Судный день. Тарталийский цикл

И вот настал судный день. Дворец Человека и Закона блистал призрачными огнями. На крыше примостился канонир с пушкой, который периодически бухал в небо по воробьям. Красная бархатная дорожка змеилась по направлению к центральному входу дворца, поднималась по лестнице и скрывалась в здании. Толпы, в ожидании действа, окружали огражденную по бокам  дорожку и с мобильниками и букетами терний ждали прохода осужденных.
Корреспондент телеканала «Неаполь 8» стоял со здоровенным микрофоном в руке и прикладывая к губам его нечистую поверхность,  кричал в эфир, радостно улыбаясь в камеру оператора:
-Дорогие сограждане и патриоты. Свершилась вековая мечта человечества и моя в том числе, и банда Тартальи сегодня наконец будет отвечать по закону. Мы так давно шли к этому радостному событию, что лично мне даже не верится. Не верится, также, стоящим вокруг меня и стоящим за ними тоже. Вот, я вижу справа от меня стоит пожилой аксакал, которому наверно тоже не верится. Ах да, я его узнал, это наш знаменитый певун и скоморох Кика. Он держит в руках ленточку, которую ему в свое время прилепил на грудь сам Тарталья. Я знаю, он хочет швырнуть её прямо в него, когда мимо будут проводить свергнутого тирана. Я сейчас подойду к нему и задам вопрос:
-Уважаемый Кика! Вижу то нетерпение, с которым вы ожидаете появление этих мерзавцев. Но возникает вопрос, а почему вы до сих пор не бросали эту ленту в ненавистного всеми нами Тарталью и в его сатрапов?
-Некогда было. Все искал случая бросить, а размахнуться не хватало места.
-Да, но многие могут вспомнить, как вы стояли рядом с деспотом на балконе и держались за его попу.
-Это все обман зрения, это был не я. Никогда в жизни я не дышал одним воздухом с ним и даже когда меня заставили под страхом смерти принимать эту ленточку, я вместо себя послал своего брата Колю. А то, зная свой взрывной характер и ненависть к ненавистному самозванцу, я б не выдержал и вцепился бы в его глотку за все те страдания и унижения, которые мой добрый народ от него принял.
-А ваша песня «Лизни Тарталью» - это как можно понять?
-У вас видимо не только зрение хреновато, но и со слухом плохо. Я всегда пел «Долой каналью», а эти ваши цензоры на телевидение наложили на мой голос свои строчки. И вообще, отойдите от меня и не закрывайте горизонт. А то, еще пропущу, как этого негодяя проведут мимо. Кстати, попрошу зафиксировать, как я буду бросать этот вонючий значок ему в харю. Что б весь мир увидел мою гражданскую позицию!
Корреспондент с облизанным микрофоном протиснулся к следующему страждущему:
-А вот и уважаемый наш политолог, убеленный сединами и гроздьями невысказанного гнева, Сосио Циня. Он, как видим, стоит, прижимая к груди банку чего-то темного. Что это такое, уважаемый Сосио?
-Это собачье дерьмо.
-И что вы с ним собираетесь делать, хотите кому-нибудь продать? (хо-хо-хо, каков юмор, а?) Нет, я знаю, вы собираетесь бросить это в Тарталью.
-Молодец речистый, угадал. Я давно ждал этого момента и собирал это добро со всех сук округа,что бы выразить свой протест по поводу и без!.
-Все таки странно, что этот повод вы не нашли раньше.
-Мне некогда было. Писал доклад в международную организацию о бесправии в нашей нагорной стране. А вот сейчас как раз нашел время, выглянул в окошко и увидел, что мимо моего окна будут вести мерзавцев. И решил воспользоваться случаем. И не надо говорить мне ничего, что я не предвидел этого. Предвидел, но никак не мог найти форму выражения пояростнее. Вы же знаете меня, я всегда в первых рядах...
-Да, конечно, вы всегда в первых рядах.
-Мне ваша ирония непонятна.
-А как вы объясните свою речь несколько лет тому назад, когда с пенкой у рта доказывали всему миру, что Тарталья избран 91 процентами голосов?
-Вот так изворачивают наизнанку мои слова. Вы видимо стояли на голове в это время, когда я показывал цифру 16. И она вам привиделась как 91.
-Может быть, не спорю. Даже больше скажу, на голове стоял не только я, но и вся наша редакция.
-Это очень может быть. А теперь прошу не мешать мне настраиваться на последний и решительный бросок.
Корреспондент лизнув очередной раз микрофон, перешел к молодой девице с аккуратно подправленным носиком.
-Баааа, а вот и госпожа Мирандолина, фаворитка короля. Вы тут? А я вас ждал по ту сторону ограды.
-А почему я должна быть там?
