Вверх по реке. Глава 6. Голубой кролик

Спустя два дня я и думать забыл o том, что произошло на острове Киры, ибо грянули другие, более важные события, от которых у меня до сих пор голова идёт кругом. A началось это всё вот так. Река Чудь круто изменила своё течение и из размеренной и медленной вдруг превратилась в бурный, крутящийся во все стороны водоворот.
— И что же теперь делать, мяу? — в отчаянии спросил меня Норд, стремясь переорать бурный поток.
Я не нашёл ничего лучшего, как заорать что есть мочи:
— Предоставить себя на милость провидения!
Услышав ободряющие слова с моей стороны, кот тут же успокоился и перевёл разговор совершенно на другое:
— Стас, а правда, что ты учился у Айвазовского?
— C чего ты это взял?
— Просто предположил, да и потом, мне кажется, у вас сходная творческая манера.
— Поговорку знаешь?
Кот отрицательно покачал головой.
— Когда кажется, креститься надо, — нарочито изрёк я, а про себя добавил: — «И свой чересчур длинный нос в чужие дела не совать, а то его на базаре оторвать могут».
Пока я так размышлял, прикрыв глаза, шум водоворота остался далеко позади, и Норд заорал во всю глотку:
— Ура, мы спасены! Будем жить! — и тому подобное в том же духе.
— A орать так зачем? — заметил я.
— Как зачем? — не понял кот, — Конечно же, от радости!
— За слишком бурную радость можно и по репе получить, — и видя, как изменилось выражение морды у кота, Манумар, а это был именно он, назидательно погрозил Норду пальцем: — На первый раз прощаю, но если ещё раз, когда я буду спать, ты позволишь себе заорать благим матом, то берегись! — великан подошёл к Норду поближе и сунул ему под нос огромный кулачище: — Во, видал, что тебя ожидает, если ещё раз позволишь себе разбудить меня.
Бедный Норд не ожидал подобного поворота событий и поэтому сразу присмирел.
— Ну, я же не знал, что ты спишь, мяу.
— Впредь будешь знать и вести себя чуточку тише, — сказал Манумар уже более мягко и дружелюбно.
Вдруг великан повернулся и своими большими руками, которые, наверное, могли раздавить кого угодно, очень нежно со всей сердечностью, на какую только был способен, обнял Норда и прижал к себе. Глядя на них со стороны, я подумал:
«Со мной ли всё это происходит? И что будет дальше? Найду ли то, что желаю и, если найду, то где?»
Видимо, моё лицо выражало какую-то тревогу, и первым это заметил Манумар. Медленно, но уверенно он подошёл ко мне и заговорил:
— Стас, на твоём лице какая-то тревога. Чем я, Манумар, сын камня, могу тебе помочь?
Я молчал. Слов просто не было. Великан, видимо, понял моё состояние, взял мою руку в свою, чуть подержал, отпустил, потом заговорил вновь:
— Стас, я понимаю, тебе грустно и тоскливо. У меня тоже так бывает, но если тебе понадобится моя сила, дай знать.
— Ладно, дам, если ты мне понадобишься.
И только тут я заметил: что-то внезапно изменилось. Не было слышно тихого течения реки...
— Манумар, где это мы?
— Откуда я знаю, Стас. Видно какую-то деревню, а за ней какое-то поле.
— Это я и сам вижу, что деревня и поле. Что ты предлагаешь делать?
— Не знаю, надо, наверное, кого-нибудь на разведку послать. Узнать, как да что...
— Твои кандидатуры?
Манумар молчал, тупо глядя в землю.
— Ты молчишь, ты и ступай.
Как я и ожидал, предложение это ему не понравилось.
— A почему я, а, к примеру, не он? — великан показал пальцем на Норда.
— Да, почему я? Мяу! — возмутился в свою очередь кот.
— Прекратите галдеть. Как решу, так и будет! — разом прервал я перепалку. Оба, даром что сказочные герои, разом замолчали.
— Значит так, друзья мои ситные, слушайте приказ! Со мной в разведку пойдёт Норд. A ты, Манумар, останешься на борту нашего судна и будешь следить за порядком. Ясно?!
— Рад стараться! — рявкнул великан во всю ширину своей глотки.
— И не ори. Оглохнуть можно от твоего pёва.
— Больше не буду, — сказал Манумар, но уже значительно тише.
— Ну, добро. Мы скоро вернёмся. Не скучай.
— Постараюсь, — проговорил великан уже совсем тихо.
Мы с котом дружно спрыгнули на берег и сразу оказались близ какого-то поля, на котором росла, предположительно, капуста.
— Что будем делать? — спросил я Норда.
— Самое простое, мяу, это кого-нибудь спросить.
