На книжный полях 2019 - мысль

Ганс Йонас
Гностицизм
Ты единственный, Кого нет.
Книга Г.Йонаса о гностицизме, на мой взгляд, это – образец научно-философского труда. Можно очень долго рассказывать о её достоинствах. Одно из главных – ясность мысли и изложения: усвоение сложного материала требует усилий, но при их приложении, все становится понятно, даже в тех областях, где ты мало что знаешь. Крайне важно и объяснение исторического и культурного контекста гностической (анти)религии. (Размывание эллинского логоса восточной мистикой при желании можно сравнить со смешением «живой и мертвой воды» у гностиков). Анализ редких доступных и вновь открытых источников производится автором не  сам по себе, а ради более полного объяснения космологических воззрений и морали (аскетизм или аморализм) адептов Гнозиса. «Потерянность», «заброшенность», «оставленность» и т.д. – понятно отчаяние принявших доктрину жесткого разделения Света и Тьмы. Ну, а уж служителей последней, практически чистых алиенов – видимо невидимо!
Импонирует  и стремление автора не оставлять гностическое учение только в начале «новой эры», но и рассмотреть близкие гностицизму мотивы поближе к её (эры, «эона»?) концу. Отчаяние Паскаля, рассуждения Ницше о нигилизме, экзистенциализм Хайдеггера и Сартра… Книга написана уже давненько, во времена популярности «философии существования». Интересно, что бы автор сказал бы о «постмодернизме»…
Гнозис, появившись, никогда потом из духовной жизни не исчезал, хотя ему много приходилось «прятаться». Распад традиционных и/или привычных структур хаотизирует жизнь и ведет к нигилизму, порождает «хаотов» - как теоретиков, так и практиков. Кризис полиса и рес-публики подорвал образ античного Космоса. Но то же и сегодня: бессмысленность и опасность «больших нарративов», девальвация привычных ценностей, произвол корпораций в отношении «национальных» государств, Родина, которую украли коррумпированные чиновники и бандиты и т.п.  – много параллелей с закатными веками великой цивилизации Античности. Ну, а уж «духовное» и «душевное» сопровождение не заставляет себя ждать. Конкурирующие рецепты ядовитых варев на фоне массовых психозов и агрессивного идиотизма. «Разложившаяся античность» или «позднее средневековье»? – аналогии можно проводить и так, и этак, но ингредиенты гностических схем в любом случае попадают в отравленный бульон, хотя рецепта его никто не знает (или знает Никто?). Все равно Ничто ничтожит.
К этому добавляется и вечно трагический человеческий удел: стремление к жизни, счастью и радости оборачиваются конечным поражением. «Философия», возможно и утешала Боэция (и миллионы других страдальцев), но казни философа она не помешала. Смертное тело против души (духа), желающего «продолжения банкета». Заброшенность в страдания, недоумение Омара Хайяма («жизнь дали не спросясь» и «теперь же гонят вон»). «Метафизически» и «теологически» проблема не решается, а  попытки такого рода порождают лишь бесконечные софизмы и спекуляции. Почему мы обречены на страдание, а мир НЕ «полон радости и счастья»? А где искать ответы: в биологии/генетике, физике/информатике, в структуре мозга и истории происхождения разума? Есть ли такая возможность? Не сейчас
Сейчас, противоречие.
Даже если думаешь, как гностик, приходится жить как стоику.


