трусов нашла родственников — жвачку и презерватив. Потом — призыв, но это к марту ближе ах, осень, не сгорай! гори, гори!.. — в эти вздорные чёрные очи я вернусь, чтоб из них не уйти! Твоё имя на шее моей отпечатано следом укусов тугих, красные в крапинку жёлтые линзы не закроют душевной тоски. Лунный свет сплетёт, новую нить и возможно ты подаришь другому желанья свои, Как, эта пышная грудь зажата в тиски? я мигом избавлю её от тоски. Не скрою по жизни своих я грехов, меня научили, я не шепот, я — крик, порваны кеды, забрызганы джинсы, боль пулеметная давит в виски.



И нам ли вновь отмаливать грехи

Над озёрной замёрзшею гладью синицы мелькают, ловя воздух холодной зимы, во льду замёрзшей воде отражаясь, сияют в лучах ноябрьского света, меж снежных двориков свой ищу силуэт, иду проулками, что еле различимы, в вечность мгновенья вскрытого жемчугом лотоса, в заводь рассвета. Я прошу тебя, слышишь, я очень прошу, понапрасну меня не тревожь, не звони, не пиши, я хочу белым пеплом развеять все сожжённые жизнью страницы, трагичность в голосе, ах как ты благородна, какая музыка из уст твоих звучит, пойми, что поэты долго любить не умеют, они живут как птицы! И снегом, который всё летел с небес, и снег, такой же молчаливый,
на перепутьях и развилках ста дорог сбиваются созвучные мотивы, светит серебряным светом луна, словно алмаз в диадеме царицы, но стрелы мои ещё затмят небеса и принесут победу.
Налью в бокал, добавляя душицу гвоздику мускатный орех две крупицы, и нам ли вновь отмаливать грехи за смятые истории страницы? Любовь с весною так похожи, в шампанском солнечного света, Там, где поют соловьи в терновнике, сон слепил мёдом, твои ресницы.



А я слышу только привычный колючий стук

До тебя, любовь, долететь для полёта мне не хватает крыл, и в ночь ушла тихонько ты, исчезая в готическом мраке, и трелями птиц о любви нам поют, костры за рекою, а в небе горит звезда…
А я усну в твоей фантазии сейчас, на тёплом пледе, в отраженьях твоих глаз, и нежно упадёт заря на лазурный чёлн райская тишина. И ничего не предвещало здесь беды и этот голос у подножья скал, ты замираешь в моих ладонях, и бьётся сердце трепетно твоё в моих руках, приглушённо стелется вечерний свет, седина домов в оконных мотыльках. От забытых пределов небесных миров нам доносится ангелов стройный хорал, в тёмном небе опять загорится звезда, ароматы любви захлестнут вновь меня, и уже не вернутся обратно, словно в плаванье долгом на краткий привал, и висит и висит, в небе сизая хмарь всю природу вокруг городов истребляя. От стыда, обиды и позора… где небес прозрачней синева, запело солнце гимном вечным, пророчеством горит звезда, и кривые треснули, зеркала… амальгамным блеском падет тоска, Не хочу тебя я видеть в дожде печали, и в ненастных днях. Кричу о том, как сильно, я тебя люблю!.. твои слова я перечитывал,… читал.… Горит душа, но не видимо пламя любви тому, кто не малое искал, на строки о тебе я сердце изводил, я чернил для пера покупать не уставал, в строках моих звёзд далёких отраженье и вязь тугая в жемчугах. Поезда бегут — их колёса грохочут и меня вагон куда-то по рельсам уносит, а я слышу только привычный колючий стук, входи, моя осень, размыв акварель стекла, грустно машет рукой, уходящее в прошлое лето, его огонь уже давно погас, и фантомной болью отразилась кривая линия рассвета, в зеркальном мире моих глаз.



Смятение души моей успокой

Я умоляю, не гаси звезду, и путь во тьму искать не смей! По своей родной земле брожу и помню, тот я пыл и гнев, и мне так душен светлый день, но ночь страшит куда сильней, псы воют, ночью при луне в душе тревога и как муть свет зияет, фонарей. Смятение души моей успокой, прикоснись в предутренней мгле, мы так держались неба и корней, и сражались стократ сильней,
Хрипя от астматической хворобы, под тяжестью больных и вздутых чрев, Я теперь знаю, как выглядит счастье — мама, встречающая у дверей.… В муках, обрывки продрогших сонат дым от костров плывёт над зарёй, мы вспоминали как шумно летом, у костра прозрачных ночей,
мутнеет взгляд сквозь порванные веки, услышит ли мои мольбы творец? И в призрачном дыхании тумана мне распахнётся мир далеких грёз.… И возложу всю боль себе на плечи, я сберегу небесный ангельский покой, потому что, в солнце я — несносный! а в кружениях листвы, ещё и…, озорной. Лишь любовь к просветлению дух приведёт, лёд сомнений растает в ладонях твоих,
и вновь тенистая аллея, и всюду грешный поворот словно сбился я с пути. Обитель туманов, дождей и ветров, имперская роскошь и бедные люди, где ты и властитель, и бедный феллах, молящий всевышнего не о причуде, росчерком веток всё небо расчерчено вот ещё вечер добавился к вечности, кому нужно твоё молчание? кто будет беречь меня от глухой тоски?



Как прекрасны на Руси просторы

Как прекрасны на Руси просторы вечерами здесь соловьи отдувают трель, а зори здесь тихие лишь в дубравах листья шелестят, здесь, будто бы, на гладь воды спустился нежно-розовый закат,
Там гулкие струны лучей неизвестных звучат. Каждый прожитый миг, обжигая печалью, как всё поздно приходит и прощенье и роль, здесь каждый вдох зимы мгновенье, и каждый выдох чья-то жизнь.
Наитие, жажда, ощущенье того, что в воздухе кружит, того, что можно лишь услышать, когда рассеется туман, и засияет солнце ярко, а небо синим, станет, в синем небе облака помарки, и город рвётся с голубого неба в низ. Ведь завтра снова будет чьё-то утро, асфальт поблёскивает строгостью сухой, Петербург чудесен своими местами вот старинный фасад и узоры оград,
развеселит любимый дворик, старый я выйду из подъезда в час ночной, звенит прохладой в дебрях дикой мяты, над колыбелью тихой и святой. Запад, юг и восток свои опции помнят, на наречии своём о мирах говорят, где в зеркалах хранятся искаженные черты, там, в памяти у нас горит закат. И в памяти тот день сейчас вернётся ещё сугробы снега тёмные лежат, и мир один, из разных видим, мы окон понятен даже стал Малевича квадрат.



Нежность

О! как вечера у нас блаженны! И звёздный небосвод над головой, я так тоскую — дорогая, весь в мыслях разных исходя, ты вышла на балкон и первый гром весны, и лепет листьев юный, и голос милый твой. Я плачу от любви, но мне экстаз неведом, нет, я своей души не разделю с тобой,
Нет, не согрели этих льдин огни рождественских свечей, чтоб чувства грели всякий раз, когда застанет дождь иль снег! Вдохновляя жизнь в сердце любовью! Кто умней? Кто сильней?
Два великих земных диссидента созерцают, мир в звездном ключе. Руки твоей коснулся, между прочим, потом был поцелуй, за ним другой, не ведая сомнений и унынья, обхватываю твою талию рукой, и я ласкал тебя не смело, и я любил тебя до слёз, нежность, спящую, теша под слоем душевным я дарил, тебе рассветы, звёзды и шёпот трав. Услышал тела твоего тончайший аромат и нежностью целовал грудь, набухшую твою, я узнал любовь сильную и верную, о которой все мечтают и ждут, И я люблю!.. Целуя тебя в нежные губы …безумно!.. Только тебя одну! Знаешь, как это — в глаза смотреть, тоннами альфа-частиц поглощать темноту.


Лунная полночь

Резкий ветер, пропахнувший, тиной темнота расплескалась рекой, таков круговорот воды в природе, дожди опять, потом, становиться рекой, Не скатиться совсем, не пропасть, может быть, я сумею в воде золотой, так, как ты этого хочешь так, как требует это время и гормонный прибой.
И обжигает касанье холодной руки ты моя боль, накрывающая волной, моя любовь, лёгкая тепла граница… всегда будет идти за тобой, я люблю тебя сильно, и ты меня сильно люби, весна, и мы целуемся в парке с тобой, лишь только свет — принадлежит всем этим, и только я зову тебя — «своей звездой». Лунная полночь вызовет с горла вой и обернётся сущностью без причин, долготою не отмеченный грот и давно промок рубахи сатин, и обжигает нёбо воздуха жаркий сплав, дышит в лицо, скалится хищно, рычит, как приливам, желаньям своим волновым только это цветочки, от ягод горчит. Я провалился в сон, какой-то вязкий, теряя связь с реальностью миров,
по лучам этой звезды мы погружаемся в бесконечности могучую суть, и стал вдруг последнею отрадой! Но прошлое нельзя назад вернуть, приходят, возвращаются, откуда? воспоминания и зазывают в путь. Травами гор газированный воздух, с терпким озоном сгущенный в грозу, скрип дощатых кибиток, и звоны цепей жизнь плеснула мне яду в битой посуде, тоскою я отравлен, как ядом прости меня за холод тишину, ткань времён с червоточиной, свет не в силах сорвать бесконечности тьму.



Чудесный сон

Мошенник-август, как последний козырь, сдаст сентябрю заявленный редут, за скрипом тайной двери, зло прижалось к бархану худосочному горбу, прибываю в раю постоянства, сокрушая мечтой пустоту, Цветные птицы бьются в чёрных флагах, цветные птицы бредят на грозу. У летнего сада роскошных дворцов облетит мишура, и снова птицы кружат перед нами, и снова там удача и покой, ты, июль — пахучая отрава в дикой пляске ветреных листов, после июльского солнце плавленья в столпотворении жизни людской. Тихо влезает бездонная осень в чувства слепые весенней порой, я почти расстался, с мечтой наделив бытие пустотой, и Господь меня, услышав, скажет, ищи себе путь другой, ты отпусти меня, время, в какой-нибудь век иной. По шатким и извилистым зеркальным отражениям миров, Чудесный сон я вижу наяву, здесь город улыбающихся снов, как скоротечно колдовство весны июнь-июль оплавлены жарой, А осень прорывается в любимый город разноцветной пеленой.


Вот и весь этой жизни итог

Мы гуляем, в желто-зелёном свете веря, в жизнь на других планетах, смотрим в окно на ночное зовущее небо, каким, однако, себя мы жертвуем богам, то ли слышится, то ли тревожит эта память меня до рассвета, поверь, она близка и всё возможно пускай судьба порою не легка.
Хлопьями сыплется снег, вниз «роняется», завывает вьюгой, и где-то в темноте за холмами волки воют взахлёб в полнолунье,  вот и весь этой жизни итог, но играть в эти игры опасно с душой,
жизнь точечными источниками света, идёт по вершине мира. Вернись, о Боже очень страшно мне на брошенной тобой земле, как к небесам, которые и опустились, здесь же — к людским ногам —
и костры полыхают свечами, освещая во мгле православные храмы, и теперь я сам себе храм и бордель,… и вечность и пустота…


Я не могу не верить в Бога

Мне бы в океан, где парит астероид любви, по орбите застывших небес я летал, ты стихия, что до поры до времени дремлет у подножия скал, и вот она, рядом сияет звезда… бродяги? В кустах? Ерунда… ерунда! Страх проникает в сердца глубину так холодно,… что кровь стучит в висках.
Будто жду, неведомо чего грянь же, гром! и молния — сверкай! Чёрно-белые тона свет и тень вот и новая фотография игра, опять купе и эта жуткая бессонница всё развеяла в прах, монотонный стук колёс и махорки крепкий запах.… И в пугающей бездне, ведомые властной судьбою, от него уже не скрыться он уж за моей спиною, у окна стою заворожённый звёзд мерцающих красою,
И навечно застрявший в нано — стальных временах. Под глазами круги и растресканных губ белизна, жизнь прожил серьёзную, строгую, не о себе я пёкся по ночам, и только лишь на крайности космическая стынь, была обречена, Будя, воображение ума… там узкая тропинка шла с холма. Я не могу не верить в Бога, он всем нам дарит чудеса, живу, а рядом пустота живу я памятью, а в жизни — беднота. Он видит бренность мироздания: зияет в душах нищета, Но не забуду, тот я миг, который мне дала упавшая звезда.



Как тихо независимые голуби над вечностью парят

Я решился написать тебе на обратной стороне этого листка, теперь я один ты одна мы не вмести, это самая плохая игра, свершить новоявленный подвиг для зрелой души не составит труда,
Во дворцы, где звучал приглушенный голос виолы впервые скрипка вошла. Желание рвётся и ввысь парит, срываясь на стон, ломается карандаш, ведущий к омертвению души, всё жизнь: любовь, и ревность, и тоска, и трелями птиц о любви нам поют, костры за рекою, а в небе звезда,
ты чудишься мне в дымке голубой, казалось мне давно, что мир наш рай. Ощущение волшебной сказки ночь пройдёт беспощадно скоро, воды рек вот-вот обратятся вспять, и на землю рухнут огонь и град, твой хрупкий мир в иллюзии любви, холодным блеском, нарядив свой взгляд,
как тихо независимые голуби над вечностью парят,… Что весна раскрасила и слила с нотой тоскливой песни соловьиной, люблю их трели гула, с суетой люблю стихи их, страсти и укора, и я готов опять, за поцелуй её плеча весь мир отдать, вдыхая её прелести озон изъять любовной лаской грусть из глаз.




Смятение души

Что гений, не оцененный толпой, пустынным склепом видит дом родной, поэзию пятнистых, болотистых строф, туманные башенки с огоньками слов, мои сны с тобой теперь помолвлены в них всё также тихо и темно, И что еще к слову, к словам мудрецов прислушиваются лишь отцы отцов. Вселенская даль и дальность боя, и прогорклость дня и прошедших эхо эпох, и каждый миг рождает новый вздох, еле передвигаться, понимать — это край, и потому твой день едва светлее ночи я — первым в ряду пойду долгой тропой, Ворвусь в багровеющий закат подальше от всех в холодную осень эпох. Эта незримая дивная сила, в облаке холода в которой кричит детский страх, мир изменял себя, переиначив, меняя на поступки жизни клад, К чему наносная печать забвенья? к чему неприемлемость громких фраз? Лёд на сердце растает и я никогда тяжелое слово, не буду нести за собой. Я падаю в небо, пройдя воем, блудливый путь роняю опечаленный взгляд, засмотрелся в зеркало, зеркало потемнело, треснуло, выпал квадрат, ответ мой вне привычности традиций — ведь каждый выбор свят, никто не виноват, в воде зелёной под смолёным днищем туда, в глубины устремлён мой взгляд. Пред смертным часом адом врат, воздух пахнет ладаном и грозой, вот и тень с чёрного хода мерзкой противной слякотью несёт от адских образов, когда заполнит лабиринт тебя предвечной темнотой в одно мгновенье, Всё отойдёт — тогда в одно мгновенье, и туманом зальётся твой мутный взгляд. Век не потушить, век мой скор ветер уносит меня на закат бегущей волны, пусть все мои слова наполнят твои мысли, накроют как бегущая волна в морской прибой. Так этот мир, покорно принявший у матушки земли славянской крови роды, Знай, мой друг, сколько ты не ной, никто не вспомнит о тебе,
пока не наступит вечный твой покой. Радуга в небе и в море прибой, колокол громко звенит предо мной, в волне отражаясь, играя с прибоем в ночи, когда город огнями богат, И кружится, над
невскою водою осенний блюз плывёт, по брегам, но молчат и березы, и ели, и далекие звезды молчат. Степная ширь полынный аромат, до неба, уходящего в пике, дарит рябина и в сердце веселье красные гроздья пожаром горят, покой души, и тела возрожденье горит свеча, даруя полумрак, смятение души и её благочестье, и муки ночные в сиянье лампад. Может быть, люди читают горе в том, если завтра была война, С которым тайна тайною была,… и прочитают мысли через взгляд.… Спеша разбить, молчаньем обещанья ментальный мир… как грань его тонка!
И только верой в бога взгляд горяч, а как же счастлив, лучшей из наград.


Глупые мысли рождаются снова

Начало женское и ласка первобытна, настойчивость прельщать — заложена в тебе, изгибы губ ласкаешь, лишь взглядом слегка касаясь нежно чуть дыша,… Я убит я понял, твоей шальной любовью на столе вино, за окном рассвет, на плече моём ты засыпала, погружаясь в мираж теплых снов. Квадратный стол не вертит блюдце, не заглянуть за грань миров, будто падая в глубину пропасти тайных не сказанных снов, я полюбил тебя за доброту души, за то, что счастьем — ты была тех дней, и будет, мне прощён мой грех пробился свет звезды среди ветвей.
Глупые мысли рождаются снова, с каждым возрожденьем сгорая в огне, взбаламутятся сны и химеры, как клубок потревоженных змей, что скроют нас как облако тумана иль, все-таки, рискнём любовь принять, посидеть с тобой вместе, поговорить, взять тебя за руку, и целовать.
И стан её, такой завидный, глазам моим себя открыл, и косы длинные по пояс, пшеничный цвет меня пленил, в ней раскосым почерком несмелым я стихи любимой посвятил, но потускнели и опали те цветы, что ей дарил…


Праведность жизни не стоит красивых фраз

И скажем мы спасибо всем богам, заучивая, фразы мудрецов… Мы читаем молитвы отчаянно, в тишине не слыша набат, и ты, как заложник со стокгольмским синдромом в полосующей нише ветров, и в страхе — не отдал ключи нам тот в тени от наглухо запёртых врат. И с закатом нетленным блеском надежды декорирует восток, здесь льют всегда дожди под луной жестоких богов, влечёт меня ледяное сердце, завёт истерзанной душой, меня к кресту решили пригвоздить, кому он нужен — мой закат? Плохо поставленная драма о смерти, пошлости и маленькой весне,
Смиренно познаём трёхмерную суть равновесия зла и добра, я жгу и без того сухие грёзы… я шлю пустые письма никуда, Я словно в стране опечаленных ив горечь, сплошь пустота и нищета.
Гляжу в бескрайние поля войны, кругом безбрежен горелый прах, мы шагаем вперёд, но путь наш безрадостен, потому что Иисус по-прежнему на кресте, Кричим о том, что тьма неодолима, и нет смысла в трёхтомном подборе фраз, праведность жизни не стоит красивых фраз, я сам без идеи мечтающий прах.


Здесь мы туристы на просторах отчизны

Мой призрачный вид не прибавит морщин, не оставит следов на висках, я иду и достигну вершин, даже если цель далека, обрету душу, снова стану собой вспомню магию нежности, ласковых слов,
В Альбиона туманности вплавь, по наитию, продвигаюсь на ощупь, не боясь ветров. Волны приняли битвой немилой запорожскою радою шли на покров, сделана запись всех хим. элементов тела в сферической системе координат, и род знаменитый и древний и чин привилегий не знающий здешних преград. Мне всё удавалось, всё делалось ладно к твоим бы ногам не один павший град. Прошедшим океан, оставшимся непобеждённым играем, с жизнью не ведая преград, Метафизика, химия — Боже, какая блажь! Мне ли думать о вечном, гореть в костре?
Слепцы устраивают моральную голгофу тем, кто пытается помочь им прозреть, кружит ветер, срываясь на пыльную бурю извлекая из дома судьбы людей. В голубых небесах наши души парят, этим торжеством небесным лишь насладимся, и чью-то тень повёз недремлющий Харон и падает звезда, отмолённая Богами, ставит космос задачи, он следит издалека, за развитием нашим — как живёт тут земля, здесь мы туристы на просторах отчизны нашей планете земля по милости Божьей. Где та грань, за которой искать тебя? настоящей!» — поищи средь лесов и дубрав, чтоб ангелы могли нам залечивать раны душ и хранить наших детей, миража метраж был, нескончаем в проблесках сознанья мне виделся уже судьбы кураж, Физиогномика — такая есть наука, искусство видеть лица всех людей.



Огонь свечи мог в пламя разгореться

Непокорная светская стать, преломляется небом упорно, и осень, рыжая старуха, о чём-то плачет за окном, словно хмурое небо и вправду грустит сентябрём, и то, что ты познал в начале, твоим же будет и концом. В генах память идёт по спирали, всё, что любим, храним, бережём, и огню придадут все любовные письма не вернувшихся с передовой, та же полусонная пустота, накрыла душу беспросветной тьмой, где сложно остаться, самим собой я бродил по улицам, сам не свой.
Беда! а до обрыва остался шаг война! уносит жизни других людей, мелет время жернова дней крупицы в горсти, островками кипрей, кипрей, Человеческий облик Бомарше сложен
и противоречив грязных дней, все улыбки плачем скрипки, сквозняками продирают мою душу до костей. Огонь свечи мог в пламя разгореться! Ты, не ища причудливых путей, Страдая от врагов своих — коварства, и от непонимания людей, лишний час ветру дан, чтоб знакомую тропку сделать чужой… ничьей, Её пройти, любовь, в душе храня, не подпуская ненависти, злости.
Тебе подарят сказочные дали, не будет больше серых скучных дней, фальшивое всё дальше уходит, бросаются лишь взгляды людей, да кто ж дух тленья не отринет, из смертных кто поспорить мог с судьбой, прозрачный звук пускай в порезах стынет, не руша совершенства моего покой.

Ни дам себя поставить на колени

И ярче невесомость тишины ещё усталость зимняя жива,  в волнующем томлении жажды встречи — блистает чудом сладкая мечта! Боги и люди, напившись вина, ищут победу, не зная, где тьма, если есть ад, то он в нашей душе, хочешь вернуться в рай, иди, но знай. Всё смолкнет, холод белый свет и пламенный знак, листопад твой двор украсил пышно, а в углу на киоте лампада горит, и вокруг пустота, пустота оглушительна. Пока ясное небо смотрит сверху, приветливое и голубое, тому, кого легко отпустит тот, кто натешится игрой, немого солнца и снежинки — судьи кружатся в безударной тишине, и ты тем тешишь себя, что не придётся воевать с самим с собой.

Порой хотелось мне таких мгновений,
И в радуге, и в бликах светотени,
Круг бытия в цепях перерождений,
Дымятся гроздьями сирени.

Сухие видеть слёзы чьих-то сокрушений,
И не дать себя поставить на колени,
И жизнь любить на вдох без сожалений,
Так как боги высших убеждений.

Слепцы устраивают моральную голгофу,
Тем, кто пытается помочь им прозреть,
Нет ни в чём красоты и во всём разнобой,
Как и в лицах людей с разноцветною кожей.



Осенний дождь тоскою плачет

Потоки, вихри, наводненья и заводи спокойствия звучат во снах, и больше нет сил былых, как прежде — двигать скалы в облаках, сегодня без тебя не смог проснуться надомной зависла злая тишина, и в тишине глубокой вдруг слышу, как быстро и легко бежит река. Над городом в небе бездонном, время безмолвно уносится вдаль, гаснет туманная алая звезда, направив взор куда-то вдаль, и душа всё тоскует, мечется, разбивая, словно о камни печаль, Вновь вагон перестук колёс, меня уносит, куда — то вдаль. В неизбежность поверить, списав на погрешность и зло бытия, вера с ересью оплавятся в горький ком, пустотой миражей пьяня, сны и иллюзии о вечном мне снилась Прага в золоте дождя, каждый вечер там солнце показывает свой спектакль закат. Фонари гаснут, то моргают как совы, храня тишину, а к рассвету неземная каскадами, остовами, летит строка,
осенний дождь тоскою плачет, огонь, в моей душе гася, Ты, улыбаясь, целуешь, даря
восхищённый взгляд. Мы окрылённые любовью омытые родниковой водой, поцелуи, жаркие объятья и теней, каминных перепляс, бьются, в экстазе бурных ночей липкие руки по телу скользят, И Ангелы наши, взявшись, за руки на нас устремили свой взгляд.


Я уплываю, надолго в далекие дали

Всё вперемешку в моих мыслях, какая — то сумбурная картина? Где-то вдали качаясь на волнах, махнул парус мне белым крылом как белый лебедь, улетающий в дальние края, я причалить однажды готов, в порт родной, где ветер весенний душистый дует мне в лицо, мой городок пустынен, тих затеянные серым шёлком окна у причала стоят лишь жёлтые такси. И из радиоцентра спускаются сюда журналисты, будут об этом баллады слагать символисты. В неизвестности бездн, увлекающих, опытный и загадочный вижу твой взгляд, ты как всегда сидишь, в портовом кабаке в пепельнице дымится, недокуренная сигарета, в бокале не недопитый коньяк и пылкое сердце пожаром в твоей груди горит, помнишь, как напиваясь тогда, ты мне кричала, люблю! Как долго счастье в теле прозимует, скрывает правду серая луна чувствую я тебя, знаю, когда тяжело, ведь душа твоя, как слеза! У летнего сада роскошных дворцов однажды облетит мишура, и он придёт тот час роковой, а ты так юна и хороша я покоя в своём сердце не нахожу но не позвоню и мир твой не разрушу. Я уплываю, надолго в далекие дали будет сложно, ты знаешь о том, где искать помнишь, как — то давно говорила мне, что красиво ты не умеешь, писать и если надо я отдам тебе всю кровь закрой глаза, что видишь? черноту? Это просто спектакль уж извини. Ты права, моё солнце есть лишь терновый путь, а другого нет, лишь зеркала иллюзий, да вечный спор. Но уже пробегает тени елей под ногами рассвет золотой на небольшом души холсте без рамы вечерний нежно-розовый закат. Нам бы поверить той умирающей надежде, что весна ещё придёт, а осень скинет все одежды, оставить злую память в прошлом по легенде, подснежники появились из слёз Евы, изгнанной из рая, как символ надежды. Но всё во мне заплачет, загрустит, беспечной перспективой я отчуждён, ведь путь мой краткий предопределён. Есть у меня старинный мой родной град, куда моя будет душа всё время устремляться. Устаревшие выбросив кодексы, червоточин и мифический трон, пусть ужаснутся вороги трудностям в процессе той ходьбы на великую Русь, не зная летоисчисленья, границ, запретов и вериг. Пробуди свою совесть русский мужик живым укором, были бы эти инородцы, сражающиеся за русское дело, наказать, поскорее желаю вконец обнаглевшего вора гроты заморские, зонтики с пальмами, змеи противные — не для меня.



Словно чуткая глина в надёжных руках гончара

За окном моим лес шумит, надрываясь, рыдает сова, птичьи старанья, и солнце побудку проспит,
закрыв глаза, я вижу, море просолённой галькой шуршит, глубокое море как мёртвенный гранит.
Уходя в никуда, трижды дом окрестил, опять на краткий миг вернусь домой, в эти двери, в которые долго никто не входил, в почтовом ящике окажется из прошлого письмо. И всё, что когда-то помнил, я к счастью не забыл, душа исцарапана тоской, где бессилие лжи подтверждают ножи, слово больше, чем жест, если ты его в сердце хранил, слова давным-давно известны глупее самой глупой болтовни. Меж пальцев сжат защитный крестик, мокрая одежда, темнота, сияет негасимый свет, — поток фотонов без тепла, мне мерещится жасминовый запах, она свежа, тактически мила, пусть от века только четверть будет, пусть умнеет глупая тоска. И в молчании скрытый трепетный, как первый детский страх, куда ведёт людей отныне земная жизнь и суета, что свою жизнь теряют в сознанье живом на кострах, словно чуткая глина в надёжных руках гончара.



Без желания я в предысторию вечного сна угодил

Гавань Одессы стихами воспета солнце, встречая, горит, чья — то флотилия, в быстрых шаландах, в море выходит, спешит, ночью радуга среди звёзд засияла, а за окном дождь моросит, как на душе спокойно, когда мама твой поход благословит. Идём вперёд на фрегате, скользя по волнам к закатам морским, я ждал, надеялся, что ты вернёшься и скажешь, люблю, тебя прости, не скрою по жизни своих я грехов я не шёпот, я — крик, скажи, что вновь тебя прибило к бурным берегам моим? Но как же мы посмели раствориться в плену страстей своих, в плену обид, я на миг в расстояния дальние вселяю желанья магнит, пользуясь каждым моментом все слова для тебя, лягут любви, Но листок пергамента усох от дуновений затухающих кадил.
Аштарт — финикийская богиня, материнства и любви, помоги! Штыками оставшихся елей небес, охраняя гранит, личность недюжинной силы мы видим, Крита врага, провидца глубин.
Танат напал, стремясь, смести с пути, героя не даёт свой путь пройти. Что ты ждёшь? обнимай и реви, смейся, рвись, умирай от любви, душой кричу, — как в тысячу труб не простил, я себя не простил, без желания я в предысторию вечного сна угодил, для других есть, возможность расти по дороге на млечном пути.


Прости не ведающий разум, ибо не знаю, что творю

Мы знакомы сто лет, но ты хочешь ответ на вопрос: так кого ж я люблю? Но в сердце уголок для тебя пуст ты вроде здесь, но нет тебя со мною! Тратим жизнь на амурные сети очень зол на тебя, но молю, ах, как хочется, хочется счастья, потому что тебя я люблю! И у костра говорят лишь про это — звёзд или бабочек в небе салют, смотрю в глаза, печали забывая, я за любовь ко мне тебя ценю, а принцесса всё шепчет пустому небу пустое слово «люблю» и зов забвением манящий душа кричит, люблю, люблю. Я к жажде жизни привыкаю, порвав уже порочный круг, где ты восход моей судьбы? Я закрываюсь от тёмных вьюг, что-то вновь ускользает из рук безвозвратно, как звук, мы, лишь, хотим на мгновенье покинуть рутины круг. Стремимся к линии отрыва, к живому горькому ручью, ступаем, по зыбкой глади неумело в порочный круг… Кто знает, не тронет ли струнный трезвон кошерную душу твою, прости не ведающий разум, ибо не знаю, что творю.



На обломках державы

Что, шалишь, ветер снова на гребне в звёздном небе хрупких своих орбит, сегодня падал снег, роняя слёзы, с прогретых, мокрых, на жилищах — крыш, вздымаясь, смогом наполняет, альвеолы мне этот город не принёс любви, а может откреститься от идей о самоценности рифм самих по себе. На обломках державы, в хороводе танцует толпа дураков, это всё за чертой, с позабытым союзом, в отчуждённой забытой стране, вальяжно движется Админ в толпе, поют хористки — оперные дивы, о! Господи, прошу, подай мне знак о Господи, не отврати свой взор. Воздух детства глотаю, здесь приветлив любой был и дворик, и сквер, золота отсвет купол, что свечки свет падают звёзды — не сберегли завет, не дай чародею испить белый свет, дозволь мне увидеть рассвет!» Повсюду толпы мелких чертей ломятся в наши души, пытаясь её овладеть. Живём, в сомнении жестоком тень зловещая восстанет за нами вслед.… И снова холодный формалин в венах струится, не даёт нам умереть, над лесом небо потемнело, и дождь зашелестел в листве,
Как воздуха свежего вдох в духоте как хочется снова смеяться и петь.


Трёхстишием терцета, катреном взят предел

Звёзд ярких точек не видно в сине-черной глубине, серебристый месяц блики расстилает на паркет, трёхстишием терцета, катреном взят предел, мысль едва ли влияет на жизнь… от круженья планет. Плыви мечта моя плыви, туда, где облаков задумчивые перья, не успел, тебя в себя влюбить прощай, моя находка и потеря! И чёрный кот, шутя, опять расскажет, как этот мир, над пустотой поря, пришёл конец нашим встречам спасибо за то, что ты была для меня.
Тобой насладиться дай мне только мгновенье взглянуть на тебя, Солнышко взойдёт — засветятся глаза, никуда не скрыться тебе от меня, помнишь, как называл тебя былинкою тебя девочка, только одну тебя, сегодня оживится жизнь, узду отпустит чёрная стезя. Звезде судьба — в пути сгорать и оставлять на небе след, камнем, брошенным вниз,… но судьба ли права?.. нет дороги назад, но ты мои печали развенчала твоё слово нежное и твой лучистый взгляд, где в зеркалах хранятся искаженные черты, там, в памяти у нас горит закат. Одной рукой, держу её за талию и на её бросаю нежный взгляд, и спелых губ её, как вишен вкус манил, я обнимал её за голые колени, встретишь любовь у порога заангажирует август небес маскарад, пусть будет на лице твоём улыбка, пусть греют мои строки и бодрят.


Подожгу я печалью в стакане оставленный виски

Девушка с раскосыми глазами мои губы трогала медовыми устами, желает кровью насладиться богиня радости, любви, Иволга поёт над родником, иволга в дубраве тоскует, романса горестны слова, но в них любовь еще ликует. Если б мне родиться за пару веков до сегодняшней полночи,
Будто судьбу мою вы знаете, в жизни прослыли вы однолюбом, разобьюсь вдребезги как сосуд меж датами жизни дефис, я, как отшельник, среди друзей, в капкане своей любви. Я забыл в тебе, как в бреду, своё имя… свои шаги, зажёг неровный свет от старого канделябра ещё не вечер, и свеча горит, Подожгу я печалью в стакане оставленный виски, мы умеем, светить ночью и дарить миру волшебство просто гори. Пусть взгляд недобрый отразится, от любого сглаза ты меня сбереги, чуть тронется, заря к тебе стремятся чувства счастья свеченья потоки, ты радость моя до боли, в этом мире неги и покоя, в темном небе загорится звезда, ароматы любви захлестнут вновь меня. Запах полыни, осенние дожди вдруг обожгут меня прежней тоской, Я, как и ты, ожиданьем живу, пасмурным днём вижу я синеву! Истекая мазком позолоты на чуткий рассветный покой, бегут, журчаньем под мостками ручьи, но мысль летит, и вот я уже другой.
Девушка с раскосыми глазами мои губы трогала медовыми устами, Изумленно изогнута бровь карие, глаза, без слёз упивались мы ночами, тебя я к груди своей прижму, вспомню вдруг про юность и удачу, Соловьи заведут, свирель в саду засмеюсь от счастья и заплачу.


Впитав мудрость завета предков славянских глубин

С млечного пути звёзды падают в небо, и сливаются с вечностью, теперь там тьма, пустота, ничего я бы, как раньше, предался горю, если бы мне родиться за пару столетий до рождества Христова! И стоять нам недолго уже на краю, ангелы в небе над нами поют. Время растянуто
до бесконечности, все дороги связаны с обречённостью, наши предки были всегда победители, их сердца закалялись заветами, как ни расхвали пейзаж чужбины, там не повстречают хлебом-солью,
Нам ли такими стоять на коленях, лишаясь вольности, унизительно. И, быть может, чужбина утешит смятённую душу твою, где поэты просят подаяния, тянуться за поводок, незримую нить,
Не дано вам, до конца вашу чашу испить суетных мелких обид, лишь один резкий взмах и останется, прах пылью кровь покрыв. На свете этом ли и в этой ли стране? не господин и не камрад, ада смрад.… Когда в науку мозг найдёт подход в науках нам не превзойти врага,
призывно льнёшь, в предчувствии развязки в светлый истории зенит, в свою душу впитав мудрость завета предков славянских глубин.



Заковало все пристани льдом

Вспоминаю детство сбитые колени в кровь, перевязанные бинтом, где каждый угол с чем-то связан: воспоминания — ярче снов, голос, живущий во мне, — это белое братство снегов,
Всё видится в серую дымку как призраки, люди в белесой мгле. Утопаю в вечере зыбкого заката, и ты остаёшься один в вечерней мгле, вклиниваюсь в клинья, но тяжелы пробелы меж слов, меж строк, сжёг последний мост за собой и остался стоять на распутье дорог, и сердце моё залитое лунной кровью на могиле осенних цветов. Рвусь к атавизму задёрнутых штор к рудименту угасшего света, заставить мелодию неба звучать в тебе не сможет никто другой, и Господь тебя, услышав, скажет, ищи себе путь другой, отшумели годы и уже характер без гордыни и уже походка не та. Я давно позабыл, что такое любовь, что такое спокойствие, рай земной, но тянется давно уже забвенье — а нам претит с тобой простой покой, когда растают в одночасье льдины, и слово «вечность», станет вновь водой, она есть, бездна мироощущенья в глазах любимой вижу мир живой. Промелькнули, дорогие мне года улетели как миг, оставляя след, море счастья былого остыло, заковало все пристани льдом, роль в эпизоде твоя, где лабиринты овалов дорог ожидают беды, в зеркальном отраженье плоскогорья гаданье, в чьих стихах есть ответ.


И снова откроют роман

В последний день искрящегося сентября птицы к солнцу яркому летят, и, прощаясь с теплом уходящим, протяжной журавлиной песней голосят, кони несутся к яру, по лужам мерцает отраженье, разукрасивший в цвет, на серых полосках дождя, торопливый и суетный ветер сметает их след. Застыла природа, не слышно трелей, закончилась осень в конце ноября, хранит, от ночей нескончаемо хладных так странно к зиме изменилась земля, а прошлое кажется сном, небылицей, о чём бы ни думал, в пути колеся. Твой чарующий взгляд, завлекает в сладострастия томный обман. Не со мной целуется нимфетка, не для меня сегодняшний привет, скажи, что мы вместе встретим рассвет, наш первый рассвет, сейчас все эти странные слова, моменты так много значат для меня, в воде зелёной под смолёным днищем в глубины устремлён твой взгляд. Смеясь, ты отвечаешь мимоходом, как дурман твой горящий взгляд, дрожит в груди душа от раздач пощёчин, и будоражит вкус адреналина, и я погиб бесславно одна лишь мысль, струной натянутой звеня, как немые трепетные свечи как воском, плача каплями дождя. Зачем же жить теряясь средь живых бояться кары — от того молиться, Ведь можно теплом согреть, от счастья умереть и вновь на свет родиться, а если нет — приснится пусть осенний блюз, но только лишь приснится, И снова откроют роман, чтоб тайной письма и штриха насладиться.


Все, разрушив расстоянья

Мчаться кони в солнечных лучах мчит в карете странник неземной, проскользнул, по старой мостовой с лунным светом слился за луной, кажется жизнь чередой наваждений, что тень тихо во мне умирает, да не вынесем, мы разлуки не могу смотреть, как ангел рыдает. Все, разрушив, расстоянья стремились друг к другу мы душой, девушка в платье белом под небом, будто нежный цветок полевой, где тебя искать я стану, опьянённый влюблённою душой, слова души писались, видно, скоро в момент очень непростой. Дарила чувства, мысли о любви главных слов сказать ты не успела, и чрез далёкие неясные миры плакала, и пела, и летела, ну, наслаждайся! Люби, мечтай, страдай и живи ты неумело! Я мог улететь я мог бы уплыть и скитаться вдали от любви.
Вот и делим с ней тело на сотни тел, а душа на двоих иногда мешает, можно с ума от своих дум сойти от того и в мечтах сокровенных витаю, путь не тореная тропа — льдом холодна, задержишься и растает, подсознание путь указывает к раю, где уют, где наготы цветы не увядают.
Звала меня далёкая звезда в бесприютности странствий родового гнезда, и с ветром в холодный ноябрь улетал, в небо цвета сапфир с морем в глазах, я научился летать в равновесии звёзд над континентами, на вечных ветрах, и вот меня никто не помнит, но всё же ещё хранит твоё тепло моя рука.




Мгла тенью на землю ложиться

Так жаждет сердце вырваться на волю к тебе безумный мир, и всё же мир мой тонок, звонок, и порой нелепый, рвётся в свет, а вокруг неземная плывет тишина за резным палисадом дорога в рассвет, нельзя проверять голограмму из чисел на внутренний радужный цвет. Помнят всё здесь старые стены твои руки и твой беспокойный взгляд, день за днём превращаются в ночь, а жизнь в бестолковый обряд, в грустном танце осенней тоски закружится в садах листопад, в лунных дорожках лики погибели, это не страшно — идём, след в след. Воет в степи дикий ветер серебреный туман ложиться на пожухлые поля, в облаках постепенно мир для меня исчезал, не зная, что такое свет,  не дай чародею испить белый свет, дозволь мне родиться, увидеть рассвет, чёрная ночь, как непроглядная мгла тенью на землю ложиться. Жжёт седина на пожухлой траве, жёлтые листья на чёрной земле, вслух читаю Элюара, занимается, заря тени прошлого во мне умирают, сначала радуемся минутной блажи, дрожим в предвкушении грёз, и слова, что любовью нежны,… станут ветром, дождём и зарёй. Иду, сквозь серый дым над головой чужие птицы пролетают, души ушедших рядом теснятся, отчётливо сознаю, снова кого-то я узнаю,
я рождался мёртвым в осенних твоих снах, и живой теперь умираю, но скорбь! Не страх! Одна любовь! Химера! От начала до конца.


Дождь стучит по размазанным стенам

Где-то там, во мраке облака, нависли, словно призрачные льдины, исповедь, есть свет и проклятье, благодать казалось мне, что истины исток, тени разбредаются, по углам гляжу во тьму, различая сюжет картины, на кровавый рассвет мчится ордой ночной скиталец брошенных дорог. Воды синим отсвет отдают, погружают в чёрные глубины, гиблые пучины, Осень оголяет полу стёртый путь знакомых стен замшелые руины, спешит трамвай, мигая вдалеке разбрызгивая лужи, мчат машины.… Когда пустынных улиц фонари взирают на погасшие витрины. Иду по дну — ни души, не дышу здесь только тени, только нити паутины, дождь стучит по размазанным стенам, по асфальту летят светотени, следы моих с богом свиданий гложет, ревностный мрак терзает и мнёт, о, Боже, где сон туманящий, где тяжкая дорога и где пристанище, моё? Настоящая жизнь начинается поздно — и то, что прошло далеко и не в счёт, а вот седина вкралась в локоны, не очень, но всё же — волненья несёт, душа от боли пронзающей напряжена зачем, оставляешь розовый восход, по - кружась в небе, над планетой, снегом невесомым вдаль уйдёт.


Красивая вуаль на лике смерти

Сменяет времени погода и снег, и дождь, и град, окна умытыми стёклами в звёздном сиянье блестят, без веры и любви сплошная тьма, сплошной мрак, когда любилось, чтобы тосковал мой стих и взгляд. Обнимет и тут же позабудет как лист опавший, я над землёй летаю, в прекраснейшем саду, где веселье льёт, где мир, алый, шафран, и бесконечное любви благоуханье…! я за тобой, родная, так скучаю, Через два месяца с приходом весны в нашем саду зацветёт виноград. Сладкий запах весны, был в чувствах и в действиях рьян, поцелуем в тумане, где-то в старом Тбилиси ярко звёзды горят, я садился поближе к камину, наливал в бокал коньяк,
ждал зарю, восход, угасший тусклый блик и снова ночь. Как вечная припрятанная боль, красивая вуаль на лике смерти, и она чёрной бездной глядит на меня, и не сводит своих тёмных глаз,
так и глаза твои роняют солью колодцы ран моих, где стынут ветра, горячее сердце под душной сутаной и взор огненный капюшоном сокрыт.