— У кого, интересно, ты будешь спрашивать? Кругом на сто километров никого нет!
— То есть, как это никого нет, — возразил кот, — а вон, кажется, кто-то идёт.
Действительно, к нам не спеша кто-то приближался. Норд, приглядевшись, сказал, что это кто-то из местных жителей. Он оказался прав лишь отчасти, потому что это был немолодой сторож из ближайшего села — Юрка Лейкин. C первых же минут нашего с ним общения мне стало ясно, что мысли Лейкина направлены лишь на одно, столь приятное для его души желание. Выражалось оно, как водится у таких колоритных в своём роде людей, лишь фразой: «Рубчик на опохмелку не дадите? А то, знаете ли, трубы горят, прямо сил моих нет».
— Рубчик-то я тебе дам, это дело не хитрое, а за это ты мне скажешь, куда это нас занесло и что это за местность кругом. Договорились?
— Угу, только денежки попрошу вперёд, — сторож сердито засопел, – а то кто ж вас знает, заезжих-то. Выпытаете, что надо, и поминай потом, как звали, а нам, местным жителям, на сугрев не хватит, — После этого Юрка Лейкин многозначительно помолчал и потом добавил: — Так-то вот, — а получив деньги от Норда, прибавил ещё: — Так-то оно лучше, надёжней, с хлебушком-то.
Он деловито пересчитал деньги, сунул в карман, а затем опрометью бросился в сторону деревни. Ни мои окрики, ни дикие вопли кота на Лейкина не возымели почти никакого действия, разве что только один раз он оглянулся, дико выпучил глаза и пустился бежать во всю прыть, лишь пятки сверкали.
— Доигрались. Что теперь делать, ума не приложу? — причитал кот, махая с досады лапами.
Смотреть, доложу я вам, на это было и жалко, и смешно.
— Ну-ну, — успокаивал я кота, — назад не пойдёшь, да и после драки, как известно, кулаками не машут.
— Да знаю я, только всё равно обидно! — причитал кот, но уже не так жалостливо, как раньше. Он вскоре совсем успокоился и спросил: — И что же теперь делать?
— Ну, давай спросим кого-нибудь другого.
Только я так сказал, как со стороны колхозного поля послышалось:
— Давайте, спрашивайте у меня, а не у Юрки Лейкина. На всё отвечу, а главное, денег не возьму.
Тут мы с Нордом увидели, что со стороны поля к нам не спеша, вразвалочку идёт кролик голубого цвета в костюме и шляпе с большим помпоном.
«Голубой кролик, ну и ну! Чего только на белом свете не бывает!» — подумал я, но вслух, конечно, ничего подобного не сказал.
— А кто вы такой, мяу? И почему мы должны вам доверять? — задал кот совершенно резонный вопрос, — Видали мы таких помощников, хватит с нас.
— Ещё раз говорю, моё дело предложить, ваше — отказаться. И попрошу, без истерик.
Кролик уже повернулся и хотел уйти, но тут вмешался я:
— Прежде чем обижаться, я бы на вашем месте хотя бы представился.
— Нет уж, пусть вот он, — кролик указал лапой на кота, — сначала извинится за своё грубое свинское поведение, а там посмотрим!
— А почему я... — Норд осёкся, посмотрел на меня и, сделав небольшую паузу, заговорил совсем по-другому: — Извините меня, пожалуйста, будьте так любезны, мяу.
При звуках этих слов у меня отлегло от сердца:
«Ну, слава Богу, одумался, наконец», — подумал я.
— Извинения принимаются! — Кролик протянул коту лапу, примирение состоялось, — Ну, теперь спрашивайте, что вас интересует.
— Прежде всего представьтесь нам, а то не известно, как к вам обращаться— попросил я.
— Меня зовут Руфус, можно просто Руф.
— А скажи-ка нам, друг Руф, кто такой этот Юрка Лейкин?
— Хулиган, дебошир, алкоголик и, вообще, невоспитанный тип!
— Между прочим, это очень даже заметно, мяу! — добавил от себя Норд. — И всегда он был таким?
— Конечно, не всегда. Пока была жива Пелагея, его жена, Юрка был на все руки мастер, не отказывал никому в помощи. Но вот как-то простудилась Пелагея, сначала занемогла, а потом и совсем долго жить приказала. После этого Лейкин и запил. Всё спустил за короткое время: дом, корову и всё другое имущество, что нажил непосильным трудом.
— И теперь что же ? — спросил Руфа Норд.
— Теперь Лейкин стреляет у встречных и поперечных рубчики и бегом в соседнюю Фёдоровку за самогоном.
— А там что — рай для самогонщиков?
— Нет, — кролик махнул лапой, — в Фёдоровке всего-навсего живёт лесовик, он-то самогон и гонит. А что ещё в такой глуши делать-то?..