Евгений Головин
Там

Книга о Поэзии, её смыслах и трудностях.
В «Там» Е.Головин сочувственно цитирует Поля Валери, про то, что в красоте форма и материя совпадают до неразличимости. Между тем, сам автор, если судить по фото и видеозаписям, видом больше напоминал типичного советского алкоголика. А «застой» был неоделим от дорогой водки и дешёвого портвейна. Но в знании понимании «шифров» культуры явно превосходил Аверинцева и прочих гипер-эрудитов и «ломовых мышей» (М.Гаспаров). Что же давало Головину превосходство, а его мысли возможность довлеть над работами ходячих книжных шкафов с их мертвым латинством и другими залежами гиперэрудиции?
Много читать сейчас «классики» - это как использовать хитон, тогу, или колет и фрак в качестве повседневной одежды. Но ведь используют – только профессионалы, например, актеры. Или же – «сборники поэзии читают авторы других поэтических сборников». «Античность» - хороша для знатока, специалиста по античности и так же дело обстоит с другими культурными эпохами. Стихи больше не пишутся барышням в альбом и даже не продаются книготорговцами, а прямиком отправляются литературоведам в качестве сырья для их никому не нужных диссертаций. Есть, конечно, еще попса и «поэты-пессеники», но это другое.
Головин же подходит и к истории, и к литературе принципиально иначе, не как аверинцевы-гаспаровы (хотя те тоже баловались подражательным сочинительством и это ни в коем случае не упрёк). Кентавры существовали, алхимия – это не предмет праздного интереса, а дело серьезное, алхимия слова – тем более. Наш автор не пере-жёвывает сохранившиеся со старых времен анекдоты, а пере-живает их. Дело не только в поразительной головинской эрудиции и ее, мягко говоря, своеобразном наполнении, но в том, что с этими данными работает не рациональный интеллект,  конарион, но мысль эта живая, она «вчувствуется» в изучаемый материал и заставляет его дышать. Получалось как раз единство материи и формы.
Подобно любимому Готфриду Бенну, который был и немецким врачом, и жителем «фельетонной эпохи», и «древним греком», Головин ищет «потерянное Я» - и свое, и культуры.
Наивно? Супер!
Потерянное «я» - добыча стратосферы,
          ягненок, жертва излучений гамма.
          Частицы…поле…бесконечности химеры
          на серых парапетах Нотр-Дама.
 
          Проходят дни без ночи и рассвета,
          проходит год – ни снега, ни цветов,
          и бесконечность наблюдает с парапета,
          и ты бежать готов.
 
          Куда. Где обозначены границы
          твоих амбиций, выгод и потерь.
          Забава бестий бесконечно длится,
          чернеет вечности решетчатая дверь.
 
          Взгляд бестий: звезды как распоротое чрево,
          смерть в джунглях – истина и творческая страсть,
          народы, битвы, мировое древо –
          все рушится в распахнутую пасть.
 
          Пространство, время, идеалы
          столь дорогие нам –
          функциональность бесконечно малых,
          и мифы есть обман.
 
          Куда. Зачем. Ни ночи, ни экстаза.
          Где эвоэ, где реквием.
          Отделаться красивой фразой
          ты можешь, но зачем.
 
          Когда-то думали мыслители о боге,
          И вездесущий центр определял наклон.
          Пастух с ягненком на дороге
          единый созерцали сон.
 
          Все вытекали из единой раны
          и преломляли хлеб во славу бытия,
          и час медлительный и плавный
          когда-то окружал потерянное «я».



