Синяя кофточка

  Степан Крыков недавно побывал в Донбассе. В первый же день, по приезду в Егоровку, не успел он еще попить чаю в своей квартире, как начался обстрел. Отсидевшись в подвале, он вышел на улицу. Проходя вдоль дома, встретил старого приятеля:
  — О, Кузьма, сколько лет, сколько зим с тобой не виделись!
  — Степан Антонович? Ну, всего-то три месяца назад мы с тобою, за твоим столиком пиво пили. Неужто забыл?
  — Понимаешь, память садится. За восемь десятков перевалило. Это тебе не шутки...
  Крыков смотрел на Белкина, и ему казалось, что он не изменился, — все такой же веселый, задорный, загорелый, ходил в шортах. Только вот, волосы, брови, усы, как будто кто выбелил.
  — Кузьма, как вы тут живете? Я по телеку слышал, что перемирие наступило, — сказал Крыков, глядя в небольшие глаза Белкина, глубоко сидящие под кустистыми бровями.
  — Какое перемирие..? Сегодня еще ничего, а бывает, заладят и утром и днем, и ночью. Спасает только подвал.
  — Не знаю, что и делать.
  — Ничего, тебе не впервой. Ты вовремя приехал. Завтра будем поминать Веру Суркину.
  — В смысле? Вера что, умерла?
  — Не, ее осколком убило… шла она в магазин… возле школы разорвался снаряд.
  Эта трагическая новость так потрясла Крыкова, что он уже больше ничего не хотел слышать и пришибленный пошел к себе в квартиру. …Дело в том,что он с Верой был близко знаком. После смерти мужа Суркина решила переехать к матери, в Дубовку, что находится возле Северского Донца. Живя по соседству, Крыков предлагал Суркиной:
  — Вера, ну чего ты будешь связываться с этим переездом. Переходи ко мне, сколько можно хлебать это горькое одиночество.
  — Прости, Антонович, но я не могу. У меня мать старенькая.
  — Вера, мать можно и к нам перевезти.
  — И не уговаривай. Хочу пожить на природе, заняться огородом...
  Так тогда ему хотелось соединить свою жизнь с ней, но не судьба! Вера Суркина переоценила свои возможности. В селе она не прижилась. Вскоре, похоронив мать, вернулась в свой «скворечник», на пятый этаж. Весной этого года Крыков опять с ней встретился. Она все так же была хороша: чудная фигура, веселая, озорная, люби — не хочу! Но было уже поздно, у него появилась другая женщина.

  Помянуть Суркину собрались в основном соседи. Родственники приехать не смогли, так как жили «за границей». Каких-то пять кэмэ, а на блок-посту строгий контроль: проезд только по прописке. Кузьма, принявший уже не одну рюмочку, сказал Крыкову: «Я тебе расскажу историю про покойную Суркину. Пойми меня. Я ее не осуждаю. Но, когда она выкинула этот номер, вся Егоровка гудела. Все про это знают, а тебя тогда тут не было. У меня же с ней были дружеские отношения, секретов она от меня не таила. Ну, так слушай».

  …Вера Суркина уже взяла себе продуктов в магазине и собралась идти домой, но какая-то сила потянула ее на местный рынок. Подошла к киоску с верхней одеждой. Разглядывая, платья, курточки, наткнулась на синюю кофточку. На первый взгляд, кофточка, как кофточка. Но, лишь она ее примерила, — то даже продавщица ахнула. Так она ей подошла, облегла и плечи, и грудь! Засверкали золотом в солнечных лучах удивительные узоры и пуговицы на груди. Любопытные женщины залюбовались Верой. Так кофточка подходила ей к темным волосам. Боже! Какая прелесть!
  — Сколько? — Вера глянула на продавщицу
  — Всего 300 гривен.
  — А в долг, можно?
  — Нет, в долг не отпускаю.
  — Тогда придержите, пожалуйста, до завтра.
  — Это можно, приходите.
  У Суркиной испортилось настроение. Она себя чувствовала как ребенок, у которого отобрали любимую игрушку. Что же делать? Этот вопрос, мучил ее весь день. Вот запала ей в душу эта кофточка, ну хоть плачь! Давно она уже так ничего не хотела. Деньги, деньги.., ну где же их достать? Вера обошла всех соседей, всех знакомых. Некоторые из них даже у виска покрутили пальцем: мол, какие деньги, война идет, ни получки, ни пенсии, тут хоть бы на хлеб наскрести. Суркина даже обратилась к Надежде Чуровой, с которой находилась в состоянии вражды. Переступила через «не могу», через презрение, которое к ней испытывала. Скандал у них возник из-за кота Барса, что гадил Суркиной под дверь. Они сцепились на лестничной площадке:
  — Твой кот меня уже достал. Да штоб он сдох! — кричала Суркина.
  — Как ты смеешь со мной так разговаривать? — отвечала Чурова.
  — Ненавижу! Даже если ты будешь тонуть и просить о помощи, захлебываться, биться из последних сил — не протяну руки.
  — А я при смертельной жажде — не попрошу у тебя воды...
  Уже месяц они обходили друг друга. Так велика была ненависть. Но, видать, желание заиметь кофточку, было сильнее ненависти. Суркина, зная, что у Чуровой всегда были деньги, подошла к ней. На ее просьбу та ответила:
  — Вера, прости, но денег у меня сейчас нет. Вот смотри, — она открыла дверь в ванную. — Вот на эти металлопластиковые трубы ушли деньги. Только между нами: обратись к Кондрату Коркину. Он от меня получил приличную сумму.
  Суркина не привыкла отступать и решила идти до конца. Под вечер постучалась в дверь сантехника Коркина. На пороге появился мужчина среднего роста, крепкого телосложения.
  — Вера, жалуйся,— сверкнули под усами металлические зубы.
  — Кондрат, нужна твоя помощь, что-то кран на кухне барахлит.
  — До утра не продержишься?
  — Да, конешно.
  — С утра будь дома, приду.
  — Хорошо, буду ждать.
  Утро следующего Суркина встретила без волнений. Она верила в успех своего плана, который она себе нарисовала еще вечером. Она, позавтракала овсяной кашей с молоком, попила с печенюшкой чаю, надела цветастый халат, и присела у телека. Вскоре и Кондрат вошел с деревянным ящиком, в котором носил ключи. Суркина вышла навстречу. Едва он закрыл дверь, она резко распахнула халат. Как яркое солнце, белизна обнаженного тела ударила Коркину в глаза. Ящик с инструментами грохнулся на пол...
  Спустя время, они пришли на квартиру Кондрата. Подойдя к серванту, он выдвинул ящик и, указав Вере на купюры, сказал: «Бери, сколько надо». Суркина не ошиблась, план ее оказался великолепным. Жители Егоровки сразу же заметили на центральной улице Веру в прекрасной синей кофточке. И не было на всем белом свете женщины счастливее ее. Такой она и осталась в памяти жителей Егоровки. Ее жизнь, словно осенний листок, подхватил ураган войны и унес в бесконечную вечность…