В конце декабря

Припорошило снегом дороги. Медленно и таинственно падал он в лунном свете на ветви рябин и черемух, заплетался колкими снежинками в кудлатую шерсть дворовых псов, что тихо и незлобно ворчали во сне, покачивая ушами, прислушивались к непогоде. Дым горячих печей клубился в морозном воздухе, улетая неспешно к черному небу, а там, высоко-высоко в темной беззвездной пустоте, озорник-ветер рвал эти рукотворные облака в клочья, пел свои песни и звонко смеялся.
Скрипели в недобром лесу сучья, ворочались в сугробах угрюмые тени, сбрасывая снег с колючих ветвей. Перешептывались старые пни, стылым сумраком отзывалась лесная темнота на ледяной голос конца декабря, когда кто-то невидимый все вздыхал, причитая, на нехоженых с осени тропах.
Дед плел сеть. Подслеповатые, но все еще ясные глаза его внимательно следили за стежками, а у стола, положив руки под голову, примостился и я. Где-то в потаенном уюте избы притихла бабушка.

«Деда, ну расскажи страшное, а?»
«Да, каво ты, паря, в такое-то время рассказывать! Спать плохо будешь».
«Да, буду я спать, на печи-то каво бояться?»
«Но, ладно, слушай, уж…»
Дед усмехнулся, отложил сеть, приосанился, кашлянул, и начал.
«Шел-то я, кажись, в семнадцатом-ли? По зиме-то, по перенове, но. Как раз с Каленова, припозднился там. По проселку шел, спешил до заката, да не успел. Гляжу, вдалеке телега едет, на ней сидит, да гикает кто-то, да так громко. Но, главное, звонко так, аж по лесу грянет как. Так я нагнал его, грю, ты уж довези-ка, паря, до тракта, так и так, припозднился. Он – но, садись. Едем, едем, он все молчит, да гикает только. Я уж гляжу, должны с леса выехать. Грю, так куды мы, батюшка едем-то? Раз, и нету никаво, ни телеги, ни мужика. Гляжу, паря, до Братскава ключа меня завел, нечистый. Кругом еще, главное тишина такая, и луна светит промеж ветвей. Вот как, Федька, быват-то. Спаси, Христос!»

Сердце бешено колотится в груди, в тишине потрескивают в печке угольки. Но знаю я, что в темноте, там, за закрытыми ставнями, по заброшенным лесным дорогам, далеко-далеко за нашим селом, в самой глубине чащи, ходит-похохатывает кто-то, и все мерещится вдалеке скрип обода старой телеги, что не оставляет следа на новом снежном полотне. 

23\XII 2018 г.