Сергей Сергеев
Русская нация. Национализм и его враги
М.: Центрполиграф, 2017

Журнал «Вопросы национализма», несмотря на все неблагоприятные обстоятельства и смутные перспективы, сумел стать достойным аналитическим изданием со своим «лицом». Сборник статей научного редактора «ВН» С.Сергеева также стоит оценить как вещь, достойную серьезного внимания (и, разумеется, как потенциальный объект нападок со стороны колонны русофобов). Ну, собака лает, а караван идет…
В принципе, у автора с этим сборником получилось неплохое продолжение его монографии «об истории отсутствия русской нации».  Грустно, конечно, все это читать, но со многим приходится согласиться.
Из статей сборника нам хотелось бы особенно выделить текст о национализме декабристов. Вот уж кому не повезло не только с биографией, но и с судьбой идейного наследия. Советских школяров долбали историей про то, как «декабристы разбудили Герцена» и делали из них предшественников большевиков. Придумал свой полуправдивый миф о декабристах и сам полупредатель Герцен (сравните его с теми «прогрессивно-рукопожатными» тварями в Москве, кто сегодня не хочет осуждать убийства мирного населения на Донбассе и «не заметил» сожжения людей в Одессе – в Х1Х веке схожая история разворачивалась вокруг «польского вопроса», по которому Искандер занял антирусскую позицию! Это сразу оттолкнуло от него многих бывших почитателей). Про советскую «историографию», посвященную декабрьскому восстанию 1825 года и т.п., нечего и говорить. Рулила всякая «академик нечкина». Правда, сама тема пользовалась популярностью, и много было опубликовано материалов, ценных самих по себе. Потом, как тараканы повылезали «державные патриоты» - трусливые, подлые и глупые, которые принялись клеймить орден рыцарей русской свободы как «масонов и агентов».
Так, что Сергееву пришлось вести свои исторические изыскания, работая на очень неблагоприятном для исследования поле, заросшем сорняками и стереотипами всякого рода, а также  постоянно  спорить с враждебными интерпретациями и опровергать устойчивые мифы. По-моему, у автора это получилось.
Вопрос только остается: а нужно ли это еще кому-нибудь сейчас, может ли на что-нибудь повлиять или момент такого возможного влияния упущен безвозвратно.
Другие статьи сборника также хороши. Интересующимся темой лучше прочитать их самим.
Мы позволим себе еще только одно замечание. Сергеев опровергает не только многие мифы советской пропаганды, но и новомодную выдумку (которая впрочем была и раньше, в среде эмигрантов, например) о том, что СССР – это совсем не Россия, раньше было хорошо, а потом стало плохо. Я утрирую, конечно, но в части российского информационного пространства такие идеи активно проповедуются. И можно даже, не называя фамилий, указать на наиболее ярких представителей такого ОРИГИНАЛЬНОГО подхода. Это доктор исторических наук с гвардейскими усами, исследователь стратификации и поклонник белой идеи, а также, как выяснилось, Ымперец, оправдывающий внешнеполитические авантюры царизма; это небезызвестный зороастрийский публицист и соратник автора по журналу (что хорошо!), это напыщенный, хотя и неглупый пражский блоггер; есть и экзальтированная писательница, уверенная, что  с терроризмом «мечети» надо бороться не просвещением и распространением цивилизации, а крестом и молитвой (православно-католической), а лучше монархии  строя нет. Разумеется, мы полностью согласны с обозначенными господами в том, что советский ад много хуже и страшнее того, что было до революции. Но ведь и сравнение каково, вот, допустим, есть больные маньяки, натуральные каннибалы. Тогда что –  считать всех, кто в натуре не ест человечену чистыми ангелами и не различать их вин? С гулаго-коммунистическими репрессиями мало что может сравниться по масштабу и жестокости – здесь, наши товарищи, критикующие совкофилов совершенно правы. Но ведь что же привело к такой исторической аномалии. Неужели только «англичанка гадила», еврейцы предавали, да пятая колонна старалась вместе с глупенькой интеллигенцией, которая, как известно от одного маньяка есть «г…»?  Ну, как произошел взрыв невероятной ненависти – неужели он готовился в лубочно-пряничной России «старого режима»? Как забыть, что эта, разрушающая все ненависть копилась веками, «при царях» и «благородных», которые держали народ в нищете и темноте, продавали как скот, изнуряли страну и большинство крестьянского народа хлебным экспортом  («не доедим, но  вывезем!),  ради своих путешествий по чистенькой пригожей  Европе; любили эти европы  с их рулетенбургами и борделями  искренней «всечеловеческой любовью» гораздо сильнее, чем родную сиволапость, осины и покосившиеся избы и т.д. Только при последних императорах стало что-то меняться, но время было уже упущено.  Поздняк метаться, короче, как ныне принято говорить. Мы, разумеется, не можем соперничать в знании исторического материала, но хотелось бы при случае спросить у этого «белого» доктора исторических наук, где же тут историзм? А вот Сергеев спрашивает, пусть не прямо, а имлицитно: Советский Союз, конечно, не Россия, но русским и там, и там жилось плохо. Почему?!
Да, было  у этой проблемы исторической преемственности имперского и советского периода и еще одно, пожалуй, самое важное, НАЦИОНАЛЬНОЕ измерение. Мы совсем не забыли, опровергая salеry, про автора сборника, а Сергеев не забыл про то, что и до 1917 года «быть русским было невыгодно». Почему легендарный генерал Ермолов просил сделать его «немцем», а многие декабристы этих «немцев» ненавидели? Откуда такое разочарование после войн с Францией и Германией? Почему русских «награждают» за великие подвиги и победы то военными поселениями, то ужесточением колхозного рабства и усилением полицейских репрессий? Наконец, кто такие эти «русские» цари были по крови и могли ли европейские аристократы, предпочитавшие для размножения брать девиц из захудалых германских княжеств, что и привело, в конце концов, к появлению «гессенской мухи», которая была даже не в состоянии родить здорового наследника, - могли эли эти чужаки проводить подлинно национальную политику, на разбрасывая русские кости по полям европейских войн, России совершенно не нужных? Повторим, что, конечно, захватившие потом страну «алиены» были гораздо более жестокими и отвратительными существами, чем «немцы», но ведь русские патриоты в позапрошлом веке того ведать не могли. Сергеев и показывает, что вопрос о «немцах» и проблема национальных интересов занимала «русских рыцарей» задолго до катастрофы «великого октября», и как игнорирование русского вопроса стало одной из важных причин российских Смут ХХ века. Эти причины по-прежнему сохраняются.
Историк Сергей Сергеев в этом вопросе нравится нам гораздо больше, чем апологеты «империи Романовых». Её худшие черты, увы, сохранились и действие их заметно не только в нашем несчастном прошлом.