Уходим в степной простор

Мелют времени жернова дней крупицы в горсти островками кипрей, где — то эльдорадо, золотом покрыто, Тонокатекутли застыла на века, могильным веет холодом, ветер веял было, зыбко пусть исчезну в веках, белые крылья, как души теней, тихо прощаются с миром людей. Уходим в степной простор — Исчезаем, словно в облаках, бреду казахстанским кочевьем, шагаю степями широкими, прячет в усмешке Фетида несчастья, и волны убьют блудников, заставить мелодию неба звучать в тебе вновь — не сможет никто другой. Я не знал всего этого я жил ниже на пару параллельных миров, теплее с каждым годом расставанья, куда уходят мелочность обид, с восходом солнца прелесть вся прошла эта заря так сердцу мила, иль от мира людей, иль за солнце кто сказал, что оно догорает? Эта гордая дама, актриса, к нам шагнула из прошлого века, её неслышная поступь уносит запахи трав и шелест поздних дождей, только плещет, волна по граниту мы исходим длинные мили аллей, в веках затаилась, боль перемен картинами полнятся стены души галерей.


В мысли закралась, тоска

Ни жив, ни мёртв, висну где — то там, где волною качает последний чёлн, тогда с тобой под шёпот тёплых вод смотрели, как лучи по воле волн, плескалось солнце в море, и таяли наплывы закатных картин, превратившись в сплошные качели, разошлись, к сожаленью, пути. Подарив сиянье на миг во тьме, кружится в танце хоровод шальных идей! Теплится, лунный блик тлеет надежда, скорую встречу сулит! Тает свеча каплей на подсвечник бронзовый, замирает в этой тишине, позывы страстей, словно руки медузы меня обхватили, обняли, вкусили. В притворной любви — зыбких жгучих страстей помню наших первых ночей, Гнётся, улицами серебрится, узор цепей безумное быстротечное время, тоска прошла, исчезла суета, свалилось с сердца угнетающее бремя, покой нашла, приют душа и возвратились чувства вдохновенья. И что-то лучшее со мной творится в посеребривших листьях сентября, совсем, немые, трепетные свечи как воском, плача каплями дождя, вращалась земля, мигала звезда и падала в тёмные воды за старый маяк, замер ветер в штиле застыли, студёные воды и в мысли закралась, тоска.


Мы руки тянем в пустоты суровый мрак!

Плывут надо мной, облака бархатистая шаль безупречно чиста,  к горлу подступает комок, то ли к слёзным каналам — тоска,  пусть звучит надо мной ослепительная тишина,  не решаясь наполнить пространство пустого листа.  Мне не хочется знать, что в меня пробралась пустота,
жизнь прекрасна как демон, глубже, чем чёрный квадрат,  мы руки тянем в пустоты суровый мрак,  на ладонях твоих, где стирается прошлое в прах. Со звезды на звезду я до встречи с землёй кочевал,  так трагично проложен твой путь в этих дивных местах, в бессмертной любви, что скрывается в дивных садах,  где мечтал тебя отыскать в недосмотренных снах. В сумерках взгляд теплится в наших звериных зрачках, зачем мне нужен этот луг, река, небосвод в облаках, в этот холод, закованный, я не вижу зеркал, в них искажается, время и Лилит нет в моих сокровенных снах!






Мне грезилась в тех временах

На рейде молчат корабли, зелёные кроны, как море, шумят, в чёрной, тиши небесной дали, тянутся клином вперёд журавли, локоны длинные, локоны русые за плечами вьются на ветру,
На сцене лунно-голубой бессонницу поделим с тобой на двоих. Давай не будем зажигать мосты, за все обиды ты меня прости, я утопаю в нас… какая пытка!.. прими меня, не сдерживая крик!
Бог-весть что эта девочка творит… освободясь от всяческих обид, сердце хранишь ты для двоих, затихла ночь, а звёздный мир открыт. Кольцом небесным обручальным в звёздном свечении орбит, земля букетами укрыта, а кисть ласкает и горит.… То, что нас сейчас разъединяет и всё, казалось, нам принадлежит, лишь в окружении картин, портретов строчек лишь ты моя Лилит!
Свободные, стремительные птицы нас, опьянив спокойной красотою, важно допеть, что ещё не допето горячим песком и высокой волною, ведь нет такой другой, ты божественно красива, хороша собою, Ты одна, с открытою душою и струйкой радости, такою неземною. Мне грезилась в тех временах, о коих вспомню лишь с тоскою, и днём и ночью у берегов океана остаюсь вдвоём с тишиною, вчерашним сном, к тебе приду и буду вечно я с тобою! В тёплой постели, проснувшись утром, тебя любовью своей укрою.


Ветер имя моё развеял

Чудесным сад был, словно рай в тени аллей деревья сумрачно стояли, где-то рядом ладони Ангела, и его крыло, мой недремлющий страж, но в глубине души осталась боль, и прошлого в ней отклики стонали, ветер имя моё развеял, нет мне дороги в мой брошенный край. Прощай, я уплываю, туда, где берега с отмели в зазеркалье несут меня, взойду, на курган передам, дождя поцелуй, свеж, как дыхание января, небо забрало тебя у меня, в доме, в котором мне так не хватает тебя, в миг к познанью той бесконечной вечности, что окружает меня и тебя! Знаю, когда нибудь тебе с дальнего берега ветер принесёт, поцелуй от меня, тень моя часто встаёт полуночным стражем на тайной службе лунного бытия, нас сатана с тобою в танце не закружит! Не заходи ко мне ты не найдешь огня, я любовь сохранил для тебя Господи, открой мне волю святую для меня. Может быть, наречной кто-то гаммы слагает, вспоминая чуть-чуть меня,
Зима потихонечку к нам подползает, завьюжит, она, холодами грозя, льются, из глаз твоих слёзы дождём в голубых небесах наши души парят, За оконными шторами темень, и только лепестками света луна касается тебя. Почему не проходит и будто эхом, возвращается всё на круги своя, Стреляю метафизической скукой волхва в каменное сердце ноября, таю на ладонях в ритме дождя, умираю в твоей жизни без себя, всё долго лежал я и с мыслью больною и ждал — дорогую тебя.


То осыпается в темень лесов звездопад

Солнце вновь рисует картину, похожую на солнечное затменье, тревожит ночной покой, но какое-то странное новое ощущенье, созерцаю осенние тускнеющие небеса, а в теле стоит дрожь,
И ты, как заложник со стокгольмским синдромом в нише ветров. Мне странно так — все расстоянья меняют области границ, тепло и холод знают середину, граница между ними — только свет, и в этих просторах я слышу, как утренний воздух звенит, как сходит планета с орбиты, тектонических плит, на сдвиг. Среди сатиновых полей две флейты в бубне ночевали, по лесам в туманных далях два путника в ночи гуляли,  наше хрупкое счастье разбилось о камни измен и печали, с небес тебе ниспосланы, увы, лишь равнодушные осадки. В одном единственном окне пылало небо в лихорадке, и все покровы засияли, творя венец тепла — любви!
Непутёвая девочка осень под свирель, клавесин и валторны, гордыню смирив, упиваясь, обнимаю твой тонкий стан. Косы твои, черны и гладки, с запахом свежей клубники, я под Луной, целовал дрожащими губами глаза твои карий омут, и взгляд неподвижный угрюмый в той песне вся боль по былому, я не верю, самой природе закружила сон тёплой осени о тебе. Я стремлюсь, не ищу я покой! Я удаляюсь, оставив сердце, оказалась душа в леденящем смертельном пике, ну а в небе видно солнце, видно пламенный закат, то осыпается в темень лесов звездопад. Крест-накрест огнём прошит, рыжий конь гарцует у райских врат, врата ангелы хранят горы, снегом белены, в холоде спят, я, обжигаясь, гляжу на сраженья небесных громад, лишь на осенний бирюзовый сад твои белые окна глядят.


Феникс восстань из огня

Поспи, страна, пока укрыта власть зубастою стеной от либерала, как мир в насилии живущий — вырезая целые миры, но хочется нечто похожее на знак берущегося интеграла, В смятении умрёшь ты со стыда, но были бы надёжно спасены. И мелькают за окошком в темноте светлячки давно освоенных чужбин, с обледеневшим сердцем, словно в стужу, кто ты, незнакомый господин? Личность недюжинной силы мы видим, Крита врага, провидца глубин. Он делит равноценный мир на миллионы половин, что долог, очень долог путь вперёд и много жизней нам ещё, идти, Через сотни Хиросим, чернобыль и столетия руин, окропляются небеса и земля в кроваво — багровый сатин. Мы становимся, невидимыми истаивая, как туман изживаем себя,
Убогие срывают, печати запретные положив, на весы людскую боль, Феникс восстань из огня и расплавь, обжигая до дрожи плоть, живу, а до сих пор не знаю, что мир вокруг такой пустой,
и нельзя возвратиться к истоку с ушедшей волной.



Зуммером пульсирует боль

Да, мир — театр, но мы не актёры, мы не играем в нём роли, в подлунном мире пестиков-тычинок распасться суждено на семядоли, под пологом раскидистых берёз и только здесь ты близишься к покою, рождая мыслей чувства, витражи скользит печаль прозрачною слезою. Этот дикий небесный экстаз, словно проклятый небом он жил тишиной, а сердце вопило от боли пил горькую, чтоб заглушить приступ боли, стакан за стаканом тебя я вспоминал сидя среди кабацких шлюх,
Девица смотрит напротив эти глаза, как у сфинкса, знакомы до боли. Я желаю, счастья удовольствия тебе, тончайшей изысканной боли, я тайной объят лихою ох, тоскливо мне порой душою, а Бог мой он ведёт и к истине своей, — меня и манит и зовёт и ждёт.… Одну удачу — на двоих делить, одни вериги нам нести с тобою. Спелые яблони в неистовом цвету раскинулись над волгою-рекою, под вековечным парусом любви! С тобой играемся с судьбою,
плутаем в переборе половинок, а юность ждёт совсем иной юдоли, Зуммером пульсирует боль, в сердце стон, я тоской отравлен не вольной. Вот сижу в лесу созерцаю чуть журчащий сверхчистый ключ, в сновидениях снова явишься, тенью прильнёшь к моей груди, ты сегодня для меня, моя желанная носишь свои секреты в подоле, не потревожат нас земные страсти отражение в лучах едва заметной боли.



Танцует в золоте курчавом осенняя любовь

Пленит сердца Париж! и в воздухе витает дух любви, от влажного холода стынут, руки сияют, в серой мгле фонари, пьянили запахи весны и уносили в ароматы и шипы любви…
В пьянящем пламени презренья настрадался от безумия и тоски. Я с утра в меланхолии, будто в тумане седом,… Что всё не вечное на свете, а вечна лишь одна любовь, палитра слов, различные лексёмы струятся, словно воды на листы, крадётся из предутреннего сна тоска, наивности полны глаза мечты. Вечер перетекает в неисправимую ночь, а в небе сияет луна, Парижский свет играет с тенью суета, суета, я боюсь потеряться в тебе, упивались, задыхаясь страстью, а ночами ты смотрела на звёзды, то, не стыдясь, в глаза заглянешь, то втайне бросишь искру в кровь.
С тобой в лодочке плыли, Парижской ночью по Сене средь огней, река в радужных лучах с лесом дуэт, отшлифованный в спевках ночей, Фантастический воздух в Парижском свете моя любовь еще сильней, благодарю и воспеваю искрящийся свет, льющийся из души твоей. Сверкают в небе алмазы звёзды на затерянных улочках свет фонарей, Гвоздик пылают алые мечи в Париже листопад, кружит над Сеной осень, как открывшийся занавес рассвета бархатным кобальтом краски озаряет, танцует в золоте курчавом осенняя любовь, в очарованье старых сказок.
Не узнать тайных грёз, что хранят рыжий закат, в огне волшебных красок, ты танцевала на рассвете где извивы рек, где горбатые мосты, пахло в воздухе сладко — мёдом, горячим, приторным и густым, подари мне Париж столицу любви, где каштаны цветут и поют соловьи.


Ты будешь бояться моих теней

Лежит курортный город меж виноградников и гор, омываясь морем, чуть высвечен бликами зари в хрустально-перламутровом уборе, дует лёгкий гладкий ветер обнаженный, как бриз на море,
В звёздном небе сгорающих звёзд Каштаны зрелые летят, и запах роз. В преддверии стылых дней с листвой умчаться в зазеркалье лунных дней, стереть обиды уйти на край земли, в мир, пролегающий под дном океана, так же расстаюсь и возвращаюсь и не в силах скрыть ошибок круг,
Роса под утро, дым тумана, в утренних сумерках бреду в обитель храма. Только след оставил я глубокий по себе, который словно колотая рана, и я вырву запястья из пальцев-наручников, оставляющих синяки, смотрю, на лунный свет не понимая, что возрождаюсь я из пепла, а я внушал себе, что это всё мечты, сжигал потихоньку все мосты. Всё вперемешку — картиной родной где-то вдали махнул парус крылом, по привычке, напишу на стекле, но уже оставшимся от любви пеплом, но безмолвно, тихо, от отчаянья онемевшей от безумья рукой, Жизнь становится вновь испытанием, а вчера ведь была игрой. Хочу, что б ты бархатным голосом мне напевала мелодию вечной весны, в обнимку, у океана глядеть на пламя заката дарить поцелуи любви, целовать твои плечи и шею белой кожи воздушный всполох, ты меня всё также восхищаешь, я тебя согрею солнечным теплом. И строки гениального стиха они разбудят в душах наших ураганы, к дальним уведу тебя дорогам за далёкие грозовые перевалы, я знаю, что я всё смогу для тебя, перед тобою распахнуты все двери, ты будешь бояться моих теней да норовом крутой! Но правил я по вере!



Стремишься к познанью той бесконечной вечности

Блуждающий свет скользит в переулках холодных ночей, день, сияющей красною глыбой сверкал, человек о прекрасном мечтал, не скрывая нечаянных слёз не обнять всех берёз за стройный стан,
Во мне светит слёзный январь, как и год, что ушёл, в тишине. Праздник застолья — вечное время, песня, молитва льётся во мгле, словно кривые тени блуждают по сумрачным, сломанным городам, горячие искры летят, и поленья трещат на огне, из тех пожаров, в коих мы пылали, здесь наша высоко взошла звезда. А любовь?! Читать о ней несносно! — таинств нет, лишь извращений рать… Ты непостоянна, то огонь то ветер, то спокойна, как морская гладь, Полу Ангелы, полу вороны, им бы только души клевать, мне б в депрессию не углубиться, научиться просто, выживать. В зазеркалье моём скрыты блики таинственных снов, по мне давно грустит, святая книга завета ведь истина нам не видна, мне б слиться с небом, морем, ощутить величие вселенной, где же огонь только чтобы дышал теплом в сумраке ледяном. Белый, трепетный мессия, засланный, с небес нам нежную осанну пел, чьё там лицо на марсе тайны на веки сокрыты, какой жизнь там была? Стремишься к познанью той бесконечной вечности, что окружает и тебя!» А время прощает, как чёртова прихоть за слабость за блёклый успех.
Пламя свечи жжёт мне руку

Мною все страхи с ладони вскормлены, их не прогонишь теперь, и ладно, кричу, в душу забралась тоска и боль, не слышу ответа, один вечный стон, и с тех пор живу в постоянном кошмаре! С этим местом что-то не ладно? Нет роднее сердец на планете, запоёт тишиной непривычный бостон.
Ты видел призраков и не упокоенных мертвецов вокруг Ведьминого холма, по Невскому иду в призрачной ночи, но кто там? призрак, профиль Блока, пламя свечи жжёт мне руку, я чувствую жжение небытия, значит, я жив пока, движеньем привычным парус подниму, коль суждено в мире плыть одиноко. Копаемся, роемся в раскопках залежах необузданных прошлых дней, издали не взглянешь, не осудишь и не поверишь злой людской молве, напророчили люди разное — мол, я ведьмак из ведьминых я кровей, и будет, мне прощён мой грех, когда пробьётся свет звезды среди ветвей. Сон, зовущий к сновиденью, будет сниться мне этот мир, что я открыл, Сонмом духов окруженный, в ярком свете чистоты, в лучах над вечным тленьем, океаны, где бушуют, отчаянно ветры я коротаю, серые промозглые дни, в голубых небесах, где тают, звёзды мне видится весь мир ясный, без пелены.


В нашем саду любви

Ты прекрасна, непорочна, и порочна, с наивным взглядом в глазах, ты была нежной стрункой, которая оборвалась в моих руках, потоки, вихри, наводненья и заводи спокойствия звучат в моих снах, вспомним пламя и лёд и стуки в висках, как любили тогда — наяву и в мечтах. В нашем саду любви, и на планете! Белая ночь полна волшебных грёз, изнемогая, под влюбленным взглядом в глазах твоих не будет слёз, и больше просто нет сил былых, как прежде — двигать скалы в облаках, но с берегу тебя в ненастья в нежных очень ласковых своих руках! Раскосые карие глаза походка от бедра, и талии соблазнительный изгиб, в карих глазах твоих тону от нежных поцелуев таю от касанья медовых губ, прекрасна ты, моя любовь, до радости и боли и твой пьянящий взгляд, твоих волос волнующие пряди, что цвета чернее смоли, вьющих на ветру. Пусть от наших чувств расцветёт земля, в сумасшедшей тишине кричу, снова молчанье снова агония снова расставанья только чтоб на миг, влечёшь меня, ты за собою словно в небо, а взгляд зовёт, но от меня далёк, Во сне счастливом, зарёй освященном в этот тихий, безмолвный полёт.


На перепутьях и развилках ста дорог

Искал её по свету, где под ярким солнцем сверкают восточные пески, искал её боготворящую тихим вихрем вознесенную за пределы высоты, выбирал другие пути, целовал чьи-то тёплые губы, натыкаясь на пустоту, в молитве духов окружённый слышу мгновенья, что жизнью во мне текут.
Я чувствую, как взрывается этот воздух, я знаю, насколько солёны слёзы, и земля задремала, устало догорает, сентябрь пожелтели, сады. А весна придёт, прощай, скажем, льду и на север уйдут холода-морозы. Слово прощай на февральском студёном холсте, но у зимы, свои эскизы, возвращаясь из сотен теней Египта сдержать, пытался мыслей вихрь, я над куполами и юными осинами чёрной птицей летал, сжигал ладьи. Коварный злодей землю тьмой подменил, падение сложное мне подарил, там, на руинах, тропах, в лабиринтах судьбы огня солнца в нём мы горим, на перепутьях и развилках ста дорог сбиваются созвучные мотивы. Ты скользишь мимо меня, меж дум твой взгляд и мимолётны поцелуи, знаешь, как это в глаза смотреть, альфа-частиц поглощать, темноту, чёрно- белым всё стало, вокруг возвращайся в наш дом, он устал от разлук.




Я тебе любил дарить в колючках розы

С хрипотой на селе кукарекает, петух на заре тишина только воздух звенит, старый железный фонарь болтается по ветру под козырьком подъезда и скрипит, кошка, твоя плинтуса скребёт, сигарета дымится, в дверь к тебе не войти, образ твой светел ты уходила, губы прикусив, насвистывая матерный мотив. Ты пахнешь гарью, смеёшься порой тревожно и до тебя мне не дойти, и ты, не замечая в пожеланьях лесть, была так пленительно красива, тебе простится в шёлковой тунике всё. Что прощенью ввек не подлежит, я тебе любил дарить в колючках розы, ибо все мои поцелуи растрачены, зажёг неровный свет от старой люстры ещё не вечер, и свеча горит, мы этот мир разделим на двоих я и ты одна ночь и вся акварель! А ты хмельная поутру, жизнелюбием ярким, как кошка, сыта и ленива, А в душе пустота, и в сердце немота будто вырван кусок и дыра кровоточит. Счастье может быть за сотни километров или среди знакомых тебе квартир, на Дерибасовской весёлая толкучка ресторан Кавказ, и шашлыки на диво! Мой корабль плывёт, накреняя борта сквозь ветра и обломки опасных льдин, и обжигает нёбо жаркий сплав, дышит в лицо, скалится хищно, и рычит.



Ты моё наважденье подарок судьбы

Мы с тобой гуляли, в цветущем мае тонули, в цветении роскошных садов, губ твоих коснусь я нежною улыбкой, позову тебя на танец для двоих, утону, в глазах прекрасных дозволь, к губам, как к роднику прикоснуться. Наш роман, в нём есть всё интриги, страсть и боль что сердце ранят,
что сугубо ведомо только нам одним, тепло прикосновений будит страсть, ты в изяществе своём таишь всю сласть, желанья плоти душу мою тревожат, и, не зная ни сна, ни покоя взлетим в облака, небеса в свободный полёт. Я ослеплён, я отравлен, безупречным ароматом твоей кожи белых роз, ты молчишь, что меня ближе нет, что скучаешь по тёплым ладоням моим. И к какой бы ни влекло тебя нирване за самый дальний млечный поворот, лишь один резкий взмах и останется, прах не кричи, не кричи! Помолчим. Ты моё наважденье подарок судьбы, что дарит чудо вдохновенья, нас узами Ангелы скрепили, пусть от наших чувств расцветёт земля, и мы, уйдя, разбив бокал до срока, теряем всё, покой не обретя, солнце взойдёт — засветятся глаза, никуда не скрыться в жизни от меня. Гуляли, в осеннем парке безлюдном, дождь в пустом пруду чертил круги, светила, жёлтая усталая луна в небе растворялись, звёзды в радужном свете, кровь, вино, боль, я всё ещё рядом с тобой, страсть и чувства сердце жжёт, улетим туда, где свет и уют, где планеты о страсти и чувствах сердцу поют.



Не хочу пустых качелей

Не хочу пустых качелей, я любви своей молитву по строчкам не отдам! Забыв величие своё, как опьяневшая блудница, не знаешь, кто тебя берёт, бьёт копытами единорог, на дыбы поднимаясь, он идти за собою зовёт, люди тени хоровод так смело говорят, время лечит, и судит, и бьёт!..»
В молитвах от рассвета до открытья манны ангелы господни нас берегут, ветер ерошит пряди, но не грусти, не надо, ведь за тихим брегом тебя я жду, ни ты ли меня на закатах ждала терем, зажгла, ворота отперла, чтобы блеснуть одной росинкою с листа крапивы, одной слезинкою с холста.  Чудеса бывают, на планете мы купаемся в солнечных лучах, где царит любовь, я пишу на салфетке обрывке бумажном, а в висках болью пульсирует кровь, и горстка пепла от сожженных писем — испачканных чернилами листков.… Жить в тоске по тебе, в безнадёжном тумане, что люди играют в любовь.  Ты красива и кажешься почти святой, вся в белом шёлке, не даёшь мне покоя, тают, кольца из дыма хранителем обозначу, виденье из сотканных слов, сложно, быть здесь и сейчас замерли стрелки времён в ожиданье покоя, рвётся, душа на части разметались, беззвучно надо мной мириады миров.



Где те атланты и ацтеки

Со счастьем, распрощавшись, не возвращайтесь к былым возлюбленным, безвременьем невинно обожжённым, дерзостным, суровым, непреклонным. Вот он я — смотри душам чужим, мною в спешке пригублённым, со счастьем, расплясавшимся в глазах! Мои желанья неугомонны.
Звонок, а это снова ты не отроком влюблённая, дева дерзкая, непреклонная, ты в мой дом вошла, с тобой решил в конец напиться проснулся поутру один, придя, не ведая твоей беды, в дворца гостеприимного — покои, всё неведомой силе послушно я внутри пустоты, я себя потерял.
Страшна, моей душе предгрозовая тишь, что ты сделала со мною? Ты предала меня и это повторять о, если б я мог когда-нибудь устать, ночь-чародейка со мной переходит, на ты хватит, грустить тосковать,  может посчастливиться, когда дорогою мне Дубоссарами случится пройти.
Так вижу сон, тревожась, так ангел смерти ждёт у рокового ложа, прости, учил, прощать Господь в недуге горестном моя томится плоть, на дорогах путей и развилок отражаются лица в кривых зеркалах, можно уйти водой в песок, улететь куда-нибудь за море — да хоть за облака!
Ветхий парус ловит ветер, сон идёт, неодолим, а где-то догорают тихо свечи и она в дурмане запаха весны, всегда хотел, припасть к источнику благому мешала, тела страсть, сейчас всё по — другому прошли былые дни, утехи уж не манят. Мне не верится, милая пленница сна, что любовь — забыта, а пыл остыл, и каждый уголок этого прекрасного и грустного мира как — будто застыл, говорю ей много слов, из моих снов по искуплению слов несу оброк,
где те атланты и ацтеки и где, какие видят реки и у каких они холмов?..


Зачем сюда пришел, пока не знаю

И таким как бывал я прежде, теперь буду лишь только в мечтах, не страшны мне ни бездна, ни река, в ночи как же суетлива тишина! Первое телесное знакомство, мокрая одежда, темнота,
и поразивший нас сияньем как свет лампады, вдруг осветивший мрак… Может, странною девицей или скромницей красавица была? Мы нашли, себя с ней друг в друге разгорается, в сердце пожар,
только думал, так напрасно незаметно закончилась, игра, а после мы приходим к богу, без малейших признаков стыда.… Первый свод как матрицу движений, капелька зеркальная взяла, ты прости, прошу, мне слёзы эти, я дойду к тебе, ты это знай! для меня свобода важней всех девиц, хотя моя квартира не всегда пуста, тела ощущаю лишь дрожанье, мокрые, все её локоны растрёпаны. Тайной своей восточной таишь, в себе всю сласть пронзаешь сердце, раня, фразы так сладки, ты береги себя, ладно? и через год обратно приходи, зачем сюда пришёл пока не знаю, я начинаю путь свой с чистого листа, ты хочешь, чтобы я к тебе поднялся? возвысился над «я» своим земным?


Безумный мир

Безумный мир, где всё перевернулось, словно в страшном сне, растелилось поле, под медовым потоком луны разразившись грозой, ночами идёшь, словно изгнанник темна дорога и горек хлеб чужой, я кончено сойду с ненавистной дороги уйду от погони любой. Несётся жизнь по кругу, по спирали? и блекнет мир, утративший покой, лишь облегчённо вздыхаешь: не за тобой являлись, не за тобой, любоваться хочу выпавшим снегом, восхищаться его белизной,
А может и не цвет — сама свобода на плечи ляжет радугой-дугой. Под пристальным взглядом судьбы! Бывало, и я расцветал раньше срока, на земле и до конца лет, ведёт меня в кромешной мгле очей ясных свет, будет хуже — внезапный рассвет принесёт приговора нелепость с востока,
и будет, мне прощён мой грех кровавый в глухом чаду адского пожара. Ловушки сеть и замыслы коварны я думал, рая нет лучше на земле, их притворной лести я не внемлю, им стихов своих я не отдам, цветы становятся плодами, на каждый плод находят свой запрет, в оледенелые лужи обрывки бросаю вчерашних пожелтевших газет.


Вы словно сёстры похожи

Тебя я встречу, быть может, жизнь откроет мне звёздный путь, прости, стихи мне эти прости и речи я хотел, душой и сердцем отдохнуть, вопрос в другом мы — никого не лечим, ты в камасутре обнаружила, суть? Дай к руке мне твоей прикоснуться, волос твой подержать и вдохнуть. Молчанье все к чему слова пустые спрошу одно, зачем тебе жизнь дана?
Чтоб вечно мчались песни неземные, чтоб в каждом сердце гасла тишина, чтобы разбить, и купить тебе остров, где чья-нибудь нас не возьмёт война, и зачем скажи, «всем сердцем», если в горе — лучше прятаться по лесам? Вы словно сёстры похожи глаз раскосостью, и стройностью стана,
тщетно искал, ты желанной мне стала, и обман моих радужных грёз, жизнь пустую и злую влачу только там, я жду свиданья, как сожженья, вдыхая ароматов полыни и соли — покоев степи и лимана. Дарит чудо тебе из чудес! негой льётся прохлада каштана, двух - цветности на выгоревшем пледе скрипят пружины старого дивана, мне бы не забыть твоё горячее тело в очень холодный мороз тумана, и всё же вы словно сёстры похожи глаз раскосостью, и стройностью стана.


Слышу песен голос твой

Почтенный возраст призывает постой! но бес в ребро, наперерез годам, дикую девочку полюбил так, что во вселенной звёзды впадают в экстаз, она в каждом моём стихе живёт, в каждой прозе весь мир тебе отдам, от любви в дрожь меня бросает сразу при виде этих серых твоих глаз.
За моря уйдёт гроза уймётся боль сердечная, затихнет зов бредовый, ты возвращаешь жизнь бесконечно ту осень, что шелестит листвой, печаль, и тоска в опустевших глазах зазвенела хрустальной пустотой, и я опять вспоминаю ту осень, в которой мне было хорошо с тобой.
Удивителен мир подлунный, рай серебряный, колдовской, счастье к нам выходило из синего моря из синевы морской, мелькает, в бредовых уголках идей приоткрывается, завеса в мир иной,
Чтоб оказаться в параллелях новых и убежать от суеты мирской. Ах, судьба, злодейка, верит и не верит тебе моя бескорыстная душа, ветер северный бьётся, как птица в парусах лети, душа к любви, не греша, не целованные губы, никого ещё не любили так безумно как моя душа, слышу песен голос твой, вижу серые глаза, говорю, я не дыша. Не привычно погода с утра свежа, а девица любила и сердцем всем ждала, нет, не в щёку, на одно мгновенье — губ коснулся тёплых губ медовых, я знаю, порой мне не хватает вина, что бы открыть души врата.


И пусть весь мир в развалинах лежит

Церквушки золочёные макушки и их неповторимый перезвон, и всякий раз, когда в душе смятенье звучит со звонницы набат, есть в куполах небесная сила вселенной как небесный свод,
Любовь лампадой нам дорогу освещает, не ведая преград. Был день осенний, и листья с деревьев вялые грустно опадали, сведя проблемный день на нет красавиц знойных видно издали.
И в каждом движенье и фразе лишь грация светлой печали, и облака по небу проплывали, будто бы от времени отстали…» я повстречал, вас на балу вы были, в белом платье вы блистали, бесстрашием и смелою игрой. Звучал оркестр, прощальный туш играли, раздражали ханжи-херувимы с их томным налетом печали, И пусть весь мир в развалинах лежит, ни счастья нет, ни веры, ни морали. Годы не властны над нами, ты знаешь судьба, что душа моя из хрусталя, ведь сила любви вечности загадка поговорим, и вмиг спадут оковы, опьяняет вкус меня коньяка, тяжело мне и грустно — смотреть на тебя, уходит из - под ног тверда земля, а хочу светом до краёв наполнить тебя.


Я вернусь в Забайкалье родное

Я звал её в дальнюю дорогу к капризной ветряной весне, полёт был долгим и прекрасным, она почти была в нирване, вспоминая о юности, вдруг растаявшей где-то в тумане, ой, ты ветер странствующий расскажи, где был, в какой стороне? Будь со мной, до рассвета знаю, что горька рябина порой, колышутся деревья, люди спят, теперь я слышу, голос твой, только сны, посылая, наполнив неясной тоской.… Чтоб я смог бы ей помочь… мой ангел, будь всегда со мной…
Пела ты моя девчонка добрая душа, волосы твои струились на ветру, у светлой или тёмной грани, я терялся в лесах, я дышал тобой, и только лишь там, и только лишь с тобой, обрету искомый покой, Кровь, разжижая, Амитриптилином мне лгали, что я буду сильней. Мы расстоянья множим, и плачет, о любви саксофон бродя в тумане,  знать, другой и желанней тебя не найду я умру в нежной зелени глаз, без любви, говорю, без любви и родится рассвет, и рассеется тьма,
Я вернусь в Забайкалье родное, где ты полюбила, знаю меня!


Листаю ветхие страницы

Грянет, гром падёт, безумный град под пламенным карающим мечом, кто-то пополнит список врагов, я бродил по улицам бездомным псом, жевал прогорклый хлеб за можжевеловым ароматическим костром. И теперь я сам себе храм и бордель, и вечность и пустота,  слабеет, вера во мне в Богов брожу по миру странными дорогами, по страшной Гримпенской трясине, в темноте при немигающей луне. Да я ведь не из тех, кто легко пасует, спасаясь от мира в монастыре, Листаю ветхие страницы, при слабом свете луны, словно дни свои. С болью в сердце ледяной слоняюсь в темноте от окон до дверей, с одной стороны — фальшь, а с другой стороны — беспощадный разбой, встану на заре с чистою душой, вырвав на корню соль семи морей, как день промчались, годы вспоминаю на заре минувших, радость дней. Беспокоят меня мысли, о большой глубине, о большом нелепом обмане, позволили Боги обман, и змею, и сестре моей и матери моей, там чёрной занавеси полотно и ветер на невидимом как хиромант по длани, ни кто не помнит то, что было и грусти, не грусти, не вернуть прежних дней.


Я в плену обледенелых тротуаров

В тихом остове, погашенном звёздами и заветами лунных лучей, там теней гораздо больше, потому, что тень вечерняя длинней.… Помню, как влюблялись летом, под луной прозрачных ночей, Я буду ждать твой запах, твои губы, да дуги тех изогнутых бровей. Звенит струною гитарной, аккорд любви ночной оркестр фонарей, сижу в летнем кафе, где я за бокалом вина читаю отрывки из дней, под сургучной печатью в конверте я храню, как тюремщик-злодей,
И летит в восходящих потоках норд-веста наше сердце бумажный змей. Я тебя люблю, как ночь и тысячи свечей я тебя люблю, как лета дней, хочу в твоих объятьях раствориться, желанье становится всё сильней, ты вновь хранишь то молчанье, что холодом прожечь готово до костей, я в плену обледенелых тротуаров добавь на холст ещё забвенье теней. Да конечно благородных мы с тобой кровей смотришь на меня ты львицей, я тенью ускользающей дрожу, мелькаю, прячусь, под белой простынёй, стыдя во мне безбожный хлам, я проституткой обогрет, ты кричишь, не смей, осенью унылой сожгутся воспоминания лихие, прячась, в лабиринте дней.



Душа улетает всё выше и выше

Пылал, камин дрова трещали, горели, летели, искры в дымоход, по утрам ты опаздываешь на работу, по вечерам пьёшь виски со льдом, я смотрю на твою хрупкую фигурку с накинутым на плечи моим пиджаком, хочешь впитать тоску и серость чуждых вер? но от житейских этих полумер. Тебе или мне, да неважно это, время — вода, что сквозь пальцы течёт, для природы нет дней и пространства, жизнь от бога и к богу идёт, одни манят вольным полётом, другие прицельно бьют влёт, принимать свою смерть проще чьей-то, а чужая дорогу найдёт. И стыла кровь, и леденил октябрь седые стены вымерзших пещер, я, любуясь, вслед за осенью иду за прозрачностью, ажуром, в след, не бросали мы вглубь якоря, среди искр божьих, мерцающих свеч, душа улетает всё выше и выше! с криком вонзается в солнечный свет. Вот и всё, родная, сказки кончились, наступило время перемен, стоишь, как будто веку вопреки от облаков и от дворцовых стен, домов и стен больные голоса везде былая роскошь жизни тлен, всё видится в серую дымку одетым, как призраки, люди в белёсой мгле.



И не рождёнными смолкают голоса

И тот, кем ты был, не желая сам, под взглядом луны отправится к праотцам, а память в плену не удач о прошлом смоется ко всем чертям дождями, в полночь. Когда ты во мне узнала мальчика Одина, кровь на рунах стала, сочиться, и из плоти греховной моей, питая почву и заселяя миры грехами. Идём, плетясь тяжёлыми шагами, нас разделяют расстояния с морями, правда верой дорожит, ложь беззаконием, а любовь красивыми словами, и не рождёнными смолкают голоса рассветный воск, течёт бесцветными ручьями, И созвездий отпустивших нас глаза и лишь тогда, концы, сведя с концами. Идём своими неисповедимыми даже для господа — бога потайными путями, снег серебрился и загадочно хрустел дышать бы этим воздухом часами, я твоя жизнь, просыпающаяся земля, что бы сейчас не происходило с нами, выверни, хоть на изнанку не сможешь сломать сложившиеся принципы годами. Пришёл сезон распутицы вязкого ума, мы словно в вихре в центре цунами! И вот я стою на перепутье дорог, куда мне податься со своими снами? Я всех простить готов, кого простить нельзя кто клеветой порочил моё имя, когда босыми ногами шёл, как убогий не зная, расстоянья, молился богу.


И веруя, в Бога себе искали, спасенья

Быт труден, скуден, беден, и уныл! В благодаренье господу за право, со вкусом относятся к жизни для них звук пустой даже деньги и слава, безумства до конца, не понимая, реальность всю, утратив до конца, невыносимы, года разлуки, необратимы, увы, и параллельны пути. Звезда, описав свой круг, оставит небесный след, исчезнув в полутьме, полночь за окном, бушует нечисть, глаза у него кровавого цвета, рык его слюнявый светится в темноте, а глаза его слезятся кровью,
Генной мутацией атомных эр или божьим наказаньем явился на свет. Слывёт, гремит сред людей большая весть, иконы кровоточат кровью, мудрый старец знал лишь, что наука с магией идут по головам, но видел тех, кто в тишине молились богу, озаряя свой путь любовью, и веруя, в Бога себе искали, спасенья? нет! они о боге людям говорили. Между нами шум дорог, и мили что по ней отступники да иуды ходили, там, где все — луга синели васильками и медленно, медленно плыли, на гомонящий город непохожий здесь тише шум, здесь время не летит, и на нас ненавистно и строго этот мир осквернённый глядит.



Расставались только чтоб на миг

Кружится, над Невскою водою осенний блюз плывёт, по берегам, рисуя в тумане Невы панорамы осень, неслышно крадётся листвой, как будто мёдом светлым, с шапок донника снесённого пчелой, и за запахом, прилетают птицы, колотят тишину своим крылом. Дышали травы и земля, лес тихо пел о чём-то главном и простом, а мне про нас вдруг стали сниться сны в них каждой ночью мы одни, что мне доступен только этот вид мне виделись мосты и корабли, ты сердце непременно оживи!.. открой одну из сладких тайн твоих. Но что же может быть прекраснее, чем вера в искренность любви? Сидели, у костра на твоём берегу ночь была лунной в голове туман,
о чём давно теперь и не мечтаем, но не разлить с тех пор уже водой, расставались только чтоб на миг, я не сравню тебя ни с какой, другой. Чтоб счастье было и радость без причин букеты роз и радуга цветов, в вихре аромата ванили, златого дождя, ты плывёшь в фотонной радуге, звучат и песни, и чуть слышным плачем, и шёпотом горячёчным звучат, а ты смотришь, на мир карими глазами, и годы пролетают стороной.


Уже достали псы своим визжаньем

Уже достали псы своим визжаньем, понять бы им, собакам, — я же свой, кто может долгий век прожить без сна, а пост, очистит от любого смрада, и я, поблёскивая сединою, такой гордый и весёлый в рубахе и босой, да городом, как песней, дорожил, но надвигалась чёрная громада.
Что я не прав, я всё-таки не крикну, мы архетип не выбираем свой, в благоухании весеннего, после зимы наполненного цветом сада, заставить мелодию неба звучать в тебе вновь — не сможет ни кто другой, как должно быть у человека, которому больше ничего не надо. И сила на служенье долгих лет виденье так вовсе не преграда, и снова птицы кружат перед нами, и снова там удача и покой, и петь псалмы, не слыша птиц, закон суров зачем, кому отрада, одним хмурым утром, не дождь пролился здесь, а снег седой. Прошла минута — и ветер свищет, и меркнет свет, и грохочет гром! И лишь кукушка в ближнем перелеске предательски считает жизни срок,
Чем трезвее судья — рассудок, тем невзрачней стихов узоры строк, меня пути соединили навеки я крестник многих стёжек и дорог!


Разрушен, марали храм

Пряча в деревьях-изгоях кровавость пятен, вяло дует ветер, в бахроме, ты так ждала, с улыбкою рассвет прости меня, что был, порой не смел, теперь во мне неистовый бушует, хам отпусти не ищи меня по кабакам, ты, блудливая девица ночью, засыпая, плачешь, вспоминая о своих грехах. На земле бесноватый год, перманентное время затянувшийся час быка, и девица рассуждает о проституции, и разврате и похождениях своих, внутри тебя давно уж нет, в душе теперь срам, след из обид и драм, Разрушен, марали храм на сердце рубцы от ран от не порочных хождений. Когда нибудь аукнется забытое давно, когда устану я от будней городских, ветер, несущий волнами на скалы гавань далеко — не виден причал, надоело не пытаться и не ждать одиночество надёжнее тоски, и в мире этом военные конфликты деторождение не регулируется в иных. В мыслях бедлам бродит призрак прошлых лет, тревожа безбожный хлам, слюнявят матерок у поезда бычкуют разговор, в кулак, утопая в угарном дыму, как потоп, неизбежны, как пламя, знойны, в скончание временам, Где ни в кого и никто, не влюблён, радуйся ж, милая, и не скупись на хвалу.


Ностальгия коснётся души на заре

Сквозь сон в полудрёме слышу стук копыт средь Азиатских равнин, это летят, в рассвете гонцы в родимой глуши серебрится, пыль из-под копыт, помню, как гонял между лугами в степи и небом табуны диковатых кобыл, ностальгия коснётся души на заре, и я постучусь к богу в небесный створ. Ультрамарином света в серость дождя, возвращаясь, куполом неба кричит, так что же тогда уберечь не смогли? но разум упрям, и признать не велит, а мысли как гранит ещё ярче и холодны как блики в тёмных водах, их лучи, и в горле стучит, нарываясь на просто банальность, что нет, не гранит. И, как утешенье, в сиянии звёздном хочу отыскать я для сердца ответы, познавая жемчужин разбуженных и нешлифованных радуг секреты, и я, метясь, искал совет в хранилище среди книг, среди старых страниц, над бесконечностью снов, где пронесутся в этом мире мысли стаей птиц. Кричу моей милой на востоке земле, что я в неё с детства влюблён, как в час молебны церковный звон как в малиновые закаты и рассветы, от полярной звезды от божественных икон, что нас сберегли от беды, где на заре и закате бродили в степях по пыльным перекрёстным дорогам.