— А почему его из лесу-то попёрли, за какие такие прегрешения? — продолжал Норд допрос с пристрастием.
— Видишь ли, тут такая история... — Руфус для большей значительности сделал паузу, после чего продолжал уже без остановок: — Полюбил молодой лесовик красавицу Мавку из южного леса. Серьёзно полюбил. Привёл к нам в северные наши леса. Хотел, значит, с ней жизнь начать светлую да новую, ан нет, не вышло, не полюбилась красавица Мавка родне лесовика. И пришлось им срочно ретироваться в Фёдоровку. Построил он там себе дом, принял имя Михея. После этого женился на Мавке, которая нареклась Ларисой. Стали они жить-поживать, вот только добра не нажили.
— А чего так? — спросил Норд.
— Да видишь ли, вскорости после свадьбы Лариса понесла, как и положено в таких случаях, и в этом также не было ничего необычного, если бы не одно но...
Руфус замолчал. Впоследствии было замечено, что он всегда делал паузы, когда доходил до наиболее интересных моментов своих повествований. Но кота такие паузы, видимо, не устраивали и он, что было силы, торопил собеседника:
— Ну, не тяни, кроличья твоя душа, дальше рассказывай.
Руфус же на подобные подгоны не поддавался и упорно молчал, думая о чём-то своём. Наконец он вышел из состояния задумчивости и сказал:
— Вот теперь я готов продолжать свой рассказ.
Норд на эту реплику кролика только лапой махнул:
«Делай, что хочешь, а у меня свои дела есть. Теперь твои байки мне безразличны».
Кот отошёл в сторону и стал смотреть в поле, где росли кочаны капусты. Нас он по-прежнему не замечал. Честно говоря, до этого я не думал, что коты бывают такие обидчивыe.
Руфус понял свою ошибку и переключился на другую тему:
— Откровенно говоря, мне здесь надоело.
— Почему же? — спросил я.
— Перспективы для меня здесь нет, смеются здесь все надо мной. Говорят, ты нестандартного цвета. Кроликов тёмно-голубых в природе нет. A если и так, то ты, говорят, нонсенс, игра природы и ничего больше.
— Да, дела, прямо скажем, неважные. Ну, а пробовал ты семью завести, дом построить?
— Где там! Местные крольчихи повыскакивали замуж за зайцев из здешнего леса, только, чтоб от меня подальше. Пробовал им капусту продавать, они одну партию взяли, а потом и говорят: «Что это у тебя, Руфус, и капуста странная — красного цвета». Я им объясняю, что это такой сорт — капуста краснокочанная, а они ни в какую. Не будем, говорят, брать и всё тут. Подавись ей сам, а от нас отстань. И без тебя забот хватает.
— Да, не сладко кроликам здесь приходится, — в задумчивости сказал я.
— Особенно, если ты определённого цвета, мяу, — поддержал меня кот.
Руфус, видимо, утешился от наших с Нордом слов, расправил усы и сказал:
— Заберёте меня с собой, а?
—Да мы бы с удовольствием, но мы сами не знаем, куда плывём. Вверх по реке и всё, а что там за поворотом, никто не знает.
— Он говорит то, что знает, мяу, — поддержал мою точку зрения кот, но тут же спохватился и добавил: — Стас знает, куда плывёт, но этого не знаем мы все трое.
— Так вас трое! — воскликнул кролик, — И кто же твои достойные спутники?
— Манумар и Тиль.
Видимо, Руфусу эти имена не говорили абсолютно ничего, и он ещё раз попросил:
— Взяли бы вы меня с собой, я бы в долгу не остался.
— И что же у тебя такое есть, чего нет у нас? — спросил кот, забыв добавить своё традиционное «мяу».
— Скатерть самобранка и дубинка из сумы.
— И где, интересно, ты их нарыл?
— У Михея выменял на картошку Он из неё самогону нагнал, а потом на рынке-то и продавал втридорога.
— A что же сам-то Михей, не пьёт?
— Он раньше пил с горя, как Лейкин, а теперь его Лариса в оборот взяла, наговор наложила, так что теперь ни-ни...
— Впервые слышу, чтобы сам не пил, a гнал самогон на продажу.
—Что ж тут удивительного, без этого в деревне со скуки помрёшь. Там одно развлечение: либо самогонка Михея, либо же компьютер его сына Андрея.
— A это ещё что за личность, мяy?
— Андрей вообще-то хороший парень: прогрессивно мыслит, идеи всяческие предлагает, если бы не одно но... — Руфус замолчал и только махнул лапой.