Н.Зюзев.
«Американские горки» Питирима Сорокина: «Зырянский мудрец» глазами заокеанских социологов
Сыктывкар: Эском, 2009 – 240 с.

Книжка представляет собой краткий рассказ об американском периоде жизни и творчества социолога П.Сорокина, а также систематизированные  рефераты статей, книг и рецензий, написанных американцами о Сорокине. Как систематизированная справочная информация это весьма полезно. Сам авторский анализ сорокинского наследия почти отсутствует, но в данном случае оно и к лучшему.
Следует признать, что американская рефлексия по поводу американского социолога и публициста Сорокина была более подробной и своевременной, чем на родине. В США нашего эмигранта обглодали и переживали со всех сторон и далеко не всегда с положительной стороны.
Сам «зырянский пророк» неоднократно давал поводы для этого.  Продуктивным является сравнение Сорокина со Львом Толстым. Общим для них является то, что добившись великолепных результатов в литературном и научном творчестве, они оба потом впали в какое-то примитивное проповедничество,  пусть и сопряженное ими  с самыми высокими целями и самыми нравственными идеалами. Самые благородные побуждения далеко не всегда приводят к хорошим результатам. Но все равно ведь Толстой ценен «Войной и миром», а Сорокин «Социальной мобильностью», несмотря на поздние выкрутасы.
Любопытно сравнение Сорокина и Парсонса и описание перипетий их конкуренции в Гарварде. Парсонс оказался на социологическом Олимпе, а Сорокин был маргинализирован. Пророки и революционеры, пусть и духовные, американцам были не нужны, мутировавшее «эсерство» и «народничество» пришлись американцам не ко двору, революционеров в Америке не любят. Сорокина отодвинули и фактически выдавили из социологического цеха, что, разумеется, было не вполне справедливым, с учетом его  вклада в социальную теорию. Но в последние годы, когда это не представляло уже угрозы профессиональному сообществу, Sorokin был «реабилитирован», получил почетный пост; его стали хвалить, писать как об ученом, а не как о пророке и мистике. Словом, все закончилось хорошо и Питирим пожинал плоды своей бурной и насыщенной жизни, хотя у него и не было  своей «школы», в отличии от Парсонса.
Правда, парсонианство в 1960-е годы получило болезненную «плюху» и нанесли ее не коллеги теоретики, а бунтующие студенты. Радикальные тенденции (к которым имел такую склонность Сорокин) на время возобладали.
В общем, история поучительная и работа полезная. Автор описывает только американские источники по Сорокину, хотя об этом периоде жизни социолога писали и у нас. Получается, условно говоря, транзит из Турьи прямо в Миннесоту и Гарвард, минуя Москву и Петроград. Также автор не вполне следует сложившейся традиции обозначать по-русски названия суперсистем культуры у Сорокина как идеациональную, идеалистическую и чувственную, упорно именуя последнюю «сенсатной».
Но, в общем, рассматриваемый текст способствует более адекватному восприятию жизни и наследия П.Сорокина и немного разгоняет апологетический и мифологический туман, который создали на большой и малой родине вокруг этой фигуры некомпетентные и ангажированные комментаторы.