Куртизанка

Сгорают последние дни страницы на сердце остывшей любви, а ты, принцесса моих сновидений, о чём задумалась, скажи? Куртизанка в бессилье отпрянет, и простятся ей любые грехи, взмывают в воздух с её ладошек остатки пепла слепой любви. Кажется, сердце, и разум её уносятся в поднебесье прочь от земли,  и сплетенье тел и дар полёта, пришёл, касаясь только нас двоих!
Меня словно опоили любовью ты с другой, безусловно, планеты, ты приверженка неистова, пишешь звёздам странные ответы. Ты оглянулась, потайным взором говоришь, пора не зови, не держи, лишь бы ты опять в меня поверила, но молчит душа темно и колко, тебе шептал: пожалуйста, прости, сознанье теряется, невольно, мне давно не впервой, вроде пройдено уж всё, но до ужаса больно. И плоть твоих не чувствует ласк тебя, куртизанку, огонь солнца родил, я бы в клочья всё разорвал и оставил для нас белый лист без чернил, я встревожен к тебе мечтою без сомнений всевозможных воспарил.


Бабье лето уже на пороге

Бабье лето уже на пороге, в хороводе душа моя веселится, дни стали короче луна прячется за лесом жёлтым серпом, туман на полях серебрится, ветер шумит, сбрасывая листья, и впереди в тёмной комнате слышно, как капает за окном. Тишина трепетный сумрак ложится на ветви озябшего сада, устало рдеет заря рябины гроздья спелые, словно яхонты горят, прошли, дожди осенний воздух словно млеет, рдеет, яркая заря, лунной ночью крадётся, тихо туман стелется, в серебре прудов. Солнце за горизонт уходит пламенеющим облачком синей тьмы, в деревенских просеках в бору тихо дремлют золотые дубравы, в дубраве на горе лианы наползали и вьюны, осенний лист горел, лес, словно терем расписной, а под горой родник звонкий и живой. Стоит дубрава в лазури голубой сосна и ели пахнет кедром и пихтой, бежит по оврагам тихая вода и под дождём тлеет опавшая листва, выпал день холодный ветер скитается угрюмый по степи
свободной, зимним повеяло хладом пруды, да озябшие сады снегом занесло. Теряясь в суете, мегаполисов забываешь, что есть закаты и рассветы, и, как утешенье, в сиянии звёздном хочу отыскать я для сердца ответы, что с придыханьем к золоту испито, врастает в гаревые силуэты,
Чтоб не ушли, на поиск лучшей доли… в листву хламиду серую одеты. Сквозь пальцы убегают годы сменились, роли телами как две планеты, я и без всяких левых и посторонних знаю твои не спрятанные секреты, спуталась нить, входящая в никуда ярко горят не созданные мосты,
Смотрим на жизнь сквозь трещины, распоровшиеся швы, просветы. Рождали смятение ветра в вмиг опустевших глазах страх новой листвы, забелило за окном, заметелило, а за ним церковные купола и рассветы, забыв на миг, что вы так далеко,… что вся картина — вымысел мечты, Знаю, был, в нём была весна, были песни весенних птиц пропеты. Сжечь мне велено дворцы и мосты, рваться вперёд, где пылают кресты, а я как душа в глубину, погружаюсь во тьму, подземных миров планеты, теперь своей жизненной перипетией собираю в кулак все запреты, мы живём, молимся богам то весь мир, не любя, то давая пустые обеты.


Расскажи мне, как пахнет лето

Скользит солнечный свет по земной красоте в сокровенные уголки, наплывают страсти лавиной и возвращаются в сады и леса соловьи, от влажного холода стынут, руки сияют, в серой мгле фонари, расскажи мне, как пахнет, лето расскажи, мне про море и сочи. Поросло быльем одоленье — трава горчит и полынь да осока, внезапный рассвет принесёт приговора нелепость с востока, ты потерялась ты совсем одна, стоишь в потоке света одиноко, будит в сердце о прошлом печаль всё, что было когда-то, далёко. Тишина, льётся пропитанный страхом воздух свинцовым потоком, проникая в покой души и тела возрожденье горит свеча, в полумраке,
оставляя, мало места рассудку бьёшься, в молитвах о том далёком, а молиться легко у лампадной перед образом будущих дней. Значит, всё-таки долгим был, жизненный путь и не о чем сожалеть,
манит твоя призывная и милая улыбка, твой дерзкий и манящий смех, мои фразы нежностью к тебе нальются, я прижму ладонь к твоей щеке, и те слова скажу тебе в признанье все мысли нынче только о тебе!


А я люблю тишину

Захлёбываясь переполняющими чувствами от боли и переживанья, все, пройдя дороги испытанья не зная страха, продолжаем мы скитанья, спешим на восток, но наш мир расколот на куски Орбит из бытия, смеёмся над религией, богом и верой и теряем всё, покой не обретя. Надо мной качается, сонная берёза у костра светится, тает звёздный круг, рыдает, белая берёза страшно мне вдруг никогда не состарюсь, и не умру, пьяно голову кружа, так печально и отчаянно сжимается, сердце вдруг, там сгорел я дотла, и разбились мечты, я любил и проклинал вышину. С лицом, горящим от судьбы пощечин, кричу, что разорву порочный круг, но завтра я снова рано проснусь, и опять начнётся это замкнутый круг, пьяно голову кружа, так печально и отчаянно сжимается, сердце вдруг, тебя встречают, засветло и ты становишься чем-то большим, чем просто звук.
Бешеный ветер рвёт в лоскуты редкое облако над потемневшей водой, ты встрепенулась, как птица подбитая, ты поднялась, как глубокий прибой, где засыпали вместе мы, как прежде вздором покажутся все тяготы тех дней, а я люблю тишину, стаи птиц в поднебесье, штиль морской и земли покой.




Я рисую этюды вдохновенья

Хрупкой из льдинки пахнет декабрь чуть морозной сосной, пришпиленного неба саванной, над снова чудом выжившей страной, словно мы не на грешной земле — на каком-то немыслимом свете.… И в скрещении судеб и строк, на какой непонятно планете, но неба всего глоток боль останется здесь в глазах цвета неба, посему, был бы дорог для нас как открытие неких законов бытия, голубь бился перед голубкой в предчувствии скорого соития, как глупо жить прошлым, душой где-то посредине, не простив себя.… Испить, как силу, прошлое с тобой и всё, как чудо, данное судьбой, И вот тот трепет ожиданья не в силах сдерживать себя, я маловер, искореним ложь и страх во благо судьбы тысячелетья! Ворожбою чернокнижной из тысяч слов оставляющих лишь междометья. Я рисую этюды вдохновенья красоты стройных форм и неги долгий взгляд, ты поверь, я тобой лишь любуюсь, словно дивным прекрасным цветком, в смятенье твоего и своего благочестия, в муки ночные в сиянье лампад, я безумно люблю… и безумно скучаю в грёзах как наяву… я целую тебя.


А я заговорённый примеряю роль Адама

По палубе ветер гуляет, волны кипят, лёд рекой взволнованной идёт, русалка языческое божество с ней рядом, купаясь, плывёт небосвод, слиянье ног, слиянье губ и теплых тел, спускается туманом в переход, а у меня настроение весеннее и слетает грусть, и кружится с весной. Мгла ложиться синим туманом на юные луга птицы поют, и душа поёт, свистели птицы весело и шало, не заглушая в робком сердце страх, ещё весна таинственная млеет, блуждает прозрачный ветер по горам, а мне хочется бежать среди лугов весенним проливным дождём. Размалёванные феи с изумрудными крыльями ведут меня домой, давят меня синхронно и вразнобой, нежат поодиночке и жнут толпой, и мне ангелы тихонько подпевают о моей любимой, месса и хорал,
А я заговорённый примеряю роль Адама в поисках недостающего ребра! Может быть банальность нам нужней, чем романтика сонных планид, мы все совершенны и все мы частицы господа, и я один из этих частиц, за острым мечом херувима не видно высоких, зеркальных границ!
Медным червонцем солнце очертило круг, теней рассекречивая пунктир. Я себя в бесконечности вижу, моё сердце мечтами горит, для разбитого сердца поэта алчной страсти в себе никогда не буди, убегаю в подземные галереи тоски, от гранита и мрамора, зябкой любви, я бы в клочья всё разорвал и оставил для нас белый лист без чернил.


Я тонул в циклоне звукового фона

На возморье мы стояли на бреге смотрели, как серебрятся воды, снова счастьем себя наполняет ночь, полна тишины, в ней скучает рассвет, в мягком тумане на бреге, словно бы в ожидании ясной погоды, где сладко ожиданье страданий тягостных навек потерян тихий свет. Теперь я и она наравне порожденья буйной и бездумной природы, и от росы весь мир как будто сед на это утро пусть прольёт свой свет, зачем нам дан короткий этот век, любовь поможет нам забыть невзгоды,
молитва и господь хранят от бед хоть ветхий — не стареющий завет. Наша карта выбилась слегка в иную жизнь, где явлен блеск свободы, моё сердце кровью обливалось, а в мозгу
нерешительность и бред, и всё же мир мой тонок, и порой нелеп, он жаждет тепла и рвётся в свет,
я тонул в циклоне звукового фона и шумел прибой и ликовал рассвет. И в призрачном дыхании тумана мне распахнулся мир далёких грёз, огонь любви, свет солнечных признаний не променять на бытность суеты, закрыто сердце саваном печали мы все актёры в этой драме слёз, циркачи, шуты, многоликие комики и канатные плясуны. Пылает за морем розовый рассвет и приветливо солнце и ясен мотив, мы во мраке бредём по дорогам ухабам и не видим, как этот мир красив,
мы друг к другу с тобой прикоснёмся пусть дожди и невидимы грёзы, и в честь оставят нам Ангелы венец, по чистому пути идти сквозь розы.




Как хочется, чтоб было как раньше

В блеске огней, за многоцветной радугой, пышно цветут луговые цветы, многотонный и нежный ароматный запах их в воздухе они полны красоты, вот мотыльки, в пятнах цветной пыльцы, а мне хочется новой весны, но по-прежнему той же земли терпкость памяти как терпкость хурмы.
В праздничной истоме обращаются феи в фурий, облетают райские сады, близ моря, у кремнистой скалы, льются, кровавы потоки до вечерней зари, красивая, но с маленьким изъяном Этна музыка звучит как весны мотив, солнечному жерлу — в палящий свет — вынесу, как в жертву, стихов букет. Добро не будет для любви помеха, но нет, гремит за взрывом новый взрыв, звучат, издалека озябшие слова ты говоришь: «прощай, увидимся нескоро, и вот от сердца отрываю, милую как тут судьбе не скажешь, погоди, нежных поцелуев, тех, что я дарил, будем помнить долго, я их не забыл. Опустившая занавес ночь бархатным кобальтом краски закрыла, дом, работа, никакой красоты, без тебя всё — пустозвон-пустоцвет, все тайны мира осветят, твои глаза из звуков я сплету, дрожащий свет, как хочется, чтоб было, как раньше я буду петь тебе, встречая рассвет.


А ты идёшь навстречу по земле

Мы гуляли, с тобой по Москве стоял, лёгкий морозец с неба падал снег, на одной из улочек ты сказала, мне прощайте, задыхаясь в смущеньи, сколько лет тебе было? Шестнадцать! Я забыть о тебе не могу, и трезвонит, не уставая шанс последний поправить судьбу. День тихая рутина, ночная вязь, в небе звёзд бледнеющих лучины, идёт грядущая весна не уютность города и крик летящих журавлей, и где-то там, во мраке облака, нависли, словно призрачные льдины, а ты идёшь навстречу по земле, а ты летишь навстречу к судьбе своей. А завтра может стать последним днём, и прах развеет ветер, словно снег, всё видится в серую дымку одетым, как призраки, люди в белесой мгле, И ты всё забудешь, под утро от счастья пусть где-то родятся, и гибнут миры,
Мы не боги, а так, голыши, в постелях иных, когда придёшь, твержу тебе. Я бросаюсь вниз головой, как в детстве, ещё совсем не боясь камней, ты не такая, как все, не такая! в свете солнечных дней и вечерних огней, благодарю и воспеваю искрящийся свет, льющийся из души твоей, ты, не сровненная, ты поверь! Нет ласковей тебя и нет тебя нежней!


Я философ и поэт

Не потревожат нас земные страсти отраженье в лучах едва заметной боли, не считай жизненных укусов, сколько здесь проросло этой волюшки-воли, зачем вы каждое утро надеваете на себя разные маски, играете роли? В качестве инструментария в поисках выхода из болота лучшей доли.
изощреннее у нас всегда найдётся еретик и будет здесь кричать от боли, и композиторского дара не отнять играем гаммы и арпеджио, триоли, над моей головой, ангел затихла кругом тишина,… будто камень висит, Кто мир наш придал распятью на ложе похоти в плену у липких паутин?
Мы несёмся сломя голову, растерявшие последнюю толику воли, в немую погружаясь пустоту…
Мы никому не доверяем пароли, плутаем в переборе половинок, а юность ждёт совсем иной юдоли, в подлунном мире пестиков-тычинок распасться суждено на семядоли. Весны неслышная поступь уносит запахи трав и шелест поздних дождей, где в небе щебечут птицы, и солнце плетёт узор воздушный из лучей, и гроздья серёг, до того неуместные рябина затихла в изгибе ветвей,
Где время, зябко поведя плечами, ссыпает грусть в лукошко серых дней. Не бросали вглубь якоря, среди искорок божьих, мерцающих свечей, золота отсвет купол, что свечки свет падают звёзды — не сберегли завет, ночью тёмной раннюю зарю ожидаю — пусть прольёт свой свет, И лампадка взойдёт над озером, поминающим лебедей. Волны на берег выводят прилив, а что же там за рассветом во мгле? Издали не взглянешь, не осудишь и не поверишь злой людской молве, любви ль это истинной признак? что такое любовь — есть ли точный ответ? О любовь, которой нет уж двадцать лет, с тех пор я философ и поэт!


Чтоб не ушли на поиск лучшей доли

Мы как механизмы на сонных пашнях, роем землю цвета эбонит, прогрессом, как день вчерашний в забоях скальных аммонит, соперник, наступающий на пятки, сладкой лестью-фальшью моросит,
Но здесь не Гаага в трансе и сансара не вертится, а жизнь не серпантин. Девочки не желают жить, как надо девочки за деньги в постель идут, увидим — лица или элементы — приветствия от сытости — властей… Официально, неофициально — запутали совсем простых людей, где толстеют продажные морды кабинетных зажравшихся крыс. Конторы, банки, за проценты драка, живому не уйти из пирамид! И в курсе курса — каждая собака, и каждый фискалить норовит,
А душа как птица бьётся, о стекло корчится, от боли, бьётся и кричит, Живём по своим эфемерным законам, в игре нашей не принят гамбит. Полною мерой брошена горсть, кого — то радует отчасти звон монет, сермяжная, правда чиста и бесспорна на этом клочке, за последние гроши, земные, через печаль ведущие, дороги часто бывают весьма нелегки, верните мне тайну и веру в чудеса в ночь полную любви, отчаянья и воли! Как в поле силовом сейчас мы зависли, хоть кто-нибудь сильнее позови, рушат весь мир, пощады не жди, кто сказал, что мы должны жить на взводе,
остаётся лишь серой рутины бессилье пиво пениться, льётся в бокалы вино, чтоб не ушли, на поиск лучшей доли… в рваную хламиду серую облачены!


Мысли тонут призрачно в декабре

Осень листья падают тихо, ни ветерка, только солнечный свет, уйдёт скоро осени печаль, придёт зима-колдунья и даст отпор тоске, воздух детства глотаю, здесь приветлив каждый дворик, и сквер, где улицы без счёта впереди и я среди них неприкаянный юнец. Хочу белых яблонь, чтоб цвет не падал, не чернел под ногами цвет, любуюсь площадями листья, кружась, стелятся, у ног Питера нет родней, где на Неве на фрегате стаю на корме и гляжу на кильватерный след, и я о тебе не позабыл, ночника коснувшись, ты включишь свет. Пойду, бродить ночью до самой до зари мерцает, фонарей унылый свет, мысли тонут призрачно в декабре молча, щетинятся окнами этажи, лёгкие блики далёких небесных плеяд цокают спицы, сплетаются петли, ряды,
тоска, одиночество, осела в душе, как силы набраться? злой дух одолел! Что за встречами с нею скрывают? кому нежная песня, мол, солнечный свет, а ты холодна и безразлична к моим чувствам, а я пылаю о мысли и мечте, в это лето я сойду, с ума я брошусь, с обрыва навстречу холодной волне, тебе напишу замусоленный клочок бумаги, кружась, упадаёт на паркет.
Я хочу, чтобы растаяли лёд и чёрствость, чтобы рассыпался злой навет, я знаю, скоро будем, мы вместе! ты моя муза! А я твой поэт, еле слышится колокольный звон весь мир не стоит нежности твоей, музыка, которая звучит в моей душе, льётся белым светом только о тебе. Рассвет высок, зовя к земле далёкой, подняли парус в гавани твоей, на васильевский остров на свинцовой волне блюз воронок, огни, запах весны — запах самой жизни, вкус радости и ветер любви… Я позабыл в тебе, как в бреду своё имя… свои шаги. И потом вдруг всё рушится, и наваливается тёмная пустота, что за бред? Что в замыслах творится, когда надорвана струна, и позабыть тебя я трушу,
Мой шёпот содрогает воздух вдоль желанья, он только твой и он уже в тебе,
Но близость мне ожогом новым станет, я тьму ищу, а в ней надежды свет.





За зеркальными стёклами

Солнце остыло — вечер повис воздух фиалкой запах, и жасмином, в дрожащем мареве огненных свечей зарделся заревом закат, как в самый первый бесконечный вечер меня целует летняя заря,
Пусть мои чувства мой разум моя реальность, как картина. В огне страстей внезапно возникает и снится Ангел в вышине, моя комната размазана белой глиной это происки душевных чертят,
солнце взойдёт, засияют глаза, никуда не скрыться в жизни от огня, выхожу один я на белый свет, но дорога, сквозь туман уходит от меня. Иду, дорогой торной меж бушпритом и валторной на тускнеющий свет, чернота луж ворожит, покой фонари расточают, серебряный свет, порой не просто так себя заставить, по совести итожить прошлый след, только страсти огонь ветер в нас разжигает и пусть что не видно побед. В брошенном здании загорается свет, веет непрошеным холодом, и барабанит, дождь по крышам стекаются, к зданию промокшие тени, Расплавляются сотнями огни подчиняемые воле лихой ворожбы, за зеркальными стёклами, феи и эльфы будут водить хоровод. Тихо солнце поднимается утро новое встаёт, снова встречаем рассвет, где главным днём был день, конечно где всё казалось ясным и простым, играет капель музыка, с опустившихся туч хоровод, над грешной землёй, глядит природа, с горестным укором, когда же ты прозреешь, человек? Когда режешь ты руки бесстрастно, а ночами ты смотришь на звёзды,
душа не дышит, она всплыла на грешной, шершавой, и солёной земле, я стряхну пыль веков, ведь скитальцам столетья не в счёт, чуть-чуть уже озябли мои ноги, бредущие в серебряной траве.


Я частичка тебя, утоление жажды твоей

В небо врастаю медленно, где-то в раю, вне времени, дремлет, моя вселенная умираю, возрождаюсь, вновь пеплом становлюсь, из углей раздувая, языки огня, мой хрупкий мир в иллюзии любви холодным блеском, нарядив свой взгляд, коснёшься губ поцелуем дождя прохладным и свежим как дыханье января. Не уйти, не сбежать, не спастись и ты дышишь, а тебя накрывает осколочным от корабля. По-тихому умираю вот так, ежедневно таю и падаю в свою кровать, забывшись отрывком рая из сна, где всё хорошо я устремляюсь к небесам в душе какое-то томление, хочу бежать, летать, парить! За южными воротами главная улица, пройдя через берёзовую рощу, превращалась в лесную дорогу, потихоньку истончалась и распадалась на тропки, разбегавшиеся. Минуты до звонка заказаны любовь не ведает преград, круги своя криво чертятся, от руки не замыкается вечная колея. Бросаясь, словно в омут с головою, в любовь, надеждой тешим мы себя — Слабеешь, не мечтаешь о побеге в полосу, где не бранят.… И давят грязью по твоим мыслям пустые числа календаря, ночь-чародейка со мной переходит на «ты»: «хватит грустить-тосковать, посмотри на меня, только прощальный блюз тихо выводит медь листья лежат, шурша, шепчут «прощай» ветвям, греет меня, баюкая, нежно поёт любовь.
Осенним вечером в закате, я в яблочном саду до одури блуждаю, запутавшись нечаянно в саду средь падающих яблок в ладони земли лабиринтах мысли.… Встретил взглядом взор девичий и остолбенел, словно прирос к земле побежал бы яза ней вдогонку, про космические неземные миры ей нёс бы про райские сады и любовь. Цветут, цветы на лугах и бескрайних степях моей родины их взрастила, родная земля благовонные, нежны и сладки их тонкие запахи, листья и стебли полны красоты, и задремала моя родная земля, устало догорает, сентябрь пожелтели сады. Приходят из-за каспийских гор и морей метели холодные, бурные грозы и свежесть ночей… Вечных созвездий узор золотой веет от них красотой не земной сердцу моему и душе моей и взору родные они. И говорят про давно позабытые светлые дни, и всё думал о ней вместе, с которой по жизни шёл очень хочу, чтоб была, ты счастливой рассуждал, я долго на тему о любви. Едва касаясь кожи, губами медленно целую, пытаюсь чувствовать тебя, находясь далеко на чужбине на острове сокровищ на высоте, над шумом бурлящих вод, в золото струйных брызгах чужой реки, где, как везде, лишь вверх, и потому то, корчуясь от боли, так ненавидят, часто божий свет свежесрезанный посох в руке зажимаю, своей. Смирил Египет шум дневной, во тьме лишь стражи звон в степи цимбалы кочевали и навевали суховей. Карминным блеск облачений и речей и паства таяла, теряя в стоянье, но не смог найти я друга, среди хаоса камней, если корнями врастаешь в память это серьезней любых клещей, внезапно сердце обольстилось на зов студенческих огней. Голоском своим свежим прошепчет тихонько ручей, каждый нераспустившийся цветок внезапно исчезнет, шагаю, в непочатое поле грядущих идей отворяются чертоги дворца предо мной, где так держались наши предки неба и корней. Что и сражались в стократ сильней за земли свои и будущих потомков своих я впитываю мыслями и душой сейчас их присутствие и дух. Но когда же я увижу вас, миры опасные? Март капризный март безумный, итальянцы говорят, месяц тот, что пред апрелем — так его, боясь, крестят, стонут мартовские кошки, в нашем сердце и на крыше, и сказать нам невозможно, где свирепее, где тише. И твоей сестры дорогих мне очах я встречаю тебя в каждой думе своей, ночью буря бушевала, а с рассветом на село, на пруды, на сад пустынный, первым снегом понесло, и сегодня над широкой белой скатертью полей, прощаюсь с запоздалой вереницею гусей с клином белых журавлей. Я плохим оказался, знаю.… Нет, ты наверно смеёшься и плачешь, веришь мне снова, не видишь подвох, молча окинув нечистого взглядом говорящим, как мама, ведётся, учила, ты так же тщательно во тьме скрываешь любовь и радость, отпусти! Что тебя вдаль ведёт, неведомо чей глухой зов? Я готов идти за тобой. Не вынес монаршую немилость тебе подвластно всё владелица орбит, как рано рассвет заалеет, как рана на сердце пока же не слышно и птиц, какой-то силой колдовскою, веду с тобой беседы рифмой стиха, но приветливо солнце и ясен мотив нам ангелы всегда, в подмогу, любовь — божественный миг! Покаяние, столько смыслом раскаянья суть не смести, уходила, сгорала, жила в полсилы я знал, ты могла, дышать за двоих! Ты спасала меня каждый раз чистотой своей, я частичка тебя, утоление жажды твоей.


Всё короче память, всё дольше разлуки

Июльским днём в полдень, прогуливаясь в окрестностях Питера, я остановился у старинной усадьбы, которая расположилась, у самой кроны старого развесистого дуба свет солнца с трудом пробивался, сквозь ветви. Усадьбу окружал сад из смородины, вишни, малины, и жасмина на окне нежилась, парочка прожорливых ленивых котов. Радовал, глаз изысканной формой листьев экзотических цветов воздух был, насыщен необыкновенным ароматом стояла, звонкая тишина только изредка нарушали тишину соловьи своим звонким перепевом. Поскрипывала пластиночка, наигрывая мелодию старого патефона. И мне бы хотелось слушать ветра песню, самостоятельных мелодических голосов бродить с тобой в венке из листьев клёна. Ты не грусти, приеду, непременно на оперном я в сквере посижу, завтра я снова проснусь, и опять начнётся этот замкнутый круг. Я спал на продавленных диванах с пружинами, впивающимися в тело, То, что памятью смыто, уже невосполнимо всё короче память, всё дольше разлуки. Всякому в мире положен свой срок, гибнут и звёзды, и древа листок. Слышу голос привет, поэт, ну как твои дела? небось, оголодал в своём застенке? Поманила, меня путеводная звезда умчался, без оглядки и только с одной проститься не смог это прошлое берег моря я мог бы ещё поспорить или выплеснуть каплей соли помню её волосы виноградные гроздья, шея белый цветок носит она большие браслеты и кольца, с телефоном не расстаётся, ей постоянно кто-то звонит. И как табло устало щёлкает, глотая очередность строк. Мир на твоих запястьях молод, ещё так молод, венками разветвляется и парит, И снег — холодный и голубовато-светлый трамвай, летящий сквозь ночную тьму, отрезали: прошлому — радость будущему — тоску, чувствую — тебя мне не хватает! милых и до боли близких рук… ветер с новой силой налетает унося тревожный сердца стук… К высокой степени безумства так напоследок я скажу… Смеёшься — я тоже… С тобою не сложно забыть о лихой и пустой суете… Я возьму лицо твоё в ладони, словно чашу редкого вина, пригублю, Но выцежу до дна, охи — и — ахи — взамен увертюр под шёпот дождя. Холодная ночь, в лесу проведённая мною вот сижу и созерцаю чуть журчащий сверхчистый ключ. Зуммером, пульсирующим боль — стон я тоской отравлен мой ум — глюк. И не серди бессонницу мою, я весь и так желанием горю — Но не плачь. Я тоже хочу просыпаться от короткого слова «люблю»…Прихожу каждый раз к Алтарю на погосте? Прошу Господа, опустившись на колено, спаси, сохрани её,… ты ведь могуч! Я убит я понял, твоей шальной любовью на столе вино, за окном рассвет я от шуток её заразительно хохочу, поменялось немного убранство моих миров. Музыка звучала, играла тихим стоном я никуда от тебя, милая моя, не исчезну я закрою тебя от порывов сильных ветров, в сознании любовь, и мечты пробуждаются, мысли мои словно птицы летят, забудем всё, что с нами было? автобусы, троллейбусы — песочные часы моих городов перекрёстки улицы. Звёзды россыпью, спят, на волнах качаясь, нежно гладит их ветер своею рукой, обнимет жарко крепко, и тут же позабудет как мёртвый лист опавший, я над землей летаю, где таинство миров совсем не сон, где он закрылся тайной в откровении мечтой… По кому-то заплачут кому-то трёхкратный залп вот, и кончилось, лето играет, печальный блюз. Прости за всё, что с нами было, прости за то, что не сбылось, прости, что я тебя любил, на границе безвременья трудно порою постичь нереальность и несовпаденье орбит. Иди туда, куда твой свет тебя так манит, к таким же, как и ты светил, Я понял, что между нами есть, проблема твой интерес ко мне давно остыл можно и влюбляться уже с новой силой, выбросив осколки чашек и обид. Что ты хочешь сказать? может что-то услышать, в отражениях памяти, бликах зеркал, замечать, что где-то вне тебя происходит двадцать первая, прекраснейшая весна, чтобы слышать кружевную зелень, божью тварь, бородатый лес, что бубнит тайга. А пока что по крыше гремит черепичной под стать ему блюз из заснеженных фраз. Бесплотна любовь и чиста, живёт она отдельно, и всем она дана — на веки, до конца. Засмотрелся, в зеркало потемнело, треснуло, выпал квадрат и ничто не в новинку теперь мне на свете я любил, но любимым я так и не стал; чрезмерно затянувшиеся игры прискорбный ожидает результат, Только ты, прошу,… ты во мне — не умирай! Когда покинет тебя воля и холодящий мысли страх, с волос сбегут струйки, капли, упадёт мокрая коса. А всё могло ведь быть иначе! Но, что теперь уж говорить я целый мир был готов, бросить к твоим ногам подарить тебе нежность, страсть, любовь и ласку, вечер, дом, тепло, уют, но рушатся воздуха замки цветные, слетает, с их стен на снега позолота я прах надо мной сомкнётся, небо пусть всё, когда-нибудь безропотно умрёт! А потом воскреснет и зацветёт с новой силой! Путешествие души
Каждый человек понимает, что сон — это удивительное состояние, которое, на мой взгляд, можно сравнить с волшебством. Что такое осознанное сновидение — как это произошло, со мной впервые это случилось, в посёлке Анастасьевке, что в Казахстане, когда мне было восемь лет. В ту ночь мне приснилось, что ко мне пришли пришельцы сон был таким явным, что я проснулся. Ночь была звёздной луна освещала мою детскую комнату я открыл глаза у моей кровати стаяли люди высокого роста две женщины и один мужчина они были одеты в чёрные накидки с капюшонами которые закрывали их лица страха я почему-то не испытывал я спросил кто они. Они сказали мне, что они пришельцы из далёкой планеты сказали, что бы я ни боялся, что они не причинят мне зла. Я спросил их, а где находится их планета, они сказали, что их планета находится далеко в Туманности Ориона, что их планета содержит огромное количество органических веществ - планета также вращается вокруг своего солнца, как и наша Земля. Их планета, вращается на таком оптимальном расстоянии от своей звезды, при котором они получают тепла достаточно, чтобы присутствующая на планете вода находилась в жидком виде, а не в твёрдом или газообразном. Кроме того, для возникновения жизни на планете, она должна обладать ещё рядом обязательных условий. Наличие спутника, а также магнитное поле является несомненным плюсом для поддержания жизни. Они предложили, мне посетить их планету я сказал, что да конечно я согласен, но с одним условием, что они меня вернут обратно. Иначе, если я не вернусь, мои родители будут, очень огорчены и очень сильно будут, переживать о моём исчезновении они сказали что нет проблем, что у них тоже есть душа и они тоже переживают такую же боль когда теряют свих родных. После чего моя комната наполнилась, густым зеленоватым светом буквально через несколько секунд мы оказались, внутри летательного аппарата. Меня усадили, в мягкое кресло пристегнули ремнями, в кабине корабля было просторно, так что можно было, свободно передвигаться кабину корабля освещал тёплый свет, я был, спокоен чувствовал только лёгкую тревогу сидел в кресле и наблюдал за множеством мигающих лампочек внутри корабля. Через несколько секунд я почувствовал лёгкое колебание корабля, и тут мне в голову пришла мысль мы взлетели. Ко мне подошла миловидная девушка, с большими зелёными глазами облачённая в серебристый костюм с её плеч свисали длинные светлые волосы. Она предложила, мне пройти к иллюминатору и насладится космическим величием. Заглянув в иллюминатор, я увидел, как мы удаляемся, от нашей планеты земля в космическом пространстве она выглядела такой красивой притягательной и такой родной. Я неожиданно для себя воскликнул эта наша земля, на что мне ответила девушка, эта планета несёт имя планеты — Мидгард — имеет многообразное значение: Срединный Мир, Срединный Сад. Она вращается вокруг Ярилы — Солнца, которое входит в созвездие Зимун Малой Медведицы в качестве восьмой звезды. Созвездие Зимун находится в Галактической Звёздной Системе, называемой, Свати Галактика Свати имеет вид левостороннего Свастичного креста — Коловрата. В нижней части одного из Рукавов Свати и располагается созвездие Зимун. Ярило — Солнце называется Трисветлым, так как освещает три Мира: Явь, Навь, Правь. Мидгард — в очень далёкие времена находилась на пересечении восьми Небесных космических Путей. Которые связывали обжитые планеты в девяти Звёздных Системах Светлых Миров, где проживали только наши Пращуры — Арии и Славяне. Поэтому в древнейшие времена наши Предки первыми заселили Мидгард, где существовал только животный и растительный мир, и отсутствовала человеческая форма жизни. Причём Ингард из системы Златого Солнца в созвездии бета Льва является Древней Космической Прародиной большинства Славяно-Арийских Родов, переселившихся, на Мидгард в Чертоге Расы находится, система со Златым Солнцем бета Льва. На планетах данной Солнечной Системы существует биологическая жизнь, схожая с жизнью на Мидгараде Роды Славян и Ариев, живущие на планетах в системе Златого Солнца, именуют своё Солнце ещё и Дажь бог Солнцем, и Яро великим Солнцем, так как оно более яркое по излучению светового потока, большее по размеру и массе, чем Ярила Солнце. Одной из планет, вращающейся вокруг Златого Солнца, является Ингард. Её период обращения — 576 суток. Ингард имеет большую Луну с периодом обращения 36 дней. Прошло, немного времени космическая ночь сменилась на день, пролетев сквозь облака, мы приземлились мы вышли из корабля. Вдруг я почувствовал нежный цветочный запах,… Я попал, в какой-то сад там были высокие кусты, а вдалеке виднелся большой дом, я побежал к нему, передо мной вдруг выросла, серая изгородь из плетёной лазы я отошёл от изгороди, преодолев небольшое расстояние по просёлочной дороге. Какой-то сельской местности, вдоль домов и ограждений в дали я увидел людёй, они стояли кучкой, и до меня доносились обрывки их голосов. Вдруг один человек поднял голову, и, заметив меня, стал указывать в мою сторону рукой. Другие тоже подняли головы и начали что-то кричать мне. Помню, мне пришла в голову такая мысль: «Почему они смотрят на меня и кричат?» И вслед за ней — другая: «Наверное, их удивляет, что я одет ни так кА они. Далее у меня произошёл следующий диалог с самим собой: А ведь и правда, как это возможно, ведь люди были одеты в ярко старославянские одежды — Может быть, это просто сон?.. Я осознаю, что сплю, что всё происходящее вокруг мне снится. Это потрясающее открытие породило во мне мысль, что если это сон, то я могу делать в нём всё что захочу. Я решил найти какого-нибудь человека, чтобы поговорить с ним. Я подошёл к кучке людей, стоящих неподалеку. Однако когда я приблизился к ним, то постеснялся вмешаться в разговор. Я стоял и размышлял: интересно: если это мой сон, то, значит, все они — не настоящие? Но я же вижу их, они совершенно реальны! Вдалеке залаяла собака. Вдруг потемнело, и набежали тучи. Запахло озоном. Пойдёмте в дом, сейчас будет дождь» — предложила одна женщина. Все направились за ней. Я стоял и не понимал, как мне быть. Лёгкий тёплый ветер ласкал моё лицо, накрапывал небольшой дождь, я побрёл, дальше через площадь по улице я оказался, на окраине поселения у большого озера вода была, кристально чистая, которая блистала на солнце. Мне захотелось, искупаться, я подошёл к брегу снял обувь и прошёлся по воде получил душевное и телесное удовлетворение вдоль берега располагался, ряд домов с резными ставнями у колодца стаял седовласый бородатый старик в расписной рубахе. Я подошёл, к нему попросил, испить воды старик зачерпнул из ведра деревянным ковшом и подал, мне я напился воды, вода была чистой как слеза холодной и сладкой как из родника. Я поблагодарил старика и спросил, что это за деревня тот улыбнулся и сказал, а ты человече сам — то от, куда будешь? Я сказал, что я прибыл сюда из планеты Земля с моими новыми друзьями, которые обещали, доставить меня обратно в ближайшее время. Тот опять улыбнулся и ответил, а да я знаю эту планету её имя Мидгард. Мимо нас прошли девочки лет тринадцати о чём — то говорили и смеялись, сровнявшись с нами, осмотрели, меня захихикали и пошли прочь они были, одеты в старославянские платья с вышивками белокурые с ярко голубыми глазами я пытался заговорить с ними. И в ту же секунду очнулся у озера Каракуль, что расположилось, в пяти ста метрах от посёлка Анастасьевка было уже светло. Это было моё первое в жизни осознанное сновидение. А что было после? Думаю, будет лишним, если я скажу, что этот опыт оставил во мне неизгладимое впечатление. Весь день я только и мечтал о том, как бы по - быстрее настал вечер, чтобы пережить подобное ещё раз. Но меня стало, навещать нечто это было, существо с ростом не более метра полностью волосатое с мордочкой кошки темно-серого цвета мы с ним играли, в различные игры это существо было женского пола, и звали её Цуртана. Она мне рассказывала различные смешные истории и сама больше всего хохотала, очень любила сладкое конфеты, сгущённое молоко, варенье и так далее. А когда приходила пора ложиться спать она, куда — то исчезала, я ночью каждый раз просыпался от того что у меня пропадало одеяло. Перед тем как Маме рано утром нужно было, уходить, на работу она заходила ко мне и обнаруживала, что я лежу без одеяла, она спросила ты почему без одеяла и где оно? Я ответил, ни знаю, а когда мама стала искать и заглянула, под кровать то обнаружила одеяло, сложенное вчетверо под кроватью, на котором была, тёмно серая шерсть так продолжалось всё лето до конца августа. Тогда родители обратились к старой женщине верующей на то время, которая проживала на окраине посёлка за помощью, когда эта старушка пришла к нам — то сразу сказала, что в нашем доме поселилось неизвестное существо. И что бы его изгнать нужно, провести специальный обряд, я сказал, что бы они ни делали этого, что это существо ни злое и зовут, её Цуртана она мне рассказывает интересные истории и то, что она из другой планеты присланная, что бы присматривать за мной. Но меня никто не послушал, после проведённого обряда изгнания и очищения дома Цуртана больше не приходила, а я вскоре заболел, детским параличом у меня отказали ноги я не мог самостоятельно передвигаться. И был, госпитализирован по этой причине я пропустил занятия в школе и остался на второй год во втором классе. Однако прошло ещё много времени, прежде чем мне удалось снова испытать это состояние. Тогда ещё я, конечно, не знал, как войти  в такой сон  намеренно, и мне приходилось полагаться на случай. С тех пор я заинтересовался этим феноменом. По какой-то неизвестной мне самому причине я до определенного времени не задавался вопросом по поводу того, происходит ли именно это с другими людьми. Слава проведению болезнь отступила, я снова научился ходить, занимался спортом Боксом, самбо, после как мне исполнилось, восемнадцать лет я был, призван на службу в Советскую Армию служил в специальных войсках в Монголии. И вот теперь в эпоху Перехода Высшие Силы проделывают колоссальную работу по убиранию законов темного мира. Они сняли энергетическую запись из информационного поля о значении слова «земля». Но всё же людям нужно вернуться к исконному названию своей планеты. Нашу планету зовут Мидгард или Божественный дар. Именно под этим названием её будут знать другие цивилизации Космоса, когда полностью завершится наш переход…


А вы любили?

Ну, полюбить, как выяснилось, можно, и разлюбить, как оказалось, да расставание это завершение отношений. Отношения могут завершаться по разным причинам. Завершить отношения качественно — означает принять изначально осмысленное решение того что касается расставания. Расставание уместно тогда когда вы реально перепробовали все варианты быть счастливыми вместе, когда вы использовали весь ресурс саморазвития и совместного развития в паре, или когда вы развиваетесь, а ваш партнёр не синхронизируется с вами. Поэтому когда вы осознанно подходите к расставанию, то нет негативных эмоций и боли, максимум печаль и грусть. Любовь это энергия, которая наполняет вас, когда вы соответствуете ей. Вы начинаете чувствовать энергию любви внутри себя и начинаете этой энергией наполнять все свои действия — любить, ибо Любовь это не чувство, а действия наполненные энергией любви. Поэтому разлюбить человека чисто физически не возможно, ведь это ваша энергия внутри. Если вы чувствуете что «разлюбили « человека, то встаёт вопрос, а Вы любили? Если вы на самом деле любите своего партнёра, то разлюбить вы его не сможете, а вот расстаться с ним можете. Звучит на первый взгляд абсурдно, но так бывает в жизни. Все люди в нашей жизни являются учителями. Зачастую партнёры встречаются и создают пару для решения определённых задач развития, и если они их качественно отрешали, то наполняются чувством благодарности друг к другу. При этом общих тем для совместного движения больше нет — люди спокойно расстаются, оставаясь друзьями в ролях «мать и отец» если есть дети или просто друзьями, которые всегда поддержат друг друга в любую трудную минуту. Любить другого — дарить ему свою энергию любви, наполняя ей все действия, всё время взаимодействия. Поэтому даже рослее расставания ваше взаимодействие будет наполнено любовью. Истинная любовь навсегда остается в вашем сердце к человеку, даже если его нет рядом. И это никак не мешает вам любить кого-то ещё, например того с кем вы строите новые отношения. Примером может послужить ситуация, когда партнёр, которого вы любили — умирает. В вашем сердце навсегда остаётся любовь к этому человеку, при этом это никак, по сути, не мешает создавать новые отношения полные любви. У многих может возникнуть вопрос — а что мешает тогда человеку полному любви строить отношения сразу с несколькими людьми? Ничего не мешает, просто верность и честность основа Любви. Выбрав своего партнёра, у любящего себя человека не возникнет и мысль о том, что ему кто-то нужен ещё. Расставания с болью, на сильных эмоциям, с негативом внутри — это признаки незавершенных отношений и пока вы их не завершите качественно, вместе с партнёром или самостоятельно, например, в работе с психологом, вы лишаете себя возможности создать новые качественные отношения. Энергия любви — самая мощная энергия во Вселенной. Она может вернуть здоровье, наладить отношения, защитить. Для этого просто представьте того, кого вы хотите защитить в розовой дымке любви. Подумайте об этом человеке с нежностью. Скажите ему мысленно: «Я люблю тебя! Я посылаю тебе энергию любви, пусть она защитит тебя! Постель — то место, в котором люди проводят значительную часть своей жизни. Я знаю хорошо, и на вопрос я ответил такой: Где мы с тобой, вкусившие запрет земля, что раньше родиной звали, хоть несколько минут во сне поговорить с тобой. Под сенью нависающих маркиз прошествует, теплынь по головам ты потерялась, и совсем одна, стоишь в потоке света одиноко жизнь отмеряешь от цветка к цветку. Когда тебе от скуки одиноко мне морока вполне было отмеряно вот только жаль, что больше мы с тобой не вместе встречаем весенний рассвет любимая родная! Назло ветрам, морозам и снегам восьмого марта все цветы земные пусть к твоим будут брошены ногам!


