Август 1945, сельские жители предгорья Хингана

   Рассказ моего отца, лётчика военно-транспортной авиации Сивцова Николая. Выдержка из книги «Своими глазами». Фотография из личного архива.

Свои отзывы, замечания, предложения можно писать и на адрес:
slawa-s@tut.by или звонить по телефону РБ, г. Гродно (+375) 296 855490.

Буду благодарен тем, и окажу содействие, кто решит экранизировать мемуары.


   …Проснулись мы от неожиданного стука в дверь самолета.
- Вставайте гостей встречать! Да и нам надо догонять своих, - прокричал танкист. Мы не совсем поняли, о чем он говорит, и быстро по привычке вскочили. Едва бортмеханик Гринько стал открывать дверь, как вдруг заметил людей, спрятавшихся в невысокой траве за межой.
- Наверное, японцы нас окружили, - тревожно произнес он.
- Арсен Григорьевич, если так близко японцы, то не воевать, а конечно, в гости они к нам пришли, - весело ответил бортмеханик и настежь раскрыл двери. Мы вышли из самолета. Стаяло тихое малооблачное утро. Солнце было ярким, а небо синим. Нигде и никого, кроме трех улыбающихся танкистов не было видно. Вскоре они стали весело смеяться и поглядывать на межу, и из-за межы стали показываться головы людей. Дети, за ними взрослые, поднялись и, видя, что им ничто не угрожает, медленно, нерешительно начали подходить к нам. Это были китайцы, из близко расположенных поселений. Мужчины одеты в старые рваные, видимо, еще прадедовские трусы. Большинство ребятишек были голыми. Это напомнило о моём деревенском детстве, когда мы со сверстниками, всё лето ходили в самотканых, полотняных трусах. К осени они принимали выцветший, обтрёпанный вид.  Мне была знакома нужда и нищета...
     Почти у каждого из мужчин на голове были заплетены две недлинных косы. Мы долго молча смотрели друг на друга, не зная, как и о чем начать разговор. Из этого неловкого затруднительного положения, неожиданно выручил нас Гринько. Наводя порядок внутри самолета, он вышел выбросить консервные банки, тряпки и другой хлам. Все внимание селян было приковано к нему. Казалось, они оцепенели в ожидании свершения какого-то чуда! Едва он бросил свою ношу в небольшую яму, как все наши боязливые гости, словно по команде с ревом помчались туда! Началась свалка и драка. Каждый старался хоть что-либо схватить себе. Вскоре все, кому ничего не досталось, стали подходить к нему с просьбой принести еще чего-нибудь и для них. Это до глубины души тронуло всех нас. Эти нищие люди рады даже бросовым вещам, хламу. Кружки, банки, склянки, разные тряпки, ложки, вилки, газеты, бумага, то есть все, без чего могли обойтись, стали выносить из самолета и раздавать местным жителям. Число жителей непрерывно увеличивалось и вскоре достигло видимо двухсот человек. Нам стало нечем одаривать селян, и я предложил раздать наши продовольственные запасы: конфеты, печенье, сахар. Что в этот момент происходило с нашими гостями, это я до конца осознал только с полмесяца спустя. Оказывается, эти лакомства никому из них не были доступны. Многие китайцы не только не ели, а даже вообще не видели их. Только японцы могли наслаждаться этим! Радость, ликование, слезы наблюдались среди детей и взрослых. Дети, заполучив конфету, кусочек сахара или печенье, не ели, а, крепко сжав в своих ладошах, поднимали руки вверх и радостно кричали! Взрослые, как правило, долго со слезами на глазах низко кланялись, и за тем свой подарок бережно клали в карман или за пазуху. Наши гости быстро привыкли к нам, перестали быть боязливыми. Любопытство ребятишек и взрослых было столь невероятным, что это невозможно передать. Их все привлекало и ничто не страшило. Они заглядывали в каждую щелочку самолета и танка, все ощупывали и тщательно осматривали. Стоило кому-либо что-то интересное заметить и крикнуть, как все гурьбой сбегались к нему. Танк, который стоял рядом с самолетом, их не пугал. Они лазили по нему, точно дома по полу. Висли на стволе пушки, совали пальцы и заглядывали в ствол пулемета. Трудно утверждать, что хоть кто-нибудь из них понимал, что это такое.