21 урок для 21 века
Ю.Н.Хараре

Работы Хараре можно сравнить с «закрывающими технологиями». После них читать напыщенный бред и намеренное усложнение терминологии узких специалистов и приверженцев тех или иных коллективных мифов уже невмоготу, да и не нужно. А здесь простенько, но со вкусом. Каждая глава кажется довольно банальной, но в целом выходит интересно. Автор рационален и скептичен, критикует даже иудаизм. Хараре трезво пишет о религиях и других разновидностях мифа, что выгодно отличает от сторонников какого-нибудь ПГМ и тому подобное.
Разумеется, Хараре можно во многом оспаривать и/или интерпретировать его тезисы в невыгодном для автора свете, но и достоинств не отнять.
Плюсом  первым книги является широкий охват проблем, синтез (так сейчас писать почти разучились, а «узкий специалист подобен флюсу»). Второе достоинство – это установление «междисциплинарных связей», преодоление разрыва между естественными науками и социогуманитарным блоком (а замыкание на себе, отрыв социологии от биологии, генетики и т.п. – это проклятье современного обществоведения). Вот Хараре эти разрывы и преодолевает. Несомненной актуальностью веет от попытки обозначить последствия «власти алгоритмов» и судьбу либерализма в эпоху ИИ и «больших данных».
Интересен совет изучать сознание через практику медитации, чтобы опередить власть машинного интеллекта.
Да, несомненно, после книг Хараре значительной части «как-бы» научной и публицистической литературы – место в мусорной корзине. Беда только в том, что большинство людей упорно держится за свои любимые «истории» и воспринимать реальность более адекватно совершенно не желает.



Есть ли будущее у капитализма?

Иммануэль Морис Валлерстайн, Рэндалл Коллинз, Крэйг Джексон Калхун, Георгий Дерлугьян, Майкл Манн