Что такое красота

Что такое красота? Это когда иначе быть не может! Когда чувства, впитаны душой, рисуют краски жизни с чистого листа, Тебя манил лазурный небосвод, меня же шум прибоя чаровал, искал я знаки в ряби стылых вод, а ты с платком бежала на причал. Твой ангел на левом плече отдышится, крылья сложит, не просит воды, не гнушается боли, не прячет плодов в погребах, Да! я тот, кто богинь бессмертных увлекал на ложе, я тот, кто делал безумно больно, но недаром свела нас судьба. На мне одном границы не нарушь! Взаимность наша тем и хороша: За ту черту, — за ту, что ты шагнула ты та, что нежным словом не звала, я празднество для нас двоих устроил по всей земле идёт о нас молва, быльем покрылись беды-небылицы, как снегом припорошена трава.
Летят, словно с неба жёлтые листья завалили аллеи, шурша, я опять бреду по лабиринту, слегка касаясь тёплого плеча, Вернуть бы мечту в разноцветье трав, где небес прозрачна синева,
На миг застыв, изменим очертанья, омоемся водой «из родника». Перевернулся день став липкой белой ночью ушёл во тьму, а в голове мысли просто в клочья по злобной воле чьей-то.… Заскучал? тоскливо стало? обуздать решил судьбу? Позабыто уже большинство незначительных ссор.
Это всё чудно, так что чёрным вывернуто нутро словами, не успел впитать зелёных листьев трепет на аллее,  граней бесценная память, истекает потоком к земле, возмущая покой бытия, я топил её, как щенка.… Но это ведь жизнь, поэтому неестественно-громкий смех, да, я пил безбожно много залить пытался сердца плач, натужно держусь за ветку и нужно б трезвым быть к зиме,
Нас, подхватит и, закружив, стремнина вглубь увлечёт. Как младенец я ночью сплю, птиц не слышу рассветный слёт, осень пришла, журавли улетают, клином исчезая в тумане, И не единожды ещё лукавый май солжёт, и мой приют в заштатном городке и петлёй тоска в вечерней синеве.





Я отдам все плохое дождю

Коль моя Джульетта — за глухой стеною? меня ты слышишь из небытия? За то она и спит, но ненадолго и скоро прежней станет для меня, Опускаемся в страх неизбежности, и к таинственным жизни огням.… Пробьётся там и тут по сроку — пламя и к звёздам устремишь печальный взгляд. В камнепаде гранатовом, в гареме через край, И катается жизнь на таких вот, некрепких, плечах, И — убивай, всё ненужное рви, ломай, Я стремился домой через смерть километры и страх. Позади одни сияющие вершины впереди темно, и кто-то играет блюз, Охоту закончили, вещи собрали, залили водой остатки костра, Но ты просто об этом не думай, веришь, пройдёт — невостребованное «люблю»? Три времени года: ясное лето, щедрая осень и верная утру весна. Срисовывай плеч её случайную наготу, Холмики и перелески, в сочных весенних цветах, Меня донимают и в бегство пуститься влекут, Уходи! мне уже непонятна твоя красота. Из несбывшейся мечты возникает подобие фраз, Нет, не возраст терзает меня скорее усталость, депрессия, страх, И сколько б ни было там впереди красивых глаз, Ну а где то волна бьётся мимо людей в янтарях. Улыбаться себе, вспоминая совсем невзначай, Смотри — люди плывут по внутренним городам. Все безымянные канули нынче за край, — И не было края бездумным словам. Будто точно небесный пастух погоняет овечек домой, Что мне чужие тревоги, когда жизнь моя протекает в дожде сентября, А пред взором какой-то венок… и зачем он лежит над тобой? Лишь ты обнимаешь, целуешь, утешая меня. Когда каждый считает, что ты из путей выбрал самый простой — Мне всё равно, уже ведь поздно, но я, же верил в тебя! Смерть товарная лбом ледяным упирается в лоб ледяной, Не жду в ответ с любовью взгляда, в лицо, тебе бросая взгляд: Из могилы пошли им привет старомодно чеканной строкой, Я всё спою, правду о жизни, о душе, о боли, мучавшей меня! Взмоет душа моя яркими брызгами вверх и стечёт вниз солёной слезой, В свои сорок два никак не остыну, это моя колея? Я отдам всё плохое дождю, что блуждает, по окнам звеня, От песка… иль от дыма… сгорает судьба на глазах у меня, Это время, когда языки вырываются пламени из огня, Я в чужих городах растворюсь навсегда тебя всем сердцем любя.


Под пристальным взглядом судьбы

Не далеко виднелась церковь с голубыми куполами и звонницей высокой, Ты колокол призвания раскачал, тяжелой меди, в тишине глубокой, Будет, внезапный рассвет принесёт, приговора нелепость с востока, В чертог любви, где с сотворенья мира никто не знает слова «одиноко».
Под пристальным взглядом судьбы! бывало, и я расцветал раньше срока, Продираясь сквозь зарево боли и грёз, не смиряясь с давлением рока, Чтоб на месте свободном цветы дописать на кустах! Кто-то в солнечных зайцах споёт о прекрасных лучах. Рождайся Христом-Богом мой народ! И славь свободу духа вместо угнетенья, земли давно не чуя под ногами, так как Орион за стайкою Плеяд, Но вы мои печали развенчали,… благодарю за слово нежное и ваш лучистый взгляд, Уносят думы по волнам эфира в манящее и гулкое далёко. Как умел тогда тебя берёг, только было в том мало прока. Померкли брошенные латы — лишь одиночество в душе и страх.… На мир таращит глаз отважно, она стройна, и волоока, И дела нет до них зиме бесстыжей, с морозом загулявшей в пух и прах. Я и в небо пошёл бы с упорством дурным фантазёра, Про свою ментальную угрюмость, даже увязая в их снегах, Ветер дует с севера северо-запада редко с востока, Звучит жалобная песнь ветра утонувшего в непокорных парусах. Выпал опять мне сон, где полночной порой вновь тебя я искал в заросших дубравах. Где печальный закат режет сердце тоскою, где чужой мне рассвет давит на душу. Кудрины поселились, на втором этаже смотри, там над сумрачным лесом уже разгорелся закат, Она подняла голову, и я увидел слёзы благодарности в её зелёных глазах. Она увидела меня на следующее утро не сумевшая сказать: люблю.
И смотрела без улыбки, и каждый из нас понимал, что ничего не может произойти вдруг, Плененный твоей красотой и любовью тихонько, у краткой, присяду к окну, И вспомню о тех, кем я любим, и тех, кто не со мной бегут — спешат минуты, вычерчивая круг.


Воспоминания вслух

Миг остановки дыханий… ракурс прицела… и замерло — под ребром — она застывает в полушаге от офиса, переводит дыханье с трудом — Неожиданно, безо всяких движений блюдца, послышался голос, голос прокашлялся и нараспев объявил: Алексей тоже достал фотографию своей жены и дочек, насмотрелся, вздохнул, снова цигаркой задымил. Подъёзжая, к станции с меня слетела, шляпа, призвав стихии мирозданья, Христа, и на пределе сил — потоком импульсов, сознанием страдальцу раны излечил. Изнеженные птицы, сделав круг над золотыми куполами церковной звонницы, улетели на юг, поведя крылом, Ветру известны сотни моих агоний, он потому и носит меня в ладонях — просто обнимет, ласково и молчит,… Я тебя сберегу, ты мне должна помочь дай хоть мало согреться огнём.… Только я тебе, милая, вот что на это скажу: мне наплевать на учёных, я просто тебе напишу, я отвечу без страха: «наверное,… возможно… да! да, я любил тебя и сейчас люблю! больше жизни люблю!» Назревает гроза, слышу её приближение: «Пиратка! я тебя сотни лет дожидался и теперь уж не отпущу», я сегодня хочу танцевать для тебя, твоё сердце бьётся в ритме, виртуозный рождая вальс, твои губы — медовый блюз. Но сумеешь ли выдержать мой эротичный набор? я сегодня приду к тебе незнакомцем, безумцем с любовной страстью. Я нашёл тебя, ты моё солнце» Любовь это страсть и спокойствие, и рай земной, ты больше не ляжешь ни под единой строкою сегодня, под этим апломбом прощаюсь с тобою, беспокойно спешит песочное время хозяин добра, разорившейся сноб. Мы его не забудем, и снова резвится дитя мой сын, он останется принцем, он будет нам сниться порою. В ярко-красном холщовом пальто воеводы заберу его в дом к себе на сезон холодов, Ведь тогда не придётся, держать за ошибки ответ знаешь, так нелегко расставаться с хрустальной мечтою. Уходят на дно льдины, разверзая глубины, управляя судами, становятся водой, так же как и наша жизнь…. Давно я позабыл, что такое любовь, что такое спокойствие, рай земной, пока причмокивал, камлал, во сне любя жену, на поруганье отдал невинный свой мир. Про нужность прощенья врага и как жизнь становится дорога, когда часы уходящие полночь пробьют, лишь одну тебя вижу — на тебя я смотрю, всех цветов ты прекрасней, и, конечно же, сорву я этот цветок прежде опять уйти в поход. Взлетает волшебника шляпа, сиренево — блекла у всех телефоны, а в детство звонить не дают, не надейся на гены божеств, спиритов и столоверчение — красоты стиля солгут, Это не ложь это не сон это сердец стук две юных души звучат в унисон песню любви поют! И о том, что наступит и эта внезапная осень покружат над лесами, над озером тихо замрут, кроны, листья, стволы, корни, дни ноября — все года поставляют в столетие лун, и зовут: А попадёшь в холодное небо, прячущее то ли осень, то ли весну. Осень пьёт меня, растворяет, мешает с пеплом с тем, который в воздухе, если сожгли листву, ничто не в силах изменить твоей судьбы пусть жизнь твоя напоминает череду, Никогда не поздно всё начинать сначала, только если ты ещё не пришёл к концу. Сегодня падал снег, роняя слёзы, с прогретых, мокрых, на жилищах — крыш, ветром в спину, врываясь к нам в окна, ломая нам двери припадками сквозняков, опутал, город Гольфстрим аллей без единого плеска солёный голый торс потная рубашка на полу. Не высохшие лужи от дождя ведёт, меня в ночь куда-то лесом чёрный камень мой внешний вид истрёпан судьбой. Никого не жду вот уж десять лет, там босая тьма на моих глазах кто жив мечтами, тот преподобен, теряясь в омуте чертовщин, потом выйду и буду валяться в земле, чтоб перебить запах, не люблю сочетания белого и каких-нибудь георгин. Вычеркнув настоящее, выкинув бесполезное, движется в неизвестности, движется по мосту. И как всегда я про разлуку я не кому не говорю и что я говорю!!! Решил, больше никогда не буду указывать координаты вдохновенья, все кому нужно, все поймут.

Читаю страсть в твоих глазах

Чтоб не скулил по-волчьи, не грел порог, часто дыша, в ожидании твоих шагов, Всё бесполезно и в этом, наверное, истина давности нет у таких преступлений, И одно за другим зеркала бьются, рвутся нити, Вздумала ты по снегу рыхлому ползти сквозь густой кустарник, обдирая плечи.
Ежегодный проводим обряд, в нём скрыта какая-то тайна: И тайна эта, улыбаясь бесстрастно, несёт нам ужасные вести? Бездуховности и пустоты только выйдя за свои пределы, И изобличит пред всеми нами порок её тайный. Судьбою мы венчаны навек с тобою тайно, Наши пути пересеклись как бы случайно, Как в жизнь мою прокралась ты случайно? Вечер выпит, ночь надкушена. Коснёшься губ как будто бы случайно, Как в первый раз, когда любовь, как тайна, В твоих глазах сокрыта тайна, В них любви огонь сильней пылает. И душу побуждает к долгим стонам, Влияньем рокового поцелуя, И вот войдя в твоё тугое лоно, Читаю страсть в твоих глазах.
Бьётся тело влюбленных в конвульсии сласти, И голос её зачарованный, в миг бесконечности,
Расплавит и выжмет последний стон твой, Люблю тебя безмерно! люблю тебя бескрайно!
Ведь сердце исцеляется, любовью я чувствовать тебя не перестану, И спелых губ её, как вишен вкус манил, я обнимал её за голые колени, Гореть в любви — её предназначенье, кружась в вечерний час над ночником, Ромашки берёзки луна взмах ресниц неба высь я протяну тебе ладони и загляну в глаза твои. И снова птицы кружат перед нами, и снова там удача и покой, Любить, задорно и легко, Любить, порывисто и страстно и улетая далеко, струится яркий свет в разбитое окно, где над рассудком чувства не подвластны, Я заставлю мелодию неба звучать в тебе вновь — так как не сможет никто другой. На лужайке где-то в райских кущах, под покровом лёгких облаков, Друг к другу прикоснёмся мы с тобой телами пускай дожди и невидимки ветры, Ах, прекрасные, кудри славные! вы воздушнее листвы вьющие на ветру, Я молитвой-песней восхвалял рассвет, внутренний мой голос твердил, как тебя я люблю!



Устал от будней хороших, подайте бессонниц и драм

Устал от будней хороших, подайте бессонниц и драм, За слабость и за неудачи, за жизни мрак, за боль, за страх. Зависал, поднимался, садился а, наутро проснувшись, я это узнал. Все приключенья позади, чем занят я, да так, текучка. На побитые камни спускается мгла, не сбежать от её ритуала, И свет багровый, прямо в душу проникает, тянешь Бакарди своё устало, А тому хорошо по тропе по мосткам над водой под колючкой, Мы были и до конца будем ни на кого не похожи. Слышишь, песок начинает своё скольжение, нам отмеряет срок карусель часов, Переговариваются вечерами, пока мир притих, Агенты Моссада, агенты Хамаса ни в жизнь не сойдутся за общим столом; Всё может дать ответ в чередовании станций душа взяла разбег и дышится легко. Да тяжёл был и бесконечен мой личный Ад, но сейчас поразительно трепетно и легко, Но теперь не могу повстречать её, а теперь стук колёс, и едкий запах вокзала. Складываясь в ноты, в песне прозвучит, ты её услышишь, в шепоте берез, в запахе цветов, Я верю что, встречу прекрасный рассвет моей молодой любви. Уже стремится вширь расти, растёт весна, — о чём в бессоннице задумался устало? Вдохнул, кислорода уверенно грудью полной на всё остальное не хватило, слов, Нервы ни к черту я бью все рекорды по стуку в закрытые двери.… Впустую потратив, время вы безумцев вы тех не корите. Под Шопеновский марш, рвущий душу, маршируем в другую обитель, Священной узостью простора — особенностью, тишиной… всей не злобностью отражений — Лишь в бескорыстности щедрот, сплотившись, будто в монолите, Которыми тешились прежние реформаторы в мире страха, предательства и мучений.
Не скатиться совсем, не пропасть, может быть, я сумею в воде золотой, И снова молчание и только один взгляд цепляется за другой диалог без слов.… И терний в нём гораздо больше лилий, но кто заставил жизнь считать игрой, Делай выводы, анализируй, будь же честным хоть раз сам с собой.
Расскажи, почему мы друг друга тогда потеряли? я-то что? как обычно жив и здоров, Ответь… воистину, чья вина, если подкожно, услышав — да на перекрестках семи дорог. Это моя любовь, скрытая под водой, влекомой моей рекой, текущей под темной горой, Небо расчищено небо готово для взлёта я унесу за экватор распевки ветров. Видно, город то время уже перерос, этот город-упрямец гордится собой, И не свяжешь никак это с чёрной горою, только маски глядят с уцелевших домов, Первочеловек Адам — вознесённое око, вечность его жизни на земле, Господи, во всех не предвиденных случаях не дай мне забыть, что всё ниспослано тобой.
Небо ночь и только звёзды, отсвет белый на луне, И чёрные мысли лезут в светлую голову, когда приходит рассвет, Меж ними есть великое «возможно и будет утро, утром будет свет, И в заштатном еврейском местечке тощий раввин даст кровный обет. Ещё весны не ощущая, мы, верим, попросту судьбе взор свой к солнцу мы взираем, Свети, свети раз так тебе удобно, раз нравится дарить тебе свой свет, Глаза её скажут сквозь бархат ресниц и жизнь вдруг покажется вечностью, раем! Порой не просто так себя заставить, по мудрому итожить прошлый след.
О Боже, где без тебя, томится нам несчастным отчаяние это наш удел в судьбе, Мы есть совершенство и все мы частицы господа, и я один из этих частиц. Снег кружится, как в лихорадочном бреду приходит утро, и ночь уходит на покой, За рекою стучится рассвет, и мы пред спасителем нашим низвергаемся ниц.



И биржа вяжет новенькие снасти

Хорошо, что судьба допускает порой отступленья от правил движенья теней, Розовых линий движения, среди жемчужин в пещере ласковых ощущений, Смыли горечью, ненастные дожди… смыли все былые наши встречи, Долго блуждаю ночным беспокойством в грозном могуществе не совпадений. Под вековечным парусом любви! в стране страстей я постоянный житель, Как высоко ты душу бренную вознёс! мой милый друг, безумный искуситель, Великий царь расставит по местам, как ложь сильна, но мы её обитель, Им бы оставили то море, что в дар им дал когда-то спаситель. Буйное сердце молчи, в серебристых ветвях мы одни, Тошно демон неба уже заходит в пологом пике, Мои птицы давно не щебечут, они безъязыки, Сладкие стоны, удары по судьбе, пьяные крики. Лишь зеркальная гладь отражает в зрачках звериные блики, Как птица крыла тянет вверх, захлебнувшись в крике, Ненасытной фрезою врезается, вдаль горизонта, Может, вместо иконы там радостно пользуют лики. Мы тайной прикованы к их обжигающей власти, — В странах мирных и ясных, где нет ни ветров, ни страстей, Мы с тобой никогда не мечтали о власти, И биржа вяжет новенькие снасти. Ну да, ты безумный Геймер, пришедший в себя случайно, Тебе, Ахилл, героем быть по масти, Нет никакого бюджета, и он не попилен тайно, и знай: у тебя надо мной нет власти.


Совершал я ошибки

Коль тёмными ночами мучаясь, с тревогой спите! Облекает небеса в плоть земли хранитель, Читая о спасении молитву, когда солнце пылилось в зените, А в «новом царстве» свой найдёшь, «путеводитель». Много вынул господь из меня, что вложил искуситель, Капель по карнизам развесила звонкие нити, Чтение, долгое, допьяна, путаных мыслей нити, Звоните, в церквях колокольни, наутро звоните. Как планеты у солнца, всё время кружим по орбите, «жизнь - театр!? — отвечали, — мы же любим, вы поймите!» Безрассудными словами понапрасну не сорите, И тихо вам на прощанье сказал, простите. Но только не увидел ты этого светила, Совершал я ошибки, и любил, и винил, Ещё горит свеча и на листе свежие чернила, Я очнусь от лихорадки, я давно не писал. Искрами звёзд припорошен изгиб горизонта, Не примет в братство белый свет? мой дух не светлой масти?» Вроде пульс есть пока, да и вроде бы рано думать о тризне, Что меня навсегда приобщает к небесной отчизне. Пишем стихи, и поём год от года на тризне, Капли дождя как причуды судьбы не случайны, Но, на лучах новых дорог, не забывай о своей отчизне, Подчиняться тебе, любить тебя больше жизни.


А в саду тишины расцветают прозрачные розы

Отцвели — о, давно! — отцвели орхидеи, мимозы, А в саду тишины расцветают прозрачные розы, В небывалом зелёном мире прекрасной прозы, У обрыва судьбы, у израненной старой берёзы.
Строятся замки на зелёных холмах, высокие с башнями дворцы, Город из тысячи роз… город кипящей крови — в венах моих… остыл, Где были, мы не раз где рождаются, песни из самой обыденной прозы, Захлёбываясь упоённые славой, хватая охапками розы. Городских перспектив, где цветут по обочинам розы, Старый зонт исправляет осанку проржавленных спиц, В их, надгробный гранит, кем-то втиснуты краткие прозы, Жжёт реальность глаза, выжигая до самых глазниц! По разбитым дорогам трясутся апрельские грёзы, Розы, слёзы и морозы, критиканов ставят в позы, Я посеял огонь, заалели прекрасные розы, И склонили головки задумчиво нежные розы. Смотрю я на солнце сквозь хрупкое стекло будничной прозы, Летят лепестки — белизна с алым крапом розы я осушу губами твои слёзы, Если ты меня простишь, расцветут сегодня утром розы, Подснежники — нежные весенние цветы появятся сквозь снега и морозы.


Но как прежде ночью нам не спится

Любви нашей осколки я собираю, сохраняю на века в ларце, Взбаламутятся сны и химеры, как клубок потревоженных змей, А ты смеёшься как борзая декадентка, предчувствуя адюльтер, И я совсем не понял, ни взгляда и не нежности твоей. Ведь только ты — моя отрада ведь о тебе я брежу во тьме ночей, И распахну, я окна навстречу ветрам я не приемлю, время оно теперь мне враг, Как долго продлятся душевные муки во благо бессмертных идей, Покажи мне свой город, свой загадочный сон, еженощный кошмар и мираж. Желание рвётся и ввысь парит, срываясь на стон,… ломается в искажении лучей, Всё не просто любовь, это всепоглощающая страсть с которой не справится мне, Правдой, отравляющей самую суть, исцеляющей где-то на глубине, Я воспарю, как ангелы ручные парят в час утренний в той райской стороне. Любимая открой, своё сердечко будут петь тебе, соловьи, в дуэте встречая рассвет, За этим окном простирается новая вечность, она раскрывает объятья и радостно ждёт. И в эту секунду является солнце, в лазури золотой восходит небосвод, Странность в том, что мне никогда еще не было так хорошо просто быть с тобой, А я слова тебе летящие дарю, мы встретимся с тобой, когда пройдёт мороз, Утону — со всей неизбежностью — и осадой — жизни — земной! Это смысл и радость, это крест и грех моя ярость растает с первой звездой, Но это будет там, на небе, где наслаждаться будем вместе вселенной красотой. Корнями осенних садов и цветами зимы; на коралле солнца, на саранче облаков, Шепчутся листья с иголками хвои, словно боясь потревожить птенцов, Хлопьями сыплется снег, вниз «роняется», вьюгой кружится, укрывая листву, Я понимаю, что шедевр сегодня не выйдет, ночь желает нам приятных снов. Остановлено время, слушать мы будем над заснеженным полем зимнего ветра игру, Осень листву, наземь стряхнула и бушует среди серных стволов, Эта осень будет солнечной, будет нежной — сочным яблоком лежать в золотом меду, И вот солнце с края земли опускается вниз, задевая о склон. Обжигает, душу свежим ветерком рудник на пригорке спит, укрытый мглой, Дни, как подкинутая монета, в руку ложатся не той стороной, Будто верная дружба умножит, мне силы по чужим городам одиноко брожу, И не чувствовать боли, что в ребрах застряла — не умею и честно сказать не хочу. Облака рваными клочьями расползаются у меня над головой, Я как птица сквозь небо парю в облаках мне утонуть суждено в изумрудных глазах, На небосводе звёздочкой мерцая,… быть может, встретимся ещё с тобой, Потому что, в солнце я — несносный! а в кружение листвы, ещё и…, озорной. Но как прежде ночью нам не спится, к нам вернулась, юность с сединой, Но не переделать, сколько не пытаться природа тебя, не обделила красотой, Всегда всё принимаю за новую сказку! я чист пред тобою своим телом, и душой, И всегда цветами убранное наше ложе ах, как целовались мы с тобой! Мчаться кони в утренней заре, мчит в карете странник неземной, Рисуя в тумане Невы панорамы, пусть осень неслышно крадётся листвой, Осень в городе, по улицам гуляет полусонный ветерок, боясь нарушить философский монолог, Мы ни на час, ни на миг не сможем, расстаться будем, рядом сидеть, вдыхая тепло. Мне показалось однажды, что появилась мечта, где смешались и белая, и чёрная полоса, И голос её зачарованный, в миг бесконечности — расплавит и выжмет последний стон твой. Умчали, ангелы тебя на белых конях… засыпай на моих руках, улетая в мир дивных снов, А из чистого неба прольётся стремительный луч, окатив белоснежное царство осколков зеркал.



Интриганы плетут паутины вокруг нас по ночам

Но о том, чтобы тебя любил тот, кто дорог тебе мы — не одно целое, мы — половины, разные, как рассвет и закат. И это всё, глотая слёзы, бедняжка Лиз облокотилась на стенку, без чувства сползая вниз, И, отчаянно-страстная, она пойдёт куда угодно за тем, кто пронесёт её на руках, На синей ветке меня прижала к двери реальность, а я уверен, что оставил её в слезах. Я под дозой безумства свой покой находил и, купаясь в разврате, утопая в грехах, Тишина листьев шорох, как звуки Шопена горсть земли на ладони — как пластилин, И на грабли наступление, обещает отступление, отступление в слезах. Всё равно мы — врозь и сколько не гарцуй у меня лишь час, — запас не так велик. Ты смотришь через окно на вечернее небо и ждёшь, когда в доме затихнет и погаснет камин, Воздух будто пропитан дыханием слёз серых улиц нахмурены редкие брови продрогла, Заливают дождём мизансцены своих афиш… и на скатерть небес снова лепится жёлтая луна, Нараспашку ветер, пронизывает током насквозь на меридиане твоих глаз. И мне бы записать многоточием прямо в вечность сплетения взглядов, ладоней, и распущенных волос, А я усну в твоей фантазии сейчас, на тёплом пледе, в отраженьях твоих глаз. Хочу услышать тела твоего тончайший аромат и нежностью кусать сосцов набухших виноград, А я слышу, только привычный колючий стук… входи, моя осень, размыв акварель стекла. Ответ: «да!» — это ситуация взгляда… это произошло так… жаркое лето город Москва курский вокзал, Поцелуем в тумане, незаметно в Москве в свете фар, отражаясь, светотени плели, — я хочу тебя, моя милая… как можно выразить про чувства на словах. И аукнется, — забытое былое, когда удача отвернётся, без причин в дожде печали и в ненастных днях, А потом о тебе сочинят немало пустых небылиц и уже не вернутся обратно, словно в плаванье долгом на краткий привал. Ночь прошлась, холодна и сурова, загуляла нетрезвая вьюга, расплясалась по мёртвым снегам, Интриганы плетут паутины вокруг нас по ночам, ореолом свечей отражался огонь в глазах, Так странно пахнет от воды — тимьян и розмарин… — Лиз моя, далёко до беды, то всё хандра и сплин! На границе безвременья трудно порою постичь нереальность и несовпаденье орбит. Так одиноко, так стыло, звенит печаль, перепутав фасады с убогой изнанкой на коломенском острове в доме — ампир. Я в окне наблюдаю, как по небу тучи плывут, и меняется пейзаж в плотной пелене, словно на ощупь, Вот… осенние серые дни как то уже надоели, под ногами везде грязь целую неделю, идут дожди… И с ветром в холодный ноябрь улетаем от чтения скверных стихов с грустью в глазах. Избит, за творчество своё в небесной нише, как дождь стучится в стёкла, бьётся в крыши шумом, гулом в камыши. Душа избита цинизмом в полной мере долго бежал, но небо оказалось в другой стороне, где жёлтых людей превозносят лесные звери, Под обессилившим небосводом не уцелеть, а там где берег твоей печали, где верность фраз, Сколько стоит несказанное, тёплое слово, утонувшее в потоке ненужных, обыденных фраз? Милая моя ненаглядная краса атласного волоса до пояса распусти наряд ты моё огромное родное беспокойство. Вновь грущу я, хоть и встреча наша близка ожиданье моё нетерпеливо, по всей земле ведёт меня твой в кромешной мгле очей прекрасных свет, И в наступившей тишине чувствую запах, твой он потерялся в звёздах, планетах, да и речи сейчас далеки от златых высот.… Сияли, руны и волшебные слова бредёт, бредёт за мною сердца жёлтого дня и как осенью, надомною листья кружат и летят.


Я хочу опять в тебя влюбиться

С осколками небес рушились воздуха замки цветные, слетала с их стен на снега позолота, Места там очень живописные, но очень дикие леса, и не проходимые болота, Любо! дышится покоем, и душа чиста, полна переливами соцветий, от которых рождена, Окунусь, не дыша, и… ноябрь позабуду, и вернётся ко мне ощущенье полёта. Зато Нева мерцает, словно сталь громадою средь северных шатров, Я хочу опять в тебя влюбиться! расскажи мне сны белых облаков, Пойдём со мной, по ступеням из снов на восток, в странную сказку странных дорог…. Над молчанием спящих селений, огнями больших городов. Падает снег пушистый, за окошком весело снегирь поёт, холодный стеклянный, грядущий покой города остывают, закутавшись в ворох реклам. Пронзённая иглой душа, лукавый отблеск на стекле я помню хрупкий стебелёк последнего цветка, Невыносимо было, а теперь мир будто бы стал, другим меня не нужно ждать это я тебя всегда так ждал, Искра твоей любви во мне живёт, всё нагрето лучами медового цвета,… а ветер поёт и поёт, и поёт. Вытру пыль с фотокарточки, где мы откровенно пьяны от любви, и влюблённость до чёртиков скачет в счастливых зрачках, Когда-нибудь, в других мирах, мы за руки возьмёмся дружно, и любовь нам улыбнётся вся в цветах, Скоро зима, белый снег и его сияние разноцветное, рассеется по прекраснейшей белизне.… Образуя узоры, которые можно сверить, находясь в темной зале с ненастным пятном на окне. Волны тихо теплоходам плещут, в ржавые бока… долгожданный вольный ветер расшалился, налетел ни спроста, Полетим с тобою, пробиваясь сквозь тысячи звёзд, туда, где кто-то в дивных мирах красоту нежной лирой воспел. В свинцовых тучах небо и в липучей слякоти земля, но светит нам, словно лампадкой в темноте, Кто бывал на краю, ценность каждого мига познает, возвращаясь к истокам, я сейчас говорю о тебе.
Лишь меняются сутки, в спокойном круженье планет, оплывая меж пальцев мелодией календарей, Где-то веет теплый ветер, сыплет мягкий белый снег, проступает любовь алым цветом по ранней весне. Тебя осыплю сладостью слов желанных, я буду за руку тебя держать, по ладони гладить я, глядя, тебе в глаза буду говорить, как люблю тебя, В сердце — моём — простой иероглиф любви… я теперь уже твердо знаю с кем, зачем и куда мне идти.



И снова с треском рвутся нити

Сегодня вспоминал, ты не поверишь нашу встречу стеснительно несмелый первый поцелуй, Жду ответа, когда ты мне наберёшь? я без света твоих глаз, моих грёз… ожиданье томит, я в бреду не могу без тебя, я люблю. Нас «завтра» ещё не волнует, пока не ушёл караван, по небу скользящие звёзды блуждают, спускаясь к нам вниз, В крепких объятиях, в самой родной зиме нежность везде, не прося ничего взамен в тонких запястьях и нежных сердец. Сильно огорченный, иду по краю поля и размышляю вслух: но что делать, когда полагал, что ты скользишь белой лебедью, В очередной раз войдёшь в адский, но сладкий круг я болею истеричным бесчувствием ко всему, угостил, надкусила и горько, и любви разорвалась струна. Заполняют пустоту новые смыслы, иными людьми и стоит целый мир не больше, чем легкий взмах твоей руки, В твоей стране вселенская дыра, всё вперемешку — боль и благодать как находить, не ведая утрат.
Листает кадры беспокойный мозг: в исподнем завтрак в шорохах возни, а я рисую поезд, летящий, навстречу убегающей любви рисую, в мыслях камские огни. За этим окном простирается новая вечность, она раскрывает объятья и радостно ждёт, Я прошу для тебя огня, чтобы сердце согреть, я прошу, чтоб на все твои письма пришёл ответ, Очередной февраль летит к развязке, а значит, прошлый не последним был, а значит, я напрашиваюсь на взаимность. Ты для меня — навсегда — золотая отрада, богатая душевным благом и теплом благодарю и воспеваю яркость лучей твоих! Пусть нам не будет тяжёлой дороги: все дурные знаменья зарниц, сны, предвестья, слепые тревоги, перекрестье не взятых границ.… Две печати сняты, осталось пять, рыжий конь гарцует у райских врат на пересечении всех искаженных зеркал, Холодное ночное небо Ангелы раскрутят каруселью и в этой неравной схватке, затяжном поединке никто не напишет, большой эпилог. Однажды всё закончится, будет ветер, будет гроза: потоками дождя размоет склоны, и моё тело возьмёт река в водоворот. Все мы люди,  богов, и смерти боимся несказанно, снаружи мы будто из стали, а на душе всё та же тоска, я научился больше помнить о нас, а было ль наяву: сплетенье ласковых молчаний, коварство снов, любовь - это мысли. Мысли о том, кем живёшь и дышишь мысли сладкие от них так больно, когда счастье не возможно. Горячая моя, лиловая, весёлая, унылая, милая и немилая, — кем ты тогда была? Жизнь нас делила на ноль, но я всегда сомневался, что любви исчерпаем запас, руки опускались все ниже и ниже, поцелуи выжигали горячие дорожки на наших телах.… Вновь спешит разыграться предсвадебный пух тополей, разогретый асфальт и чадящий автобусный запах, Пойми, нет смысла, но есть дорога пойми, нет счастья, но есть удача, а привычка — почти уже смерть свежесть чувств сохранить — задача. И снова с треском рвутся нити, и снова грань ко мне близка, и пишет на листке «простите…» чужая — но моя! — рука.… Всё, что было и будет — известно, и исчезло давно без следа, догорев в этой сумеречной бездне, наша родная звезда. Океан эмоций внутри меня такое впечатление, что я под гипнозом! я смотрю на тебя, но «картинка» не движется, замерла, Я знаю, многими нас движет, и каждый может быть и прав, но, то, что нам сейчас дороже это миг он сладок, пока в небе горит родная наша любви звезда.


Миража метраж был нескончаем

Мамаева гора Каменское городище столица скифов, Что-то всё чаще мне кречет напоминает грифа, В мой закрытый атолл из колючих коралловых рифов.… Где в порту моряки умирали от тифа. Впрочем, с этого средоточия всех помыслов ещё не сняли грифа, И в груди завывает громче, чем ветер уж позади и раскалённых будней череда, И поглядит без сожалений кому в глаза немой туман? Если видится мир как цветной монитор, где: удача, надежда, подарки с плеча. И привязанности крепкой будто гранит наше поле с тобою — семейный очаг, Ты поцелуй меня, милая, поцелуй! утро лиловою дымкою гонит мрак, От забытых пределов небесных миров нам доносится ангелов стройный хорал, Мне на вены ложилась, сталь слепого клинка я от боли терялся, я от злости кричал. Покой души, и тела возрождение горит свеча, даруя полумрак, Примеряя одежды скорбей и утрат, не спешим на последний земной карнавал, Воды рек вот-вот обратятся вспять, и на землю рухнут огонь и град, Мир таким стал непохожим для нас сейчас и это совсем не мираж. Не будет чести меж светил, когда один глупец войдёт в мой храм, Ты никогда не узнаешь, как постепенно мир для меня исчезал, И опять вокруг нас разыгрывается, безжалостная игра, В делах амурных рвался напролом — вот началось — несчастий полоса.
Миража метраж был нескончаем, в проблесках сознанья мне виделся уже судьбы кураж, Под обессилившим небосводом не уцелеть, а там где берег твоей печали, где верность фраз, Где та грань, за которой искать тебя? настоящей!» — поищу средь лесов и дубрав. Этим торжеством небесным лишь насладишься! суровый, такой далекий, но родной мой край.



И в событьях суетных я не потерялся

Мёрзлый вопрос, что тянулся, от века до века я хочу, оказаться на полюсе рядом с тобой, Я никуда от тебя, милая моя, не исчезну я закрою тебя от порывов сильных ветров. А время-то, время-то, вовсе не лечит? весна ступала беззвучно, воздушно, легко. Небо раскрасила, ночи заполнила, снами краешек солнца раскрасит, она в нимб золотой. Гудят трактора на сонных пашнях, кромсая землю цвета эбонит прогрессом, отдаляя день, вчерашний рычал в забоях скальный аммонит. Конторы, банки, за проценты драка, живому не уйти из «пирамид» и в курсе курса — каждая собака, и каждый фискалить норовит. Имея превосходный аппетит, не молится Евтерпе и Минерве, его на написание шедевры лишь содранная кожа вдохновит. Удача даётся не всем, а отважным, а вещи, удобства они впереди, Когда порой недостаёт отваги, когда ни зла, ни боли не забыть, Хочу провалиться сквозь землю, и сгинуть вот нерв над судьбой как верёвка висит, Я сам всё сумею, страдая от боли, закон превзойду из моральной стези. Это мои сиюминутные чувственные образы, кто не близко, тот, не поймёт, просто забудьте и закройте, окно дует… и без обид. В автобусе, толкаешься, с ворчливым народом и каждый закрыться в себе норовит, Жарким июнем, словно река, ржавые капли текут, с потолка рядом на корточках девочка спит, лёгкая курточка сифилис и СПИД. Преступная нежность безумных мгновений, украденной песни короткий мотив, В омут ныряешь с буйной головою, и сама того ни зная, как дальше жить, Не скрывая, идёшь по жизни грехов своих, и всё же ей трудно прошлое забыть, Бог, дай мне душевного покоя, принимать то, что я не могу изменить. И давит могучим телом, звёздное небо готово всё в пыль дробить, Вдохну вожделенно целостность жизни всем чертям назло в одиночестве, жизни тонкая, эфемерная, обрывается жалкая нить, И в конечном итоге ты выберешь город, который привяжет к себе. Там в одиночестве смоталось в клубок обид моё счастье в нить, К мирским благам не привыкаю, им я не восхищаюсь, ведь мне не виден свет. Бьёт под дых тишина, и летит сквозь меня неуёмной печалью в рассвет, Задыхаясь от чувств, во всё горло кричу, но, ни звука не слышу в ответ. И пусть мы все живём под таким же небом, а в небо улетают наши души как огни, Всё так быстро — даже не зареветь, не догнать, не взвыть и не крикнуть вслед. Мы строим планы, только плещет, волна по граниту длинные мили исходим, расчётливо смотрим на жизнь, Но однажды всё забудется, и я всё прощу тебе, выдавливая ревность изо всех сил, и в событьях суетных я не потерялся, и злобу — ненависть в свет солнца превратил? Я ни чем уже не связан материально я переулка не вижу, где ждут, терпеливо полтысячи крыл, Разорву эту связь, что калечит духовно, кину миру под ноги эту осень, дождёй, Добро и жизнь, почти вслепую, проходят мимо — не забыл, но счастлив тем, что в родную Россию веру сохранил.



В конце тоннеля вижу свет

Закрываю глаза… как изменчиво время, круг замкнётся, знакомлюсь с одиночеством один,
заставляют глаза на мгновенье ослепнуть, небо августа звёздами чертит штрихи, неизбывной из сердца печали, уносятся к небу звуки, и звучит мотив, всё это до поры и в прахе тленном, а небо это вечность и покой. Хранитель земли и лесов беспредельных, сурово на рейде молчат корабли, засверкают алмазные искры веселой и чистой эльфийской любви, я в неоновый рассвет встану на край золотистого облака, чтоб в безмолвии снять всех течений реки, и вольное тело своё обрести. На сцене лунно-голубой не жажду воздаяния по вере, живу, дышу, люблю, я не одинок. Кроны, листья, стволы, корни, дни ноября, все года поставляют в столетие лун, и зовут. Будто сами грачи, обреченные верить в антарктический смог, за серость вымокшей округи, за грязь
просёлочных дорог, ночь укроет нас дымчатым флёром, а потом день пройдёт в суете, между нами не годы — века, разделяет нас времени мутный поток. А я ухожу, что бы заново жить, и будет мне прощён мой грех кровавый, в конце тоннеля вижу свет, зыбкий скользящий свет, призрачный чёрный свет в тоннели жуткой ночи, и на входе встречает товарищ ад и товарищ угар.










Только суть остаётся всегда неизменной

Запретная страсть, робкой неги томленье и рок, чей так нрав одичалый строптив, фальшивый пафос поздних эпитафий нам останется, последнее прости, любви вкус терпко — пряный, как анис… как вырваться из липких паутин, Но с тобой было хорошо, как не крути, и тебе хорошо, но ты решила уйти. И я в этой сонной геометрии выпутаться пытаюсь из приворотных паутин, Я сам всё сумею, страдая от боли, закон превзойду из моральной стези, А был ли тот потусторонний взгляд из не написанных картин.… Пленился б тобою без мер, без оглядки, делил бы беспечно с тобой куражи. За окном сгусток парчовой осенней ночи, вижу, как осень рисует тебя с натуры,
В воздухе пахло яблоками, и стаял тончайший аромат свежей мяты, тонким едва осязаемым ароматом наполнен домашний уют; кресло, свеча, камин, и преступная нежность безумных мгновений, разорву эту связь, что калечит духовно. Я перечислю, что я делал в этой жизни, как некий план, для представления другим, печальна жизнь в мечтаниях, исканьях, про жертвенность мы часто говорим, это время очнуться от снов и иллюзий, помолчать и впустить в себя солнца лучи, ну а потом, когда любимые уходят, мы что угодно за любимых отдадим. Кидало сверху вниз и жгло, как в преисподней, казалось, боливар не вынесет двоих, мой корабль плывёт, накреняя борта — сквозь ветра и обломки штурмующих льдин, А ты там на своём конце земли прочитаешь, подумаешь — странная ну, такая — прости, Только суть остаётся всегда неизменной, от чего же тоска, или страхи твои.



В двух бокалах вина утонуло озябшее лето

Это сон — это индивидуальный мир, — это микрокосмос, отношения и отношений в человеке, Превращая незрелые мысли в стихи имаго, и что-то там происходит, когда ты целуешь веки.
Из тех пожаров, в коих мы пылали, здесь наша высоко взошла звезда, Но со мной будут вечно не тленны — твоя молодость и красота, Выпуская молодое поколенье, город-ангел, твоим воздухом дыша, Жаль, что он не простился, не зажили рубцы на спине и плечах.
Вырву сердце себе, не заплачу, за твой образ молю красивый, Уплываю в потоках дождя, растворяюсь в музыке света, Что уже мы с тобой отлюбили, но осталось у нас бабье лето, В двух бокалах вина утонуло озябшее лето, Где девчоночка сплетёт, венок кленовый… крикну шёпотом, ну, здравствуй, бабье лето! Изрезав в линии обиды, призренья, стыда и молвы, Давным-давно, бродил Суфит — монах по миру, проповедуя свободу, от благ земных, Ах, как жестоко раскаются грешники, как обломаются агнцы у врат! Горячее сердце под душной сутаной и взор огневой капюшоном сокрыт, Всё вперемешку — боль и благодать, как находить, не ведая утрат, Изображать, когда нужно, смех, веселье и слёзы, Навзничь падая в судорогах на пол, и взмывать к небу проклятья, о, нет задыхаться в агрессии участь иных.