-Ну как же, ведь Тарталья в свое время отодрал вас от позорного столба, у которого вы извивались в какой-то заштатной тошниловке и сделал советницей по развивающимся развитиям. Не так ли?
-И как таких как вы держат на телевидение? Вам не дано видеть двадцать пятым кадром. Я была послана всем прогрессивным человечеством, что б изнутри расшатать режим Тартальи.
-А, так вы значить засланный казачок получаетесь, да?
-Да, засланная казачка.
-Ну, надо признать, что с задачей вы справились на ура. Не знаю как с режимом, но развитие вы резко расшатали. Представляю себе, на какие жертвы вам пришлось пойти для этого. Хотя, с виду казалось, что вы очень довольны своим положением.
-Да, вы правы. Во мне умерла великая актриса. Мне в детстве говорили, что из меня может вырасти вторая Лесси. Но видите, я пожертвовалась для моего народа.
-Да, и теперь вы опять наверно вернетесь в выпечке кнедликов, да?
-А это мы уже посмотрим, как фишка ляжет.
Тут в толпе началась суета и толкотня и корреспондента отжали от Мирандолины
-Ведут, ведут!-крикнул кто-то и толпа приветственно загудела проклятиями.
Два охранника вели опутанного цепями советника по опасностям. Его обычно застывшая челюсть на этот раз ходила ходуном. Широко разинув рот, он выл как заводской гудок.
-Я не причем, не причем я тут-орал он и пытался лягнуть охранника.
Следом за ним катили советника по продажам. Тот давно уже разучился ходить самостоятельно, и охранники, пинаясь,  с руганью перекатывали его необъятную тушу по красной дорожке. Стоявшие за ограждениями граждане плевались в него и бросали жеванную бумагу. Советник плакал навзрыд и просился отпустить его в Гималаи.
За толстяком несли серого кардинала Тартальи. Его тоненькие кривые ножки ему не подчинялись и его тащили за шкирку. Он испуганно кривил губками и пытался спрятать свое серое лицо в свои -же серые подмышки. Народ улюлюкал и хором скандировал: «Смерть крысиному королю!»
За кардиналом вели идеолога с женой, которая была спиною прикована к его спине. У идеолога были закрыты глаза, он не видел ничего и периодически он начинал кричать:
-Поднимите мне веки!
 Его жена, пятившаяся раком, билась об его голову затылком и поносила весь свет на чем свет стоит.
Так, под свист и улюлюканье, провели большую часть приспешников и прихлебателей, и вот, наконец, появился сам главный виновник торжества. Его задом наперед, голым, усадили на шелудивого ишака, обмазали дерьмом и куриными перьями, а на голову нахлобучили венок из кактусов. Тарталья голосил не переставая:
-Помогите, спасите, спасите-помогите-его лицо было искажено ужасом от предстоящей расправы и он затравленными глазами глядел на безликую толпу, надеясь увидеть хоть один ободряющий взгляд. Тут ему на глаза попался скоморох Кика, и Тарталья с хныканьем окликнул его:
-Кика, помоги мне, Кика, я ж тебя грел на своей груди...
Кика высунулся по пояс через ограждение, смачно плюнул в Тарталью и швырнул в него ленточку, предварительно вытерев ею нос:
-Подавись мерзавец за все горе, что ты причинал человечеству-громко сказал Кика и с гордостью огляделся по сторонам.
Кто-то в толпе крикнул:«Да здравствует Кика!» И пара тройка голосов поддержали этот возглас.
Тарталья втянул голову в плечи и крепко зажмурился. Открыв глаза он вдруг заметил в толпе еще одно знакомое лицо:
-Мирандолина! -крикнул он-Мира! Мирочка! Спаси меня, помоги! Вспомни, как я тебя любил, как сделал принцессой, дал силу...
Мирандалина тоже перегнулась через ограду и послала плевок в его сторону:
-Мерзавец, из за тебя я пожертвовала своим телом...кто только меня не топтал, не мял и не осквернял по твоей прихоти и тебе все было мало. Думаешь, за одну понюшку табака я и душу тебе продам? Так вот тебе мое последнее спасибо!
С этими словами Мирандолина сложила своими прелестными пальчиками извилистый кукиш и с наслаждением начала им крутить поверх толпы, что б всем было ясно её отношение к тирану.
Где-то снова раздался вялый крик: «Да здравствует Мирандолина!», хотя его никто не подхватил.
Тут из толпы высунулась какая-то небритая личность и указав пальцем на Тарталью, крикнула:
-Это надо судить судом Линча!
Толпа радостно взревела. Тарталья судорожно сжал руками бока ишака и начал лупить того ладошкой по заднице, стараясь поскорее пройти свой скорбный путь от нелюбезной толпы до судебного алтаря. Озирая потную толпу, он почуял очень недоброе.