Весьма интересный и полезный сборник. Вновь к нему обратился. Теоретики высокого уровня, и – кто ясно мыслит – ясно излагает. Здесь не раздражал даже левак Валлерстайн, который внятно описал свою схему. Все же нельзя сбрасывать его со счетов, он автор мир-сисстемного анализа, показал, что капитализм можно понять лишь в глобально масштабе.
Впрочем, выкладки Валлерстайна, который постоянно вангует о кризисе капитализма, благоразумно отодвигая его конец на несколько десятилетий, хорошо раздраконил Майкл Манн. Он с недоверием относится ко всем этим циклам, системам, законам (что так любят макрксоиды, карикатурно можно обнаружить в доморощенной фурсовщине). Манн не видит особых законов, а считает кризисы следствием каскадов событий, сильно случайных. Впрочем, этот исторический социолог боится расползания ядерного оружия (к мусульманам и террористам с «потусторонним сознанием») и экологических проблем.
Мой любимый Р.Коллинз великолепен.  Его выкладки я не раз использовал. Это и сокращение среднего класса («лишние люди» как результат компьютеризации) и восхититительный анализ «девальвации дипломов» и кризиса обесцениваемого образования (как кейнсианская мера по борьбе с общим кризисов занятости).  Но автор прогноза о крахе СССР тоже видит возможность замены капитализма. Только вот чем? Социализмом, то есть усилением влияния государства? Но наряду с препятствиями к расширению рынков и накоплению капитала мы видим и все нарастающую неспособность государства решать проблемы. К тому же левиафаны поражены коррупцией и все чаще переходят от патернализма к репрессиям. Нет, и государственный «социализм» не является хорошей альтернативой.
О «коммунизме» пишет хитрый Дерлугьян, сравнивая советскую и китайскую траектории. Правда, он затянул с предысторией вопроса. Интересно замечание о неформальном союзе бюрократии и «рабочего класса», который вызвал экономическую и культурную дегенерацию «застоя». Вообще, в советской и китайской трансформации было много случайного и субъективного. Перестройщикам не удалось разменять военную геополитику на европейскую интеграцию и поддержку экономического роста (вариант, как-то  обсуждаемый с «Вячиком»).  «Союз» распался и все стали тянуть одеяло на себя,  общей силы уже не было. Но случайно ли это? Ведь противоестественный отбор выбросил наверх аппаратчиков, и всякие горбачевы-черняевы просто не могли провести столь сложную трансформацию,  не было в Москве людей наверху с соответствующими качествами. Кроме того, «интернеционалисты» очень долго вскармливали националов и сепаратистов, что и предопределило советскую судьбу, и еще долго будет заставлять умываться кровью (книга писалась еще до Донбасса и пр.) Китаю повезло больше.
Крэг Калхун не верит, что капитализм распадется как распался СССР, но проблем будет «дофига».
"Ведущие капиталистические государства ядра миросистемы  всегда довлели в политическом, техническом и культурном горизонте Москвы. Именно по внешним ориентирам задавлся внутренний курс советского руководства…


К.Р.Поппер
Открытое общество и его враги

Очень важный текст, одна из самых влиятельных книг ХХ столетия. Автор позиционирует свой труд как «вклад в борьбу  с тоталитаризмом». На первый взгляд, такое заявление смотрится курьезно. Книга писалась Поппером в Новой Зеландии, далековато от основных театров  военных действий Второй мировой. Про Гитлера там практически ничего нет, и сама книга была издана лишь в 1945 году. Тем не менее…
Основной удар К.Поппер направляет на против современных ему диктаторов, а на тот образ мысли, который сделал возможным их пришествие. По мнению автора, к таковым стоит отнести Гераклита, Платона  (особенно его, весь первый том озаглавлен «Чары Платона»), Аристотеля (с последующей схоластикой), Гегеля и Маркса. Они «историцисты», наследники и выразители «племенного сознания», соблазняющие человечество сказками о необычайном и совершенном обществе, которое якобы можно построить по философски разработанному плану…
Многое автор, конечно, «осовременил», но разбор старых философских теорий «по существу» вызывает уважение. У нас многие «философы» вообще не понимают, к чему приводит реализация ряда идей, которые они повторяют. И, вообще, что значит расеюшкина философия? Скорее всего речь идет о каком-нибудь дурном платонизме (Платон – отличный поэт, но крайне реакционный мыслитель) в сочетании с дурным гегельянством (Гегель вызывает особую ненависть и презрение Поппера за его напыщенное жульничество и восхваление государства). Все это у нас разбавляется какой-нибудь модной пургенобразной «присадкой», типа шеллингианства, ницшеанства, бергсонианства, а недавно фукоизма-дерридадизма и т.п. Возникает очередной карго-культ с крайне печальными последствиями такого «думания».  Суверенной мысли (наподобие американского прагматизма) в наших палестинах так и не возникло;  нельзя же считать философствованием мифологизированный бред соловьевщины-бердяевщины и т.д. А уж «увлечение марксизмом» к чему привело!.. Ну, и сейчас, несмотря на внешнее многообразие философских и прочих рецепций, в основном, они выполняют фунскцию «резиновой кости» - пусть грызут, лишь бы не «лаяли» по существу. Поппер вроде бы дает пример, как надо использовать мышление для анализа того что действительно важно в текущей реальности. Но, увы!
Попперу в русской культурной среде не повезло. Его «Открытое общество» вышло в переводе в 1992 году, когда «гласность» уже закончилась и начался «полный беспредел». И хотя сам сэр Карл предупреждал своих «постсоветских» читателей, что главное для успеха реформ – это соблюдение закона, но кто его услышал!
Разумеется, и к «ОО» нужно относиться критически. Например, совсем не нравится его критика нации и национальных государств. Но попперовский космополитизм вполне понятен, если исходить из его личных обстоятельств. Но разве всякого рода «миграционные кризисы» - это не следствие безудержной «открытости» обществ, в которых размывается национальная доминанта.
Тем не менее, этот давний труд К.Р.П. становится для нас все актуальнее. Идеализация государства, поиск «лучшего» правителя – это тупики, совершенно неправильная постановка проблем, берущие начало в некритическом принятии гегельянщины и платонизма. Но  дело не только в каких-то отдельных моментах идеологии или философии, либо в самой «злобе дня», а в том, что крайне важно проанализировать, какие именно элементы в отечественной мысли (или безмыслии!) постоянно приводят к отказу от свободы и крушению надежд на достойную жизнь. Ведь не просто же так очередной шанс на жизнь в «открытом» обществе оказывается упущенным, и безнаказанное людоедство торжествует снова и снова. Господство криминала – это ведь и есть, по сути, торжество варварства, «племенного сознания» «закрытых обществ» в обрамлении своеобразия текущих ситуаций. Но откуда возьмется такой новый «поппер» у нас или для нас!