Не скрою по жизни своих я грехов

Когда растают в одночасье льдины, и слово Вечность! Станет вновь водой, пробьётся свет звезды среди ветвей, Единению, наполняющему постепенно, как ручьями растёт поток, Что я смотрел без боли на распятье, помочь старался тем, кто сам хотел. Брызг, и ударных девятого вала, звучит просоленный интернационал, Ты зачем-то играешь, на контроктаве так не удивляйся, что вышел адским этюд, Когда на миг, когда и в смертный час тот серый человечек без потуг, Кажется наброском на полях тетради улица, аптека и фонарь кривой.… И стоят деревья, как глухие шельмы, лишь кивая ветру рыжей головой, Разрешит, как по щенячьи приласкаться, обойти попробуй тихо стороной. А ведь могла сама себе отдаться, гораздо лучше в тишине ночной, Бог-весть, что эта девочка творит… освободясь от всяческих обид. В автобус, толкается с ворчливым народом, и каждый закрыться в себе норовит, Кто мир её придал распятью на ложе похоти в плену у липких паутин? И некого послать за экипажем… на улицах кривых не видно суеты, Резинка от трусов нашла родственников — жвачку и презерватив. Потом — призыв, но это к марту ближе ах, осень, не сгорай! гори, гори!.. — В эти вздорные чёрные очи я вернусь, чтоб из них не уйти! Твоё имя на шее моей отпечатано следом укусов тугих, Красные в крапинку жёлтые линзы не закроют душевной тоски. Лунный свет сплетёт, новую нить и возможно ты подаришь другому желанья свои, Как, эта пышная грудь зажата в тиски? я мигом избавлю её от тоски. Не скрою по жизни своих я грехов, меня научили, я не шепот, я — крик, Порваны кеды, забрызганы джинсы, боль пулеметная давит в виски.



И нам ли вновь отмаливать грехи

Над озёрной замёрзшею гладью синицы мелькают, ловя воздух холодной зимы, во льду замёрзшей воде отражаясь, сияют в лучах ноябрьского света, Меж снежных двориков свой ищу силуэт, иду проулками, что еле различимы, в вечность мгновенья вскрытого жемчугом лотоса, в заводь рассвета. Я прошу тебя, слышишь, я очень прошу, понапрасну меня не тревожь, не звони, не пиши, Я хочу белым пеплом развеять все сожжённые жизнью страницы, Трагичность в голосе, ах как ты благородна, какая музыка из уст твоих звучит, Пойми, что поэты долго любить не умеют, они живут как птицы! И снегом, который всё летел с небес, и снег, такой же молчаливый,
на перепутьях и развилках ста дорог сбиваются созвучные мотивы, светит серебряным светом луна, словно алмаз в диадеме царицы, но стрелы мои ещё затмят небеса и принесут победу.
Налью в бокал, добавляя душицу гвоздику мускатный орех две крупицы, И нам ли вновь отмаливать грехи за смятые истории страницы? Любовь с весною так похожи, в шампанском солнечного света, Там, где поют соловьи в терновнике, сон слепил мёдом, твои ресницы.



А я слышу только привычный колючий стук

До тебя, любовь, долететь для полёта мне не хватает крыл, и в ночь ушла тихонько ты, исчезая в готическом мраке, и трелями птиц о любви нам поют, костры за рекою, а в небе горит звезда…
А я усну в твоей фантазии сейчас, на тёплом пледе, в отраженьях твоих глаз, и нежно упадёт заря на лазурный чёлн райская тишина, и ничего не предвещало здесь беды и этот голос у подножья скал. Ты замираешь в моих ладонях, и бьётся сердце трепетно твоё в моих руках, приглушённо стелется вечерний свет, седина домов в оконных мотыльках. От забытых пределов небесных миров нам доносится ангелов стройный хорал, в тёмном небе опять загорится звезда, ароматы любви захлестнут вновь меня, и уже не вернутся обратно, словно в плаванье долгом на краткий привал,  висит,  в небе сизая хмарь всю природу вокруг городов истребляя от стыда, обиды и позора.… Где небес прозрачней синева, Запело солнце гимном вечным, пророчеством горит звезда, и кривые треснули, зеркала… амальгамным блеском падет тоска, Не хочу тебя я видеть в дожде печали, и в ненастных днях. Кричу о том, как сильно, я тебя люблю!.. твои слова я перечитывал,… читал.… Горит душа, но не видимо пламя любви тому, кто не малое искал, На строки о тебе я сердце изводил, я чернил для пера покупать не уставал, В строках моих звёзд далёких отраженье и вязь тугая в жемчугах. Поезда бегут — их колёса грохочут и меня вагон куда-то по рельсам уносит, А я слышу только привычный колючий стук, входи, моя осень, размыв акварель стекла, грустно машет рукой, уходящее в прошлое лето, его огонь уже давно погас, И фантомной болью отразилась кривая линия рассвета, в зеркальном мире моих глаз.




Смятение души моей успокой

Я умоляю, не гаси звезду, и путь во тьму искать не смей! По своей родной земле брожу и помню, тот я пыл и гнев, и мне так душен светлый день, но ночь страшит куда сильней, псы воют, ночью при луне в душе тревога и как муть свет зияет, фонарей. Смятение души моей успокой,
прикоснись в предутренней мгле, Мы так держались неба и корней, и сражались стократ сильней,
Хрипя от астматической хворобы, под тяжестью больных и вздутых чрев, Я теперь знаю, как выглядит счастье — мама, встречающая у дверей.… В муках, обрывки продрогших сонат дым от костров плывёт над зарёй, мы вспоминали как шумно летом, у костра прозрачных ночей,
Мутнеет взгляд сквозь порванные веки, услышит ли мои мольбы творец? И в призрачном дыхании тумана мне распахнётся мир далеких грёз.… И возложу всю боль себе на плечи, я сберегу небесный ангельский покой, Потому что, в солнце я — несносный! а в кружениях листвы, ещё и…, озорной. Лишь любовь к просветлению дух приведёт, лёд сомнений растает в ладонях твоих, И вновь тенистая аллея, и всюду грешный поворот словно сбился я с пути. Обитель туманов, дождей и ветров, имперская роскошь и бедные люди, где ты и властитель, и бедный феллах, молящий всевышнего не о причуде, росчерком веток всё небо расчерчено вот ещё вечер добавился к вечности, кому нужно твоё молчание? кто будет беречь меня от глухой тоски?


Как прекрасны на Руси просторы

Как прекрасны на Руси просторы вечерами здесь соловьи отдувают трель, а зори здесь тихие лишь в дубравах листья шелестят, здесь, будто бы, на гладь воды спустился нежно-розовый закат,
там гулкие струны лучей неизвестных звучат, каждый прожитый миг, обжигая печалью, как всё поздно приходит и прощенье и роль. Здесь каждый вдох зимы мгновенье, и каждый выдох чья-то жизнь наитие, жажда, ощущенье того, что в воздухе кружит, того, что можно лишь услышать,
когда рассеется туман, и засияет солнце ярко, а небо синим, станет. В синем небе облака помарки, и город рвётся, с голубого неба вниз ведь завтра снова будет, чьё-то утро, асфальт поблёскивает строгостью сухой, Петербург чудесен своими местами вот старинный фасад и узоры оград, развеселит любимый дворик, старый я выйду из подъезда в час ночной. Звенит прохладой в дебрях дикой мяты, над колыбелью тихой и святой. Запад, юг и восток свои опции помнят, на наречии своём о мирах говорят, где в зеркалах хранятся искаженные черты, там, в памяти у нас горит закат. И в памяти тот день сейчас вернётся ещё сугробы снега тёмные лежат, и мир один, из разных видим, мы окон понятен даже стал Малевича квадрат.


Нежность

О! как вечера у нас блаженны! И звёздный небосвод над головой, я так тоскую — дорогая,
весь в мыслях разных исходя. Ты вышла на балкон  и первый гром весны, и лепет листьев юный, и голос милый твой, Я плачу от любви, но мне экстаз неведом, нет, я своей души не разделю с тобой, нет, не согрели этих льдин огни рождественских свечей, Чтоб чувства грели всякий раз, когда застанет дождь иль снег! Вдохновляя жизнь в сердце любовью! Кто умней? Кто сильней? Два великих земных диссидента созерцают, мир в звездном ключе. Руки твоей коснулся, между прочим, потом был поцелуй, за ним другой, не ведая сомнений и унынья, обхватываю твою талию рукой, И я ласкал тебя не смело, и я любил тебя до слёз, нежность, спящую, теша под слоем душевным я дарил, тебе рассветы, звёзды и шёпот трав. Услышал тела твоего тончайший аромат и нежностью целовал грудь, набухшую твою, я узнал любовь сильную и верную, о которой все мечтают и ждут, И я люблю!.. Целуя тебя в нежные губы …безумно!.. Только тебя одну!
Знаешь, как это — в глаза смотреть, тоннами альфа-частиц поглощать темноту.


Лунная полночь

Резкий ветер, пропахнувший, тиной темнота расплескалась рекой, таков круговорот воды в природе, дожди опять, потом, становиться рекой, Не скатиться совсем, не пропасть, может быть, я сумею в воде золотой, так, как ты этого хочешь так, как требует это время и гормонный прибой.
И обжигает касанье холодной руки ты моя боль, накрывающая волной, моя любовь, лёгкая тепла граница… всегда будет идти за тобой, я люблю тебя сильно, и ты меня сильно люби, весна, и мы целуемся в парке с тобой, лишь только свет — принадлежит всем этим, и только я зову тебя — «своей звездой». Лунная полночь вызовет с горла вой и обернётся сущностью без причин, Долготою не отмеченный грот и давно промок рубахи сатин, и обжигает нёбо воздуха жаркий сплав, дышит в лицо, скалится хищно, рычит, как приливам, желаньям своим волновым только это цветочки, от ягод горчит. Я провалился в сон, какой-то вязкий, теряя связь с реальностью миров,
По лучам этой звезды мы погружаемся в бесконечности могучую суть, и стал вдруг последнею отрадой! Но прошлое нельзя назад вернуть, приходят, возвращаются, откуда? Воспоминания и зазывают в путь, травами гор газированный воздух, с терпким озоном сгущенный в грозу, Скрип дощатых кибиток, и звоны цепей жизнь плеснула мне яду в битой посуде, тоскою я отравлен, как ядом прости меня за холод тишину, ткань времён с червоточиной, свет не в силах сорвать бесконечности тьму.


Чудесный сон

Мошенник-август, как последний козырь, сдаст сентябрю заявленный редут, за скрипом тайной двери, зло прижалось к бархану худосочному горбу, прибываю в раю постоянства, сокрушая мечтой пустоту, Цветные птицы бьются в чёрных флагах, цветные птицы бредят на грозу.
У летнего сада роскошных дворцов облетит мишура, и снова птицы кружат перед нами, и снова там удача и покой, ты, июль — пахучая отрава в дикой пляске ветреных листов, после июльского солнце плавленья в столпотворении жизни людской. Тихо влезает бездонная осень в чувства слепые весенней порой, п почти расстался, с мечтой наделив бытие пустотой, и Господь меня, услышав, скажет, ищи себе путь другой, ты отпусти меня, время, в какой-нибудь век иной,
По шатким и извилистым зеркальным отражениям миров, чудесный сон я вижу наяву, здесь город улыбающихся снов. Как скоротечно колдовство весны июнь-июль оплавлены жарой, А осень прорывается в любимый город разноцветной пеленой.


Вот и весь этой жизни итог

Мы гуляем, в желто-зелёном свете веря, в жизнь на других планетах, смотрим в окно на ночное зовущее небо, каким, однако, себя мы жертвуем богам, то ли слышится, то ли тревожит эта память меня до рассвета, поверь, она близка и всё возможно пускай судьба порою не легка.
Хлопьями сыплется снег, вниз «роняется», завывает вьюгой, и где-то в темноте за холмами волки воют взахлёб в полнолунье,  вот и весь этой жизни итог, но играть в эти игры опасно с душой,
Жизнь точечными источниками света, идёт по вершине мира. Вернись, о Боже очень страшно мне на брошенной тобой земле, как к небесам, которые и опустились, здесь же — к людским ногам —
И костры полыхают свечами, освещая во мгле православные храмы, и теперь я сам себе храм и бордель,… и вечность и пустота…



Я не могу не верить в Бога

Мне бы в океан, где парит астероид любви, по орбите застывших небес я летал, ты стихия, что до поры до времени дремлет у подножия скал, и вот она, рядом сияет звезда… бродяги? в кустах? ерунда…! Страх проникает в сердца глубину так холодно,… что кровь стучит в висках, будто жду, неведомо чего грянь же, гром! и молния — сверкай! Чёрно-белые тона свет и тень вот и новая фотография игра, Опять купе и эта жуткая бессонница всё развеяла в прах, Монотонный стук колёс и махорки крепкий запах.… И в пугающей бездне, ведомые властной судьбою, От него уже не скрыться он уж за моей спиною, У окна стою заворожённый звёзд мерцающих красою,
И навечно застрявший в нано — стальных временах под глазами круги и растресканных губ белизна. Жизнь прожил серьёзную, строгую, не о себе я пёкся по ночам, и только лишь на крайности космическая стынь, была обречена, будя, воображение ума… там узкая тропинка шла, с холма. Я не могу не верить в Бога, он всем нам дарит чудеса, Живу, а рядом пустота живу я памятью, а в жизни — беднота, Он видит бренность мироздания: зияет в душах нищета, Но не забуду, тот я миг, который мне дала упавшая звезда.



Как тихо независимые голуби над вечностью парят

Я решился написать тебе на обратной стороне этого листка, теперь я один ты одна мы не вмести, это самая плохая игра, свершить новоявленный подвиг для зрелой души не составит труда, Во дворцы, где звучал приглушенный голос виолы впервые скрипка вошла. Желание рвётся и ввысь парит, срываясь на стон, ломается карандаш, ведущий к омертвению души, всё жизнь: любовь, и ревность, и тоска, и трелями птиц о любви нам поют, костры за рекою, а в небе звезда, Ты чудишься мне в дымке голубой, казалось мне давно, что мир наш рай. Ощущение волшебной сказки ночь пройдёт беспощадно скоро, воды рек вот-вот обратятся вспять, и на землю рухнут огонь и град, твой хрупкий мир в иллюзии любви, холодным блеском, нарядив свой взгляд. Как тихо независимые голуби над вечностью парят,… что весна раскрасила и слила с нотой тоскливой песни соловьиной, Люблю их трели гула, с суетой люблю стихи их, страсти и укора, и я готов опять, за поцелуй её плеча весь мир отдать, вдыхая её прелести озон изъять любовной лаской грусть из глаз,


Смятение души

Что гений, не оцененный толпой, пустынным склепом видит дом родной, поэзию пятнистых, болотистых строф, туманные башенки с огоньками слов, мои сны с тобой теперь помолвлены в них всё также тихо и темно, и что еще к слову, к словам мудрецов прислушиваются лишь отцы отцов. Вселенская даль и дальность боя, и прогорклость дня и прошедших эхо эпох, и каждый миг рождает новый вздох, еле передвигаться, понимать — это край, и потому твой день едва светлее ночи я — первым в ряду пойду долгой тропой, Ворвусь в багровеющий закат подальше от всех в холодную осень эпох. Эта незримая дивная сила, в облаке холода в которой кричит детский страх, мир изменял себя, переиначив, меняя на поступки жизни клад, К чему наносная печать забвенья? к чему неприемлемость громких фраз? Лёд на сердце растает и я никогда тяжелое слово, не буду нести за собой. Я падаю в небо, пройдя воем, блудливый путь роняю опечаленный взгляд, засмотрелся в зеркало, зеркало потемнело, треснуло, выпал квадрат, ответ мой вне привычности традиций — ведь каждый выбор свят, никто не виноват, В воде зелёной под смолёным днищем туда, в глубины устремлён мой взгляд. Пред смертным часом адом врат, воздух пахнет ладаном и грозой, вот и тень с чёрного хода мерзкой противной слякотью несёт от адских образов, когда заполнит лабиринт тебя предвечной темнотой в одно мгновенье, Всё отойдёт — тогда в одно мгновенье, и туманом зальётся твой мутный взгляд. Век не потушить, век мой скор ветер уносит меня на закат бегущей волны, пусть все мои слова наполнят твои мысли, накроют как бегущая волна в морской прибой. Так этот мир, покорно принявший у матушки земли славянской крови роды, знай, мой друг, сколько ты не ной, никто не вспомнит о тебе, пока не наступит вечный твой покой. Радуга в небе и в море прибой, колокол громко звенит предо мной, в волне отражаясь, играя с прибоем в ночи, когда город огнями богат, И кружится, над невскою водою осенний блюз плывёт, по брегам, но молчат и березы, и ели, и далекие звезды молчат. Степная ширь полынный аромат, до неба, уходящего в пике, дарит рябина и в сердце веселье красные гроздья пожаром горят, покой души, и тела возрожденье горит свеча, даруя полумрак, смятение души и её благочестье, и муки ночные в сиянье лампад. Может быть, люди читают горе в том, если завтра была война, С которым тайна тайною была,… и прочитают мысли через взгляд.… Спеша разбить,  молчаньем обещанья ментальный мир… как грань его тонка!
И только верой в бога взгляд горяч, а как же счастлив, лучшей из наград.




Глупые мысли рождаются снова

Начало женское и ласка первобытна, настойчивость прельщать — заложена в тебе, изгибы губ ласкаешь, лишь взглядом слегка касаясь нежно чуть дыша,… я убит я понял, твоей шальной любовью на столе вино, за окном рассвет, на плече моём ты засыпала, погружаясь в мираж теплых снов. Квадратный стол не вертит блюдце, не заглянуть за грань миров, будто падая в глубину пропасти тайных не сказанных снов, я полюбил тебя за доброту души, за то, что счастьем — ты была тех дней, и будет, мне прощён мой грех пробился свет звезды среди ветвей.
Глупые мысли рождаются снова, с каждым возрожденьем сгорая в огне, взбаламутятся сны и химеры, как клубок потревоженных змей. Что скроют нас как облако тумана иль, все-таки, рискнём любовь принять, Посидеть с тобой вместе, поговорить, взять тебя за руку, и целовать,
И стан её, такой завидный, глазам моим себя открыл, И косы длинные по пояс, пшеничный цвет меня пленил, в ней раскосым почерком несмелым я стихи любимой посвятил,
Но потускнели и опали те цветы, что ей дарил…


Праведность жизни не стоит красивых фраз

И скажем мы спасибо всем богам, заучивая, фразы мудрецов… Мы, читаем молитвы отчаянно, в тишине не слыша набат, и ты, как заложник со стокгольмским синдромом в полосующей нише ветров, И в страхе — не отдал ключи нам тот в тени от наглухо запёртых врат. И с закатом нетленным блеском надежды декорирует восток, Здесь льют всегда дожди под луной жестоких богов, влечёт меня ледяное сердце, завёт истерзанной душой, меня к кресту решили пригвоздить, кому он нужен — мой закат? Плохо поставленная драма о смерти, пошлости и маленькой весне,
Смиренно познаём трёхмерную суть равновесия зла и добра, я жгу и без того сухие грёзы… я шлю пустые письма никуда, Я словно в стране опечаленных ив горечь, сплошь пустота и нищета.
Гляжу в бескрайние поля войны, кругом безбрежен горелый прах, мы шагаем вперёд, но путь наш безрадостен, потому что Иисус по-прежнему на кресте, Кричим о том, что тьма неодолима, и нет смысла в трёхтомном подборе фраз, праведность жизни не стоит красивых фраз, я сам без идеи мечтающий прах.





Хлеба для новых поколений

Когда приличная девушка ложится под стадом оленей, пусть встречаются люди у края своих заблуждений, хлеба для новых поколений и вот, напёрстком удобрений, будет ровненько всё, где ни взлётов, ни судеб крушений. Уходя и закрываясь, избегая повторений, великий образ справедливость живёт в свободе измерений, и дороже любых самых немыслимых подношений, а мне бы мыслей по - проще, легкости личных суждений. Я заблудился, потеряв среди бессмысленных теней, До меня ли, когда слишком много иных увлечений? Кто здесь строит дома, из обломков чужих воскрешений, Мимо башен домов и приземисто-скучных строений.
То, что раньше, казалось, стоит ножа на вене, Я бы такого сам без труда уместил бы в жмене, Я дошёл я опускаюсь на колени: Перед глыбой Исаака падаю на колени.


Здесь мы туристы на просторах отчизны

Мой призрачный вид не прибавит морщин, не оставит следов на висках, я иду и достигну вершин, даже если цель далека, обрету душу, снова стану собой вспомню магию нежности, ласковых слов, в Альбиона туманности вплавь, по наитию, продвигаюсь на ощупь, не боясь ветров. Волны приняли битвой немилой запорожскою радою шли на покров, сделана запись всех хим. элементов тела в сферической системе координат, и род знаменитый и древний и чин привилегий не знающий здешних преград. Мне всё удавалось, всё делалось ладно к твоим бы ногам не один павший град. Прошедшим океан, оставшимся непобеждённым играем, с жизнью не ведая преград, метафизика, химия — Боже, какая блажь! мне ли думать о вечном, гореть в костре?
Слепцы устраивают моральную голгофу тем, кто пытается помочь им прозреть, кружит ветер, срываясь на пыльную бурю извлекая из дома судьбы людей. В голубых небесах наши души парят, этим торжеством небесным лишь насладимся, и чью-то тень повёз недремлющий Харон и падает звезда, отмолённая Богами, ставит космос задачи, он следит издалека, за развитием нашим — как живёт тут земля. Здесь мы туристы на просторах отчизны нашей планете земля по милости Божьей, где та грань, за которой искать тебя? настоящей!» — поищи средь лесов и дубрав, чтоб ангелы могли нам залечивать раны душ и хранить наших детей. Миража метраж был, нескончаем в проблесках сознанья мне виделся уже судьбы кураж, Физиогномика — такая есть наука, искусство видеть лица всех людей.



Не устойчивое равновесие

Сердце, сердце, что ты плачешь? Успокойся, не грусти, в жизни будет ещё счастье, ты немножко потерпи,… Я прошу, не плачь, не надо, не тревожь души покой. Ты меня не понимаешь, мне же больно, ну постой.… Придет время будет счастье, будешь снова ты любить, а сейчас, прошу, не надо… постарайся всё забыть…. Наибольшее число людей не живет, но пребывает в довольно неустойчивом равновесии между гипотетической жизнью и вероятной смертью и, даже понимая это. Предпочитает подобное состояние, потому что всегда лучше обосновать принципиальную безответность вопиющего вопроса, нежели разбить голову об него. Такая позиция очень правильна, несмотря на противоположное мнение сторонников сумасшедшей романтической определенности, и ударной нравственности героизма.   Испытывать ужас перед кем-то или чем-то свойственно каждому, испытывать беспричинный ужас особенность тонких, чувствительных субъектов, но признать ужас главной и определяющей константой бытия — на это способны немногие. Психическая конституция, характер, специфический жизненный опыт могут, разумеется, способствовать трагическому мироощущению, но для универсализации понятия «ужас» необходимо глубокое метафизическое основание. Всем нам известно, что земля - пылинка в беспредельном космосе, что жизнь человеческая менее чем ничто, и, однако, это никому не мешает строить дома и планы, воспитывать детей, делать карьеру или беспрерывно размышлять о лучшем будущем. Что нас спасает от безумия, самоубийства или духовной пульверизации? Инерция, или рутина, или прирожденная глупость? Нет, страх закрывает нам глаза и уши спасительной пеленой иллюзии. Мы не слышим воя космического хаоса, не видим чудовищ, повелевающих временем и пространством, материей и энергией, не ощущаем на плечах гибельной тягости черного двойника, что неустанно побуждает нас отвергнуть банальность скучных дней человеческих, смелее толкнуть дверь смерти и раскрыть глаза на роскошь невообразимых гиперпространственных пейзажей. Но  благодетельная иллюзия рассеивается, мифорелигиозная трактовка бытия утрачивает свою защитную функциональность, «страх» и «ужас» приобретают иную характеристику: они теряют свойство неожиданности и преходящности и создают чувство перманентной относительности и тревожной готовности ко всему.  Здесь нет гармонии в смысле периодической смены настроений и переживаний, потому что нет противостояния мажора и минора. Счастье, радость, блаженство, покой не обозначают ничего специально позитивного, это просто синонимы случайной передышки и релаксации. Консонанс здесь — только минутная инерция диссонанса, начало пути кажется светлым только в сравнении с возрастающей тьмой. Человек рассечен и разбросан в протяженности повествования, идентификация проблематична. След голой ступни на песке, судорожно сплетенные пальцы, вкрадчивый шепот, равномерный гул механизма, клекот воображаемых птиц, раскрытые губы, раскрытая могила — в месиве «непосредственных данных восприятия» едва заметен антропоцентрический ориентир. Человек Пруста не имеет ничего общего с человеком Бальзака, По, следовательно, нет преемственности и тем более подражания. Если жизнь лишена смысла, ценности и цели, уместно задать элементарный вопрос: чем эта так называемая жизнь отличается от смерти? Этот ответ формулируется приблизительно так. «Жизнь» и «смерть» — две звезды в бездонных галактических россыпях: жизнь только частный случай смерти и наоборот. Данные понятия, вполне пригодные в этике и эстетике, неприменимы для характеристики сложных до хаотичности космических процессов. В прозрачных лабиринтах пространств, в прихотливом пересечении временных протяженностей не может быть никакого приоритета одной формации над другой, никакой иерархии как необходимого условия перехода от низшего состояния к высшему состоянию. Понятие целого в свою очередь подразумевает сумму каких-то частей, связанных единым центром. Связующий центр делает один объект пейзажем, другой - мелодией, третий - философской системой, но что это за центр и где он расположен, определить невозможно. Невозможно, даже точно сказать образует ли гипотетическое «нечто» какое-то «целое» или это «нечто» есть случайный результат взаимодействия составляющих. Крыло, клюв и полет могут сочетаться в общем понятии «птица», но могут создать и любое другое понятие. Реальность приобретает динамичный и бесконечно вероятностный характер хаотических всполохов и турбуленций, которые, будучи неожиданно организованы каким-либо блуждающим центром, могут на какое-то время создать иллюзию инвариантной системы.
Нелепо придавать значение этой иллюзии, потому что слепой космос равнодушно скалит зубы ни из ничего в нечто, из нечего  и снова ни во что, не обращая внимания или вообще игнорируя существование так называемых разумных существ. Которые на секунду-другую вспыхивают, в темноте механицизм означает,  безусловный приоритет свободной комбинаторики над любой предустановленной гармонией. Механизм - это система, децентрализованная, во всякий момент всякая деталь механизма может, стать его центром.  Концепция для теории новой поэзии, живописи и музыки, для обоснования механистического тотального иррационализма вообще. Здесь вдохновение и воображение вытесняются принципом самодовлеющей фантазии. Вдохновение как частный случай мистической аберрации не может приниматься всерьез. Воображение допускает некоторую свободу колебания реалистических доминант, но никогда не ставит под сомнение существование оных. Фантазия утверждает полную и свободную неопределенность, взаимопроникаемость и текучесть макро- и микрокосмоса, то есть любых данных материального, психического и ментального мира. Отсюда явное или скрытое отрицание любых противоположностей: жизнь и смерть, добро и зло, материя и дух освобождаются от дихотомического фатума и превращаются в компоненты сколь угодно сложной, но отнюдь не противоречивой реальности. Человек становится объектом среди объектов, (объект, вещь, креатура, единство), поскольку подобные слова ничего специально конкретного не выражают. Здесь нет никакого романтического высокомерия, а просто, трезвая оценка положения человека в космосе. Но между теоретическим космоцентризмом и практическим антропоцентризмом всегда рождается грозовая атмосфера, очень благоприятная для блеска художественного эффекта. Ибо ни один человек и никогда, при всей любви к свободе и равенству, не признает себя ничтожным сгустком материи, а всегда заявит, хотя бы самому себе, что он неизмеримо выше блох, пауков и жаб, а может быть, и многих других людей. Художественный эффект заключается в том, что человек, выброшенный из воображаемого центра в бесконечную периферию реальных кошмаров, продолжает тешить себя этой стерильной иллюзией. Сверхъестественный ужас в литературе,  больше напоминает обстоятельный каталог прочитанных книг, нежели критический обзор. Поэтому говорить о каких-либо серьезных влияниях на этого новатора нельзя. Все что можно назвать нечистым, неприятным, пугающим, отталкивающим, анормальным и ненавистным в прискорбной стадии ущербности, дряхлости и диссолюции - гниющий эйдолон зловонного разложения, мерзкая откровенность, обычно скрываемая милостивой землей. Фантастический континуум не имеет никакой стабильности, никаких осей координат, а поэтому законы его гибельной активности и способы его функционирования в нашем мире должно беспрерывно изобретать. Однако если трудно сказать что-либо вразумительное о параметрах фантастической вселенной, то гораздо легче определить психологический тип, наиболее подверженный ее влиянию число людей этого типа все время растет.  Это интроверты и неудачники, мечтатели и скептики, мономаны неконвенциональной доктрины и страстные искатели чудесного, иронические абсурдисты и патриоты гипотетического прошлого - словом, все те, кто нарушил молчаливую взаимодоговоренность - главное условие существования человеческой группы. Они, а также многочисленные им подобные индивиды обладают тайной энергетикой автодеструкции, которая открывает их влияниям фантастического континуума, ломает психологические компромиссы, искушает интеллект миражом уникального и чудовищного эксперимента. В них расширяется смерть, то есть трансформирующая активность аутсайда. Смерть  представляется оппозицией жизни или окончанием оной, а только частичным или радикальным изменением экзистенции. Отрывая человека от среды обитания, от фиктивной централизации — интеллекта, памяти, эмоциональности, — смерть освобождает его от этической и эстетической цензуры и позволяет стать самим собой — существом принципиально жестоким, равнодушным и агрессивным, ибо таковы законы неизмеримых бездн времени и пространства. С одной оговоркой: они кажутся таковыми дихотомически ориентированному интеллекту, не умеющему расковать структуру объекта и почувствовать колоритную напряженность смысловых и эмоциональных обертонов. Вторжение «неизвестного» всегда сопровождается атмосферой чуждой эмоциональности, психологическим ударом, ломающим неустойчивое равновесие между объектом и воспринимающим индивидом, которое обусловливает иллюзию гармонии, красоты и справедливости. Наша способность к адаптации основывается на аксиоме тождества: мы предполагаем, что в каждый следующий момент объект сохранит свои предыдущие параметры. Когда этого не происходит, когда магическая координата «неизвестного искажает знакомую систему, мы ощущаем недоверие и страх и мучительно пытаемся «узнать объект о господи, эта гримаса, это подобие лица, эти красные глаза, мерцающие из курчавых, спутанных волос альбиноса, этот срезанный подбородок... это Уотли?  Креатура, напоминающая стоногого паука, и все же... подобие человеческого лица среди бессчетных мохнатых лап... Уотли.
Почему вообще возможен столь гротескный вариант Уотли? Очевидно, в глубине человеческого существа кроется «нечто», способное реагировать на магический континуум «неизвестного».
 Характер воздействия этого «нечто». Сознание обладает сведениями о чем угодно, даже о глубинах подсознания, но никакие его зонды не в силах достигнуть тайной доминанты бытия.
 Трудно даже представить себе, что один вид ощутимого и доступного измерению предмета может так потрясти человека: судя по всему, живет в некоторых очертаниях и объектах тайная повелительность символики, которая, искажая перспективу чуткого наблюдателя. Рождает в нем ледяное предчувствие темных космических отношений и смутных реальностей, скрытых за обычной защитной иллюзией. В самом деле: если в психосоматическом комплексе присутствует потенциальная возможность его уничтожения и радикальной трансформации, следовательно, и речи быть не может о каком-то централизованном единстве. Слово «человек» может обозначать либо стадию метаморфозы данного комплекса, либо пустоту, конфигурация которой образована всем, что не имеет человеческих признаков и свойств. Человек является открытой системой, и, таким образом, гуманитарные понятия ценности развития и совершенства как минимум теряют традиционный смысл. Более того, только философская трактовка открытой системы дала рождение науке и прогрессу в современном понимании. Как обстояло дело до Галилея и Декарта, в данном случае роли не играет, поскольку ничего убедительного на эту тему сказать нельзя. Открытость системы обусловлена страхом и вызывает страх сам факт «бытия в мире» уже вызывает чувство страха. В принципе, «человек децентрализованный» всегда живет в климате «беспокойного присутствия», но большинство людей притупляют или обманывают экзистенциальный страх с помощью своих банальных наркотиков - любви, денег, честолюбия.
 Иррациональное «ло» парализует всякий натуральный интерес и превращает их в жертвы магического континуума или в фанатических исследователей аутсайда. Поначалу они еще считают себя пионерами познания, открывателями новых горизонтов, но постепенно эта утешительная мысль рассеивается: слишком уж ощутимо становится влияние чьей-то враждебной воли, которая медленно и верно делает из властителя эксперимента материал для другого эксперимента. Сомнение в существовании собственного «я» не дает им возможности персонифицировать враждебную волю — они чувствуют себя во власти смутных сил, энергий, магнитных полей, суггестии аутсайда. Иногда им удается узнать имя могущественного инициатора, но через некоторое время его конкретизация снова распадается в безличных энергетических модификациях. И сознание истощается, изощряясь в изобретении решений бесчисленных и фантомальных. Во тьме, возможно, таятся разумные сущности и, возможно, таятся сущности вне пределов всякого разумения. Это не ведьмы или колдуны, не призраки или гоблины, когда-то пугавшие примитивную цивилизацию, но сущности бесконечно более могущественные. Втянутые в игру неведомых трансформаций, признающие «хаос» последним словом человеческой мудрости. Распоротые острыми слоями гиперпространства, заброшенные в сновидения монстров, вырванные из собственного тела зубами гоулов запутанные в мохнатых, липких, желеобразных лесах полиморфных биоманифестаций, они грезят о роскошном небытии атеистов, ибо знают, что их собственная смерть не сулит им ничего, кроме очередного кошмара. Иерархия инфернальная, земная и небесная, конфронтация бога и дьявола, трансцендентный выход за пределы видимого мира, посвящение, обретение неслыханных способностей и возможностей - все это только наивные антропоцентрические грезы. Да и как иначе мог рассуждать человек, для которого «всякая религия — только детское и нелепое восхваление вечного томительного зова в беспредельной и ультимативной пустоте. Если нет всеобщей органической идеи, связующей все сущее, стало быть, можно рассуждать в лучшем случае о связях локальных — вспыхивающих и затухающих. Если нет всеобщей органической идеи, значит, любая композиция возникает стохастически и ее компоненты связаны меж собой неожиданно и насильственно. Предположение о наличии постоянного центра, о свободном соединении компонентов ведет к бесчисленным метафизическим нонсенсам, к религии и мистицизму.  Каковы же более серьезные доводы против религиозного миропонимания, кроме того, что это суть «детская игра»? Они совершенно понятны из вышеизложенного. Остается только добавить, что теория микрокосма, утверждающая возможность самостоятельного развития человека независимо от космических тенденции. Поскольку эти гипотезы относятся также к ситуации человека в сфере потустороннего. Прежде всего, человек не являет собой микрокосм, а лишь его зародыш, погибающий, как правило, без тайной божественной помощи, которая тоже недостаточна — необходима напряженная внутренняя работа. Структура микрокосма такова: тело славы, свободный звездный двойник (астральное тело), квинтэссенциальный андроген,  лунарий тело сновидений, физическое тело, пассивное тело (тело смерти). Несмотря на распространенное мнение, микрокосм ни в коем случае не «зеркальное повторение макрокосма», а система, тотально враждебная вселенной, доступной восприятию. Внутреннее солнце, зажженное божественной любовью и оживляющее микрокосм, свободный двойник, побеждающий смерть «пассивного тела» холодом «звездной росы», - все это грезы мистического оптимизма. Мысль о возможном существовании органического единства, независимого от внешних воздействий, изначально абсурдна. Взаимосвязь компонентов, ущербная сама по себе, есть, результат стихийной космической комбинаторики идеология современной науки слишком во многом сходна с принципами этого древнего контртрадиционного знания. И дело не в том, что черная магия отрицает бытие божие и в лучшем случае соглашается констатировать «Фане-с» — атмосферу божественного вероятия. Главное заключается в следующем: «дьявол» или злой архонт, или космократор есть принцип бесконечной делимости и бесконечной трансформации.
И еще: дьявол не обладает абсолютной креативной возможностью он оператор, а не творец, он может создать нечто новое только из обломков старого. Поэтому «новое» — только новый способ соединения элементов в более или менее децентрализованную конструкцию, основные признаки которой транзитность и переходность. По поводу сходства науки и черной магии: Тонкая наблюдательность и хорошие аналитические способности необходимы в обеих этих областях. И, вероятно, черную магию, и позитивистскую науку объединяет единая концепция: и там, и здесь вечное приносится в жертву преходящему. Если этот мир никогда не был озарен божественным присутствием или потерял таковое,  а тому подтверждений более чем достаточно,  нам решительно нечего возразить?