И тут мы с Нордом, наконец, поняли, что имел в виду кролик. Андрея, как и Руфуса, все считали не от мира сего. Жители Фёдоровки просили его отремонтировать то одно, то другое, а Андрей, добрая душа, делал и приносил хозяевам кому утюг, а кому и телевизор. Его хорошо встречали, сажали в центр стола, поили чаем с плюшками и расспрашивали о здоровье батюшки с матушкой. Заканчивалось общение всегда одним и тем же: когда Андрей уходил, ему вслед шептали: «Чтоб ты провалился, нехристь проклятый, чтоб твоим родичам на земле пусто было». И крестились, уверенные в том, что час расплаты непременно придёт, небесные двери откроются и божья длань покарает семью лесовика Михея.
— A что же Андрей? — спросил я.
— А ничего... — Руфус почесал лапой нос, — Уехал в город, поступил в институт и носа в Фёдоровку не кажет. Нечего, говорит, мне тут делать. Сам свою жизнь устрою, без вас.
— Оно и правильно, самому-то жизнь строить сподручнее, чем с предками, мяу, — высказал свою точку зрения Норд.
В воздухе повисла пауза, которой и воспользовался кролик:
— Ну так как, возьмёте меня с собой или нет?
— Возьмём, — пообещал я, — ты нам подходишь. Будешь вместе со мной сегодня дежурить, а то от этих всё равно толку мало, спать только горазды.
При этом я указал пальцем на кота. К счастью, Норд этого не заметил.
«Оно и к лучшему, — подумалось мне, — претензий потом не оберёшься».
— Ну, ты иди, собирайся, только лишнего с собой не бери! — поторопил я Руфуса.
— Ладно, нам собраться — только подпоясаться! — крикнул кролик и, убегая, добавил: — Ждите, я быстро!
Руфус пустился во весь дух в противоположную сторону от поля, на котором росла странная краснокочанная капуста.
— Как ты думаешь, он вернётся? — спросил я кота.
— Откуда я-то знаю. Может, вернётся, а может, и нет.
— Во всяком случае, глаза его не врали, когда он просил забрать его отсюда.
У Норда было другое мнение и он не преминул его высказать:
— Я бы на твоём месте ему не очень-то доверял.
Я не успел ничего возразить, потому что в это время к нам прибежал слегка растрёпанный и счастливый Руфус.
— Надо же, как ты быстро! Видимо, и впрямь тебе здесь несладко жилось, мяу.
— Бывало, конечно, всякое, но плохого сказать не могу, — ответил кролик.
— Чудак, так чего же ты тогда идёшь с нами? — спросил Руфуса Норд.
— Может быть, потому что это нужно мне самому, чтобы найти то, о чём я ещё не знаю, но хотел бы узнать.
Выслушав его, кот вытер лапой усы и произнёс:
— Что ж, идём с нами. Мы ищем то же, что и ты, а значит, нам по пути!
— Спасибо, что вы меня поняли, — поблагодарил Руфус. — Может быть, именно с вами я найду, что ищу уже много лет.
— Что же ты ищешь? — спросил его Норд.
— Кто ж его знает?! — всплеснул лапами Руфус, — Если бы я знал это, меня с вами не было бы.
— Тоже верно, — согласился кот.
— Пошли отсюда поскорее, — сказал кролик.
Он уже намеревался прибавить шагу, как вдруг Норд неожиданно произнёс:
— Не спеши, коза, в лес. — И видя, что кролик остановился, спросил его: — У тебя валерьянка есть?
— Тебя в каком виде она интересует: в виде настойки или таблеток?
— Желательно в виде настойки.
— Тогда ты попал по адресу. Пошли, заодно надо захватить с собой самобранку и суму заплечную, а то в прошлый раз забыл их взять.
— Ну, это мы быстро. Одна лапа здесь — другая там, Ты ведь не против, Стасик? —  обратился ко мне кот
— Я-то не против, но запомни, что я с детства не люблю, когда меня называют Стасиком!
— Понял, шеф. Ну, так мы пошли?!
— Идите, — махнул я рукой, — что с вас взять.
Норд с Руфусом не заставили себя ждать и быстренько смылись, а я оказался наедине со своими мыслями:
«Мне кажется, что всё это происходит не со мной, а с кем-то другим. Всё это похоже больше на нелепости, чем на чудеса. Да и что такое, в сущности, чудо? Этого, бьюсь об заклад, и Анджей Сикорович Ларин не скажет. Впрочем, главное сейчас — это отыскать Клири. Я очень хотел бы её увидеть, а там, как Бог даст. Может, я скажу, что люблю её, а, может и нет. Пусть ей скажут всё мои глаза, точнее, один только взгляд. Она увидит в нём то, что должна увидеть и, безусловно, всё поймёт. Должна понять. Иначе, она не была бы собой, и я не любил бы её так сильно, как люблю сейчас».