Романо Гвардини
Конец нового времени

Великолепное эссе. Эта небольшая работа стоит целых томов по истории, философии и истории культуры. Чрезвычайно емко, концентрация важнейших идей. Куда там нашим «аверинцевым»
Собственные религиозные воззрения автора восприятию содержания работы не мешают.
Философ о демократии:
Сохранят ли демократические ценности свою силу в будущем или нет, зависит  от то го, насколько удастся их заново осмыслить и  обжить в скудном суровом существовании не личности, а лица – того лица, из которого складывается масса.


Постиндустриальный переход и мировая война. Лекции по введению в социологию и геополитику современности

Евгений Гильбо

Весьма трудно однозначно  оценить этот текст. С одной стороны автор высказывает ряд интересных идей (хотя и не им впервые озвученных, например сюжет о том, что эпоха государств закончится и им на смену придут «замки» корпораций муссируется на Западе давно, тот же У.Эко писал об этом). Но «социологическое чутье» или нечто подобное у автора явно присутствует, хотя он и пишет без ссылок, явно презирая даже намек  академический стиль. («Академическая наука», впрочем, сама виновата, демонстрируя свою отсталость от событий и выхолощенное содержание, особенно у нас).
С другой стороны, автор явно хочет шокировать читателя,  сообщая о вероятности новой мировой войны в 50%. Это явная спекуляция, чтобы покупали книжку и записывались на семинары. Но все же отмахнуться от автора (как от какого-нибудь наглого жулика кургиняна; который используя дикое невежество крато-заказчиков, впаривает им ломаную версию какого-нибудь марсксиста-постмодерниста Джеймисона) не удается,  у Гильбо много важных, хотя и спорных вещей. Да и автор известен рядом интересных текстов и роликов в сети.
Критиковать по всему фронту недосуг. Можно только заметить, что Гильбо как «самоучка» явно перебарщивает с «классовым анализом», настаивая на антагонизме между финансовой аристократией и корпоратократией и нетократией. «Нетократия», как и «пролетариат» вещь абстрактная, это научная категория, модель, а сейчас и вообще смутный образ. Настаивать на том, что «нетократия» уже определила себя и действует с «классовых позиций» - это примерно  то же самое, что сортировать людей по «классовому признаку», напирая на какое-нибудь «пролетарское  происхожение»». По сути, это насилие над реальностью и насилие над людьми. Не дай бог это повторится в масштабах столетней давности.
Притом, что «взять на испуг» - это авторская маркетинговая уловка, все же стоит согласиться с тем, что мир стал гораздо опаснее. Обессмысливание нынешнего состояния человеческой жизни, идет страшными темпами, цивилизационный (или фазовый) тупик наблюдается повсюду. Есть у Гильбо и интересные детали, скажем, предположение, откуда вышли россиянские компрадоры и т.п.