-Пошел, пошел зараза, быстрее-шептал Тарталья и крепко обхватив парнокопытное брюхо, лягал его ногами. Толпа выла, гоготала и начинала наваливаться на ограждения, которые потихоньку принялись потрескивать. Стоявшие вдоль ограды стражники, хладнокровно наблюдали за происходящим, не вмешиваясь и переговаривались друг с другом о чем то своем, о стражническом.
Не дождавшись нужной прыти, Тарталья в отчаянии вцепился зубами в ишачий зад.Тот взревел нечеловеческим голосом, встал на дыбы и припустил вскачь, как крапчатый мустанг Луизы Пойндекстер.
Толпа неистовствовала! Все кричали гадости, брызгались слюнками и бросали на красную дорожку разные малоподходящие вещи.
И  вдруг на дорожке появился Ланселот, победитель Дракона. С присущей ему скромностью, он слегка покачивал головой, отвечая на приветствие орущей толпы. Маленького роста, с коротко остриженными волосами, держа под ручку свою супругу Ланселотиху, рыцарь с мудрой улыбкой и скромно потупленными глазами, он мягко ступал по бархатному ковру.
Все та же небритая личность снова высунулась из толпы и визгливо завопила: -Спаситель!!!.
Толпа совсем взбесилась и единым порывом бухнулась на колени. «Спаситель, спаситель!» - кричали люди, протягивая к Ланселоту благодарственные длани.
Ланселот, прижимая руки к сердцу, отрицательно качал головою и с укоризненной улыбкой призывал всех встать на ноги.
В этом всеобщем безумии лишь один человек сохранял спокойствие. Высокий, седовласый господин, с яркими голубыми глазами, с грустной насмешинкой наблюдал за происходящим. Он смотрел не на проходящих по красной дорожке, а на присутствующих зевак и странная улыбка блуждала на его сухопарых губах.
Наконец ему это надоело и он начал с трудом протискиваться сквозь толпу, стараясь не вдыхать потные испарения разгоряченной справедливым гневом и горячительными напитками толпы.
«Как скоротечна изменчивость судьбы»- мудро подумал он, вырываясь из липкой ауры толпы и направляясь в сторону дома - «Еще пару лет тому назад, все эти человечики с обожанием присягали этому крикливому придуру, в надежде,что он решит все их проблемы. Я и тогда уже видел в нем недоделанного заносчивого истерика, который без крестовых страданий возомнился стать Мессией».
Высокий мужчина медленно шел по пустынным улицам, где легкий ветерок игрался с расчлененными плакатами, на которых супил бровями Тартальи. Мимо проскакал бомжеватый мужичок с воспаленными глазами, прижимая к ватной груди авоську с пустыми пластиковыми бутылками.
-Эй, господина!-крикнул он высокому-чегой ты тута, когда там Тарталю будут вешать?
-Аааа...-махнул рукой мужчина-плавали - знаем. Не он первый, не он последний. Еще насмотрюсь.
-Ну-ну!-бомжеватый убыстрил ход-там говорят потом пиво будут давать бесплатное и сухарики.
И убежал.
Мужчина, слегка прихрамывая, не торопясь дошел до своего дома, поднялся на второй этаж, открыл замысловатым ключом стальную дверь, зашел в квартиру и обрадовался родным запахам.
«Как хорошо быть дома»-думал он, переодеваясь в уютную домашнюю пижаму-«и как хорошо знать, что в холодильнике лежит добрый кусок свинины с хреном и парочка шоколадных пирожных, а на тумбочке дожидается интересная книжка Говарда Лавкрафта, с закладкой на горячем месте».
Неторопливо разложив еду, он сел за стол и пультом включил небольшой телевизор, стоящий на холодильнике. С экрана раздался яростный вой и он увидел, как Тарталью в прямом эфире разрывают на куски. «Да пошли вы все»-подумал он и вырубил телевизор.
После сытной пищи захотелось вздремнуть. Он прошел к кровати, прихватив с собою книгу, в надежде прочитать пару строк, присел на матрас и начал медленно раздеваться.
-Ах да, чуть не забыл -сказал он себе вслух и встал. Подойдя к стене, на которой висел портретик Тартальи, вытащил его из под рамки и меленько изорвал. Выбросив мусор, он из ящика стола извлек другой портрет, на котором был изображен Ланцелот, задумчиво прижимающий указательный палец ко лбу, и вставил на место прежнего.
Поправив рамку, он на мгновенье полюбовался портретом, криво улыбнулся и направился к кровати.
«Как хорошо»-думал он, устраиваясь поудобнее на своем продавленном ложе-«я тут лежу в тепле, тишине и покое, а там каких-то казнят и судят».
И закрыв глаза, он погрузился в сладостный сон.
И снилось ему, что все хорошо!