Не устойчивое равновесие

Сердце, сердце, что ты плачешь? Успокойся, не грусти, в жизни будет ещё счастье, ты немножко потерпи,… Я прошу, не плачь, не надо, не тревожь души покой. Ты меня не понимаешь, мне же больно, ну постой.… Придет время будет счастье, будешь снова ты любить, а сейчас, прошу, не надо… постарайся всё забыть…. Наибольшее число людей не живет, но пребывает в довольно неустойчивом равновесии между гипотетической жизнью и вероятной смертью и, даже понимая это. Предпочитает подобное состояние, потому что всегда лучше обосновать принципиальную безответность вопиющего вопроса, нежели разбить голову об него. Такая позиция очень правильна, несмотря на противоположное мнение сторонников сумасшедшей романтической определенности, и ударной нравственности героизма.   Испытывать ужас перед кем-то или чем-то свойственно каждому, испытывать беспричинный ужас особенность тонких, чувствительных субъектов, но признать ужас главной и определяющей константой бытия — на это способны немногие. Психическая конституция, характер, специфический жизненный опыт могут, разумеется, способствовать трагическому мироощущению, но для универсализации понятия «ужас» необходимо глубокое метафизическое основание. Всем нам известно, что земля - пылинка в беспредельном космосе, что жизнь человеческая менее чем ничто, и, однако, это никому не мешает строить дома и планы, воспитывать детей, делать карьеру или беспрерывно размышлять о лучшем будущем. Что нас спасает от безумия, самоубийства или духовной пульверизации? Инерция, или рутина, или прирожденная глупость? Нет, страх закрывает нам глаза и уши спасительной пеленой иллюзии. Мы не слышим воя космического хаоса, не видим чудовищ, повелевающих временем и пространством, материей и энергией, не ощущаем на плечах гибельной тягости черного двойника, что неустанно побуждает нас отвергнуть банальность скучных дней человеческих, смелее толкнуть дверь смерти и раскрыть глаза на роскошь невообразимых гиперпространственных пейзажей. Но  благодетельная иллюзия рассеивается, мифорелигиозная трактовка бытия утрачивает свою защитную функциональность, «страх» и «ужас» приобретают иную характеристику: они теряют свойство неожиданности и преходящности и создают чувство перманентной относительности и тревожной готовности ко всему.  Здесь нет гармонии в смысле периодической смены настроений и переживаний, потому что нет противостояния мажора и минора. Счастье, радость, блаженство, покой не обозначают ничего специально позитивного, это просто синонимы случайной передышки и релаксации. Консонанс здесь — только минутная инерция диссонанса, начало пути кажется светлым только в сравнении с возрастающей тьмой. Человек рассечен и разбросан в протяженности повествования, идентификация проблематична. След голой ступни на песке, судорожно сплетенные пальцы, вкрадчивый шепот, равномерный гул механизма, клекот воображаемых птиц, раскрытые губы, раскрытая могила — в месиве «непосредственных данных восприятия» едва заметен антропоцентрический ориентир. Человек Пруста не имеет ничего общего с человеком Бальзака, По, следовательно, нет преемственности и тем более подражания. Если жизнь лишена смысла, ценности и цели, уместно задать элементарный вопрос: чем эта так называемая жизнь отличается от смерти? Этот ответ формулируется приблизительно так. «Жизнь» и «смерть» — две звезды в бездонных галактических россыпях: жизнь только частный случай смерти и наоборот. Данные понятия, вполне пригодные в этике и эстетике, неприменимы для характеристики сложных до хаотичности космических процессов. В прозрачных лабиринтах пространств, в прихотливом пересечении временных протяженностей не может быть никакого приоритета одной формации над другой, никакой иерархии как необходимого условия перехода от низшего состояния к высшему состоянию. Понятие целого в свою очередь подразумевает сумму каких-то частей, связанных единым центром. Связующий центр делает один объект пейзажем, другой - мелодией, третий - философской системой, но что это за центр и где он расположен, определить невозможно. Невозможно, даже точно сказать образует ли гипотетическое «нечто» какое-то «целое» или это «нечто» есть случайный результат взаимодействия составляющих. Крыло, клюв и полет могут сочетаться в общем понятии «птица», но могут создать и любое другое понятие. Реальность приобретает динамичный и бесконечно вероятностный характер хаотических всполохов и турбуленций, которые, будучи неожиданно организованы каким-либо блуждающим центром, могут на какое-то время создать иллюзию инвариантной системы.
Нелепо придавать значение этой иллюзии, потому что слепой космос равнодушно скалит зубы ни из ничего в нечто, из нечего  и снова ни во что, не обращая внимания или вообще игнорируя существование так называемых разумных существ. Которые на секунду-другую вспыхивают, в темноте механицизм означает,  безусловный приоритет свободной комбинаторики над любой предустановленной гармонией. Механизм - это система, децентрализованная, во всякий момент всякая деталь механизма может, стать его центром.  Концепция для теории новой поэзии, живописи и музыки, для обоснования механистического тотального иррационализма вообще. Здесь вдохновение и воображение вытесняются принципом самодовлеющей фантазии. Вдохновение как частный случай мистической аберрации не может приниматься всерьез. Воображение допускает некоторую свободу колебания реалистических доминант, но никогда не ставит под сомнение существование оных. Фантазия утверждает полную и свободную неопределенность, взаимопроникаемость и текучесть макро- и микрокосмоса, то есть любых данных материального, психического и ментального мира. Отсюда явное или скрытое отрицание любых противоположностей: жизнь и смерть, добро и зло, материя и дух освобождаются от дихотомического фатума и превращаются в компоненты сколь угодно сложной, но отнюдь не противоречивой реальности. Человек становится объектом среди объектов, (объект, вещь, креатура, единство), поскольку подобные слова ничего специально конкретного не выражают. Здесь нет никакого романтического высокомерия, а просто, трезвая оценка положения человека в космосе. Но между теоретическим космоцентризмом и практическим антропоцентризмом всегда рождается грозовая атмосфера, очень благоприятная для блеска художественного эффекта. Ибо ни один человек и никогда, при всей любви к свободе и равенству, не признает себя ничтожным сгустком материи, а всегда заявит, хотя бы самому себе, что он неизмеримо выше блох, пауков и жаб, а может быть, и многих других людей. Художественный эффект заключается в том, что человек, выброшенный из воображаемого центра в бесконечную периферию реальных кошмаров, продолжает тешить себя этой стерильной иллюзией. Сверхъестественный ужас в литературе,  больше напоминает обстоятельный каталог прочитанных книг, нежели критический обзор. Поэтому говорить о каких-либо серьезных влияниях на этого новатора нельзя. Все что можно назвать нечистым, неприятным, пугающим, отталкивающим, анормальным и ненавистным в прискорбной стадии ущербности, дряхлости и диссолюции - гниющий эйдолон зловонного разложения, мерзкая откровенность, обычно скрываемая милостивой землей. Фантастический континуум не имеет никакой стабильности, никаких осей координат, а поэтому законы его гибельной активности и способы его функционирования в нашем мире должно беспрерывно изобретать. Однако если трудно сказать что-либо вразумительное о параметрах фантастической вселенной, то гораздо легче определить психологический тип, наиболее подверженный ее влиянию число людей этого типа все время растет.  Это интроверты и неудачники, мечтатели и скептики, мономаны неконвенциональной доктрины и страстные искатели чудесного, иронические абсурдисты и патриоты гипотетического прошлого - словом, все те, кто нарушил молчаливую взаимодоговоренность - главное условие существования человеческой группы. Они, а также многочисленные им подобные индивиды обладают тайной энергетикой автодеструкции, которая открывает их влияниям фантастического континуума, ломает психологические компромиссы, искушает интеллект миражом уникального и чудовищного эксперимента. В них расширяется смерть, то есть трансформирующая активность аутсайда. Смерть  представляется оппозицией жизни или окончанием оной, а только частичным или радикальным изменением экзистенции. Отрывая человека от среды обитания, от фиктивной централизации — интеллекта, памяти, эмоциональности, — смерть освобождает его от этической и эстетической цензуры и позволяет стать самим собой — существом принципиально жестоким, равнодушным и агрессивным, ибо таковы законы неизмеримых бездн времени и пространства. С одной оговоркой: они кажутся таковыми дихотомически ориентированному интеллекту, не умеющему расковать структуру объекта и почувствовать колоритную напряженность смысловых и эмоциональных обертонов. Вторжение «неизвестного» всегда сопровождается атмосферой чуждой эмоциональности, психологическим ударом, ломающим неустойчивое равновесие между объектом и воспринимающим индивидом, которое обусловливает иллюзию гармонии, красоты и справедливости. Наша способность к адаптации основывается на аксиоме тождества: мы предполагаем, что в каждый следующий момент объект сохранит свои предыдущие параметры. Когда этого не происходит, когда магическая координата «неизвестного искажает знакомую систему, мы ощущаем недоверие и страх и мучительно пытаемся «узнать объект о господи, эта гримаса, это подобие лица, эти красные глаза, мерцающие из курчавых, спутанных волос альбиноса, этот срезанный подбородок... это Уотли?  Креатура, напоминающая стоногого паука, и все же... подобие человеческого лица среди бессчетных мохнатых лап... Уотли.
Почему вообще возможен столь гротескный вариант Уотли? Очевидно, в глубине человеческого существа кроется «нечто», способное реагировать на магический континуум «неизвестного».
 Характер воздействия этого «нечто». Сознание обладает сведениями о чем угодно, даже о глубинах подсознания, но никакие его зонды не в силах достигнуть тайной доминанты бытия.
 Трудно даже представить себе, что один вид ощутимого и доступного измерению предмета может так потрясти человека: судя по всему, живет в некоторых очертаниях и объектах тайная повелительность символики, которая, искажая перспективу чуткого наблюдателя. Рождает в нем ледяное предчувствие темных космических отношений и смутных реальностей, скрытых за обычной защитной иллюзией. В самом деле: если в психосоматическом комплексе присутствует потенциальная возможность его уничтожения и радикальной трансформации, следовательно, и речи быть не может о каком-то централизованном единстве. Слово «человек» может обозначать либо стадию метаморфозы данного комплекса, либо пустоту, конфигурация которой образована всем, что не имеет человеческих признаков и свойств. Человек является открытой системой, и, таким образом, гуманитарные понятия ценности развития и совершенства как минимум теряют традиционный смысл. Более того, только философская трактовка открытой системы дала рождение науке и прогрессу в современном понимании. Как обстояло дело до Галилея и Декарта, в данном случае роли не играет, поскольку ничего убедительного на эту тему сказать нельзя. Открытость системы обусловлена страхом и вызывает страх сам факт «бытия в мире» уже вызывает чувство страха. В принципе, «человек децентрализованный» всегда живет в климате «беспокойного присутствия», но большинство людей притупляют или обманывают экзистенциальный страх с помощью своих банальных наркотиков - любви, денег, честолюбия.
 Иррациональное «ло» парализует всякий натуральный интерес и превращает их в жертвы магического континуума или в фанатических исследователей аутсайда. Поначалу они еще считают себя пионерами познания, открывателями новых горизонтов, но постепенно эта утешительная мысль рассеивается: слишком уж ощутимо становится влияние чьей-то враждебной воли, которая медленно и верно делает из властителя эксперимента материал для другого эксперимента. Сомнение в существовании собственного «я» не дает им возможности персонифицировать враждебную волю — они чувствуют себя во власти смутных сил, энергий, магнитных полей, суггестии аутсайда. Иногда им удается узнать имя могущественного инициатора, но через некоторое время его конкретизация снова распадается в безличных энергетических модификациях. И сознание истощается, изощряясь в изобретении решений бесчисленных и фантомальных. Во тьме, возможно, таятся разумные сущности и, возможно, таятся сущности вне пределов всякого разумения. Это не ведьмы или колдуны, не призраки или гоблины, когда-то пугавшие примитивную цивилизацию, но сущности бесконечно более могущественные. Втянутые в игру неведомых трансформаций, признающие «хаос» последним словом человеческой мудрости. Распоротые острыми слоями гиперпространства, заброшенные в сновидения монстров, вырванные из собственного тела зубами гоулов запутанные в мохнатых, липких, желеобразных лесах полиморфных биоманифестаций, они грезят о роскошном небытии атеистов, ибо знают, что их собственная смерть не сулит им ничего, кроме очередного кошмара. Иерархия инфернальная, земная и небесная, конфронтация бога и дьявола, трансцендентный выход за пределы видимого мира, посвящение, обретение неслыханных способностей и возможностей - все это только наивные антропоцентрические грезы. Да и как иначе мог рассуждать человек, для которого «всякая религия — только детское и нелепое восхваление вечного томительного зова в беспредельной и ультимативной пустоте. Если нет всеобщей органической идеи, связующей все сущее, стало быть, можно рассуждать в лучшем случае о связях локальных — вспыхивающих и затухающих. Если нет всеобщей органической идеи, значит, любая композиция возникает стохастически и ее компоненты связаны меж собой неожиданно и насильственно. Предположение о наличии постоянного центра, о свободном соединении компонентов ведет к бесчисленным метафизическим нонсенсам, к религии и мистицизму.  Каковы же более серьезные доводы против религиозного миропонимания, кроме того, что это суть «детская игра»? Они совершенно понятны из вышеизложенного. Остается только добавить, что теория микрокосма, утверждающая возможность самостоятельного развития человека независимо от космических тенденции. Поскольку эти гипотезы относятся также к ситуации человека в сфере потустороннего. Прежде всего, человек не являет собой микрокосм, а лишь его зародыш, погибающий, как правило, без тайной божественной помощи, которая тоже недостаточна — необходима напряженная внутренняя работа. Структура микрокосма такова: тело славы, свободный звездный двойник (астральное тело), квинтэссенциальный андроген,  лунарий тело сновидений, физическое тело, пассивное тело (тело смерти). Несмотря на распространенное мнение, микрокосм ни в коем случае не «зеркальное повторение макрокосма», а система, тотально враждебная вселенной, доступной восприятию. Внутреннее солнце, зажженное божественной любовью и оживляющее микрокосм, свободный двойник, побеждающий смерть «пассивного тела» холодом «звездной росы», - все это грезы мистического оптимизма. Мысль о возможном существовании органического единства, независимого от внешних воздействий, изначально абсурдна. Взаимосвязь компонентов, ущербная сама по себе, есть, результат стихийной космической комбинаторики идеология современной науки слишком во многом сходна с принципами этого древнего контртрадиционного знания. И дело не в том, что черная магия отрицает бытие божие и в лучшем случае соглашается констатировать «Фане-с» — атмосферу божественного вероятия. Главное заключается в следующем: «дьявол» или злой архонт, или космократор есть принцип бесконечной делимости и бесконечной трансформации.
И еще: дьявол не обладает абсолютной креативной возможностью он оператор, а не творец, он может создать нечто новое только из обломков старого. Поэтому «новое» — только новый способ соединения элементов в более или менее децентрализованную конструкцию, основные признаки которой транзитность и переходность. По поводу сходства науки и черной магии: Тонкая наблюдательность и хорошие аналитические способности необходимы в обеих этих областях. И, вероятно, черную магию, и позитивистскую науку объединяет единая концепция: и там, и здесь вечное приносится в жертву преходящему. Если этот мир никогда не был озарен божественным присутствием или потерял таковое,  а тому подтверждений более чем достаточно,  нам решительно нечего возразить?



Оккультизм в жизни человека

Уже неоднократно говорилось о великом значении в жизни человечества Оккультизма и Теософии, но необходимо сказать больше. Необходимо освободить этот единый источник Высшего Знания и божественной мудрости от всего того наносного, приставшего к нему сора и прилипшей к нему грязи, которые превратили это великое понятие в синоним шарлатанства, надувательства и фокусничества. Во-первых, Теософия обозначает не учение о Боге, как некоторые неправильно понимают это слово, но божественную мудрость, высшую мудрость.
Другое название этого высшего знания – оккультизм, то есть «наука о скрытом», – показывает недоступность его для масс. Такими же названиями определяет, это высшее знание апостол Павел в первом послании к коринфянам называя, проповедуемое им учение «мудростью божественной, тайной сокровенной, которую никто из властей века сего не познал». Недоступность и вытекающая отсюда таинственность этой высшей науки для масс народа была продиктована неподготовленностью и неспособностью народа,  воспринять её. В Общинах, закрытых от любопытных глаз, издревле существовали тайные, эзотерические Знания, в которые посвящались самые чистые, добросердечные и бескорыстные люди. В этих общинах хранились подлинные Знания, высшие Откровения, главные положения из которых попадали в массовые религии в виде полусказочных мифов и образов.
Источником и хранителем такого Высокого Знания изначально была Иерархия Светлых Сил Солнечной системы. Их великие Учения, их Заветы на всех континентах и во все времена несли народам Свет Истины. Но проходило время, и тяжёлый земной туман грубой материи вновь застилал изначальный свет. Западным людям далёких эпох невозможно было втолковать, что же собой представляют человек, Космос и звёздные миры, что такое четырёхмерность и
пятимерность Пространства, каким образом Пространство и Время связаны и относительны, потому им говорилось ровно столько, сколько они могли тогда вместить. Между тем всякая тайна обладает притягательной силой, и таинственность этого высшего знания всегда влекла к себе человека больше, чем что-нибудь другое. Таким образом, вытекающая из печального опыта прежних веков настоятельная необходимость скрыть это высшее знание от незрелых и неподготовленных умов, с одной стороны, а с другой – неистребимое желание эгоистически настроенного человека проникнуть в это высшее знание, во что бы то ни стало.
Для того чтобы извлечь из этого известную для себя выгоду, создало вокруг этого источника Мудрости и Света нездоровую атмосферу, которая при современном состоянии развития человека оздоровлена быть не может. Символизм древних мифов намекал на многое, но люди Запада эти символы часто воспринимали так же буквально, как до сих пор истолковывает их церковь, утверждая, что «Бог за семь дней якобы из ничего сотворил мир. Светила, нашу землю, человека, его душу; что он сам определил законы бытия, и что желаниям его и воле нет никаких преград». Вот такой примитивно-детский взгляд эгоистов на нерешённую проблему!..
И в наше время крохами высшего знания, которые всегда падали и падают со стола Истинного Знания, пользуются люди невысокого умственного и нравственного развития для всевозможных спекулятивных целей. Все эти гипнотизеры и медиумы, спиритисты и экстрасенсы, волшебники, маги и факиры, заклинатели и прорицатели, называя себя оккультистами, создают плохую славу истинному оккультизму.  Прекрасно умножая свои монеты, они за сходную плату каждого учат, как улучшить материальные условия, как располагать к себе людей. Как приобретать влияние в обществе, как вести дела, как диктовать множество приказов и как делать из жизни подкрашенный сад. Развивая волю, некоторые из этих учителей как бы следуют по правильному пути, но они не указывают цель этого странствования и тем служат лишь ухудшению безобразных условий жизни… Сильная воля, работающая на усиление ветхих предрассудков, не есть ли истинный ужас? Сколько напряжения потрачено будет на этих неооккультистов, чтобы уничтожить вред их духовного разврата! Великий вред, приносимый лжеоккультистами, заключается не только в том, что они вредят себе, но и вредят мирозданию. За каждое насильственное вторжение в ту область знания, до которой человек не дорос, приходится дорого расплачиваться. Всякое проявление высшей силы, вызванное искусственным путем, например, приёмами хатха - йоги и направляемое для удовлетворения тщеславия, себялюбия и корыстолюбия, со временем человека покидает, если не навсегда, то на весьма долгий срок, ибо кто хочет искусственным путём ускорить своё развитие, тот его задерживает. Кроме того, несвоевременное и непоследовательное развитие некоторых центров приводит к расстройству нервной системы, к одержимости, к сумасшествию и к смерти. Преждевременное, не руководимое Великим Космическим Учителем, развитие некоторых способностей ведёт иногда к тому, что человек приводит в действие силы, которыми не умеет управлять. Это всегда кончается гибелью этого человека. Поэтому высшее развитие человека без истинного учителя невозможно. Во второй половине 19-го века учителя СВЕТА в Теософии лишь в общих словах сообщали о Космических Учителях, о планетарных Духах, о строителях космических Миров, об управителях Кармы. Но Теософия умалчивала о том, кем были Космические учителя или Махатмы. Она ещё не учила, как достичь высшего Собеседования с высшими силами Земли и Солнечной системы. Новое духовное знание дала землянам Агни Йога. В Ней впервые были раскрыты реальные образы Космических Иерархов. Агни Йога обращает внимание на библейский образ лестницы еврейского пророка Иакова. На ступенях этой лестницы всё выше и выше располагаются небесные существа, и все вместе, в совокупности, Они образуют беспредельную иерархию света. Ограниченное сознание землян во все времена по своей мерке ограничивало Беспредельность, стремилось завершить лестницу Иакова неким «концом с возвышающимся там церковно-сектантским «Господом Богом».
Но кто может ответить, почему восходящая или вообще любая Бесконечность должна обязательно иметь конец?
Почему мировой эволюционный круг не может вновь по спирали непрестанно качественно восходить? Философы и церковные богословы Запада, особенно христианские, много исписали страниц, блуждая вокруг да около «конца» и «начала», тогда как на Востоке эта проблема была давно разрешена. Согласно древней Арийской Мудрости, мир для человеческого восприятия представляет две области: Проявленное и не проявленное. Проявленное – это всё видимое Мироздание, до некоторой степени доступное земному человеку. А не проявленное – недоступно. Проявленный мир изображали в виде яйца среди не проявленной беспредельности.
Подобно птичьему яйцу или оплодотворённой женской яйцеклетке такой первичный «сгусток»
в начале своего цикла расширялся и превращался в сложную систему внутренних миров.
Затем, по прошествии громадного времени, шар Мироздания достигал своего максимального развития. Наступала его зрелость, потом приходила старость, и, наконец, он стремительно разрушался, телесно исчезая и перенося духовные накопления в иные, не проявленные формы Бытия. Затем Мироздание возрождалось вновь, проявляя уже новое качество и совершая новый эволюционный круг. И так до бесконечности, по спирали всё выше и выше. Это очень похоже на повторяющиеся человеческие воплощения, только в масштабах целого Мироздания, со всеми образующими его существами, от атома до высочайших
Космических Иерархов. С точки зрения причинности, начало нашего проявленного мироздания было названо на Востоке Парабрахманом. Но это не Бог, это – Закон и Причина, это условное допущение, необходимое для иллюстрации закономерностей Бытия. От «Причины» до конкретного миропроявления, так же как от плана города и до создания самого города, пролегает значительный путь материализации, подробности которой раскрываются только на высших стадиях Посвящения. Мироздание, как и Солнечная система, возникает, разумеется, не на пустом месте. За фантастическими образами Богов-Строителей обнаруживается всё та же Беспредельная Иерархия СВЕТА – это совершенно реальные высокоразвитые Космические Существа. Везде обнаруживаются движущие Силы или принципы Космической Эволюции. По прошествии определённых циклов символы и тексты искажались, и сложно сегодня найти древнее описание, которое бы без искажений донесло до нас первоначальную истину.
Восходящая ввысь Иерархия СВЕТА, на неведомых высших ступенях, сливается в некое непостижимое Сияние, вне различий и вне всяких качеств. Совершенно ясно, что такая иллюзорная законченность пирамиды будет только для земного человечества, стоящего на своём низком земном этаже. Не так будет для Владык Света, стоящих на более высоких ступенях: их «завершающая» вершина будет дальше, и область, которая для нас воспринимается пустотой, для Высоких Владык будет раскрываться насыщенными, удивительными Мирами.
И такому восхождению Миров и небесных Богов – нет конца. Надо, кстати, помнить, что как у каждого ребёнка, так и у каждого Мироздания, должны быть свои родители, родители для его духа, для тела и души. Сколько в Беспредельности таких детей-мирозданий? Сколько в Беспредельности таких Величайших Родителей? Или мы должны всё ещё считать наш мир таким же пупом Вселенной, каковым мыслилась наша Земля во времена воинствующего церковно-научного невежества? Каждый Космический Иерарх, как и любое существо, окружён неохватным Бытиём. Чем выше Космический Иерарх, тем поле Его деятельности шире. Это не зияющая пустота и не вселенское одиночество. Кто же придумал одинокого Бога до начала всех и всея? Кто поместил весь существующий мир внутри Абсолюта? Кто Владык Жизни лишил Их миров? Кто лишил Их высочайшей Любви, устремлений и радости вечного познания? Отчего же наверху, в отличие от людей, оказалось все космическое одиночество? Отчего наверху исчезла сердечность женского начала – источника Красоты, Любви и Сострадания? Почему в Небесной Троице остался один Отец без Матери? Под Началами мироздания понимаются Духовные Родители, то есть, Отец и Мать, Женская и Мужская половины, Дух и Материя, единые в зерне Бессмертного Духа.
Космические Иерархи своими трудами и подвигами и сегодня продолжают подниматься всё выше и выше. Это они формировали Солнечно-планетную систему и нашу планету это они дали искру разума земному человеку. Это им мы обязаны высокими знаниями, искусствами и ремёслами, ибо они воплощаются на Земле великими вождями, учёными и воителями. Они приносят духовные Заветы. Они своим жизненным примером ведут человечество к победе Духа над земным рабством.
На Земле живут очень разные народы, они выражают очень разные предпочтения. Нужно бережно и терпимо принимать это человеческое многообразие, научиться строить гармонию даже среди столь разных людей. Наступает эпоха огня. В новом Мире, у нового человека старые формы перестают действовать, поэтому требуются новые. Сердце  это непостижимые солнечные Мать и Отец всей жизни в нашей звёздно-планетарной системе, а коллективно – это планетарные духи солнечной системы. Индивидуальная связь с духовными Матерью-Отцом иногда называлась нитью, соединяющей человека с его высшим «Я». Именно со своим духовными Отцом-Матерью, со своим Учителем бессознательно стремится духом воссоединиться каждый человек.
Это не утрата своей индивидуальности, – по духовной природе человек является частью духа Великого Учителя, частью Планетарного или Космического Магнита. Всё это значительно отличается от церковно-тоталитарного характера личного «Господа Бога», с его требованиями рабской покорности, безликости и страха. Но, если кому-то по-прежнему дорого церковное слово «Бог», то оно по праву может применяться к Многострадальному Солнечному ЛОГОСУ.
Миры и мироздания различаются своими особенностями, все существа по-своему индивидуальны. Но все эти различающиеся миры, все их существа связывает друг с другом единая духовная основа.
Владыка Солнца – Высочайший Дух и Высочайшее Существо, Величайшее невидимое сердце в нашей Солнечной системе. Поистине, Он наш Отец и Капитан эволюционного космического корабля. Но кто может измерить величину Его Духа, восходящую в Беспредельность? Где конец и где Его вершина? Однако мы кое-что понимаем в человеческой природе, ибо опыт долгих столетий научил нас. К тому же мы знаем, что пока остаются области, непознанные наукой, и пока тень религиозного догматизма коснеет в сердцах масс, мировые предрассудки должны быть побеждаемы шаг за шагом, а не штурмом... Общественная безопасность обеспечивается лишь тем, что мы держим в тайне страшные виды оружия, которые иначе могли бы быть употреблены против неё и которые, как уже сказано, становятся смертельными в руках людей злых, порочных и себялюбцев. Тот, кто хочет высоко поднять знамя мистицизма и провозгласить его приближающееся царство, должен подать пример другим. Он должен первым изменить свой образ жизни, и, почитая изучение оккультных тайн как высшую ступень знания, должен громко провозгласить это, вопреки точной науке и противодействию общества... Истины и тайны оккультизма представляет собой свод высочайшего духовного значения, глубокий и в то же время практичный для всего мира. Однако они даются вам не только как простое добавление к запутанной массе теорий или умозрительных спекуляций в научном мире, но ради их практического приложения в интересах человечества. Оккультная наука – это не такая наука, в которой тайны могут передаваться сразу, путём письменного или даже устного сообщения.
Если бы это было так, то всё, что надо было бы сделать, – это издать руководство по этой науке, чтобы обучать ей в школах наподобие грамматики. Обычное заблуждение людей – что мы добровольно окружаем себя и наши силы тайной, что мы желаем сохранить наше знание для себя. Если целые поколения мы не приобщали мир к знанию нашего знания, то это лишь вследствие его абсолютной неподготовленности. И если, несмотря на представленные доказательства, он всё же откажется уступить действительности, тогда мы в конце этого цикла ещё раз удалимся в уединение и в наше царство молчания… Нужно преклоняться перед величием подвига великих старших братьев человечества. Знание основ Бытия, высшее оккультное знание, было дано человеку с той поры, как он стал мыслящим, сознательным существом. Знание есть сила, но всякая сила, действующая в Космосе, действует по двум направлениям: в сторону положительную, то есть в сторону добра, или в сторону отрицательную, то есть в сторону зла.
Посредине находится свободная воля человека, которая в каждом случае сама определяет направление. Человек может направить эту силу в сторону добра, к своему бессмертию и жизни вечной, или в сторону зла и своей гибели. Новое учение возвращает миру все утерянные им ценности. Человек может, принять их или не принять, это зависит от его свободной воли, но оповещение необходимо. Всякое проявление единого источника мудрости и знания, всегда и неизменно сопровождалось выступлением против него тёмных сил и их земных прислужников, ибо лишь они не желают наступления светлой эпохи, грозящей уничтожением их силы и их влияния. Все мировые религии, из единого вышедшие, должны к нему и вернуться.
Лишь единое мировое учение способно положить предел человеческому разъединению, способно вывести земное человечество из того узкого тупика, в котором оно находится, вывести на сужденный ему простор беспредельности!..



О параллельных пространствах

Количество пространственных координат может быть от одной до пяти, по крайней мере, именно так обстоят дела в системе миров нашей планеты - более пяти пространственных координат даже самые высокие и совершенные миры Земли не имеют. Во всех мирах действует закон: чем меньше пространственных координат, тем плотнее материальность. Временных координат может быть одна, две и так далее, в некоторых случаях их число может доходить до нескольких десятков.
Если говорить о характеристиках различных пространств или среди обитания, то их можно разделить на несколько категорий. Первая категория - пространство одномерное самое простое пространство состоит их одного измерения, то есть представляет собой вытянутую линию.
 Это простейший мир, проще которого уже нет ничего. Сущности, обитающие в таком пространстве, живут в единственном временном потоке. Про такие миры обычно говорят, что они имеют одну пространственную координату, и одну временную есть миры с тремя-четырьмя пространственными координатами и множеством временных. На первый взгляд, одномерная среда обитания возможна лишь, как чисто теоретическая. Однако подобное пространство в единственном числе существует в системе параллельных миров нашей планеты и на самом деле. По терминологии "Розы Мира" этот мир носит название "Дно". В этом пространстве находится множество существ - их численность одномоментно может достигать нескольких миллионов.
К слову сказать, почти каждая обитаемая планетарная система в нашей Галактике имеет такое Дно, так что подобных днищ - многие миллионы. Обитатели дна - различные демонические существа, находящиеся между воплощениями  инкарнациями. Вещество, из которого состоит плоть обитателей Дна - чрезвычайно плотное. Подобная плотность имеет место лишь в центральных частях самых массивных звёзд. Ощущение такое, что тело чудовищной силой сдавлено со всех сторон, однако сохраняется эквивалент осязания, зрения и других органов чувств. Сохраняется также и способность к общению между собой, но она сильно ограничена.
Попадают тёмные сущности на дно, конечно же, не по своей воле. Дно, образно говоря, - есть тюрьма для демонических существ, причём, самая суровая из всех существующих миров, называемых иначе чистилищами. Созданы такие тюрьмы высшими иерархиями демонических сил Галактики. Основное предназначение одномерных пространств - заставить попадающих туда узников мучиться в максимальной степени. Помимо демонических существ на Дно в посмертии могут быть сброшены величайшие грешники нашего физического мира. Для сущности мучительнее одномерного дна более ничего во вселенной нет  существование такого дна - другая сторона вселенского кармического закона, который, как говорится, вторым концом палки бьёт по самим демонам. Напомним, что Кармический закон возник именно по воле демонических сил, как результат противодействия силам света во время творения мировых законов. Во время инкарнаций закон кармы является для демонов главным источником жизненных сил. Демоническая инкарнация воплощение аналогична инкарнации любого животного или человека, и точно также включает в себя стадии рождения, взросления, активного периода жизни, дряхления и физической смерти. Отличаются лишь сроки периодов, которые у демонов существенно длиннее. Демоны питаются в основном излучениями страданий существ, живущих в трёхмерном физическом пространстве земли. Вся деятельность демонических сущностей направлена на причинение страданий тем существам, которые недавно начали свой эволюционный путь. Жертвы находятся, образно говоря, в раннем детстве, и не имеют возможности  самостоятельно защищаться. Частично их защита обеспечивается силами света
поэтому страдания демонических сущностей на дне в посмертии закономерны и являются логическим итогом их действий в активный период жизни.
Излучения этих страданий в свою очередь восполняют убыль жизненных сил высших демонических иерархий, то есть других демонических сущностей весьма высоких ступеней развития. Неискушённый читатель может спросить: как тело существа, будучи вытянутым в нить, сохраняет жизнеспособность? Двухмерное пространство: в системе миров нашей планеты пространство двухмерное опять же населено силами Тьмы, или сущностями демоническими. Подавляющее большинство демонов пребывают именно там. В двухмерном пространстве демонические сущности находятся в состоянии инкарнации от  рождения до смерти. Достигнув после рождения зрелости, они деятельно вмешиваются во все жизненные процессы на поверхности планеты. Повторяем, что их насущная задача - всю фауну и флору, а в первую очередь человеческое сообщество использовать, образно говоря, в качестве "огорода" для тёмных миров, то есть выжать из них как можно больше страданий. Выбросы мук и боли людей и животных представляют собой фонтаны тонкоматериальной субстанции и подчиняются закону гравитации. Иначе говоря, боль – это особое эфирно-астральное вещество.  По терминологии данная субстанция называется гаввахом. По существу гаввах есть жизненная энергия, или тот самый "бензин", который выбрасывается наружу при травмах или гибели земных существ. При небольшом повреждении тела ранении или болезни запас жизненной энергии теряется частично, восстанавливаясь до нормы впоследствии, а при сильном повреждении, приводящем к смерти, запас сбрасывается полностью. Физическое вещество для гавваха совершенно прозрачно. Гаввах, не встречая сопротивления, опускается под земную кору, во всё большей степени, концентрируясь у центральных областей планеты, и там потребляется демоническими существами в качестве пищи. Графически двухмерное пространство можно представить, как плоскость, имеющую длину и ширину. Простейший аналог - обычный лист бумаги. Вход существа в такое пространство напоминает затягивание тела в жёсткий корсет. Плотность материальности, из которой состоит тело, во время входа возрастает на несколько порядков, и приближается к плотности вещества, находящегося в центре нашего Солнца. Жизнь в пространстве-плоскости сопряжена с немалыми трудностями. В отличие от одномерного дна двухмерное пространство имеет несколько временных координат, то есть несколько потоков параллельно текущего времени, что только умножает дискомфорт населяющих его существ. В частности, передвижение в двухмерном мире напоминает  проникновение  сквозь материальность". Тем не менее, этот мир в системе параллельных пространств нашей планеты является главной демонической цитаделью, и в колоссальной степени влияет на жизнь физического мира. В пространстве плоскости среди разнополых демонов возникают семейные союзы, рождаются дети, а родители после определённого отрезка времени стареют и умирают. Их души затягиваются одномерным дном, где также в течение строго определённого периода происходит искупление весьма отяжелённой кармы. После этого отрезка времени демоническая сущность рождается вновь (в мире плоскости младенцем).  Понятно, что двухмерное пространство - не самый лучший мир для многих миллионов демонических существ. Однако более совершенные миры - трёхмерные,  в той или иной степени пронизаны воздействием сил света. Воздействие проявляется множеством инвольтаций телепатических излучений и близким присутствием могущественных иерархий света. Демонические сущности не могут долго выносить воздействие Света - в противном случае их природа начинает меняться, и они рискуют перестать быть демонами. Утешительные моменты, образно говоря, для них следующие: гарантированный на сегодняшний исторический момент избыток пищи (гавваха), а также тот факт, что большую часть времени демоны проводят в нашем - физическом мире. Такую систему коммуникации можно назвать совершенным духовным интернетом: она позволяет воспринимать человеческий мир всеми людскими органами чувств: зрением, обонянием, слухом, тактильно, и т.п., вмешиваться в общение людей, в их психические процессы, к примеру, вызвать вспышку гнева. Конечная цель - заставить людей ошибаться, травмироваться, воевать друг с другом и так далее, т.е. делать всё то, что вызывает страдания и боль. Трёхмерное пространство - знакомый всем нам физический мир - является местом обитания человечества, а также планетарной флоры и фауны. В нашем мире, как известно, три пространственных координаты и одна координата временная. Уточним, что силами Света на заре возникновения системы миров Земли трёхмерный физический мир творился, как место для обитания только флоры и фауны, а будущему человечеству предназначалось пространство, более совершенное - четырёхмерное.
Но спустя какое-то время после начала творения системы миров Земли последовало вторжение в эту систему армий демонических существ и их схватка с силами Света. Бой закончился вничью: полностью изгнать демонов с планеты силам Света не удалось, тёмные силы также не смогли добиться решающей победы. Демонические силы вынуждены были отступить в трансфизические пространства под земною корой, где впоследствии построили несколько неприступных для сил Света миров. Уже оттуда они  продолжили вмешательство в процессы творения планетарных законов. В результате прямых и косвенных препятствий Провиденциальным силам человечество появилось и стало развивать свою цивилизацию на поверхности планеты - в трёхмерном физическом мире. Наше человечество, как таковое - не единственное человечество в планетарной системе миров. В одном из ближайших параллельных четырёхмерных пространств существует ещё одно - так называемое высшее человечество, называемое Дайсонами. Оно также развивается по пути машинной цивилизации, но их цивилизация несравненно более одухотворена, чем наша. Дайсоны на сегодняшний день существенно обогнали нас как в техническом прогрессе, так и в духовном. Однако вернёмся к нашему трёхмерному физическому миру. Один из его явных недостатков - высокая плотность материи и, соответственно, высокая величина гравитации. Это обстоятельство создаёт массу неудобств и опасностей для существ физического мира. К примеру, падение человека или массивного животного даже с небольшой высоты чревато тяжёлыми травмами, которые могут привести к гибели. Развитие машинной цивилизации породило множество проблем для человечества. В частности - это катастрофы на транспорте с многочисленными людскими жертвами. В принципе любые травмы, болезни и гибель людей и животных обусловлены воздействием демонических сил. Демонические силы вторгаются в мышление, ощущения, даже в инстинкты со следующими целями: заставить ошибаться, ненавидеть ближнего, бороться и драться с ним, охотиться на кого-либо. Кстати, именно по воле этих сил людское сообщество сегодня в промышленных масштабах выращивает одомашненных животных для последующего убийства и производства из трупов продуктов питания. Косвенный результат такой деятельности - порождение огромных количеств гавваха, то есть производство провианта для тёмных сил. Демоническое воздействие на человечество и высших животных планеты осуществляется мощным телепатическим внушением на эфирно-астральном уровне. Среди людей телепатия почти невозможна по одной-единственной причине: органы такого восприятия находятся в неразвитом состоянии. Поэтому нам так трудно поверить в обыденный факт: в эфирном и астральном пространствах телепатия также обычна, как речевое общение людей в физическом мире. Четырёхмерное пространство - отличается от физического, во-первых, плотностью – она намного меньше, что и обуславливает наличие четвертой пространственной координаты. Внешне мир почти тот же: небо с облаками, земная твердь, которая при близком знакомстве оказывается вовсе не твердью, а просто зоной повышенного сопротивления передвижению. То есть, в четырёхмерном мире в принципе можно двигаться сквозь холм или гору вместо того, чтобы эти препятствия обходить. Во - вторых  гравитация в таком мире на порядок меньше, что позволяет многим обитателям свободно летать. Человечество Дайсонов для этих целей использует крылья, короче говоря - четырехмерное пространство для обитания разумных существ несравненно более комфортно, нежели физический мир.
Пятимерное пространство – это место обитания сущностей, достигших  весьма высокого эволюционного уровня. Можно предположить, что пятое измерение их пространства – это направление в микромир, куда они могут погружаться со всей своей полнотой, но до определённого предела. Есть сведения о том, что высочайшие иерархии способны на короткое время на всей полноте воплощаться в системах микромира, где элементарные частицы проявляют себя, как живые существа, а некоторые обладают свободой воли и вполне разумны.
Проникновение в их миры и общение с ними пока что невозможно даже для вождя сил Света - планетарного Логоса. Однако для него и прочих иерархий Земли, возможно, другое приближение к этим мирам и созерцание их как бы издалека. Хотя люди и считают себя хозяевами Земли, но  в океане для них даже со специальным снаряжением погружение возможно лишь на десятки метров. Это вовсе не означает, что Марианская впадина глубиной более 11 км – плод чьих-то фантазий такая глубина существует, но она пока недоступна.



Пространство – обычно протяженность, время – длительность пространство и время обладают своими свойствами. Пространство обладает трехмерностью, оно симметрично, то есть, нет, не обратимых процессов, пространство однородно каждая точка пространства может быть взята за начало координат, пространство изотропно, то есть, нет привилегированных направлений вверх, вниз, влево, вправо. Время – длительность, оно асимметрично, то  есть необратимо. Время может пониматься по разному: циклическое время календари, время может толковаться как некоторая симметрия, так как ряд процессов не является не обратимыми соединение Н и О2дает Н2О и обратно, возможно распадение, время может пониматься как стрела, то есть  время необратимо, нельзя вернуться в прошлое. Время отличается от вечности, вечность не меняется и не имеет времени, вечность это всегда настоящее. Пространство и время долго в истории рассматривались раздельно. Следовательно, не существует, единой системы координат и было, введено понятие – пространственно временной интервал  это величина, которая не меняется при переходе от одной системы отсчета к другой. Этот интервал позволяет изменяться пространству и времени в разных направлениях, что позволяет ему оставаться постоянным. Общая теория относительности связала в едино понятия тяготеющей массы, пространства и времени. Ритм времени замедляется пространство, искривляется, под действием поля тяготения. Наблюдения во время солнечных затмений показали, что пространство искривляется, при спектральном анализе света было, установлено, что полосы света смещаются в сторону красного – значит, объекты удаляются, если же к фиолетовому, то объекты приближаются. Наша же вселенная расширяется.  15-20 миллиард лет назад наша вселенная была сконцентрирована в замкнутой форме пространства. У вселенной есть горизонт, и за пределы какой-то сферы у человека нет возможности выйти. Открыл
расширяющуюся систему Хаббл. Становление вселенной связывают с черными дырами сверхплотного состояния, которые отличаются тем, что в поле их тяготения все исчезает, даже луч света. Черные дыры это элементарные частицы сжатые пространством и временем в результате взрыва из черной дыры выделяются элементарные частицы, что приводит к становлению
химических соединений и становлению вселенной.  Девять измерений, влияют, на развитие Человека с одномерного пространства начинается путь, жизненный срок. Незрелость, вход, рождение, тленность, динамичность, материальные ценности, женское начало, забытьё. Сознание, через туннели, иллюзорные поучительные вариации, расположенные во внешнем мире контактирует с Иллюзионистом, питая опыт тленными программами. Девятимерным измерением путь завершается далее начинается следующий спиралевидный виток; после смерти происходит следующее рождение, память стирается, но опыт сохраняется и продолжает созревать. Зрелость, выход, смерть, нетленность, статичность, духовные ценности, мужское начало, пробуждение. Подсознание, через порталы, туннели, расположенные во внутреннем мире общается с создателем, питая опыт нетленными программами. Пятимерное пространство располагается посередине туннели, жизненного срока, занимая место межи, портала, центра структуры, трансформатора, в котором происходит модифицирование, смена полярности.
Незрелость меняется на зрелость, тленная информация переводится на нетленный лад; материальные ценности переосмысливаются; значимость видится в духовном развитии.
Оболочка,  контактируя с пятимерным измерением, является порталом, трансформатором, располагаясь между внутренним, духовным и внешним, иллюзорным, материальным миром Человека. Как зеркало разделяющее личность и отражение. Оболочка, трансформатор разделяет сознание и подсознание, тленность - нетленность. Незрелость - зрелость, динамичность - статичность, второстепенность, отражение - значимость. Оболочка как вдох постоянно информирует внутренний мир, направляя материи через лабиринты, туннели, проходы, порталы. Информация отправляется в Хранилище по спиралевидному конусообразному столпу, благодаря взрывной волне, топливу. Оболочка, являясь трансформатором целостная, но делится на внутреннюю и внешнюю часть. Её задача удерживать равновесие, баланс, нейтральная среда указывает на присутствие зрелости. Миссия межи - смирять эмоции плод Духа и Сил. Уравновешивать мысли детище Разума и Мощи. Успокаивать Чувства дитя Души и Заряда. Обуздывать ощущения плод Тела и Ресурсов. Контактируя с внутренним миром, трансформатор впитывает топливо, излучаемое участниками состава, модифицирует, переводит с нетленного языка на тленный лад, и в образе программ высвобождает наружу, во внешний мир.
Разум посылает планы, мысли, которые индивидуум старается реализовывать, пользуясь логикой. Душа информирует путника через желания, интуитивно подсказывая направление, позволяющее радовать чувства, пробуждая любовь к мирозданию. Дух, благодаря эмоциональности, позволяет личности реагировать на раздражители, демонстрирует, состояние развития зрелость не раздражается. Тело призывает реализовывать материальные потребности, оценивая старания через ощущение комфорта или дискомфорта. Предназначение Пятимерного пространства - являться центром структуры, расположенным в матрице, объединяя, соединяя миры, находящиеся в разных проекциях. Человек имеет границы, каналы, проходы, позволяющие контактировать с мирами, пространствами, инстанциями. В исследуемой матрице есть порталы, расположенные в верхней и нижней части. Между дверцами, порталами, отверстиями, существует крепление, туннель, трансформатор в котором происходит модифицирование.
Темя  туловище  промежность  предки  человек  потомки рождение - жизненный срок - смерть.
Портал, находящийся в зоне промежности, впитывает и излучает топливо, содержащее грузные примеси иллюзорного мира, делясь, обмениваясь материями с Землёй, Природой. Таким образом, Оболочка, межа, трансформатор, осуществляющий модифицирование, участвует в обмене энергиями тленного и нетленного качества. Во время сна Человек передом повернут к небу подсознание путешествует, общаясь с Мирами через неземные туннели. Спиной повернут к Земле. Сознание обменивается информацией с планетой. Перед рождением плод в утробе повернут головой вниз, тазом вверх. Положение может меняться. Человек работает со склоненной спиной во время сна лежит на боку, на животе рождаясь, вниз повернут тазом, боком.
Пятимерное пространство следит за соблюдением норматива, баланса. Допустим, на территории головы располагается мозг, являющийся тленным хранилищем, получающим информацию от Разума, который беспрепятственно путешествует по туннелям нетленного качества. Цель разума при помощи мышления, выбора интерпретировать, модифицировать, расшифровывать, сортировать информацию как исходящую изнутри, так и поступающую извне, находя нейтральную позицию, что позволит приобрести ценный опыт. Разум контактирует со всеми участниками состава: подчиняя, себе Дух мышление влияет, на эмоциональность. Принимает выбор, слышать ли Душу нутро, подсознание, собственная система, происхождение, вышедшее из первозданности или вникать наставлениям Иллюзиониста. Сознание контактирует с внешним миром, иллюзорные вариации, изучение придуманных отличительных от норматива наук. Казалось бы, разум должен выбрать контакт с душой, этого достаточно для ускоренного возвращения домой, в первозданность, но этого недостаточно для перемещения в новую более зрелую проекцию, поэтому опыт нетленного качества созревает благодаря двум влияниям. Тело иллюзорно, разуму приходится практиковаться в приобретении ценных навыков – обуздывать свою систему. Тело нередко через физическую боль показывает на ошибочные действа разума. Если мозг претерпевает физический или психологический, эмоциональный, душевный сбой, то нарушения сказываются на функциональности разума для выравнивания сбоя, судьба посылает поучительные сюжеты, воздействующие на переосмысление.  Духу отведено задание, приводить в движение материи, силы оказывает поддержку человек, имеет чувства, мысли, ощущения, эмоции. Разум, интерпретирует, трансформирует программы сформированных сгустков, посылая Духу, разрешение на реализацию кода образ оживает благодаря дыханию. Месторасположение Духа не находится в определенном месте тела всё что дышит, содержит Дух. С первым вдохом рождение дух проникает в человека, с последним выдохом смерть физическая покидает пристанище.  Душа располагается в местах жидкости « крови»  как только последняя жидкость испаряется после физической смерти, душа полностью покидает тело. Тело имеет индивидуальную форму, физическое строение имеют сотканную матрицу нетленного качества.
Почему люди искренне верят в сверхъестественные явления, не подтвержденные наукой? Почему ищут истину в малопонятных, туманных, противоречивых оккультных книжках? Почему стремятся объяснять события собственной жизни не объективными факторами, а нематериальными влияниями типа кармы, порчи, родового проклятья, венца безбрачия, происков злых духов и пр.? Почему подпадают под влияние различных гуру, шарлатанов, продавцов воздуха, и, в конечном итоге, становятся членами тоталитарных сект? Причин, конечно, много эскапизм  желание уйти от серой повседневности, и желание обрести оккультное могущество, и эвристики вместе с когнитивными искажениями и желание найти лекарство от неизлечимой болезни или выход из безвыходной ситуации.  Оккультный анализ такого рода случайностей, например, случайных совпадений, чрезмерное внимание к ним, зачарованность ими скорее приведут к погружению в иллюзии и самообману, чем к обнаружению истины, ведь даже самые интригующие совпадения могут быть совершено случайными. Отделить же случайное от не случайного помогают познания в теории вероятностей. К сожалению, ни рядовой обыватель, ни адепты оккультизма, ни оккультные учителя такими познаниями не обладают. Поскольку оккультисты не понимают разницу между случайным и закономерным, то они видят закономерности там, где никаких закономерностей нет. Они видят кармические, магические, герметические закономерности, которым подчинена жизнь людей и весь космос. Кстати, если такого рода закономерности ищет человек с диагнозом «шизофрения», то такого рода поиск и обнаружение скрытых закономерностей будут называться психиатрическим термином апофения. В свою очередь симптом под названием апофения позволяет диагностировать шизофрению. Обнаруживать закономерности там, где их нет, оккультистам позволяет и так называемая вера в закон малых чисел. В этом случае из единичного случая выводится закономерность. Все! Оккультное мышление подсказывает, однозначный вывод именно талисман стал, причиной повышения.
Мистические соответствия и ложные корреляции чтобы облегчить своим адептам обнаружение закономерностей там, где их на самом деле нет, оккультисты разработали целую систему соответствий, прежде всего, нумерологических и астрологических. С такими таблицами соответствий чему угодно можно придать оккультное значение, в чем угодно увидеть скрытый смысл. Такого рода соответствия порождены, с одной стороны, случайными совпадениями, с другой стороны, примитивным ассоциативным мышлением, порождающим цепочки типа. Черный цвет – ночь – зима – север – холод. Запечатлены мистические соответствия и ложные корреляции в различных оккультных трудах. Герменевтический характер мышления -  это некое искусство толкования толкование – это вообще вещь если не совсем ненаучная, то, во всяком случае, присущая наукам чисто гуманитарным типа философии. Название «герменевтика», по-видимому, происходит от имени древнегреческого бога Гермеса, который был покровителем ловких торговцев, мореплавателей, а также по совместительству препровождал души умерших в загробный мир. Кстати, в оккультизме Гермес играет видную роль в виде Гермеса Трисмегиста – автора набившей оскомину (Изумрудной скрижали), а труды, якобы написанные Гермесом Трисмегистом, составляют в виде так называемого герметического корпуса важную часть мутных писаний, лежащих в основе оккультизма. Герменевтический характер мышления подразумевает, что все трактуется оккультистами как символы и аллегории, во всем ищется и успешно находится скрытый смысл. Все интерпретируется как имеющее непонятное профанам содержание. Оккультисты все события своей жизни, все оккультные тексты не принимают  буквально, они истолковывают, стремятся выцедить некую информацию, получить которую якобы и позволяют занятия оккультизмом. Оккультисты постоянно гадают и ищут подсказки высших сил и знаки их благоволения или гнева. Примерно также поступают и психоаналитики всех мастей, которые везде стремятся видеть сигналы из подсознания. Синкретизм - это смешивание совершенно разнородных концепций. Оккультисты, действительно, смешивают несовместимое, например, каббалу и индуизм или понятия квантовой физики с оккультными понятиями. Интуитивность и иррациональность не смутит этот пункт адептов лженауки соционики, в которой интуитивность и иррациональность – это разные понятия! Оккультисты, когда стремятся улавливать некие сигналы или доверять собственной интуиции, то есть субъективным, непроверенным объективно мыслям, чувствам, ощущениям, не понимают, что вместо обнаружения смысла человек часто привносит смысл, которого не было, а вместо фактов обнаруживает артефакты. Поэтому мало ощутить некое интуитивное предчувствие, нужно еще проверить его объективно. А без этого человек скорее заблудится в собственных фантазиях, чем обнаружит нечто реально существующее. Гораздо интереснее витать в облаках и улавливать некие мистические влияния, сигналы, посылы, чем заниматься объективной проверкой. Последним занимаются не оккультисты, а парапсихологи, и, пока нет ни одного объективного подтверждения того, что интуитивные предчувствия адептов и посвященных хоть как-то связаны с реальностью, парапсихологам предъявить научному сообществу не удалось.