Людвиг Клагес

Космогония Эроса.
М.: Тотенбург, 2018. — 244 с.

У меня был «корефан» (по учебе и общаге), который еще лет почти тридцать назад хотел перевести что-то из Клагеса и предложить одному новоявленному издательству. Казалось, тогда, что наступают свободные, интересные, пусть и голодноватые времена. Даже в «публичку» для этого смотались, скопировали текст. Но ничего не сложилось, пришлось дружку переводить что-то популярное из военной истории.
Но вот перевели и Клагеса. Посмотрел и не совсем понял, зачем это нужно, кроме некоторого «общего интереса». Вообще «Космогонию» прочел в одну из зимних ночей, но то ли не понял, то ли не принял. Клагес – автор сейчас явно не «мейстримный» и сейчас даже трудно понять, чем так в свое время восторгались. Текст состоит из расшифровки словоупотреблений, экскурсов в мифологию и собственного авторского концепта л противостоянии духа и души. Мифотворчество цветет и пахнет, эпоха была такая. Немцы, как и многие европейцы не справлялись с наступающим Модерном, были враждебны ему и прятались за мифы и «метафизику». Казалось, что игра в тайны, символы и руны сможет что-то изменить. Она и изменила, только в другую стороны… Впрочем, об этом слишком много уже сказано.
Нет, я совсем не против подобных изданий. Всё должно быть открыто, так только можно бороться с наступающей несвободой. В спекуляциях об Эросе много от Ницше и т.п. (Если  говорить в целом и по существу, то секс и Эрос в большей степени взаимоисключают друг друга).  Вообще,  я воспринимают подобные тексты, как разновидность художественной литературы. Правда, Л.Клагес значительно слабее своего кумира и текст его довольно «разряженный» в смысловом отношении. Если сравнивать с детско-юношеским чтением, то можно было бы подобрать аналогию со старыми (псевдо)историческими романами, написанными до условного Четырнадцатого года.
Впрочем, не будем слишком суровы к автору. В книжке есть несколько милых и даже захватывающих мест. Самой душевной биографии Клагеса, находясь среди нынешней духовной пустыни, можно даже в чем-то позавидовать. Как сказано в предисловии А.Васильченко, Клагес никогда не скрывал своих симпатий к язычеству: «Языческая речь — это не часть истории, а вера в  действительность сиятельного момента». Именно в этом Клагес видел главную задачу поэзии как таковой. Но сам писатель-оригинал разочаровался в возможности возрождения язычества, хотя и предпринимал старательные усилия в этом направлении. За это его душу можно мысленно поблагодарить. Ряд его идей мне, в общем, весьма симпатичны.

В целом, не пожалел, что открыл и стал читать эту книгу. Ознакомился. Полнота жизни (телесной -- Сома, но, главным образом, идейной – Психея) важна и ценна сама по себе. Есть те, кто  просуществовал девяносто лет, но в реальности не прожил и двух минут, а есть тот, кто умирает, но не теряет вечности, так как в его кратких моментах жизнь была более обильной и более щедрой!

Перевёртыши:

подчеркнутый аскетизм не что иное, как переиначенное непотребство

Райское блаженство» в его аналоге  оказывается адом на Земле, и это худшее, что можно  придумать — бессонное беспокойство от безгранично безысходного желания и самообман через  служение Мамоне!