Старшина Гринько, как никто другой, был расстроен нищетой местных жителей. Он, задумавшись, долго стоял с потупленной головой, а потом решил раздать им содержимое своего туалетного чемоданчика. Едва Гринько сошел по трапу самолета, с поднятым к верху чемоданчиком, как очутился в окружении сотни гостей! Не успел Арсен произнести и слова, как чемоданчик был выхвачен у него из рук. Крича, толкаясь, ребятишки отбежали на несколько метров в сторону и стали открывать его. Каждому хотелось это сделать первому, но в свалке это никому долго не удавалось. Наконец, кем-то чемоданчик был открыт. Все его содержимое моментально было расхвачено! А кому не досталось, начали делить, рвать по частям чемоданчик.
- Взял бы себе хоть кто-нибудь один. Вон тот бы маленький, худой, голый, - ласково и немного печально произнес Гринько.
Среди коренных жителей был один, видимо, самый богатый из всех этих бедных крестьян. На вид ему было немногим более сорока лет. Одет он был в рваный старый черного цвета халат. Объясняться с ним никто из нас не мог, но можно было легко догадаться, что он просил подарить и ему что-нибудь на память. Подходящего, подарочного, ничего не нашлось, и я вручил ему новое нательное белье. Это хотя и понравилось китайцу, но, видимо, не совсем удовлетворяло его желания. Он продолжал просить. Несколько медных монет до глубины души тронули китайца. Он много раз поклонился до земли и стал петь. Вскоре я показал ему: сможет ли он хоть что-нибудь подарить нам на память? Китаец продолжительное время раздумывал, а потом, как казалось, с нежеланием засунул руку во внутренний карман халата и осмотрелся. Зло, отгоняя своих любопытных земляков, он осторожно достал оттуда два истрепанных рваных юаня. Отделил один из них и, отдавая, с жалостью стал смотреть на меня. Мне показалось, что эти деньги ему очень дороги, большой ценой достались, и я отказался взять их. Мигом повеселевший китаец опять низко покланялся и торопливо положил юани обратно. Затем, чтобы убедить себя, что деньги целы и на месте, несколько раз прощупал их через халат. Танкисты, как и мы, все, без чего могли обойтись, раздали местным жителям…

   …Осмотрев поле в направлении взлета, нам долго и напрасно пришлось уговаривать крестьян отойти на безопасное расстояние. Попрощавшись с танкистами, мы попросили их приглядеть за любопытными селянами, чтобы те не попали под винты. Но едва был запущен мотор, как надобность в этом отпала. Услышав, видимо, всегда заставлявший их трепетать гул, они мигом умчались за межу, где и попадали на землю.
Эта встреча с жителями предгорья Хингана на долгие годы оставила глубокие и горестные воспоминания. Какая нищета, страшная бедность, неграмотность! Почему правители Маньчжурии не проявляли никакой заботы об их судьбах?! Чем вызвана такая жестокость, бесчеловечность к простодушным труженикам! Немного позже мне стало известно, что и им, и русским запрещалось есть рис, носить кожаную обувь и многое другое. Полиция частенько врывалась в их дома и строго за этим следила.
Японцы начисто грабили китайцев. Они забирали весь рис, отбирали скот без всякой оплаты. Заставляли по шесть месяцев в году бесплатно обрабатывать рисовые поля своих помещиков. За малейшее непослушание жестоко наказывали или, как правило, без суда убивали. Больницы и школы в поселениях отсутствовали. Люди преждевременно старели и умирали…