Избирательность

Вообще оккультисты все воспринимают и осмысляют очень и очень избирательно, не видят противоречий, очевидных несоответствий, избирательно извлекают из секретируемых концепций одни компоненты и пренебрегают другими. В частности, удачные оккультные опыты типа передачи мыслей оккультисты трактуют как достоверные, а не обусловленные случайным совпадением, тогда как неудачные оккультные опыты объясняют нехваткой оккультного могущества, не достаточно высоким уровнем посвящения, бурями в Астрале, кармическими влияниями и пр. Конечно, ни будь избирательности, было бы гораздо труднее подтасовывать факты и заниматься льстивым, нашептывающим об оккультном могуществе, самообманом.
Эгоцентризм. Мозг, так сказать, пораженный оккультным мышлением, не делает многих поправок и не учитывает многих факторов. В частности, не делает поправки на то, что некие «чудесные совпадения» на самом деле не такие чудесные, поскольку имели место в жизни множества людей, а не только в жизни самого оккультиста. Не учитывает, что нечто, воспринятое оккультистов как секретное, зашифрованное послание, предназначенное именно для него, увидели и заметили множество людей. Человеку, пораженному оккультным мышлением не просто кажется, что природа, мир, космос говорят, но что они говорят именно с ним. При этом оккультно мыслящий уподобляется ребенку, который, видя, что солнце не удаляется, если побежать, думает, что солнышко бежит за ним, играя в догонялки. Поскольку эгоцентризм – это черта, прежде всего, детского мышления, можно предположить, что оккультисты инфантильны, являются кидалтами, никак не могут избавиться от детской потребности верить в сказку и разговаривать со сказочными персонажами, ждут безусловной любви от всемогущих родителей.
Чрезмерное доверие своим интуитивным, ни на чем не основанным выводам – это тоже один из аспектов эгоцентризма оккультного мышления, как и мечта об оккультном могуществе, как и восприятие себя в качестве избранного и посвященного в тайны авгура, прячущего язык за щеку, чтобы не проболтаться. В целом слепая вера собственным выводам, ассоциациям, интуиции как нельзя лучше характеризуют оккультное мышление. Для его носителей или для его жертв? действительно, характерно отсутствие желания проверить собственные выводы,
найти объективные доказательства. Оккультисты, на самом деле, слепо доверяют своей интуиции, предпочитаемым оккультным трудам и оккультным учителям. Оккультисты пленяются заманчивой идеей и не хотят ее проверять. Если оккультное мышление создателя того или иного оккультного учения характеризуется слепым доверием самому себе, то оккультное мышление адептов оккультных учений характеризуется слепой верой в слова гуру. На этой основе может даже возникать психологическая зависимость от какого-нибудь магистра черной магии или трижды романтического мастера.


Эзотерика и оккультизм

Многие люди путают оккультизм с эзотерикой они как были закрытыми и тайными темами, так и остаются ими до сих пор. Мало кто толком знает что-то и разбирается в этих сферах. Судя по рекламным объявлениям и печатной информации, даже специалисты, авторы книг по эзотерике не знают, чем отличаются эти два направления. Что называется оккультным, а что эзотерическим? Какая разница между этими понятиями? Оккультизм это общее название учений, которые определяют наличие природных сил и свидетельствуют о присутствии других сил, непосредственное общение с которыми невозможно для всех подряд. Это общение возможно только для посвященных, приближенных к Божественному миру. Общение с потусторонними силами происходит в виде таинств, магических ритуалов, транса, оккультных символов и мистических атрибутов. К числу оккультных наук относят: Алхимию область философских знаний, которая изучала процесс превращения металла в золото и тайну бессмертия. Астрология, реально существующая наука, которая анализирует воздействие небесных тел на события, происходящие, на планете Земля в ней присутствуют, мистические, магические аспекты.
Кабала это религиозное иудейское течение, что существует и в настоящее время Теософия. Теоретическая часть оккультизма, изучает божественное начало с помощью магических методов. Теургия. Практическая магия, которая позволяет взаимодействовать с высшими силами с целью приобретения определенных благ. Оккультизм – это серьезное направление, которое расширяет представления о мире. Чтобы понять, что такое оккультизм, следует узнать его историю появления и процесс развития. Используемые в оккультизме практики и методы идут, наперекор религиозным догмам различных народов  во многих странах оккультизм воспринимается, как нечто грешное, так как его методы основаны на использовании высших сил, как светлых, так и темных, в достижении своих целей. Синонимами оккультизма являются такие понятия, как: волхование - общение с духами и божествами в языческих культурах и верованиях; ведовство – использование темных сил и сил природы для достижения своих целей; чернокнижие – общение с мертвыми духами; ворожба – гадание на будущее с помощью магических ритуалов. Синонимов термина «оккультизм» около 30, они все основаны на использовании тайных знаний и представлений, ритуалов и оккультных символов, а также магических и мистических практиках. Реклама 13 Теоретические основы оккультизма Общепринятыми методами оккультизма, с помощью которых осуществляется познание окружающего мира, являются чувственное восприятие, опыт и умозрение. Существует и четвертый метод познания – сверхчувствительность. Его невозможно проверить ни одним научным методом, а именно он и предполагает общение с потусторонним миром, с миром мертвых, со сверхсилами и божествами.  Людей, причастных к оккультизму, в истории человечества было, немало ученые приписывают, связь с оккультными науками многим писателям, художникам, политическим деятелям, в том числе, Наполеону и Гитлеру.  Число течений и направлений в оккультизме неимоверно велико выделяют такие виды как: Магический оккультизм. Куда входит черная магия, медиумизм гипноз, чернокнижие, прорицание, предсказание, гадание, тароведение. Системные методики. Это Фэн-шуй, хиромантия, нумерология, рейки. Непризнанные науки. В эту групп причисляют алхимию, уфологию, НЛП, руны; Кабала. Экстрасенсорика. Это разновидности, которые составляют основу оккультизма. Таких направлений гораздо больше, и с каждым днем их количество растет, так как человек постоянно находится в поисках информации о загадочном, таинственном, сокровенном. Церковь и другие религиозные учреждения, призывают людей не пользоваться оккультными знаниями, объясняя это тем, что они связаны с темными силами. Общество Туле: немецкий оккультизм это немецкое оккультное и националистическое движение, которое впервые появилось вначале ХХ века в Мюнхене. Название происходит от мифической Гипербореи, упоминающейся в древних легендах. В сообществе состояли видные политические деятели и члены национал-социалистической партии Германии. Как считали германские идеологи, остров Туле был частью арктического континента, своеобразный северный вариант легендарной и таинственной Атлантиды. Эту территорию населяли светловолосые, высокие люди, создавшие высокоразвитую цивилизацию. Эта избранная раса людей называлась арийской. Их земля была изолирована от остального мира, отделена от него морем, благодаря чему они сохранили традиции и чистоту крови (арийской). Но в результате природного катаклизма изменился климат, и жизнь на этой земле стала невозможной. Примерно 15 тыс. лет назад арийцы покинули свои земли и расселились первоначально в европейской зоне Скандинавии. Позже они стали селиться на территории Центральной Европы, которая в дальнейшем стала священной Германской империей. Арийцы хранили память о своей этнической земле – Туле, чтобы не забыть свои традиции, они везде ставили свой знак – свастику. Членом Общества Туле в 1919 году стал Адольф Гитлер. Другое учение, что значит эзотерика? Что включает в себя это понятие? Эзотерика – это многогранное учение о душе, оно включает в себя оккультные науки, мистицизм, психологию, философию, религиозные направления. Четких граней этого направления не существует. Цель и суть эзотерики заключается в изучении таинственных миров и развития в них человека. Термин «эзотерика» ввел Пифагор и в переводе с греческого он означает «внутренняя территория». Это совокупность учений, понятий, верований, смысл которых скрыт от простых людей, а доступен лишь избранным или посвященным. Это учение о материальном мире и духовном развитии. Сюда входят различные практики: йога, медитация, работа с дыханием, хиромантия, школы экстрасенсов. Начинать изучение эзотерики необходимо с изучения основ психологии человеческой души. Гуна невежества:   Гуна санскритский термин, который в буквальном переводе означает «верёвка», а в более широком смысле качество, свойство. Одна из категорий индуистской философии санкхья, где описываются три Гуны материальной природы: Саттва-гуна «Гуна благости». Раджо-гуна «Гуна страсти». Тамо-гуна «Гуна невежества». Под гунами в санкхье понимаются три основные, начала материальной природы, три «режима деятельности» иллюзорной энергии майи, обусловливающей живые существа (дживы). Гуны определяют образ жизни, мышление и деятельность души, которую они обусловливают. Под ее влиянием находится огромное количество людей. Они предпочитают праздный образ жизни, сиюминутные удовольствия. Они не воспринимают других людей, стараются переучить всех и подстроить мир под себя. Это совершенно не значит, что к этой гуне относятся испорченные, плохие люди. Их невежество заключается в желании нарушить законы природы и подстроить мир под себя. Гуна страсти. Такие люди страсть ставят превыше всего. Удовольствия, праздная жизнь, утехи – это основные характеристики этой группы людей практик.  В этом направлении эзотерика сильно переплетается с тантрической йогой, тибетским буддизмом, сутра - йогой. Оздоровление и открытие способностей по исцелению других людей. Многие добиваются в этом направлении хороших результатов. Есть люди, которые смогли развить в себе сверхспособности: рвать пальцами камни, гнуть взглядом вилки и ложки, исцелять других людей от смертельных болезней. Человек может развить в себе очень много различных способностей, а в этом ему помогают разнообразные учения и методики. Влияние на мир. Это учения и практики, которые могут помочь человеку влиять на реальность. Сюда относятся учения о черных и белых магах, Экстрасенсорике, Астрале, энергии, полтергейсте и т.д. Что дает эзотерика? Почему эзотерические знания могут постичь только избранные? Потому что не каждый из нас готов проститься с прежним представлением о мире, с прежними мыслями, с привычным трехмерным пространством. Только избранные стремятся к этим знаниям, к преобразованию себя, своих мыслей. Но эзотерические практики и технологии дают людям не только знания, они помогают начать думать иначе, прочувствовать пространство, понять, что окружающий мир не трехмерен, а безграничен и сознание наше всесильно. Почему человек занимается эзотерикой? Эзотерика и оккультизм - это разные дороги, которые приводят к одному знанию. Они появляются в жизни человека в тот самый момент, когда очень, нужны, когда он находится в поиске новых ощущений, когда мир для него теряет привлекательность, становится скучным и не приносит радости.
Когда он перестает видеть чудо, и смотрит на мир только с негативной стороны; когда он находится, в поиске нового метода лечения традиционная медицина оказывается бессильна. Когда человек находится в состоянии затяжной депрессии, отчаянии, скорби. Эзотеризм и оккультизм, религия или магия помогают человеку вылечиться духовно и физически. Это знания и мудрость, накопленные за множество лет. Эзотеризм и оккультизм – это таинства, которые может постичь каждый, и с помощью которых он может преодолеть трудности. Стать свободным и освободиться от тяжести, добиться результатов, стать здоровым и счастливым. Чем отличается оккультизм от эзотеризма? Эзотерика - это ответвление оккультизма. Именно так утверждают ученые и исследователи, которые интересуются этим вопросом. Есть ли между эзотерикой и оккультизмом разница? Целью эзотерики не является привлечение любви высших сил. Она направлена на получение знаний о материальном и духовном мире, на самопознание, получение знаний и информации о высших силах. Оккультизм же направлен на подчинение потусторонних сил, как правило, темных с целью получения любого рода благ. Эзотерика и оккультизм: подмена понятий Оккультные науки – это система знаний о материальном и духовном мире, которые дают человеку огромные возможности. Они сильно напоминают эзотерические учения, но есть одно существенное различие. Эзотерика – это самопознание и духовное развитие, осознание божественной сути и полное отрешение от материальных благ. Оккультизм же направлен на развитие способностей для приобретения власти и силы в материальном мире. То есть, оккультные знания должны помочь добиться статуса и материальных выгод. Часто оккультные науки, такие как хиромантия, астрология, нумерология, гадание называют эзотерикой. Но это ошибочное утверждение, так как их основной задачей является улучшение материального положения, в то время как эзотерика – это божественный




Что такое оккультизм

Оккультизм вообще чужд Божественному откровению. Если там и используется Библия, то лишь как одна из таинственных книг, по которой даже гадают, но которую не рассматривают как безапелляционное Божие Слово. По большому счету, оккультизм есть искаженная духовность, в которой вместо приобщения Богу и укрепления его благодатью человек стремится к самоутверждению при помощи «скрытых» сил. Поэтому оккультизм появляется всегда там, где оскудевает или попросту отсутствует истинная духовная жизнь. На смену материализма в нашей стране в начале 1990-х годов явился оккультизм, появились сектантские религиозные организации  Баптисты, Евангелисты и так далее они стали затоплять своим зловоннием, словно из прорвавшейся трубы из колонизации содержимым просторы родной нам России. Всплеск оккультизма всегда наблюдался в периоды кризиса, социальных потрясений, когда людям хотелось заручиться какой-то невидимой помощью, узнать будущее, отвести от себя беду нехитрым магическим способом, а пользовались этим любители легкой наживы. И хотя острая фаза увлечения «тайным знанием» прошла, однако увлечение оккультизмом осталось в его хронической форме. Оно проявляется на уровне бытовой, повседневной жизни людей как заговоры и талисманы, суеверные приметы и астрологические прогнозы, а также как всевозможные методики расширения сознания и вскрытия в себе потаенных способностей.
В оккультизме есть своя технология: делай так-то и так-то – и непременно поучишь искомое. К сожалению, часто это переносится и на религию, когда церковные обряды и молитвы рассматриваются как защитительные ритуалы, сами по себе подающие человеку всевозможные блага. Уже первый ребенок Адама и Евы Каин воспринимал религию в смысле магической защиты от земных неприятностей. Утратив благословение Божие, он произнес: Теперь… всякий, кто встретится со мною, убьет меня, то есть, если бы я не подпал под твой гнев, то не лишился бы особой защиты, и моя земная жизнь была бы вне всяких опасностей. Саму религию он воспринимал лишь как средство к земному благополучию, как некий волшебный ключик, отмыкающий замочек земного счастья. Люди с магическим сознанием за счет религии думают достичь земного комфорта, тогда как сам Бог им абсолютно не нужен. Христос говорил таким людям: Вы ищете Меня… потому, что ели хлеб и насытились. Человеку с магическим сознанием хочется получить такой золотой ключик, такую волшебную палочку, с помощью которых можно было бы достичь всевозможных благ. Например, современного адепта каббалы, да и вообще магизма можно узнать по красной шерстяной нити на запястье – считается, что любящий тебя человек должен завязать нить на семь узлов и произнести особый заговор, в соответствии, с чем человек становится, якобы защищен от чужой зависти, сглаза и других негативных воздействий. Всё сводится к определенному ритуалу или словесной формуле, как неким техническим инструментам, с помощью которых можно было бы переключить свою жизнь с болезни на здоровье, со страдания на благополучие. Христианская же духовная жизнь созидается совсем по другим принципам. В человеке ценна, прежде всего, его бессмертная душа, и потому в жизни первостепенно благополучие духовное, а не плотское, значимо сокровище небесное, а не земное. Человек создан по образу Божию, и потому подлинно счастлив он может быть только с Богом. Живое обращение к Богу с покаянным отвержением греха – вот стержень духовной жизни. Исполнение Божиих заповедей с искренней, теплой молитвой, исповедью и участием в богослужении дает душе ту свободу и радость, что не подаст ничто в этом мире. И если оккультизм льстиво манит к могуществу, а затем порабощает душу безжалостным демонам, то христианство через исполнение воли Божией делает человека действительно сильным, ибо, когда с человеком Бог, у него нет ни в чем недостатка – внутреннее сокровище восполняет внешнюю скудость. Конечно, здесь не захватывает дыхание от мистического полета, когда увлекшаяся оккультизмом душа думает, что воспаряет ввысь, а на самом деле всего лишь падает в пропасть. Подлинная духовная жизнь созидается мирно, естественно, просто, – постепенно преображая душу и вдохновляя ее к чистой, ясной и осмысленной жизни. Это тот путь восхождения, на котором возвращается райская гармония и единение с Господом, некогда утраченные через льстивый соблазн оккультизма.


Психотерапия и гипноз

Казалось бы, гипноз – распространенный способ лечения, употребляемый многими психотерапевтами, допустим, в случае кодирования от алкоголизма. На самом же деле, это вполне оккультный способ, научная природа которого сомнительна. Гипнотизируемый человек становится своего рода живым роботом, безвольно выполняющим все приказы «хозяина». Гипноз есть погружение пациента в мир иллюзий, и потому этот мир по своей сути лжив. Человек воспринимает окружающее и самого себя не в их действительности, а как внушает ему гипнотизер. В случае принятия гипноза он становится вообще восприимчивым к любому влиянию. Демонстрируя парализацию воли в сеансе гипноза, человек легче воспринимает внушения и темных сил. Даже светские ученые согласятся, что одной из наиболее сильных сторон человеческой психики является способность анализировать свое состояние, умение оценивать свое же собственное поведение. Этот взгляд на себя со стороны: как я думаю, каким образом принимаю решения, что со мной вообще происходит – помогает творчески подходить к своей жизни, идти вперед, а не оставаться на месте, словно застывшая статуя с лопатой в руке. Благодаря активности нашего внутреннего ока, зорко наблюдающего за всем происходящим в нашей душе, мы можем оставаться самими собой, а не быть жалкими марионетками, которым все время что-то навязывают и внушают. Трезвая оценка приходящей извне информации и всего происходящего внутри нас – основа подлинного здоровья и жизненной деятельности. Поэтому добровольное подчинение себя влиянию гипнотизера, да и вообще оккультному влиянию, привносит в душу, на фоне первых улучшений, чудовищный сбой и дискомфорт.




Чем опасен параллельный Мир

Параллельный мир, согласно Библии, населен разумными существами, не имеющими материальной оболочки. Эти существа в Библии имеют общее название «ангелы», но разделены на два класса: Божиих ангелов и падших духов, именуемых инфернальными сущностями, отпавшими от своего Творца, которых обычно называют демонами. Бесами, троллями, гномами, эльфами, ундинами, кобольдами,  джиннами,  лешими,  русалками, домовыми, Барабашами или просто злыми духами. Наличие этого невидимого, духовного мира, параллельного нашему, в котором пребывают разумные существа, признают и все религии мира. Однако некоторые религии напрямую вводят оккультизм в свою практику. Существуют определенные механизмы феноменов, связанных с работой экстрасенсов. Гипнотизеров, магов, шаманов, факиров, медиумов, иллюзионистов, колдунов. Парапсихологов, спиритуалистов, знахарей, «бабок».  Астрологов, целителей, уфологов, оракулов, биолокаторов, неохаризматов и т.д., которые связаны с вторжением в духовную сферу человека, в иное измерение, что Бог категорически запрещает делать:  Все они являются агентами влияния падших духов, и независимо от их названия, перед ними поставлены две главные задачи. Пропаганда силы и безграничных возможностей, открывающихся перед теми, кто решится на прямой контакт с существами параллельного мира и впустит в себя их энергию. Люди, по сути, будут уже обречены на рабство злу, но узнают об этом гораздо позже; Внедрение в общественное сознание таких религиозных, философских и политических идей, которые помогли бы людям забыть или расшатать христианские нравственные идеалы или их попросту разрушить.
во-первых, библейского откровения о бытии духовного мира и разумных существ, его населяющих. Во-вторых, благодаря анализу большого количества письменных свидетельств как древних, так современных православных подвижников, описывающих свой опыт встречи с духовными существами параллельного мира. В - третьих, с помощью многочисленных данных психопатологии одержимость, экзорцизм. В-четвертых, исходя из небольшого собственного опыта борьбы с воздействием, то, что именуется искушением, что такое оккультизм? Оккультизм - это духовная сфера человеческого бытия, извращенная форма религиозного сознания и образа жизни человека, имеющая сложную и разнообразную структуру, признающая существование в мире сверхъестественных, недоступных научному исследованию феноменов, и разрабатывающая т.н. формы и методы взаимодействия с ними. Многие еще сегодня помнят большое количество благодарственных писем, которые с экранов телевизора во время своих телесеансов зачитывали экстрасенсы, рассасывающие швы, дававшие установку на добро, а также заряжавшие воду и различные кремы. Достаточно открыть разворот газеты, как рядом с фотографией очередной «целительницы» публикуются письма и отклики множества благодарных пациентов, которые не знают, чем воздать женщине за ее «искусство» целить все и вся. Благодаря такой широко организованной саморекламе любое экстрасенсорное воздействие считается позитивным и пользует народ весьма успешно. Правда, из какого источника такое «целение» - мало кого волнует. Ведь эти медиумы никогда не обнародуют письма обратного содержания, в которых жалуются пострадавшие от подобной практики. Сегодня традиционной медицине, к помощи которой косяками идут пострадавшие от нетрадиционной, стали ясны последствия воздействия экстрасенсов, целителей и колдунов на человеческую психику и соматику. И это не просто шарлатаны и аферисты, а действительно «умельцы» в своем ремесле - поэтому обратившиеся к ним люди в ряде случаев получают ощутимое облегчение. Однако по прошествии некоторого времени  исцеленная болезнь возвращается с новой силой, с осложнениями, и тогда лечить ее или уже не представляется возможным, или гораздо сложнее: оказываются пораженными другие органы, развиваются психические нарушения, проявляется суицидальный синдром. Это происходит потому, что в оккультных практиках активно используется метод подмены, который заключается в том, что очевидное добро приводит в результате к злу. В подобных случаях зло проявляется в двух аспектах: во-первых, в разрушении самим пациентом, надеющимся на помощь колдуна, благодатной защиты от воздействия  на его сознание  защиты. Которая дается Творцом изначально практически всем рождающимся на земле людям, поскольку душа каждого человека, по определению  Вселенского Собора, является личным творением Бога, промышляющем о Своем творении. Разрушению защиты благодатных Божественных энергий способствует сам факт обращения человека к экстрасенсу, колдуну, медиуму. Другим аспектом зла является неизбежное подключение больного к контакту  через самого оккультиста. Многолетние наблюдения показывают, что экстрасенсы чаще всего выполняют главную свою задачу именно посредством целительства и неважно как они называются. Но их основная цель, по заключению российских уфологов, создание человека-зомби, а с православной точки зрения - создание бесочеловека, или, как определяют члены сатанистских сообществ - воспитание нового человека, Хомо – Сатанист.
Если же подойти с медицинской точки зрения к этой проблеме, то, как правило, негативные последствия воздействия оккультизма на здоровье человека являются типовыми, что позволяет их сегодня даже классифицировать. Во-первых, это психосоматический синдром, развивающийся по типу синдрома насильственного восприятия. Проявляется он в виде нервных и психических расстройств. С новой силой возобновляется то заболевание, с которым и прочие фобии человек обращается к экстрасенсу, зачастую поражается другой, ранее здоровый орган. Излечение в этом случае поддается с большим трудом. Но часто случается и так, что аналогичная болезнь возникает у кого-то из членов семьи. После этого появляются немотивированные страхи по типу невроза навязчивых страхов - боязнь внезапной смерти, боязнь общения с людьми, боязнь преследования, слежки на этом этапе проявляются галлюцинации: человек слышит голоса, которые в приказной форме призывают к действиям и поступкам, или что-то, наоборот, запрещают. Нередко люди не верующие в Бога начинают видеть в этом состоянии бесов, параллельно развивается депрессия, усиливаются страхи и галлюцинации. На этом фоне больные нередко заканчивают жизнь самоубийством. Что интересно, на этом этапе медикаментозному лечению этот синдром не поддается.
Однако по опыту православных психологов и психиатров участие такого человека в церковной жизни значительно облегчает протекание болезни и приводит либо к полному выздоровлению, либо к улучшению состояния и успешному медицинскому вмешательству. Во-вторых, это синдром навязчивых страхов, который развивается у людей сразу после посещения экстрасенса и не поддается обычному лечению. Так, известен случай, когда одна женщина обратилась к «целителю» из-за повышенной возбудимости своего ребенка. Колдун провел требуемый ритуал, что-то бормотал над ним, покропил (целебной водой), и после этого у женщины появился панический страх за своего ребенка, она перестала, есть, спать, общаться с близкими, постоянно плакала, впала в депрессию. В результате и ребенку передалось настроение матери, он соответствующим образом отреагировал - стал еще более нервным, чем до сеансов колдуна. Лечение у психиатра, к сожалению, эффекта не дало. В-третьих, это снижение иммунитета. Чаще наблюдается у детей. Они становятся более уязвимыми к простудным заболеваниям. В-четвертых, это повышенная подверженность онкологическим заболеваниям. Врачам приходилось неоднократно наблюдать у детей после просмотра телесеансов А. Кашпировского стремительный рост опухолей головного мозга. Хирургическая операция в таких случаях становилась практически невозможной. Также наблюдения врачей свидетельствуют о том, что как у самих экстрасенсов, так и у их родственников нередко возникают или быстро прогрессируют раковые опухоли.
Кроме медицинского аспекта воздействия экстрасенсорике на человека, существует еще и социальный. После общения с «целителями» ухудшаются отношения в семьях пациентов. Побывавшие на сеансах экстрасенсов люди становятся крайне мнительными, болезненно самолюбивыми, раздражительными, нетерпимыми к окружающим, нередко переживают тяжелейшие депрессивные состояния. Подобная сверхъестественная помощь целительского характера может быть оказана даже одной какой-либо фразой часто бессмысленной или действием. Точнее - благодаря произнесению заговора и манипуляций. С иголками, солью, зеркалом, пшеном, воском, волосами, перьями, стеклянными шарами, водой. Нередко этим пользуются деревенские колдуны мальфары, шептухи, шаманы - но пользователи даже не задумываются об источнике их целений. Все эти оккультно-аномальные явления преследуют одну цель - совершить подмену. Задача подмены проста - человек ни в коем случае не должен догадаться, что эти сверхъестественные способности всеяны в адептов разумными существами не белково-нуклеиновой природы. Внушая и самим оккультистам и их пациентам указанные идеи. Внушая веру в свои силы, скрытые человеческие резервы либо в непонятную мистическую силу заговора. Либо веру в безличного бога, некую слепую космическую энергию,
энергоинформационное поле. Таким образом, метод подмены, с одной стороны, помогает СПМ сохранить тайну о присутствии в окружающем пространстве разумных личностей параллельного мира, который постоянно воздействует на нас, а с другой - должен убедить людей не бояться входить в контакт с неким источником сверхъестественных дарований. Ведь главная тайна СПМ, что они не прилетают из других галактик, а находятся рядом с нами. Благодаря изучению разнообразных сведений об оккультизме, полученных через его адептов, можно сделать два важных вывода. Эти бесплотные и вечные, обладающие абсолютной памятью духи, именуемыми нами эгзорцисты, могут получать друг от друга любые сведения о любом человеке, живом или умершем, а также о любых событиях, когда-либо происходивших или происходящих в настоящий момент в любой точке планеты. Именно в этом заключается смысл термина информационное поле он же - космический банк данных. Который был предложены исследователями аномальных явлений. Таким образом, космический банк данных - это энергопамять вот почему в оккультизме представляется возможным выходить на контакт с умершими через спиритические сеансы.
Поскольку все указанные формы контакта и передачи информации рассматриваются медиками как психическая патология, их изучение в основном является прерогативой психиатрии. Однако у этой науки есть один весьма существенный недостаток. Он заключается в том, что практически все психиатры долгое время являлись последователями вульгарного материализма, который не признавал существования иной формы жизни, кроме белково-нуклеиновой.  В сферу оккультизма входит множество направлений:  Колдовство - практическая деятельность искусства магии. Это деятельность и использование сверхъестественных сил для небиблейских и антисоциальных целей.
Изначально колдовство связано с поклонением сатане и проведением ритуалов, посвященных прославлению и распространению на земле зла. Истинные силы колдовства напрямую исходят от падших дьявольских духов. Спиритизм - это древний вид оккультной деятельности - некромантии, который учит, что духи покойных могут общаться с медиумами, которые взаимодействуют как с материальным, так и духовным миром. Такое общение происходит во время спиритических сеансов, когда медиум входит в состояние транса и становится подконтрольным бесовской силе, которая действует через него безгранично. Магия - это попытка овладеть контролем над природой с помощью сверхъестественных средств. Для этого используются заклинания, амулеты, травы и т.д. Феномен выхода за пределы нормального достигается методами оккультных практик, отрицающих, наши пять чувств и законы природы. Хиромантия - это оккультная ветвь прорицания, занимающаяся предсказанием будущего человека. Хиромантия, в свою очередь, делится на другие виды предсказания судьбы, которые Библия запрещает практиковать, как например, катастромантия прорицание судьбы с помощью хрустальных шаров, зеркал и воды. Психометрия предсказание характера, судьбы или будущего человека с помощью предмета, ему принадлежащего нумерология вид предсказания, когда числовые значения имени и даты рождения человека говорят о его судьбе и характере. Физиогномика искусство определения характера и судьбы человека по его лицу хирология определение судьбы, характера и будущего по линиям ладони человека френология определение судьбы человека по строению его черепа. Астрология псевдонаука, предсказывающая события и судьбу человека, исходя из положения солнца, луны и звезд карты Таро предсказание будущего с помощью манипуляций иллюстрированными символическими знаками на картах. Сатанизм - псевдодуховное движение поклонения сатане - библейскому падшему ангелу Люциферу. Непосредственно связано с черной магией и колдовством. Деятельность заключается в проведении варварских ритуалов, зачастую связанных с кровавыми жертвоприношениями. Неоязычество - под неоязычеством следует понимать движения, ставящие перед собой цель сконструировать «истинно языческую религию», которая полностью удовлетворяла бы современным потребностям секулярного общества и государства из фрагментов древних дохристианских локальных верований и обрядов с целью возрождения национальной духовности. Хирология пришла на смену термину «хиромантия», когда древнее искусство определять события жизни человека по его ладони, было приравнено к науке, в основе которой лежит естествознание. Связь линий на руке и проявлений человека была известна с незапамятных времен, но ее механизмы стали объяснимы только с развитием психологии, нейролингвистики, физики, графологии, физиологии и других наук. Официально это признание произошло в 1913 году на II конгрессе экспериментальной психологии в Париже. Слово хиромантия образовано от древнегреческих слов cheir – рука, кисть руки и manteia – гадание, пророчество, предсказание. Новое название «хирология» содержит корень  Логос — философское понятие древней Греции, имеет более девяти переводов – порядок, закон, форма, наука. Хирология – это наука о руке, свод законов о связи строения, формы, величины ладони и пальцев с нервной системой человека и его психическими проявлениями. Мозг является центром управления человеческим организмом, которое он осуществляет посредством связи с каждой его клеткой. Часть информации о том, что происходит с телом, мы осознаем и определяем сенсорно. Но большая часть происходящих в организме ежесекундных изменений недоступна нашему восприятию. Мы не чувствуем как рождаются и умирают клетки, расщепляется пища, не следим за дыханием, выделением гормонов, движением крови и миллионами других физиологических процессов, которые одномоментно происходят в космосе под названием человек. Контролирует эту деятельность подсознание. Эта малоизученная область мозга знает о нас все. И именно в эту таинственную кладовую позволяет заглянуть древнейшее искусство хиромантия, благодаря тому, что никакой другой орган не имеет такой связи с мозгом, как кисть. Физиологи называли руку внешним органом мозга. Очевидно, демонстрирует эту связь жестикуляция, сопровождающая человеческую речь. Руки «говорят», выражаю мысли. Их движения передают оттенки переживаний значительно лучше слов. Эта связь, долгие столетия считавшаяся мистической, получила объяснение только в эпоху электроники, благодаря появлению физических приборов, способных зафиксировать деятельность нервных волокон. Мозг пропускает миллиарды импульсов каждую тысячную долю секунды по нервным волокнам как по электрическим проводам.
Эти сигналы заставляют мышцы рук совершать бесчисленное количество микродвижений, которые человек не чувствует и не осознает. Движения мышц и приводят к возникновению линий на ладони. Даже тот, кто не интересуется хиромантией, может заметить, что рисунок на его ладони меняется. Какие-то линии появляются, другие исчезают или изменяются. Это происходит, потому что изменяется деятельность человека. Он сталкивается с новой информацией, развивает определенные навыки, вырабатывает типичные реакции и привычки. Различная умственная и психическая деятельность отображает различный рисунок на ладони. И, зная закономерности, опытный хиромант может прочитать характер и привычки человека, которые и определяют его судьбу. Меняются взгляды и жизненный опыт – меняются и линии руки, а значит, и судьба. В ветхом завете есть прямые указания на связь рисунков ладони с судьбой человека. И сказал еще, за что господин мой преследует раба своего? что я сделал? какое зло в руке моей?  Он полагает печать на руку каждого человека, чтобы все люди знали дело его долгоденствие — в правой руке ее, а в левой у нее богатство и слава. Вот, я начертал тебя на дланях Моих; Стены твои всегда предо Мною (Книга пророка Исаии, 49:16). Ученные всего мира в разное время приходили к выводу, что рука отображает состояние его души и ума. Эта древняя и увлекательная наука сегодня находит все большее применение. Но расцвет хирологии наступит тогда, когда большинство людей обратится к вопросам своего предназначения. В век, когда жизненные цели диктуются всемирными корпорациями через подконтрольные им СМИ, и определяются уровнем потребления, тихий внутренний голос способны слышать только избранные.  Учения и практики, проповедующие и развивающие интуитивизм в противовес рациональному подходу к обстоятельствам и событиям. К первому потоку, отличающемуся, наукообразием и некоей претензией на интеллектуализм следует, отнести такие направления, как: теософия антропософия. В этих учениях целью воздействия со стороны падших духов является ум и осуществляется оно на уровне помыслов через падших духов благодаря чтению и изучению оккультной литературы, надиктованной из невидимого мира основателям и ближайшему к ним окружению указанных выше направлений. Итогом такого изучения является развитие чувствительности к помыслам, всеваемым в наш ум из невидимого мира падшими духами, что именуется «развитием интуитивизма». Человек становится способным к «прозрениям» в скрытую сущность вещей, к оккультному пониманию событий в жизни. Основное содержание этих учений - это наукообразные теории и концепции об устройстве невидимого мира, об иерархии невидимых существ, о влиянии космоса на судьбу человека, народов. Об устройстве человеческого существа, об эволюции мира и загробном существовании. Все эти концепции путано и туманно излагаются на страницах многотомных трактатов, изучение которых может занять долгие годы. По сути - это похищение нашего драгоценного времени, которое всецело принадлежит Богу, демонами-хронофагами. Во втором потоке психофизиологическом - акцент ставится на практику психофизиологических методов перестройки своего организма, а поэтому данное направление чревато необратимыми последствиями для здоровья. К этому направлению можно отнести: различные виды йоги хатха, раджа, мантра, кришнаизм трансцендентальная медитация, даосская йога. Акупунктура, мистический даосизм, ушу, все виды восточных единоборств, оздоровительные системы Фэн-шуй, цигун, методы тибетского буддизма, тантрический метод, методы Всемирного Белого братства. Этот список включает в себя как традиционные восточные, так и модернизированные и научно  -  обоснованные их модификации, применяемые в психотерапии. Если в традиционных методах довольно простая и примитивная теория, то модернизированные методы могут опираться на солидные научные исследования, которые, тем не менее, касаются мира феноменов и иллюзий, открываемого, например, наркотиками или дыхательными упражнениями  то есть того же невидимого мира. Главным аргументом этих течений психофизиологической мистики является тот факт, что они действуют  практика предлагаемых ими упражнений дает явно ощутимый эффект. Поэтому людей, не склонных к размышлениям, но склонных к действию это очень привлекает. Физические методы - движения тела, фиксированные позы асаны, мудры, задержка дыхания, локализация энергетических процессов в организме, повторение мантры - современные исследования показали, что непрестанное повторение любой фразы способно вызвать значительные изменения психофизиологического состояния.
Визуализация - это метод работы с воображением или, по православной терминологии, мечтание, когда человек, закрыв глаза, пытается нарисовать в темноте перед глазами какой-либо образ - со временем можно научиться видеть совершенно, ярко и отчетливо воображаемое. Метод «сенсорной депривации - то есть создание такой ситуации, когда полностью отключаются внешние стимулы, воздействующие на органы чувств. Обычно человека погружают в воду, чтобы ослабить чувство тяжести, в полную темноту и тишину, чем стимулируется отверзение чувств в мир невидимый. Эта технология очень захватывает, поскольку идет активный диалог со своим подсознанием, что согласно святоотеческой мысли - есть беседа с бесом. Использование наркотиков, которые бывают природного происхождения марихуана, гашиш, опиум, конопля, «псилоцибы грибы» синтетические производимые искусственным путем токсические клей, бензин, аэрозоли. Все это служит расширению сознания в оккультных практиках. Интуитивистская мистика, к которой можно отнести такие направления, как: дзен-буддизм, философский даосизм, джана-йога йога познания. Учение Кришнамурти, учение Раджниша, и др. В этих учениях, как правило, отрицается рационально-логический подход к вещам и ситуациям, утверждается парадоксальность и противоречивость в поведении и словах, необходимость раскрытия в человеке способности реагировать спонтанно, интуитивно, не препятствуя и не удерживая своих желаний, бессознательных оценок и раекций. Девиз этого направления - полная внутренняя раскованность. В результате, например, даосизм впал в разнузданные оргии, скандальные истории с Раджнишем обошли весь мир, философия дзен-буддизма, вульгарно понятая на Западе, была одной из причин, породивших движение хиппи, свободную любовь и сексуальную революцию в молодежном движении 60-х. Цель Дзэна - достигнуть просветления как иррационального состояния единства и гармонии с этим миром. То что именуется термином инсайт интуитивное проникновение в духовный мир. Отключение интеллекта является средством проникновения в невидимый мир и в учении Карлоса Кастанеды. В учении Кришнамурти целью является достижение «чистого сознания», свободного от любых мыслей, образов и форм. Именно такое «чистое сознание» и содержит, по мнению лжеучителей, всю Истину и все блаженство. Это некий упрощенный вариант нирваны. Предложенный выше способ деления оккультизма на три потока интеллектуальный, психофизиологический и интуитивистский довольно условен. Следует правильнее говорить о смещении акцента на интеллект, практику или интуицию в любом из указанных потоков. Все они в той или иной мере пересекаются и имеют много общего. Однако есть одно характерное звено, которое сближает их - это техники медитации. Медитация в широком смысле - это процедура оперирования вниманием, в ходе которого человек либо отвлекает это внимание от любого содержания сознания, либо удерживает внимание неподвижно на каком-либо объекте. Это удержание усиливается эмоциональным чувством благоговения и блаженства, рожденными мантрой, как в кришнаизме, например. Однако следует знать, что никакая медитация не содержит сокрушение сердца, являющегося основой православной молитвы. Именно в этом существенное отличие молитвы от всякой медитации. Безусловно, благоговение и внимание присутствуют и в православной молитве, и в медитации, но сокрушенного сердца не найти ни в одном восточном учении, где наличествует только антропоцентризм. Библия же говорит: Начало мудрости есть страх Господень! Только покаяние способно избавить нас ото лжи и неспособности увидеть истину. Только покаяние способно избавить нас ото лжи и неспособности видеть истину. Таким образом, при всем разнообразии и внешнем различии оккультных религиозно-мистических систем, их психоделические приемы удивительно схожи. Цель этих приемов одна - установить контакт с невидимым миром в обход тех запретов, которые установил сам Господь во время нашего земного странствования здесь на земле. Если расковырять бутон прекрасного цветка раньше срока, то что мы получим? Розу ли благоухающую или ее обезображенное уродство? Господь промыслительно сокрыл от нас эту последнюю тайну. Волхвы, отрекшиеся от Бога и признавшие богом сатану, люди, предавшиеся страстям, и для их удовлетворения, прибегшие к волхвам, потом при их посредстве вступившие в явное общение с падшими духами. Люди, истощенные пьянством или развратной жизнью, подвижники, впавшие в самомнение и гордость, например йоги, которые ведут чистую жизнь, но при этом исполнены большой гордыни.


Место психологии в системе наук

Существует ли хотя бы одна область нашей жизни, не нуждающаяся в психологических знаниях? Психология буквально пронизывает все стороны нашего поведения. Изучение законов психологии помогает понять, что такое чувства, как бороться со стрессом или депрессией, зачем человеку нужны эмоции, как бороться с агрессивностью, то есть помогает искать ответы на многие актуальные для нас вопросы. Место психологии в системе современных наук, мы видим, что она находится на перекрестье гуманитарных и естественнонаучных знаний. Этой неудивительно, ввиду того что психология представляет собой науку о душе, объектом ее изучения является психика, духовная сущность человека. С одними из наук, такими, как физика или биохимия, психология связана как методика разработок, приемов, использования аппаратуры, с другими - социология, философия, педагогика - психология связана как общий методологический и идеологический подход, с третьими, такими, как медицина, - в качестве источника эмпирии.
Методы, используемые в психологии, так же разнообразны, как и основные направления ее изучения. Естественно, что при этом все методы представляют собой объективные способы изучения различных сторон психики. Объективность методов важна не только для исследования тела человека. Не менее важны объективные методы для изучения таких субъективных, духовных сторон человека, как его личность, характер, моральные и нравственные ориентиры, чувства. Для изучения различных сторон психической деятельности человека используются теоретические методы математики, физики, в том числе методы компьютерного и математического моделирования. Экспериментальная психология использует огромное количество методов, основанных на модификациях методов физики, химии, биохимии. Душа и учение  - так еще в XIV веке на основании греческих слов определялась сущность психологии. В современном понимании следует говорить о психологии как науке, изучающей доступные измерению проявления души.
С древности человек относил к проявлениям души самые разные явления психики то есть  мотивации. При этом мужество размешалось в груди, разум - в голове, вожделение - в брюшной полости. По-видимому, наиболее древнее и наиболее "расширенное" понятие о душе связано с философией анимизма. Анимизм утверждал всеобщую одухотворенность мира, то есть наличие души у всего, что существует на свете. В образном смысле мы и сейчас можем сказать о "душе цветка" или "душе камня". Термин "психология", таким образом, не только пришел на смену понятию "душа", но и существенно более точно определил содержание этой науки как области, изучающей высшие проявления работы нервной системы живых существ. Вопросы о том, что представляет собой душа человека, каковы законы мышления, какова связь души и тела, задавали себе еще древнегреческие философы, жившие в IV-V веках до нашей эры. Аристотель впервые дал определение души как самостоятельной, но неотделимой от тела сущности, сути и цели живого тела. Правда, это определение скорее касалось первой и второй ступени: растительной и животной души. Душа третьей ступени развития - разумная или человеческая - божественна и отделима от тела. Платон в учении о душе также говорил, о бессмертии и переселении душ.
В этом контексте философами древности ставились вопросы о закономерностях познавательной, эмоциональной и волевой деятельности человека, о сущности сознательного и бессознательного, о том, воспринимаем ли мы реальный материальный мир или этот мир рождается только в нашем сознании и воображении. Формирование психологии как самостоятельной науки, отделенной от философии, началось где-то с середины XVI века, когда люди, занимающиеся психологией, все в большей степени начали опираться в своих выводах и рассуждениях на экспериментальные данные. Однако по-настоящему научная психология появилась в конце XVIII - начале XIX века. Ранние школы научной психологии особенно активно развивались в течение XIX века, и их становление во многом коррелировало с прогрессом таких наук, как физика, химия, математика. От этих наук психология получала не только новые идеи, связанные с экспериментально-логическими принципами изучения психики, но и методы, при помощи которых проводились эти изучения. Одна из таких школ получила название структурализма в связи с тем, что в основе ее методологии лежал принцип возможности выделения отдельных структур простых и сложных элементов психики, доступных изучению. Здесь прослеживалась явная аналогия с возможностями изучения отдельных молекул и атомов в неживой природе.
Школа функционализма обращала большее внимание на вопросы деятельности разума, позволяющей ему адаптироваться к постоянно меняющейся внешней среде. На развитие этой школы большое влияние оказала теория эволюции Ч. Дарвина. Действительно, если тело в процессе эволюции приспосабливается к меняющимся условиям среды, то почему мы должны отказать в этой способности разуму? Можно считать, что, несмотря на определенную и далеко не всегда оправданную конкуренцию структурализма и функционализма, обе эти школы послужили хорошей основой для более поздних школ, развивавшихся с начала XX века: бихевиоризма, гештальтпсихологии и психоанализа. Методология школы бихевиоризма основана на изучении внешнего поведения живых существ, без обращения особого внимания на внутренние, скрытые от глаз наблюдателя процессы. Девизом и теоретической основой бихевиоризма служила формула "стимул - реакция". Любые психологические феномены рассматривались в терминах разных стимулов и ответных реакций СР-психология. Активное развитие бихевиоризма во многом было основано на его противопоставлении методам интроспекции. Эти методы были особенно развиты в эпоху "донаучной" психологии и заключались в самоанализе и субъективном наблюдении за собственными мыслями и чувствами, в условиях отсутствия способов объективной приборной регистрации процессов. Требование объективной регистрации любых актов сложного поведения представляет собой очевидное достоинство бихевиоризма. Недостатком этого подхода, по-видимому, является определенная упрощенность при истолковании сложных актов поведения человека как цепочки элементарных условных рефлексов. Если школа бихевиоризма, так сказать, родилась из изучения внешнего поведения животных, то другая не менее знаменитая школа начала XX века - школа гештальтпсихологии - развилась в основном как результат наблюдений за процессами зрительного восприятия и мышления человека. Основные положения гештальтпсихологии основаны на теории "хороших" форм, соответствующих принципам организации структурных единиц мозга. Законы гештальтпсихологии формулировались в виде так называемых факторов восприятия в основном зрительного восприятия, которые способствуют группировке отдельных элементов в фигуры, воспринимаемые как единые, целостные формы. Такими факторами являлись, фактор близости, фактор сходства. Объединяющие близко расположенные или похожие элементы зрительного поля в единый целостный гештальт фактор хорошего продолжения и так далее.



Философия

Философия - это, прежде всего слово, происходящее из древнегреческого языка и обозначающее любовь к мудрости, стремление к познанию, к наукам. Первая часть слова, “фило”, происходит от “филео”, “люблю”, и встречается во многих словах, обозначающих привязанность, любовь, дружеское расположение, влечение к чему-нибудь. “София” – слово, обозначающее мудрость, знание, понимание. “Философос”, соответственно, – это человек, стремящийся к мудрости, к знанию, к пониманию сути вещей. Согласно сообщениям древних писателей, первым человеком, который назвал себя философом, был Пифагор. Он создал религиозно-философский союз, целью которого было очищение души и приобщение её к вечному, совершенному, божественному. И когда тиран Леонт назвал его мудрецом, он ответил: мудры только боги, я же – человек, который может лишь стремиться к божественному, совершенному знанию, но никогда не достигает его. Тиран, вероятно, связывал понятие мудрости с такими людьми, которые наделялись особым статусом посвящённых в некое тайное, эзотерическое знание, полученное от богов или от единого Бога, и дающее им особую силу и власть над другими людьми. Этой мудростью и силой человек сам по себе обладать не может. Он может лишь получить их от более совершенных и могущественных существ и получает их в силу своей избранности ими и причастности к таинственному миру сверхъестественного, чудесного, божественного. Такими людьми считались тогда, например, египетские жрецы или древнееврейские пророки. Называя себя “философом”, Пифагор, не желая, видимо, становиться объектом своеобразного идолослужения, слепого обожания и подражания. 
Давал понять, что его знание о мире – обыкновенное, естественное, т. е. такое, которое человек может создать сам, своими собственными силами, опираясь на присущую всем людям способность чувственного восприятия – зрение, слух. Опираясь на свой жизненный опыт, на свою естественную и присущую всем людям способность мыслить, думать, размышлять. “Философия” – лишь то знание, которое человек добывает своими собственными силами, опираясь на свои собственные самостоятельные размышления. Но поскольку “мудрость” – это далеко не всякое знание, а знание самого важного и существенного в мире и в жизни человека, поэтому то и философия – это не все размышления вообще, а самостоятельное размышление над наиболее важными для всех людей вопросами. Философия – размышления над такими вопросами, которые одинаково важны и равно интересны для всех разумных существ, обладающих способностью свободного самоопределения.

 

Поиск истины

Слово мудрость означает также совершенство человека и обладание совершенным знанием,  обладанием истиной. Мудр тот, кто знает тайну – тайну строения мира, тайну смысла и назначения человеческой жизни. Пифагор же сказал, что он лишь стремится к истине, ищет её, что он не считает свои познания совершенными. Философия – не обладание истиной, а жажда истины, неустанный поиск истины, и пока человек остаётся философом, он не останавливается в этом поиске и не считает себя мудрецом. Поэтому философствовать начинает лишь тот, кто понял, что не обладает полнотой истины. Философом становится тот, кто начинает осознавать несовершенство своего знания, не может более ограничиваться обычным кругом принятых в обществе мнений и повседневного, практически полезного знания.
Тот, кто стремится усовершенствовать свои познания и найти истину, тот и философствует. Платон и Аристотель писали, что причина появления философии – удивление. Удивляется и спрашивает тот, кто осознал своё незнание. Привычное и обычное вдруг становится непонятным, сомнительным, ставится под вопрос. Для того, чтобы преодолеть сомнение и незнание, человек и начинает философствовать. Платон, опираясь на мысль Пифагора, даёт такое замечательное определение: философия – это уподобление Богу в меру человеческих сил.  Бог – не философ, он не философствует. Бог просто знает. Бог, согласно одному из классических, традиционных определений, есть существо бесконечное и абсолютно совершенное, а потому, в частности, – всеведущее. Его знание о себе, о мире и человеке истинно, совершенно. Собственно, лишь один Бог мудр в точном и полном смысле этого слова. Человек – не Бог, он – конечен, несовершенен. Его знание несовершенно. Именно поэтому он философствует. Философия – это то, что отличает человека от Бога и от животного. Животные, как и Бог, не философствуют. Они, как и человек, конечны, и их представление о мире тоже несовершенно, но они не сознают этого. Они не сознают своего существования и своей конечности. Способность сознавать своё существование, свою конечность и своё несовершенство – основа и источник философии. Сознание конечности своего существования – это и знание о своей смертности. Сознание неизбежности смерти побуждает задуматься о смысле жизни, о важном и существенном в ней, о том, что будет “после смерти или после жизни. Философия – это стремление человека, как разумного, мыслящего существа, преодолеть свою конечность, свою ограниченность и смертность, своё несовершенство, и постичь абсолютное, божественное, совершенное, вечное и бесконечное.
Если как любознательность вообще, как жажда знания, философия родственна всем наукам, то в своём стремлении к абсолютному она сходна с религией, которая по своей сути и есть сфера личного отношения к абсолютному. Однако в религии само абсолютное представляется как личность и отношения с абсолютной личностью опираются, прежде всего, на
веру, традицию, авторитет, чувство и воображение. Целью религии является не познание абсолютного, а спасение.
В философии приобщение души к абсолютному осуществляется исключительно посредством самостоятельного размышления и познания. В религии же, главным образом, – посредством культа: отношение личности к Богу опосредствуется духовенством и церковью, авторитетом и традицией.



Взаимосвязь философии и медицины.

Философия как мировоззрение прошла три, основные стадии своей эволюции,  космоцентризм, теоцентризм, антропоцентризм. Космоцентризм — философское мировоззрение, в основе ко-торого лежит объяснение окружающего мира, явлений природы через могущество внешних сил космоса. И согласно которому все сущее зависит от космоса данная философия была свойственна древней Индии, древнему Китаю, иным странам Востока, а также древней Греции. Теоцентризм - тип философского мировоззрения, в основе которого лежит объяснение всего сущего через господство необъяснимой, сверхъестественной силы - Бога был распространен в средневековой Европе. Антропоцентризм — тип философского мировоззрения, в центре которого стоит проблема человека Европа эпохи Возрождения, нового и новейшего времени, современные философские школы. Структура философского знания. Впервые столетия своего существования философия не имела четкой структуры. Первым, кто ясно увидел эту проблему, был Аристотель. Учение о началах сущего он называл первой философией впоследствии ее стали именовать метафизикой его  учение о чистых формах мышления и речи получило имя логика, кроме того, Аристотель написал книги по физике, этике, политике и поэтике - очевидно, считая их также разделами философии. Несколько позже стоики разделили философское знание на три предметных области: логику, физику и этику. Это деление сохранялось вплоть до нового времени, когда каждая школа принялась по-своему перекраивать структуру философии. Сначала превратилась в особый раздел философии теория чувственного познания. Какого-либо общепринятого понимания структуры философского знания в настоящее время не существует. В учебной литературе, как правило, фигурируют четыре отдела: собственно философия, изучающая законы и категории мышления и бытия; логика - учение о формах умозаключения и доказательства; эстетика - учение о мире чувств, о прекрасном и безобразном; и этика - теория нравственности, повествующая о добре и зле и о смысле человеческой жизни. В отечественной традиции специализации философии выделяют: онтологию и теорию познания, историю философии, эстетику, этику, логику, социальную философию, философию науки и техники, философскую антропологию, философию и историю религии, философию культуры. Античная философия возникла в греческих городах-государствах полисах» на рубеже VIII-VI вв. до нашей эры. Испытав период блестящего расцвета в VI-V вв. до нашей эры она продолжала развиваться в эпоху Александра Македонского и Римской империи вплоть до начала VI в. Нашей эры. Периоды античной философии натуралистический проблемы космоса и поиска первоначала бытия - милетская школа, пифагорейцы, элеаты, физики-эклектики гуманистический или классический  - пытались определить сущность и человека, рассматривали вопросы счастья, свободы, морали период большого синтеза Платона и Аристотеля. Открытие идеального бытия, формулировка основных философских проблем, построение первых крупных метафизических систем. Эллинистические школы эпохи завоеваний Александра Македонского и до конца языческой эры - кинизм, эпикуреизм, стоицизм, скептицизм.   Первый милетский философ Фалес полагал, что все существующее возникло из влажного первовещества или воды. Все рождается из этого первоисточника. Сама Земля держится на поверхности воды, окруженная со всех сторон океаном.  Анаксимен первовеществом называет воздух. Именно воздуху свойственен процесс разрежения и сгущения, благодаря которым из него образуется все вещества. Разрежаясь, воздух становится огнем, сгущаясь, он в зависимости от степени сгущения последовательно превращается в воду, землю, камни. По своей физической природе воздух - род пара или темного облака и сродни пустоте. Воздух для Анаксимена не только первоначало, но и источник жизни и психических явлений, сама душа для него - «дыхание», дуновение воздуха.   Согласно Гераклиту, мир или природа находятся в беспрерывном процессе изменения, из всех природных веществ наиболее подвижен именно огонь. Поэтому первовещество природы - огонь. Мир остается в основе огнем, несмотря на все его превращения. Из огня происходят не только обычные материальные тела, но и души. Душа материальна, это наименее влажный, сухой огонь. Все вещи возникают из огня путем последовательных превращений. Мир есть процесс, в котором всякая вещь и всякое свойство переходят в свою противоположность: холодное становится теплым, теплое - холодным, влажное сухим, сухое - влажным. Само Солнце каждое мгновение обновляется. Нельзя поэтому дважды вступить в одну и туже реку: входящего во второй раз уже омывают новые воды. Превращение всего в противоположное есть не простой переход, а борьба. Она всеобща, «отец всего, царь всего». Однако, при переходе борющихся противоположностей друг в друга сохраняется общая для обеих тождественная основа. Бог есть - день и ночь, зима и лето, война и мир, но он остается всегда самим собой. Важнейшее философское открытие Гераклита - закон единства и борьбы противоположностей.



Проблема человека.
Философия досократиков. Философы досократического периода занимались проблемами познания природы, поэтому философию этого периода характеризуют ...  высшей духовной деятельностью могут заниматься только люди подготовленные — образованные интеллектуалы, философы, следовательно, только они способны увидеть и осознать "чистые идеи".
Период досократиков сменяет софистика. Софисты — странствующие платные учителя добродетели, в центре их внимания — жизнь человека и общества. В знании софисты видели, прежде всего, средство для достижения жизненного успеха, самым ценным признавали риторику — владение словом, искусство убеждать. Софисты считали относительными традиционные обычаи и нормы морали. Их критика и скептицизм по-своему содействовали переориентации античной философии от познания природы к осмыслению внутреннего мира человека. Ярким выражением этого "поворота" была философия Сократа. Главным он полагал знание добра, т. к. зло, по Сократу, происходит от незнания людьми своего подлинного блага. Путь к этому знанию Сократ видел в самопознании, в заботе о своей бессмертной душе, а не о теле, в постижении сущности главных нравственных ценностей, понятийное определение которых было основным предметом бесед Сократа. Философия Сократа вызвала появление  так называемых сократических школ. Сократ вел свою философию и просветительскую работу в гуще народа, на площадях, рынках в форме открытой беседы диалога, спора, темами которой были злободневные проблемы того времени, актуальные и ныне: добро, зло, любовь, счастье, честность и т.д. Философ был сторонником этического реализма, согласно которому любое знание есть добро любое зло, порок совершается от незнания. Диалектика - конструктивный диалог людей, понимающих ограниченность или противоречивость своих суждений и жаждущих найти истину. Именно в таком направлении и общался Сократ с различными людьми - умными, обычными и типа умными, то есть считающими себя умными. Диалог Сократа предполагает непосредственный контакт собеседников, совместный поиск истины в ходе бесед и споров. Сократ считал жизнь вне диалогов, обсуждений и исследований бессмысленной.  Начинал он беседу всегда незатейливо: задавал общий вопрос, получив ответ, задавал следующий, уточняющий вопрос, затем довольно напористо наводил на нужную мысль, сбивая оппонента с толку, загоняя в тупик и так далее, до окончательного ответа, пока собеседник не понимал, что попал в железный капкан его логики.











Функции философии

Философия как наука выполняет определенные функции. Под функцией имеется в виду определенная обязанность, деятельность. В логическом смысле функция означает отношение двух или группы объектов, в котором изменению одного сопутствует изменение другого.
 Мировоззренческая функция, состоящая в образовании основы научной картины мира, экспликации выявлении наиболее общих идей, представлений, форм опыта, на которых базируется та или иная конкретная культура или общественно-историческая жизнь людей в целом, т.е. универсалий культуры. Методологическая функция, заключающаяся в разработке методов познания, используемых всеми науками, тем самым оказывающая направляющее воздействие на науки. Критическая функция, поскольку формирование нового мировоззрения должно сопровождаться критикой разного рода ошибок, стереотипов, заблуждений, предрассудков, встающих на пути истинного познания. Теоретико-познавательная функция, заключающаяся в приращении нового знания. Логическая функция, связанная с тем, что любой мыслительный процесс правильно организован, системен, последователен.
Этико - аксиологическая функция, связанная с ориентацией философии на гуманистические ценности. Прогностическая, формирующая способность предвосхищать последствия своих действий, видеть перспективы развития ситуации. Философия как система знаний имеет свою собственную структуру. Ее структурными элементами являются философские учения, рассматривающие какую-либо одну сторону материального и духовного мира.
Прежде чем приступить к краткой характеристике указанных раз¬делов, обратим внимание на важное обстоятельство. Для развития философии характерны процессы дифференциации и интеграции. Дифференциация означает разделение философии на все большее число относительно самостоятельных разделов и отраслей. Но¬вые отрасли философии, как правило, вычленяются из старых, разрас¬таются, приобретают самостоятельное значение. В то же время многим современным сферам философского познания свойственны интегративные тенденции: они не только «отпочковываются» от одной или нескольких известных отраслей, но и вбирают в себя достижения многих других разделов философии, а также науки и культуры в целом. Так, философия и методология науки в значительной мере выросла из классической теории познания. Одно¬временно она вобрала в себя целый ряд достижений социальной фило¬софии, философии культуры, истории философии, а также истории науки. Философия искусства первоначально возникла как раздел эстети¬ки. Однако она сумела впитать в себя достижения философии истории, антропологии, искусствознания и т.д. Философия глобальных проблем предполагает обобщение широкого круга знаний из области социаль¬ной философии, политики, экономики, геологии, биохимии и т.д. Вместе с тем, за последнее время от философии “отпочковался” целый ряд наук, до недавнего времени даже преподававшихся на философских факультетах. Они сохраняют наиболее тесные связи с философией. Это психология, культурология, политология, математическая логика, науковедение,  праксиология и некоторые другие. Методологическая функция философии характеризуется формированием общих принципов и норм познавательной деятельности, а также содействует приросту научных знаний и созданию предпосылок для научных открытий. Метод и методология познания — это та «нить Ариадны», кото¬рая помогает исследователю успешно выйти из лабиринта про¬блем познания, а их всегда предостаточно. Однако методоло¬гическая функция не сводится к методологии познания: в ней речь идет о стратегическом уровне методологии человеческой деятельности в целом. Философия сопоставляет и оценивает раз¬личные средства этой деятельности, указывает на наиболее опти¬мальные из них. Философская методология определяет направле¬ние научных исследований, дает возможность ориентироваться в бесконечном многообразии фактов и процессов, происходящих в объективном мире.
Гносеологическая функция философии подталкивает мышление человека к познанию окружающего мира и поиску истины. Благодаря теории философского познания раскрываются закономерности естественных и общест¬венных явлений, исследуются формы продвижения человеческо¬го мышления к истине, пути и средства ее достижения, обобща¬ются результаты других наук. Овладение философскими знания¬ми имеет большое значение для развития культуры мышления человека, для решения им разнообразных теоретических и прак¬тических задач.
Логическая функция философии проявляется в формировании определенной позиции человека в межличностных и социально-культурных отношениях, а также определяет культуру человеческого мышления. Также она заключается в разработке самого философского метода, его нормативных принципов, в логическом обосновании тех или иных понятийных и теоретических структур научного знания. Если общая гносеология убеждает в возможности и необходимости адекватного научного познания объекта, то логика призвана обеспечить достижение этой адекватности. Она разрабатывает средства наиболее полного, точного отражения развивающейся, непрерывно изменяющейся сущности объекта. Воспитательная функция философии направлена на формирование в человеке моральных, нравственных и культурных ценностей, стремления самосовершенствоваться, творить и искать жизненные приоритеты. Знание философии способствует формированию у человека важных качеств культурной личности: ориентации на истину, правду, доброту. Философия способна оградить человека от поверхностных и узких рамок обыденного типа мышления; она динамизирует теоретические и эмпирические понятия частных наук с целью максимально адекватного отражения противоречивой, изменяющейся сущности явлений. Формирование философского мышления есть одновременно формирование таких ценных качеств культурной личности, как самокритичность, критичность, сомнение. Выработка сомнения не есть, однако, развитие скепсиса. Сомнение является одним из активных средств научного поиска. Философия дает прочное общеметодологическое и гносеологическое основание для последовательного саморазвития сомнения в научную уверенность, для гармоничного сочетания его с верой в преодоление ошибок, заблуждений, в получение более полных, глубоких, объективных истин. Философия дает людям общий язык, вырабатывает у них единые, общезначимые представления о главных ценностях жизни. Она выступает одним из важных факторов, содействующих устранению барьеров коммуникации, порождаемых узостью специализации. Аксиологическая функция философии представляет собой отражение явлений окружающей действительности с точки зрения различных ценностей, определяющих выбор людей, их поступки, идеалы, нормы поведения. Философия не может избавить общество от порождаемых со¬циально-экономической системой негативных явлений. Но она может оградить систему ценностей от проникновения в нее ложного и критического непроверенного, порочного и политически авантюрного, примитивного и радикалистского. Несомненной заслугой современной философской мысли является выдвижение ее представителями новых ценностей. К ним относятся общегуманистические, экологические ценности и ценности качества жизни. Ценность качества жизни противопоставляется уровню жизни, массовому производству и потреблению. Для человека, его здоровья и счастья не так важен уровень жизни, как ее качество. Оно определяется не столько ее комфортом, сколько добрыми и гуманными отношениями в обществе, социальным ра¬венством и близостью к природе. Быть в гармонии с самим собой, с окружающими и природой для многих людей становится приоритетным ориентиром и мотивом поведения.
Суть интегративной функции философии состоит в соединении воедино практического, познавательного и ценностного жизненного опыта людей. Философия старается обобщить, оценить осмыслить как интеллектуальные, духовные и практические достижения всего человечества, так и отрицательный исторический опыт. Знания, доставляемые отдельными дисциплинами столь разнообразны, что они нуждаются в сведе¬нии в единую целостную научную картину мира. Но разработка теоретических основ научного познания не сво¬дится к механическому объединению данных различных дисциплин. Сам синтез научных открытий возможен лишь на более высоком теоретическом фундаменте, чем сами открытия. Если философия не есть основание отдельных наук, а целиком осно¬вывается на этих дисциплинах, то при таком подходе философия превращается в побочное приложение к естествознанию, в некото¬рый необязательный довесок для науки. Этот подход опровергается самой наукой. Крупнейшие ученые разных эпох, работавшие в об¬ласти фундаментальных исследований от Ломоносова до Таким образом, философия образует методологическую ос¬нову для каждой научной дисциплины, достигшей высот самосозна¬ния. И неразвита та наука, которая не поднялась до самосознания и не имеет методологической основы. Философия выполняет и критическую функцию, стремясь разрушить старые идеалы и взгляды, сформировать новое мировоззрение, что сопровождается сомнениями и критикой принятых догм и стереотипов. Философ постоянно сталкивается с расхождением социальной действительности с идеалами. Размышления над социальной действительностью, ее сопоставление с общественным идеалом приводят к критике этой действительности. В критике выражается неудовлетворенность субъекта объектом, желание его изменить. Философия критична по своему существу. Основой и сущностью критической работы философа является обнаружение и раскрытие противоречий, несоответствия между принятой системой понятий и ценностей и тем содержанием, которое в них вносится новым этапом развития мировой истории. С помощью регулятивной функции философия влияет на взаимосогласо¬ванность конкретных действий и направлений жизнедеятельно¬сти человека на основе понимания общих принципов и целей, определяемых с помощью философского мировосприятия. Прогностическая функция философии основывается на прогнозировании форм и направлений развития будущих объектов, процессов, явлений, материи, сознания, человека и общества на основании имеющейся системы знаний об окружающей действительности.
Все философские функции тесно связаны между собой, и, в зависимости от целей, задач, установок, ситуаций степень  их проявления может быть различной.




Империя до клеточ¬ного царства



В настоящее время на Земле насчитывается более 2,2 млн видов организмов систематика их все более усложняется, хо¬тя основной ее скелет остается почти неизменным известно, что издавна органический мир делился на два царства — животных и растений. Однако в наше время его уже следует делить на две империи — до клеточных вирусы и фаги и клеточных все остальные организмы. Империя до клеточ¬ных состоит из единственного царства — вирусов фаги тоже вирусы-паразиты. Империя клеточных включает уже два над - царства, четыре царства, и еще семь подцарств. Оказалось, что на Земле существуют две большие группы организмов, различия между которыми намного более глубо¬ки, чем между высшими растениями и высшими животными, и, следовательно, по праву среди клеточных были выделены два надцарства: прокариотов — низкоорганизованных до ядерных и эукариотов — высокоорганизованных ядерных. Прока¬риоты представлены царством, так называемых дро¬бянок, к которым относятся бактерии и сине-зеленые водорос¬ли, в клетках которых нет ядра и ДНК в них не отделяется от цитоплазмы никакой мембраной. Эукариоты пред¬ставлены тремя царствами: животных, Грибовых растений, клетки которых содержат ядро и ДНК отделена от цитоплазмы ядерной мембраной, поскольку находится в самом ядре. Гри¬бы выделены в отдельное царство, так как оказалось, что они не только не относятся к растениям, но, вероятно, происходят от амебовидных  двужгутиковых простейших, то есть имеют более тесную связь с животным миром. Однако такое деление живых организмов на четыре царст¬ва еще не легло в основу справочной и учебной литературы, поэтому при дальнейшем изложении материала мы придер¬живаемся традиционных классификаций, по которым бактерии, сине-зеленые водоросли и грибы являются отделами низших растений. Всю совокупность растительных организмов данной тер¬ритории планеты любой детальности региона, района и так далее называют флорой, а совокупность животных организмов — фауной.


Флора и фауна данной территории в совокупности состав¬ляют биоту. Но эти термины имеют и гораздо более широкое применение. Например, флора цветковых растений, флора микроорганизмов микрофлора почв и тому подобное. Аналогично используется термин фауна млекопитаю¬щих, фауна птиц орнитофауна, микрофауна и тому подобное термин биота используют, когда хотят оценить взаимодействие всех живых организмов и среды или, скажем, влияние «почвенной биоты» на процессы почвообразования.  Некоторые из бактерий являются автотрофами, например, серобактерии, которые образуют органическое вещество за счет хемосинтеза на основе серы. Большинство же бактерий — гетеротрофы, среди которых преобладают сапротрофы, редуцен¬ты. Но есть формы, паразитирующие на других организмах, вызывающие болезни у животных, растений, человека. Бактерии распространены повсеместно, но больше всего их в почвах — сотни миллионов на один грамм почвы, а в черноземах — более двух миллиардов. Микрофлора почв весьма разнообразна. Здесь бактерии вы¬полняют различные функции и подразделяются на следую¬щие физиологические группы: бактерии гниения, нитрифицирующие, азотофиксирующие, серобактерии и др. Среди них есть аэробные и анаэробные формы. В результате эрозии почв бактерии попадают в водоемы. В прибрежной части их до 300 тыс. в 1 мл, с удалением от берега и с глубиной их количество снижается до 100—200 осо¬бей на 1 мл. В атмосфере воздуха бактерий значительно меньше. Широко распространены бактерии в литосфере ниже поч¬венного горизонта. Под почвенным слоем их всего на поря¬док меньше, чем в почве. Бактерии распространяются на сот¬ни метров в глубину земной коры и даже встречаются на глу¬бине двух и более тысяч метров. Сине-зеленые водоросли сходны по строению с бактери¬альными клетками, являются фотосинтезирующими автотрофами.
Обитают преимущественно в поверхностном слое пре¬сноводных водоемов, хотя есть и в морях. Продуктом их ме¬таболизма являются азотистые соединения, способствующие развитию других планктонных водорослей, что при определенных условиях может привести к «цветению» воды и к ее загрязнению, в том числе и в водопроводных системах. Эукариоты это все остальные организмы Земли. Са¬мые распространенные среди них — растения, которых около 300 тыс. видов. Растения — это практически единственные организмы, которые создают органическое вещество за счет физических неживых ресурсов — солнечной инсоляции и химических эле-ментов, извлекаемых из почв комплекс биогенных элемен¬тов. Все остальные питаются уже готовой органической пи¬щей. Поэтому растения как бы создают, продуцируют пищу для всего остального животного мира, т. е. являются проду¬центами. Все одноклеточные и многоклеточные формы растений имеют, как правило, автотрофное питание за счет процессов фотосинтеза.
Водоросли — это большая группа растений, живущих в во¬де, где они могут либо свободно плавать, либо прикрепляться к субстрату. Водоросли — это первые на Земле фотосинтезирующие организмы, которым мы обязаны появлением кисло¬рода в ее атмосфере. Кроме того, они способны усваивать азот, серу, фосфор, калий и другие компоненты непосредственно из воды, а не из почвы. Остальные, более высокоорганизованные растения — обитатели суши. Они получают из почвы посредством кор¬невой системы питательные элементы, которые транспор¬тируются через стебель в листья, где берут начало процессы фотосинтеза. Лишайники, мхи, папоротникообразные и цвет¬ковые растения являются одним из важнейших элементов географического ландшафта, доминируют здесь цветковые, которых более 250 тыс. видов. Растительность суши — глав¬ный генератор кислорода, поступающего в атмосферу, и ее бездумное уничтожение оставит животных и человека не только без пищи, но и без кислорода.
Грибы — низшие организмы, не содержат хлорофилла, размеры от микроскопических до крупных, типа дождевиков, насчитывается их более 100 тыс. видов. Тело гриба состоит из нитчатых образований, которые формируют грибницу, или мицелий. Все грибы — гетеротрофные организмы, среди ко¬торых имеются и сапрофиты, и паразиты. Около трех четвер¬тей всех грибов — сапрофиты, питающиеся гниющими рас¬тениями, некоторые грибы паразитируют на растениях и еди¬ничные — на животных. Большую пользу растениям прино¬сят грибы симбиотиты, которые органически связаны с рас¬тениями: они помогают усваивать труднодоступные вещест¬ва гумуса, содействуют своими ферментами обмену веществ, связывают свободный азот, и так далее
низшие почвенные грибы играют основную роль в про¬цессах почвообразования.
Животные представлены большим разнообразием форм и размеров, их более 1,7 млн видов. Все царство животных — это гетеротрофные организмы, консументы.
Наибольшее количество видов и наибольшая численность особей у членистоногих. Насекомых, например, столько, что на каждого человека их приходится более 200 млн особей. На втором месте по количеству видов стоит класс моллюсков, но их численность значительно меньше, чем насекомых. Третье место по числу видов занимают позвоночные, среди которых млекопитающие составляют примерно десятую часть, а поло¬вина всех видов приходится рыб. Значит, большая часть видов позвоночных формировалась в водных условиях, а насекомые — это сугубо животные су¬ши. Насекомые развивались на суше в тесной связи с цветко¬выми растениями, являясь их опылителями. Эти растения поя¬вились позже других видов, но более половины видов всех растений приходится на цветковые. Видообразование в этих двух классах организмов находилось и находится сейчас в тес¬ной взаимосвязи. Если сравнить количество видов сухопутных организмов и водных, то это соотношение будет примерно одинаково и для растений, и для животных. Количество видов на суше — 92—93%, в воде — 7—8%, значит, выход организмов на сушу дал мощный толчок эволюционному процессу в направлении увеличения видового разнообразия, что ведет к повышению устойчивости природных сообществ организмов и экосистем в целом.



Биосфера и свойства биомассы планеты Земля
 
Биосфера и ее границы. В настоящее время ученые в составе планеты различают следующие геологические оболочки: литосферу, гидросферу, атмосферу и биосферу. Биосфера охватывает оболочку, населенную живыми организмами. Живые организмы и окружающая их среда в биосфере тесно взаимосвязаны и зависимы друг от друга. В целом биосфера—это непрерывно меняющаяся, развивающаяся единая открытая система. В последнее время согласно научным данным существует мнение, что биосфера возникла со времен появления планеты Земля. Ученые пришли к выводу, что жизнь на Земле появилась 3,8 млрд. лет назад. Главную роль в возникновении биосферы на планете играют живые организмы, и все закономерности в природе осуществляются благодаря их деятельности. Совокупность всех живых организмов на Земле составляет биомассу планеты. Жизнедеятельность живых организмов изменила и изменяет земную кору (литосферу), гидросферу, атмосферу. Нынешнее состояние биосферы напрямую связано с деятельностью живых организмов. Например, процентное соотношение газового состава атмосферы формировалось постепенно в результате жизнедеятельности организмов. Зеленые растения за миллиарды лет очистили атмосферу от углекислого газа, обогатили ее кислородом и способствовали отложению торфа, каменного угля. В процессе эволюции на Земле образовалась особая оболочка, или сфера жизни — биосфера. По мере накопления научных данных о биосфере они стали широко использоваться в различных науках естествознания. Ученые широко применили термин "биосфера". Основу учения о биосфере создал известный русский ученый В. И. Вернадский — основоположник новой науки биохимии, связывающей химию Земли с химией жизни, установил роль живых организмов или живого вещества в преобразовании земной поверхности. В настоящее время ученые всего мира полностью признают учение В. И. Вернадского о биосфере. Геосферы планеты Земля. Литосфера внешняя твердая оболочка суши земного шара. Она состоит из верхнего слоя — осадочных пород с гранитом и нижнего — базальта. Слои расположены неравномерно. В некоторых областях верхний слой литосферы превратился в почвенный, образовавшийся в результате деятельности живых организмов и их остатков. Этот слой в научной литературе называется педосфера. В слое литосферы живые организмы встречаются на глубине 3500—7000 м в нефтяных водных слоях. Океаны и моря составляют 70,1% земного шара. В совокупности их называют Мировым океаном, они и составляют гидросферу. Глубина океана в среднем — 3,8 км, а самые глубокие места достигают 10 960 м Марианская впадина. Живые организмы во всех слоях гидросферы распределены неравномерно. Самой благоприятной средой для живых организмов считается водная поверхность глубиной до 200 м. Атмосфера — воздушная оболочка Земли. Вверх до 100 км над Землей простирается атмосфера. Нижний слой атмосферы, ближе к Земле,
называется тропосферой высота — 15 км. Над тропосферой слой до 100 км называется
стратосферой на высоте 20—50 км атмосферы находится озоновый слой, защищающий живые организмы от вредного воздействия ультрафиолетовых лучей. Озоновый слой имеет важнейшее значение для жизни на Земле. В последнее время много говорят о том, что под действием различных остатков химических веществ образовались дыры в озоновом слое. Озоновый слой защищает все живые организмы от космических излучений и ультрафиолетовых лучей Солнца. Биосфера состоит из нескольких слоев живых организмов, распространенных на планете Земля. Микроорганизмы, грибы, растения, животные (человек) в биосфере называются живыми организмами. Границы биосферы определяются наличием условий, необходимых для жизни различных организмов. Верхний предел жизни биосферы ограничивается интенсивной концентрацией ультрафиолетовых лучей, а нижний — высокой температурой недр свыше 100°С.
 В верхней границе биосферы распространены только низшие организмы — бактерии и грибы.
Масса живых организмов популяций, видов, природных сообществ, выражающаяся соотношением единицы веса на единицу площади или объема, называется биомассой.
 Наибольшая концентрация биомассы живых организмов наблюдается у поверхности суши и океана, у границ соприкосновения литосферы и атмосферы, гидросферы и атмосферы, литосферы и гидросферы. В этих местах наиболее благоприятные условия для жизни — температура, влажность, содержание кислорода и химические элементы. Самое широкое распространение живых организмов в биосфере В. И. Вернадский назвал пленками жизни. К верхним слоям атмосферы, вглубь океана и недр литосферы концентрация жизни уменьшается. Накопление биомассы непосредственно связано с жизнедеятельностью зеленых растений. Химический состав всех живых организмов значительно отличается от химического состава атмосферы и литосферы. Химический состав живых организмов соответствует химическому составу гидросферы. В составе гидросферы чаще встречаются атомы водорода и кислорода. В составе живых организмов объем водорода, кислорода, углерода, кальция и азота значительно выше. В составе живых организмов встречается около 70 элементов таблицы Менделеева. По словам В. И. Вернадского, живые организмы составляют самую активную часть мировой материи. Живые организмы осуществляют сложные геохимические процессы в биосфере, подвергают различным изменениям слой земного шара. Основным свойством живых организмов является способность к воспроизводству — размножение и рост, распространение и образование своей биомассы. Главная планетарная функция организмов — накопление солнечной энергии и использование ее в геохимических процессах биосферы. В. И. Вернадский высоко оценил роль живых организмов в природе. "Живое вещество — совокупность организмов — распространяется по земной поверхности и оказывает определенное давление в окружающей среде. Это движение осуществляется путем размножения организмов..." Уже К. Линней ясно видел, что это свойство должно считаться основным для живого, той непроходимой гранью, которая отделяет его от неживой материи. Основную биомассу животных на суше составляют насекомые в результате их интенсивного размножения. В водной среде микроорганизмы размножаются и распространяются очень быстро. Численность некоторых бактерий удваивается каждые 22 мин. В результате жизнедеятельности микроорганизмов биосферы проходят процессы окисления и восстановления химических элементов. Например, можно назвать бактерии, накапливающие азот, серу, железо, марганец.
В результате деятельности микроорганизмов, грибов и других животных разлагаются органические остатки. Большую роль в достижении современного уровня кислорода в составе атмосферы играли зеленые растения. Озоновый слой в верхней части тропосферы также возник в результате деятельности живых организмов. Живые организмы сыграли значительную роль в перемещении атомов с одного места на другое благодаря большому и малому круговоротам в биосфере. Благодаря круговороту веществ и энергии живых организмов биосфера способна к саморегуляции. По данным В. И. Вернадского, общая биомасса живых организмов определяется в 2,4232 - 1012 т в виде сухого вещества. Из них 2,42 - 1012 т встречается на суше, а 0,0032 – 1012,
в мировом океане. Основную часть биомассы на суше составляют растения, т. е. 99,2%, а 0,8% — животные.